Только один изобретатель знал, насколько опасно то, чем он сейчас занимается. Хорошо, что самых старых мастеров, которых он самолично учил, как именно, а главное - сколько времени надо прочищать стволы, с ним сейчас не было. Молодые же и не подозревали, что с каждой секундой сокращенного времени ровно на один шанс увеличивается опасность оставления малюсенького катышка непрогоревшего пороха, а следовательно, непроизвольного взрыва. Сейчас изобретатель оценивал его вероятность уже как пятьдесят на пятьдесят.
- Зато у меня быстрее, - откликнулся Вячеслав и снова скомандовал: - Пли!
На этот раз все произошло почти одновременно, картечь смешалась со стрелами, и монгольский строй, разом утратив еще десятка четыре воинов, несколько сбился с бешеного ритма скачки, ставшей не такой уверенной.
- Оп-па! - весело завопил Славка и разухабисто затянул: - Тут мои честные вопли услыхал честной народ. И хотя народу было чем заняться… Пошли, пошли, родимые… Залпом, пли!
Константин оглянулся. Из настежь распахнутых городских ворот выкатывали волны всадников во главе с воеводой. Но уж больно неторопливо все это происходило, точно в замедленной съемке.
- Я с испугу чуть не помер, я с испугу протрезвел, и ору себе, как баба-роженица… Залпом, пли! Эх, твою мать, а они и правда не поспевают!
Да, теперь становилось ясно, что полк воеводы действительно не успевал, тем более что часть монгольской конницы - сотни три, - повинуясь гортанному окрику нарядного всадника, скачущего впереди, уже разворачивала коней в сторону города, рассчитывая своей самоубийственной атакой пусть не остановить, но сдержать русичей, выигрывая драгоценное время.
Впрочем, его было и так предостаточно, чтобы успеть не один, а три раза управиться с жалкой горсткой людей, упрямо сгрудившихся возле синь-камня.
Новый залп картечи снес около двадцати человек, еще один - арбалетный - и десятка полтора на льду, но остальные-то, остальные почти рядом, метрах в трехстах, не больше. Вот уже полетели в ответ и первые монгольские стрелы.
- Теперь наш черед, царь, как ты и обещал! - подбежал к Константину Рашид. - А то на нашу долю так ничего и не останется!
Он по-прежнему весело улыбался, и от этой улыбки у Константина больно защемило в сердце. Понимая, что, скорее всего, он уже никогда не увидит этого неукротимого смельчака живым, пришлось тем не менее соглашаться. Мол, да, пришло его время… Время умирать…
- Давай! - крикнул он. - Только все вместе, - уточнил сразу. - И возьмите на себя тех, что слева, чтобы они не смогли нас обойти, а с середкой мы постараемся управиться сами.
- Давай! - истошно вопил Минька. - Успеем на раз!
- Щиты! - одновременно с ним выкрикнул Вячеслав, и половина дружинников разом кинулась закрывать мастеровых, не имевших доспехов, а оставшиеся сноровисто и ловко начали перезаряжать арбалеты.
- Убирай! - истошно завопил Минька, и дружинники, мгновенно сообразив, тут же отшатнулись от пушек. - Дистанция - сказка! - счастливо завопил изобретатель, подпаливая фитили. - Прямая наводка! Слепой не промажет! Эх-ма!
Рявк! Чавк! И еще четыре десятка монголов на снегу. И тут же залп арбалетов в упор положил еще один десяток, а то и полтора - кто ж сочтет. Левое крыло степняков стало сдвигаться к прореженному центру, но тут на него наскочили булгары и юрматы, и завертелась беспощадная звонкая сабельная карусель, где проигравших нет - есть мертвые, а счастливчик тот, кто окажется всего лишь тяжело раненным.
- Врешь - не возьмешь! - подал голос Константин и скомандовал мастеровым:
- Щиты перенимайте!
Те поначалу не поняли, опешив, уставились на него, хлопая глазами, но после повторной команды сообразили, что готовить пушки времени нет, а вот залп из арбалетов сделать еще можно. Залп! Есть! Но монголы уже совсем близко.
- К синь-камню, - крикнул Константин. - Ставь строй! Щиты не выпускать! - И подосадовал, что мастеровые могут не понять задумки.
Но воевода гонял на учебу всех без разбора. Тех, что в Ожске, вдвое меньше, но все равно гонял, и они поняли, что только этим смогут помочь дружинникам. Не выпуская из рук щитов, люди осторожно попятились, смыкаясь.
- Теснее, теснее щиты, - подбадривал Константин. - Совсем немного осталось продержаться, - хотя и понимал - вранье. На самом деле полк продвинулся за это время метров на сто, не больше, да и то благодаря усилиям в первую очередь самого воеводы. Горыня, чуя свою промашку, рубился впереди всех и даже не закрывался щитом, принимая на бронь все удары.
Между тем центр степняков был почти рядом, да и левый фланг монголов тоже все ближе подступал к синь-камню, несмотря на то что четыре десятка всадников делали все возможное и невозможное. Абдулла-хан и впрямь дал самых лучших, но каким бы ты ни был умельцем, в конном бою в одиночку с дюжиной не совладаешь, а их там как раз и было десяток на сотню.
Словом, картина была ясная. Одну минуту, может, и удастся выстоять, полторы - маловероятно, а две - предел. Злые степные кони совсем рядом, даже храп слышен.
И началось. Дружинники дрались лихо, но это не Галич - косарей нет - а бить с коня намного сподручнее, чем сходиться щит на щит, а уж учитывая возможность зайти с фланга, а то и с тыла - никто ж не мешает - совсем беда.
И на Миньке уже кровь. Чья? Хорошо бы монгольская, хотя какая разница - через минуту все равно польется своя. А у Славки она уже ручьем, все лицо залила, но вроде вскользь, раз рукой еще машет.
"Все, дотумкали скоты, в обход пошли, - понял Константин, почувствовав, что напор врага ослаб. - Еще секунд десять, и сзади стрелами. Ох, нехорошо, когда царь умирает от ран в спине. Да и нечестно - бежал! Сейчас начнется".
Однако ничего не начиналось. Напротив, напор ослаб еще больше. Всадники испуганно визжали, показывая на небо, и один за другим разворачивали коней.
- Мать честная! - ахнул Константин, краем глаза глянув туда же, да так и застыл с полуоткрытым ртом.
- Ну, батя!.. - по-щенячьи завизжал Минька, а воевода истошно завопил:
- Местный поп, отец Василий - бывший прапор КГБ… Давай, отче!..
И тут же снова затянул что есть мочи:
Заорал, господь не выдаст,
И по праведной злобе
Стал кадилом сокрушать супоста-а-тов.
Зрелище было и впрямь еще то - прямо какая-то фантасмагория, да и только. Со стороны Переяславля летел воздушный шар с намалеванной на полотнище страшной красной рожей, раскрывшей пасть с огромными клыками. А в корзине стоял… владыка Мефодий и с ним Слан и еще один монах. Слан закрывал патриарха щитом, а монах…. Словом, ему было плохо.
Сам же патриарх, все время отодвигая мешающий ему щит, громогласно басил:
- Вот я вас ужо, бармалеи, брандыхлысты! Ах вы, шпана драная! Гоги и магоги! - и все в том же духе.
Эффект не был бы так силен, если бы шар летел повыше, как ему и положено. Но он чуть ли не стелился над землей буквально метрах в пятнадцати-двадцати от поверхности.
От ветра шар слегка подавался вперед, а более тяжелая корзина оставалась несколько позади, и создавалось впечатление, будто все эти угрозы выкрикивает страшная образина, нарисованная на шелку. Выкрикивает и хищно выискивает, кого бы первого ей схватить и сожрать.
В рядах монголов царила уже самая настоящая паника. Между тем полк воеводы уверенно вцепился в загривок бегущих, медленно, но уверенно вгрызаясь в него. Да иначе и быть не могло. Монгольская низкорослая лошадка всегда проигрывала в скорости русским коням. Ей бы дальнюю дистанцию, тогда за счет выносливости она бы уравняла шансы, но какое там…
Константин, счастливо улыбаясь, сделал пару шагов назад, наткнулся спиной на шероховатый и почему-то ощутимо теплый выступ синь-камня и замер.
Он не потерял сознания, просто выключился из этого мира, свалившись в иной, зачарованно вглядываясь в чудные видения, проплывающие у него перед глазами.
Картинки были размытые и какие-то сероватые, но постепенно начали приобретать четкость и яркость, а затем и цвет. Более того, из двухмерных, плоских, они начинали на глазах превращаться в трехмерные…
Очнулся он оттого, что кто-то испуганно тряс его за плечи, а еще через миг ему в уши ворвался истошный вопль насмерть перепуганного Славки, причем с середины фразы:
- …проглотил? Да не молчи ты! Где хоть ранили - ответь! Блин, ни черта не понимаю! - И в самое ухо: - Государь!
Константин вздрогнул и отшатнулся.
- Ну, слава богу, - всплеснул руками воевода. - А то у меня аж сердце зашлось. Разве ж можно так народ пугать?
Внезапно толпа дружинников, тесно сгрудившихся перед Константином, раздвинулась, и перед ним появился лекарь-булгарин. Присев на корточки, он некоторое время пытливо вглядывался в лицо царя, сидящего перед ним, затем кивнул, удовлетворившись осмотром, и вынес диагноз:
- Все хорошо.
Дважды повторив эту фразу, он извлек из узелка кусочек чего-то румяно-желтого и приятно пахнущего и бесцеремонно ткнул его прямо в рот Константина.
- На, съешь. Жуй-жуй, а то на ноги не встанешь, - и хитро погрозил пальцем. - Думай в следующий раз, куда можно заглядывать, а где и поостеречься не мешало бы.
Константин попытался встать, но у него ничего не вышло. Тело словно налилось свинцом, и ватные ноги наотрез отказывались держать эту непомерную тяжесть. Кое-как он все же приподнялся, оперся рукой о камень, но тут же, вспомнив, испуганно отдернул ее, хотя ничего похожего на то, что с ним было в первый раз, не случилось. Собственно говоря, с ним вообще ничего не случилось.
- Трогай-трогай, - раздался знакомый голос за его спиной. - Теперь можно. Он не жадный. Что не жует, то и не глотает.
Константин обернулся. Ну, так и есть - Градимир.
- Ты чего ж не предупредил про монголов-то?
Ругаться ему не хотелось, точнее, попросту не было сил. Эх, его бы сюда на пять-десять минут раньше, под свист татарских стрел, под монгольские кривые сабли - иное бы запел, старый козел.
Тот виновато развел руками:
- Я и сам не ожидал. Поверь, что когда мы его решили забрать, то боялись совсем иного. Да и не ведали мы, что Фардух еще жив. Думали, что он давным-давно у Озема с Сумерлой пребывает, которые его Нияну головой выдали, что его уже Злебог терзает вовсю, а он… Ну да ладно. Я смотрю, ты и без нас управился неплохо.
- Управился, - усмехнулся Константин. - Война только начинается.
- Это все так, - согласился Градимир. - Будут еще и боль, и горе, и раны, и смерть. Но ты запомни одно, государь. Самое важное сражение ты уже выиграл. Теперь, что бы ни случилось, пускай даже враги побьют все твои полки, самого страшного уже не произойдет.
- Да куда уж страшнее, - вздохнул Константин. - Это вам, в пещерах уральских, издали наблюдая, рабство родной страны пустяком кажется, а мне так вот нет.
- Не пустяком, - возразил Градимир. - Но и не самым страшным, что могло бы приключиться.
- А что же, по-твоему, самое страшное? - мрачно спросил Константин, потихоньку разминая ладонь правой руки и прикидывая, хватит ли у него сил, чтобы размахнуться и приложиться хоть раз.
Жрец улыбнулся одними губами и заметил:
- Опять выпытываешь, государь? Нехорошо это.
- Ну хоть кусочек будущего ты предсказать можешь?
- Тебе - нет, - сразу же и без малейших колебаний ответил тот. - Меняется оно у тебя все время. Ты из тех редких, кто сам пишет свою судьбу. Да и твои друзья тоже.
- Ну а чем война закончится? - не унимался Константин. - Ты же волхв?
- Да какое там, - пренебрежительно отмахнулся тот. - Вот у тебя настоящий волхв - не чета мне. Даже по небу летает, - заметил он без тени насмешки. - А я так только - глаза людям отвести, чтоб прийти и уйти незаметно, ну и еще кое-что. Пустое все. И вообще, вовремя напомнил ты мне о будущем. Пора. Да, чуть не забыл, - хлопнул он себя по лбу. - Ты же про Мстиславу вопрошал. Или оно тебе уже не надобно?
- Ну почему же, - как можно спокойнее, а то подумает еще невесть чего этот зловредный старикашка, произнес Константин. - Хотелось бы узнать, как там Хозяюшка медной горы поживает.
- Да-а, - протянул неторопливо Градимир, растягивая паузу. - Если бы ты сегодня ее встретил, то разве что по лицу и признал бы, - наконец-то выдал волхв и тут же пояснил: - Поправилась она сильно… после родов.
- Замужем, стало быть, - сделал вывод Константин и нарочито веселым голосом одобрил: - Хорошее дело. Пускай счастлива будет.
Он и вправду был рад за нее. Всем сердцем. Лишь у самого его краешка проступила какая-то грусть, не до конца понятная даже ему самому. С чего бы это?
- Не до замужества ей, - проворчал Градимир, продолжая ласково оглаживать шероховатую поверхность камня. - Сына она растит. - Он немного подумал, пожевал губами, но потом решился и брякнул: - Твоего сына. Святовидом нарекли. А вот с крещением извини, государь, - развел он руками и тут же заторопился. - Пойду я, Константин Володимерович. Ты про должок не забудь, - напомнил напоследок. - А туда больше не лезь, - посоветовал строго, почти приказным тоном. - А то еще раз тронешь не в тот час и не в том месте, так и вовсе туда перешагнешь, даже не заметишь. Обратно же возврата не будет, - и мгновенно исчез.
Так Константин и не успел расспросить его как следует.
А может, оно и к лучшему - чего душу попусту травить?..
* * *
…И пришед вои от хана Бату, исчадия диаволова, с умыслами тайными на Переяславль-Залесский, желаша схватити царя Константина, кой о ту пору бысть тамо, и вышед царь с ими ратиться. И изнемог он в сече той, но патриарх Мефодий яко на крыльях воспариша над полем бранным и учаша обличати их деянья мерзки, и убояшися поганыя слов онаго святого старца и бежаша кто куда не глядючи.
Из жития самодержца Константина, писанного Софронием РязанскимИздание Российской академии наук. СПб., 1805
* * *
Что же произошло под Переяславлем-Залесским незадолго до выступления полчищ Бату? Если отмести в сторону полуфантастическую версию белгородского ученого В. Н. Мездрика, связанную с неким мистическим артефактом, которую почему-то поддержал санкт-петербургский академик Ю. А. Потапов, то напрашивается единственное объяснение случившегося.
Кстати, подобное уже имело место в огромной державе хорезмшахов, куда незадолго до войны прибыл торговый монгольский караван. Он точно так же был задержан по подозрению в шпионаже, после чего товар был изъят, а купцы перебиты.
Думается, что и здесь все прошло по тому же сценарию. Насколько были виноваты купцы или те, кто маскировался под них, за отсутствием данных судить не нам, а царю Константину. Не исключаю, что это было сознательной провокацией монголов, чтобы получить повод к началу боевых действий.
В поддержку моей версии свидетельствует и тот факт, упомянутый в летописях, что монгольские купцы оказали столь серьезное сопротивление дружинникам государя, что в конфликт пришлось вмешиваться самому патриарху, поднявшему горожан на наглых шпионов.
Албул О. А. Наиболее полная история российской государственности. Т. 3, с. 246. СПб., 1830
Эпилог, похожий на… Пролог
Эта дорожка не была выстроена людскими руками. Сама Зимушка - статная богиня-гордячка - наметила ее контуры, дыхнув на речную гладь. А уж идущий следом дедушка Морозко - бойкий неугомонный старичок, угадав пожелание повелительницы, укрепил ее как следует, чтоб ни конному, ни пешему опаски не было. Нет на ней ни рытвин, ни ям. Шагай - не хочу.
Правда, кое-где он немного перестарался. Ну чего уж было так тщательно полировать? Не зеркало ведь. Вот копыта у коней и разъезжаются. Впрочем, умная лошадка хоть и ходко идет, а стеречься умеет, ступает с опаской.
Три всадника по реке движутся. Поводья опущены - значит, не торопятся. Переговариваются тоже неспешно - впереди путь долог, успеют наговориться.
За ними следом - множество. Считать начнешь - непременно собьешься. Ясно только, что не одна сотня и не две, а многим больше.
Между всадниками спереди и теми, что сзади, - саженей двадцать пустого места. Догнать никто не пытается. Разве что изредка кто-то один подскачет, но и то ненадолго. Едва распоряжение получит, как тут же назад отступает или еще куда мчит.
- И все-таки не твое это дело, владыка, - произнес лениво средний всадник в алом корзне.
Видно было, что он уже устал убеждать, а если и пытается сделать это в очередной раз, так больше по привычке и надеясь больше на чудо.
- О том давай лучше помолчим, государь, - степенно ответил правый всадник, облаченный в монашескую рясу.
- А ты что молчишь, Слав? Скажи ему хоть что-нибудь.
- А чего я лезть буду, - отозвался левый всадник. - Ты - власть светская, владыка Мефодий - духовная, а как говорила моя мамочка Клавдия Гавриловна, когда паны дерутся, то у холопов чубы трещат. Я же свой поберечь хочу - он мне очень по нутру. И вообще - мое дело команду выслушать, ответить "есть" и выполнить.
- Вот и скрутил бы его, да назад отправил, - послышалась рекомендация среднего всадника.
- Еще хуже будет. Так он хоть при нас, значит, какой-никакой присмотр, а обеспечен. А представь, что будет, если мы его оставим на часок? Он же такой фортель выкинет, что хоть стой, хоть падай.
- И то верно, - с тяжким вздохом произнес средний и умоляюще: - Ну ты хоть бы в возок сел, владыка. Негоже патриарху на коне скакать. Знаешь, как у тебя к вечеру задница заболит?
- Седалище, - строго поправил всадник в рясе. - Это у боярина какого, воеводы, да даже и у царя задницы. А у меня - седалище. А что до болей, то для того и еду, что жажду выяснить - каково воину приходится, когда он целый день в седле должен провести.
- Да что ты с ним разговариваешь, - чуть ли не зевая, вновь вступил в разговор третий всадник. - Ему теперь после полета на воздушном шаре с красной рожей все гоже. Я только удивляюсь, как он на войну на шаре не полетел? Или ты, владыка, испугался, что ветер не в ту сторону подует?
- О том помолчим, - уклонился от ответа патриарх и посоветовал: - Чем о почтенное духовное лицо языки точить, ты бы, государь, лучше Михайлом Юрьичем занялся.