* * *
Как оказалось, три оболтуса, с которыми Валька столкнулся у подъезда, особой жестокостью не отличались. Обошлись тем, что утихомирили долбанутого задрота… как могли. А может, увидев, что худосочный противник упал и лежит без сознания, решили, что с него хватит. Ведь много ль надо такому доходяге? А то, не ровен час, можно и убить - с далеко не радостными последствиями уже для себя.
Приехавшая "скорая" никакого серьезного урона Валькиному здоровью не обнаружила. Так, небольшое сотрясение, незначительные ушибы… и сутки постельного режима - то есть, по крайней мере, поход в школу Кривцову назавтра не грозил. В общем, могло быть и хуже.
И все же поводов для радости у Вальки не было. Хотя бы потому, что за вечер он успел послушать и причитания матери, и нудную нотацию от отца. Смысл последней сводился к тому, что сынуля растет хлипким, а мир любит сильных. Кривцов-младший слушал эти увещевания вполуха и желал лишь одного: снова потерять сознание. Хоть ненадолго. Лишь бы отстали.
Настроение было таково, что по поганости оно могло соперничать с городской свалкой. Только что на Валькином лбу не было написано "облажался!". Причем не только в драке, которую и дракой-то назвать стыдно - так, схлопотал дурачок мимоходом. В самой жизни вне Игры. Где он уже не сэр Валлиант и даже далеко не сэр Валлиант. И где его опыт, измеряющийся миллионами очков, и достигнутый семьдесят восьмой уровень - помощники столь же бесполезные, как бесполезна картина-натюрморт в деле утоления голода.
А если кратко и без иносказаний, то дело обстояло так. Никому Валька вне Игры не нужен. Никому. Даже родителям, что все больше озабочены собой, а точнее, своим, так называемым, душевным равновесием. И именно поэтому они так трясутся и нервничают. Зело огорчил их непутевый сын - отсюда и нотации, и причитания.
Спал Валька плохо, некрепко; ему снилась Игра, но виденная не на мониторе, а как бы от лица Сэра Валлианта. Отважный рыцарь семьдесят восьмого уровня разил направо и налево двуручным мечом и изничтожал одного за другим орков, вопящих "Задрот!" и эльфийских волшебниц, что смеялись звонким смехом Оксаны Маркушевой. Видел Валька и Черного Охотника: тот был с головы до ног закутан в черную мантию, лицо же его оказалось лицом покойного Пузыря.
Когда же Кривцов внезапно проснулся, он к своему крайнему изумлению обнаружил, что не лежит в кровати, а стоит на полу. И что единственным источником света в комнате служит монитор уже включенного компьютера. Присмотревшись, Валька заметил и маленький зеленый огонек лампочки на модеме. То есть соединение с Интернетом также наличествовало.
"Кто же его включил?" - мысленно вопрошал Валька, присаживаясь перед компьютером на вертящийся стул. Возможно, ответ был прост как валенок: это сделал он сам, инстинктивно и бессознательно. О так называемом лунатизме Кривцов, конечно же, слышал; а других версий предложить его сонный мозг был не в силах.
"Зачем?" - новый вопрос посетил Валькину просыпающуюся голову. И здесь вариантов не было вовсе. Ибо Кривцов уже два года как включал компьютер и выходил в Интернет с одной-единственной целью. С той самой, о которой он сутки назад намеревался распрощаться навсегда.
"Неужто Игра сама тянет меня к себе?" - снова спросил себя Валька. И обомлел от осознания той простой истины, ради которой он угробил пару лет своей жизни. Да и саму эту жизнь, по большому счету, тоже.
Вальке не приходилось слышать о сиренах и об Одиссее, которого они едва не погубили, приманив своим пением. В противном случае Кривцов бы непременно заметил аналогию - даже не будучи гигантом мысли. Суть же заключалась в том, что здравомыслящий человек по собственной воле ни за что бы не стал ни лезть в логово к сиренам, ни просиживать ночами за… что греха таить, бесполезным для жизни и небезвредным для здоровья, занятием.
Но то - здравомыслящий человек. С собственной волей. На одурманенного пением сирен сие, увы, не распространяется. Равно как и на задрота - на это человекоподобное, но безвольное, существо, на котором здравомыслящие-то люди давно успели поставить крест, записать в безвозвратные потери. Собственно, именно это и имела в виду Оксана Маркушева, отказывая Вальке. Даже рыгающий пивом примат, с которым они наверняка обжимаются по углам, для нее предпочтительнее. Ибо примат-то, как ни крути - живой. Социумом не потерянный.
И Кривцов знал, что произойдет в следующие минуты. Рука сама потянулась к мыши, а курсор зашарил по экрану, ища ярлык для запуска "Мира воинов". На мгновение вспомнились последние слова Пузыря: "пройду еще пару квестов - как говорят, на посошок, да и разлогинюсь". Затем перед глазами вновь возникло видение актового зала, куда собрали учеников, дабы сообщить им скорбное известие…
Но длилось это всего мгновение. Ровно до тех пор, пока Валька не отмахнулся от этих воспоминаний, как от мухи. Да, умереть, конечно, страшно. А жить… нет, существовать, маясь от скуки и осознания собственной ненужности - ужель намного лучше? Когда тебя словно похоронили заживо, заранее - и ждут не дождутся, когда же ты, наконец, перестанешь дышать. Поэтому Валька ничуть и не удивился, когда Игра все же была запущена. Не удивился своему решению… точнее, чьему-то решению, которое он с готовностью выполнил.
* * *
В давешнюю крепость орков он ворвался подобно смерчу - подобно железному смерчу, режущему и кромсающему все, до чего он сумел дотянуться. Расчет оказался верным: обитавший в крепости клан не смог оказать никакого серьезного сопротивления.
Орки, конечно, тыкали в рыцаря пиками, ударяли дубинами, наскакивали со всех сторон, надеясь задавить числом. Но, увы: чуть ли не каждому из этих ничтожных нубов хватало одного удара двуручным мечом, чтобы выйти из Игры навсегда. А уж на удары-то на эти сэр Валлиант не скупился. Ни в коем случае.
Когда схватка закончилась, Валька запоздало обратил внимание на очередной ляп Игры. Незапятнанно-чистый, сверкающий доспех сэра Валлианта так и остался сверкающим и незапятнанно-чистым. Ни капли орочьей крови на него почему-то не попало, хотя крови этой сегодня было пролито ох, как много.
Впрочем, была и приятная новость. Очков опыта, собранных при штурме крепости орков, хватило, чтобы перескочить с семьдесят восьмого уровня на семьдесят девятый. И это добавило энтузиазму Вальке, пробудило в нем едва не подзабытый азарт. Кривцову захотелось поиграть еще - чтобы перейти на следующий уровень и достичь в этом показателе круглой цифры. После чего продолжить в том же духе.
Однако этим желаниям не суждено было осуществиться. Когда сэр Валлиант вышел из орочьей крепости и оглянулся, обдумывая свой дальнейший путь, внимание его приковала темная фигура. Она возникла на горизонте и приближалась неестественно быстро - так, как будто не шла пешком, а, по меньшей мере, ехала на роликах.
Очень скоро Вальке удалось рассмотреть нового противника. Он оказался высоким и худым человеком в черной мантии мага. Посох, этот непременный атрибут персонажей данного класса, присутствовал тоже - и был увенчан набалдашником в виде головы кобры. И, что интересно, маг не шагал по земле - он скользил по ней, как по льду.
Затем произошло то, чего Кривцов никогда не видел за все два года своего увлечения Игрой. Игровая камера сместилась и начала приближаться к магу в черном; прямо к его лицу. Рыцарь же, сэр Валлиант, и вовсе выпал из поля зрения.
Вскоре Валька уже отчетливо видел лицо мага - относительно молодое, узкое. Злое. С горящими глазами, смотрящими через экран монитора… прямо на него. Запаниковав от запоздалой догадки, Валька заколотил по клавишам, пытаясь покинуть Игру. Но все было тщетно; даже нажатие на кнопку отключения питания не возымело никакого действия.
Некой частью своего сознания Кривцов успел увидеть себя как бы со стороны - тощего паренька, заваливающегося на бок и падающего с крутящегося стула. Всего на мгновение… после чего он смотрел на мир уже глазами сэра Валлианта.
Доблестный рыцарь стоял посреди высокой травы, чувствовал дуновение здешнего нескончаемого ветра, вдыхал свежий воздух сказочного мира - не испорченный выхлопными и прочими вредными газами. И, конечно же, смотрел на мага в черной мантии. Уже поняв, кто это перед ним.
- Черный Охотник, - произнес сэр Валлиант. Голос его звучал не в пример тверже и увереннее, чем у его создателя. Даже в обычной фразе, произнесенной таким голосом, чувствовалась угроза.
- На самом деле мое имя - Джемингор, - скромно ответил маг.
- Не имеет значения, - отрезал рыцарь, - ты ведь пришел меня убить?
- Не так все просто, дорогой сэр Валлиант, - вкрадчиво молвил Охотник, откуда-то знавший имя своего визави, - позволь объяснить тебе кое-что. Посвятить, так сказать, в суть вопроса.
Видишь ли, раньше я тоже был игроком. Да, меня создал, мною управлял и меня прокачивал живой человек. Пока он был живым, понятно. А потом он умер… то ли во время Игры, то ли без нее. Впрочем, это дела не меняет: мы с моим создателем слишком долго были единым целым, отчего после смерти часть его сознания перешла ко мне. За счет этого я и жив до сих пор.
- А для чего ты мне это рассказываешь? - нетерпеливо поинтересовался сэр Валлиант.
- Да потому, дорогой сэр, что с тобой сейчас происходит ровно то же самое, что когда-то со мной. Создатель твой, видимо, слабонервным оказался… но это и не важно. Ибо он уже успел отдать тебе много… себя. Своей души, сознания - как угодно. Настолько много отдал, что не смог долго без тебя обходиться, как бы того ни хотел. Забавно… с тем же успехом он мог отрезать себе руку или ногу, а то и все это вместе - и надеяться на перемены к лучшему.
- Проще говоря, я умираю? - задал прямой вопрос рыцарь.
- А это уж выбор за тобой, дорогой сэр, - Джемингор ухмыльнулся, - возможно, слухи рисуют меня этаким извергом, вроде Фредди Крюгера. Только и желающим, что убить невинных игровых персонажей вкупе с их хозяевами. Но я же сказал: все не так просто!
У тебя есть выбор, сэр Валлиант. Да-да, выбор. Из целых трех вариантов. Первый вариант - это мы разойдемся с тобой миром. Твой создатель, конечно, умрет - там, перед компьютером. Но ты будешь жить. Самостоятельно. В мире Игры. Пока тебя кто-нибудь не убьет… что, скорее всего, случится ох, как нескоро!
Вариант второй. Ты полезешь в драку, и я убиваю тебя. Именно тебя, сэра Валлианта. В дополнение к твоему уже обреченному создателю. И заранее предупреждаю, что вероятность такого исхода очень высока. Ибо я, к твоему сведению, уже достиг восьмидесятого уровня - тебя же успело потрепать в последнем бою.
Ну и третий вариант. Я отпущу тебя. К твоему создателю. Который снова будет жив… причем, благодаря тебе. Если победителем из нашей схватки выйдешь именно ты. Только… не советую рассчитывать именно на такой исход. Почему - я уже говорил. Тем более что не ты первый, кто бросает мне вызов. А я до сих пор жив. И это о чем-то да говорит!
А, впрочем, не буду настаивать, дорогой сэр. Выбор за тобой.
27–30 ноября 2011 г.
Убийца-садовник или антидетектив
Частный детектив Уотс Лохмис мог бы слыть безупречным джентльменом, чуждым пороку… если бы не его кое-какие маленькие слабости. Одной из этих слабостей было курение трубки; другой же - любознательность и тяга к экспериментам. В том числе и к экспериментам с содержимым вышеназванной трубки.
Еще детектив Лохмис любил играть на скрипке; любил - да только не умел, чем изрядно досаждал соседям. Хотя, впрочем, это уже совсем другая история.
В тот день Уотс Лохмис с самого утра почувствовал неладное. Больная голова, сухость во рту и прочие последствия еще одной слабости детектива могли свидетельствовать лишь об одном: сегодняшний день не сулит ничего хорошего. Это как минимум; как максимум кто-то в этот день непременно должен был умереть. На худой конец сам Лохмис - в порядке расплаты.
В тон предчувствию была и погода: серое тусклое небо, вялый затяжной дождь на улицах Лондона… И надо сказать, детектив Лохмис не ошибся: незадолго до полудня домой к нему пожаловал курьер из Скотланд-Ярда с письмом. Согласно которому адресату надлежало как можно быстрее прибыть в поместье миссис Клушин для помощи в расследовании убийства.
Здесь автор позволит себе небольшое, но принципиальное, уточнение: многим наверняка доводилось слышать о легендарных сыщиках, без чьей помощи полиция не имела ни шанса распутать особо сложные и загадочные дела. Так вот, в случае с мистером Лохмисом дела обстояли прямо противоположно: его Скотланд-Ярд привлекал к заведомо пустячным расследованиям; к таким, на которые профессионалам-правоохранителям попросту жалко было тратить время.
Что двигало при этом славной лондонской полицией, сказать было сложно; скорее всего, отношение к подобным делам у Скотланд-Ярда было таким же, как, например, у профессора математики - к процедуре умножения столбиком. А что сделает профессор, оказавшись перед необходимостью подобной операции? Правильно, предпочтет перепоручить ее кому-нибудь менее, так сказать, квалифицированному: студенту, например, или младшему сотруднику кафедры.
Аналогичным образом поступали и в Скотланд-Ярде. И, как бы там ни было, а детективу Лохмису (согласно тому письму) надлежало "быть как штык". Впрочем, надо сказать, он и был в тот момент как штык: как старый, изрядно погнутый, заржавевший и затупленный штык от антикварной винтовки, что успела побывать во многих сражениях.
- О, мой Бог! - такой была первая фраза детектива, когда он переступил порог гостиной в поместье миссис Клушин - места, где и произошло убийство хозяйки, - ужасное преступление! И какое изощренное! От убитой не осталось даже трупа… только меловой контур на полу. И крови… Бог мой, сколько же крови!
- На самом деле труп был, - ленивым голосом отозвался констебль, дежуривший у входа в гостиную, - но его уже отвезли в морг. Кстати, оттуда же просили передать…
Констебль достал из кармана желтую, кое-как свернутую (или, скорее, основательно скомканную) бумажку, развернул ее и прочел-пробубнил:
- Смерть наступила вследствие множественных ранений, нанесенных острым режущим предметом. Оттого, похоже, и крови столько, - закончил он уже фразой от себя.
- Все ясно, - изрек детектив Лохмис, фанатично сверкнув очами и зачем-то подняв указательный палец, - острые режущие предметы - это что? Правильно, ножи и ножницы. А кто их использует? В общем, под подозрение автоматически попадают личный повар и личный парикмахер миссис Клушин. И… кстати: само-то орудие преступления уже нашли?
- Нет, - равнодушно отвечал констебль, - вас ждали.
- Хорошо. Хорошо… - пробормотал сыщик, одновременно осматриваясь, - значит, придется искать самому… Ножницы или нож… ох, а это что такое?
И он осторожно поднял с пола валявшийся там предмет.
- Скорее, все-таки ножницы, - констебль пожал плечами, - только… странные они какие-то. Наверное, садовые.
- Так значит са-до-вые, - проговорил Лохмис, - и что же из этого следует?..
- Извините, - небольшого роста человечек в рабочем комбинезоне проворно переступил порог гостиной, а констебль банально не успел его задержать, - простите, джентльмены, я забыл здесь… свой рабочий инструмент. Вот эти ножницы, да…
- Но вообще-то это место преступления, - недовольно, хоть и без особого рвения напомнил констебль, - а эти ножницы - предполагаемое орудие преступления.
- Но это еще и орудие труда, - возразил вошедший, - моего труда. Видите ли, я садовник, и без этих ножниц я не могу работать.
- Полно вам, сэр, - примирительно молвил Уотс Лохмис, - еще не факт, что ножницы - орудие преступления. Зато факт, что без них этому джентльмену… как вас, кстати?
- Джек. Джек Риппер, - скромно, но с достоинством представился садовник, - я работаю в этом поместье.
- Это мы уж заметили, - проворчал констебль, - интересная, кстати, у вас фамилия: похожа на "ripper" - потрошитель.
- Или на RIP, - не преминул подхватить и детектив Лохмис, - Rest In Peace, "покойся с миром".
- На самом деле это не фамилия, а прозвище, - еще более скромным и смиренным тоном возразил Джек, - я получил его в Уайтчепеле… на стажировке. За свой стиль работы… да. Ну так что? Могу я забрать свои ножницы?
- Разумеется, - сыщик с готовностью вручил их садовнику, не обращая ни малейшего внимания на констебля - на его стремительно мрачнеющее лицо и скрежет зубов.
Получив желаемое, садовник Джек немедленно удалился.
- Все-таки зря вы это сделали, - сказал констебль, - рабочий инструмент этого малого на месте преступления - чем не повод для подозрений? Да и натоптал здесь опять же… свинья такая.
- Не мешайте расследованию, - неожиданно резко одернул его Лохмис, - детектив здесь я, и я решаю, кто под подозрением, а кто - нет. К тому же натоптано здесь было и до него; видите, сколько грязи?
- Ага. И следы - не отличить, какие от убийцы, а какие от этого… садовника.
Сие ехидное замечание детектив Лохмис проигнорировал… как, впрочем, он делал всегда, едва заходила речь хоть о малейшей зацепке. Такова уж была "изюминка", если угодно - метода этого сыщика, выделявшая его из серой массы профессионалов.
- Ну, и как успехи? Есть уже версии? - это на место преступления пожаловал сам инспектор Джон Трейдлз из Скотланд-Ярда. И, движимый собственной суетливостью, вместо "доброго дня" сразу начал с расспросов.
- Обозначен круг подозреваемых, - с важным видом отвечал Лохмис, - повар, парикмахер… еще, возможно, кухарка и мясник. Ах, да: еще под подозрением любой из прислуги, кто ходит в грязной обуви.
- В грязной обуви? - переспросил Трейдлз и немедленно сделал соответствующую пометку в небольшой тетрадке, которую всегда таскал с собой, - здешний садовник, например… Хорошо, а как насчет улик?
- Улик? Улик? - последний вопрос изрядно взволновал детектива Лохмиса, и он принялся бестолково озираться, пытаясь выхватить из обстановки гостиной хотя бы что-нибудь, что могло сойти за улику.
Но, увы! Состояние сыщика нимало не способствовало цепкости взгляда и сообразительности. Оставалось уповать лишь на чудо, на счастливую случайность, на удачу, проще говоря. И удача все-таки улыбнулась Уотсу Лохмису.
- Есть! - воскликнул он и, подскочив к тумбочке, подобрал лежащий возле нее клочок бумаги. При этом детектив (конечно же) успел запнуться о табуретку и слегка смазать ногой меловой контур тела миссис Клушин. Однако ж оно того стоило: клочок бумаги оказался запиской.
- Ну? И что там? - нетерпеливо вопрошал инспектор Трейдлз, с трепетом взирая на то, как Лохмис разглядывает единственную улику.
- Анна, умри, сука! - прочел сыщик, - и подпись: Джек.
- Имя миссис Клушин как раз Анна, - заметил Джон Трейдлз.
- Угу, - флегматично отозвался констебль, - а имя убийцы - совсем как у здешнего садовника. Опять же прозвище его…
- Всего лишь совпадение, - парировал Лохмис с твердокаменной уверенностью.
- А не многовато ли подозрений, детектив? - не сдавался констебль, - ножницы, имя, своеобразное прозвище?
- Грязная обувь опять же, - поддержал младшего коллегу Трейдлз.
- Не забывайте, кто здесь детектив, - продолжал упорствовать Лохмис, - каждый должен заниматься своим делом. И вообще, если вы профессионалы, то должны знать: домыслы и догадки ценности для расследования не представляют.