Дальше все проходило менее организованно, отовсюду слышались гневные выкрики, иногда сразу несколько вождей пытались что–то друг другу доказать, яростно жестикулируя при этом. В некоторые моменты казалось, что оппоненты вот–вот сцепятся, но до этого дело не дошло. Егор решил, что нет особой разницы между заседаниями современного парламента и собранием вождей племен, несмотря на то что их разделяют несколько тысяч лет, разве что у вождей спор не дошел до рукопашной, как это нередко бывает у нынешних парламентариев. Михаил никак не комментировал происходящее, отмахивался от вопросов Егора. Лишь когда накал страстей стал стихать, он прояснил обстановку:
- На самом деле план военной компании здесь не обговаривается, даже неизвестно, сколько воинов каждый вождь сможет выставить, а Гюнеш попыталась это узнать. Весь сыр–бор разгорелся из–за человеческих жертвоприношений Эрли–ку: совершать их или нет? Гюнеш стоит на своем: это может разгневать верховное божество Ульгеня. Садыбай и поддерживающие его вожди за то, чтобы их совершить. Они приводят в пример Сайрыма и черного шамана Кайсыма, подчинивших многие племена и завоевавших множество земель благодаря тому, что постоянно совершают во имя Эрлика обильные человеческие жертвоприношения. Эти считают, что Ульгень слишком велик и слишком занят, чтобы снисходить до земных дел, а вот Эрлику скучно в подземном царстве и он постоянно вмешивается в дела людей, так что следует его ублажить. В военное время мнение хаката перевешивает слово верховной жрицы, да и большинство вождей стоят за ним. Адучы и его сторонники поддерживают Гюнеш и требуют выслушать их десятника Сагыша. На это дали добро.
Полог, завешивающий вход в юрту, кто–то откинул, и внутрь вошел крепкий мужчина очень высокого роста, без головного убора, с рыжеватыми волосами и с напоминающими европеоидные чертами лица.
Он стал что–то горячо говорить, но большинство вождей его слушали невнимательно, некоторые же ехидно посмеивались.
- Что он говорит? - нетерпеливо потянул Михаила за рукав Егор.
- Единственный человек, который говорит здесь по существу. У него есть план. Он хочет вынудить противника провести битву в известном ему месте, где он заранее спрячется в пещере с десятком воинов. Когда начнется битва, он со своими людьми выйдет из убежища и, напав с тыла, постарается убить хаката захватчиков Сайрыма. Операция рискованная, в духе современного спецназа, но имеет шанс на успех и практически не оставляет шансов уцелеть воинам этого отряда. Но если к этому плану добавить вот это, - Михаил любовно погладил охотничье ружье, - их шансы значительно возрастут.
- Что ты задумал? Ведь это форменное самоубийство! - Егор с удивлением посмотрел на него.
- Шанс все же есть. А вот если эти остолопы будут просто сражаться… - Михаил кивнул на вождей, без энтузиазма выслушавших предложение простого воина и вновь затеявших словесную перепалку. - Ни они, ни их воины не верят в успех, а в случае поражения нас ждет мучительная смерть либо вновь судьба рабов, но в значительно худших условиях.
Хакат Садыбай, не вставая, что–то торжественно провозгласил, и в ответ раздались радостные голоса его приспешников. Жрица Гюнеш поднялась, в свою очередь сказала несколько слов и, гордо вскинув голову, вышла из юрты.
- Она отправилась беседовать с богами и духами. Совет старейшин во главе с хакатом принял решение совершить человеческие жертвоприношения и для этого отобрать пятьдесят рабов. Это произойдет сегодня перед заходом солнца, так как завтра войско гикафисов выступит навстречу врагу. Место битвы и план, предлагаемый десятником Сагышем, вожди одобрили - ему и его воинам разрешили умереть. Давай ружье, мне оно нужнее.
Михаил взял ружье и направился к выходу. Егор последовал за ним.
- Возьми меня с собой, - неуверенно попросил Егор.
Михаил окинул его хмурым взглядом.
- Для чего? Ружье только одно, а биться акинаком или стрелять из лука ты не умеешь. В пещере должны спрятаться только наиболее подготовленные воины, хорошо владеющие оружием.
- Может, тогда я? - Егор кивнул на ружье.
- Ты же ни бе ни ме ни кукареку по–местному, а там придется координировать действия воинов, а объясняться знаками только у "морских котиков" в фильмах получается. Все, пошел я вызволять Соню из гарема. - Михаил вскинул ружье на плечо и вышел из юрты.
Не зная, куда себя деть, Егор направился в юрту, где жили рабы, и встретил вышедшего оттуда Максима, уже без ошейника. Тот пояснил, что остальные разбежались вызволять своих женщин и обустраивать собственное жилье. Пока никаких проблем не возникало - смерть от грома и молнии бывшего хаката, уже успевшая обрасти фантастическими подробностями, устрашила местных жителей, и те стали исключительно покладистыми в общении с "посланцами небесных тэнгри".
- Ты тоже можешь выбрать себе жену, либо Федора, либо Димона. Мирон жил в поселке сам. Я бы выбрал Вику Федора, впрочем, сам решай.
Егор опустился на корточки, погрузившись в горестные раздумья. Он вспомнил Иванну и Викторию из своего будущего, в которое ему верилось с трудом. Внезапно его обдало жаром: как же он не додумался до такой простой вещи?! Раз он видел свое будущее, выходит, его пребывание в далеком прошлом ограничено во времени! А значит, все не так плохо. Интересно, сколько еще ему здесь находиться? И каким образом произойдет его возвращение?
"Ха! С чего это ты взял, что видел свое будущее? - отозвался въедливый внутренний голос. - Это все игры разума, больного мозга. Михаил и остальные здесь уже год. Ты сюда попал надолго, возможно, до самой смерти. Впрочем, она, скорее всего, уже не за горами. Все же война надвигается". Егор упал лицом вниз и в бессильной ярости замолотил кулаками по земле.
Егор шел на бой большого барабана, паузы заполняли бубны, призывно звенели их колокольчики и били по ушам пронзительные звуки незнакомого инструмента, напоминающие игру на свирели человека, лишенного слуха. В этой какофонии слышалось нечто тревожное и к чему–то зовущее.
"Готовятся к жертвоприношению!" - вспыхнула в мозгу догадка, и Егора стало подташнивать, но он продолжал идти на эти звуки. Площадка для жертвоприношения представляла собой круг, выложенный камнями, посреди которого была установлена стела, изображающая подобие человеческого лика. Лицо каменного истукана кривилось в злобной усмешке. Здесь уже собралось множество народа, в сторонке, под охраной воинов, жались друг к другу отобранные для жертвоприношения рабы. Внезапно кто–то грубо схватил Егора за плечо, он испуганно обернулся. Увидев сияющее лицо Михаила, успокоился.
- Неосторожно, братец, себя ведешь! - Михаил дотронулся до ошейника раба, по–прежнему сжимавшего шею Егора. - Тут народ дикий, особенно разбираться не будет - увидев такое украшение, может тебя вытолкнуть к тем несчастным. Со мной можешь быть спокойным - в обиду не дам. Знакомься - Соня.
Стоявшая рядом с Михаилом миловидная женщина была укутана в плотное темное одеяние, обычное для местных жительниц; высокий головной убор вроде кокошника скрывал волосы. Она испуганно взглянула на Егора и молча кивнула. Видимо, она до сих не могла поверить в реальность происшедших в ее жизни перемен.
Возле жертвенника стоял хакат Садыбай, окруженный вождями племен, и, по своему обыкновению, недовольно хмурился. Барабан смолк, теперь откуда–то сбоку был слышен лишь переливчатый звон колокольчиков бубнов. Народ сдвинулся, толпа стала плотнее, однако раздалась в стороны, чтобы освободить проход для процессии верховной жрицы. На этот раз впереди шли четыре шамана в рогатых шапках, непрерывно стуча в бубны, звеня колокольчиками, затем следовали восемь жриц в темных одеждах, их головные уборы были украшены золотыми фигурками, а за ними три шамана несли навершие с золотой фигуркой грифона, державшего в пасти лань. Верховная жрица ехала на колеснице, в которую была запряжена шестерка лошадей, их гривы украшали разноцветные ленточки.
Гюнеш теперь была одета более богато: накидка из шкуры барса, из–под нее виднелись шелковая рубашка и длинная шерстяная юбка. На ее одежде, шее, руках было множество золотых украшений, которые наверняка позвякивали, но эти звуки заглушали бубны.
Когда она сошла с колесницы и подошла к Садыбаю, все стихло, словно выключили звук. Гюнеш шла, спокойная и гордая, на ее устах блуждала легкая улыбка. Михаил напрягся и прошептал Егору на ухо:
- Это не к добру. Она что–то замыслила.
Затем он, словно заправский переводчик, почти синхронно стал переводить все, что говорилось, наверное, сам не веря в происходящее у него на глазах.
- Эрлик заждался даров. Он очень голоден и ждет подношений. Поторопись, верховная жрица! - Садыбай указал рукой в сторону отобранных для жервоприношения рабов.
- Я говорила с духами нашей земли, и они помогли мне дойти до самого Ульгеня.
- Ты говорила с Ульгенем? - спросил хакат недоверчиво.
- Да, я говорила с Ульгенем и просила его даровать победу нашим воинам. И он обещал мне это!
Вокруг взорвались радостные крики, люди обнимались друг с другом, как будто вражеское воинство уже было разбито или позорно бежало прочь.
Хакат поднял руку, и сразу загрохотал большой барабан, заставив всех смолкнуть, затем и сам затих.
- Я не верю тебе, жрица. Не может Ульгень без жертвы даровать нам победу, не может Эрлик, обильно напившись крови жертв, принесенных черным Кайсымом, не оказать им помощи в битве. Прибыли лазутчики. Они побывали в стане врага и сообщили, что там досыта накормили Эрлика. Мы сможем его ублажить только большим количеством жертв. Этого, - хакат указал на обреченных рабов, - недостаточно.
- Что Эрлик может по сравнению с могуществом Ульгеня? Что может малый камушек по сравнению с горой - именно так Эрлик соотносится с Ульгенем? Но ты прав, хакат Садыбай, за будущую победу Ульгень потребовал жертву, какой еще не было и никогда не будет.
- Что же потребовал великий Ульгень?
- Меня. Он и тэнгри ждут мою душу на небесах, а тело мое останется Стражем на нашей земле и будет оборонять ее от завоевателей во все грядущие времена.
- Ты хочешь сказать, что Ульгень потребовал, чтобы тебя принесли в жертву?
- Именно так. Вместе со мной будут принесены в жертву эти чудесные кони, которые помогут моей душе быстрее достичь неба и встретиться с Ульгенем.
Садыбай был потрясен и не находил слов. У Михаила полились из глаз слезы. Он, как и Егор, понял задумку Гюнеш. Что бы она ни говорила, настаивая на исключении человеческих жертвоприношений из обрядов своего народа, хакат стал бы ее уличать во лжи и неповиновении решению круга вождей. В итоге он сместил бы ее и нашел более послушного жреца. Но когда она сказала, что верховное божество избрало в качестве жертвы ее саму, кто мог усомниться в искренности ее слов или оспорить их? Своей добровольной жертвой она навсегда искореняла ужасный ритуал из жизни своего народа, а заодно поднимала боевой дух воинов, теперь уверенных, что в битве с врагом им будет дарована победа.
- Да будет так! - Посрамленный Садыбай отступил в сторону.
Улыбающуюся Гюнеш обступили жрецы, взяли ее под руки. Егор не выдержал - он выбрался из толпы и побежал в сторону своей юрты. По дороге его вырвало. Зайдя внутрь, он зарылся лицом в старую вонючую шкуру и затих. Оставаясь в этом странном полубессознательном состоянии, он пролежал до рассвета.
- Войско выступает, - неожиданно услышал он голос Михаила.
Тот незаметно вошел в юрту и стоял посредине, очень бледный, но явно решительно настроенный.
- Чем вчера все закончилось? - Егор сел; ему было очень жаль Гюнеш, и он надеялся услышать утешительные новости - что ей не пришлось пожертвовать своей жизнью.
- Гюнеш умерла бескровной смертью - ее удавили кожаным ремешком. Удивительно то, что гроб для нее был уже готов - выдолбленная огромная колода из ствола лиственницы. Не думаю, что они держат запас гробов для VIP–персон. Неужели Гюнеш все знала заранее и ее решение - не минутный порыв, а обдуманный поступок? Удивительная женщина, жаль,, что так мало с ней пообщался. Сейчас готовят для нее усыпальницу в Долине вождей, над ней насыплют холм, хотя здесь это сделать непросто - земля подобна бетону. Ладно, пошел я - мы с Сагышем должны поторопиться, чтобы заранее занять выбранную им позицию. Я пришел, чтобы попрощаться с тобой.
- Я пойду с вами.
- Смысла нет - я тебе об этом уже говорил. Когда дойдет до рукопашной, у тебя не будет шансов против профессиональных воинов, если ты не занимался фехтованием.
- Нет, только большим теннисом.
- Акинак - это не теннисная ракетка.
- Все равно я пойду с вами.
- Запретить тебе я не могу, но ты сам должен понимать: это глупо, очень опасно и бессмысленно. Впрочем, как хочешь. На сборы три минуты.
- Я уже готов - все свое ношу с собой. - Егор тут же подхватился.
- Тогда пошли. - Михаил направился к выходу.
С Сагышем пришли десять воинов, и Михаил подытожил:
- Я двенадцатый, ты тринадцатый - неважнецкая цифра для успеха предстоящего мероприятия.
- В приметы я не верю, - бодро заявил Егор.
Несмотря на опасность "мероприятия", он горел желанием в нем поучаствовать. Его экипировали как воина, и теперь у него были лук со стрелами, обоюдоострый меч, копье и небольшой круглый щит.
- Хотел бы я сказать то же самое, - вздохнул Михаил, но отговаривать Егора больше не стал.
Трудности похода Егор ощутил сразу - надо было ехать верхом, чего он никогда даже не пробовал делать, причем скакали они галопом, поскольку времени было в обрез. Он сразу отстал от отряда, так как неуверенно чувствовал себя в седле и боялся на всем скаку слететь на землю. Очень мешало копье, довольно тяжелое, - его надо было все время держать в руке. А управлять лошадью одной рукой ему было чертовски трудно, он будто выполнял сложное акробатическое упражнение.
Расстояние между ним и отрядом все время увеличивалось, и, несмотря на усилия Егора, последний воин вскоре
исчез из поля зрения. На душе у него было нехорошо - он досадовал на то, что никто из воинов ему не помог. Проигнорировал его отставание и Михаил. "Может, он решил, что я испугался и передумал?" - обожгла мысль, но он упрямо скакал вперед, хотя и понимал, что это бессмысленно, так как не знал, куда надо ехать.
Здесь местность имела сложный рельеф: равнины чередовались с ущельями, холмами, быстрыми речками и озерцами. Собственно дороги не было, и Егору все время приходилось петлять, объезжать возникающие на пути препятствия. Ландшафт поражал своей унылостью, практически ничто не радовало глаз, было ощущение, что он находится на другой планете. Его все сильнее мучили сомнения: скачет он за вырвавшимся вперед отрядом или сбился с пути? Самым разумным было повернуть назад, ведь его фотографическая память запечатлела все, что он видел в пути, он сосчитал все встреченные достопримечательности.
За то время, что Егор находился в поселении, Михаил стал для него другом, а тот фактически бросил его. Хотя, по сути, Михаил поступил правильно, ведь перед ним стоит очень важная задача, так зачем же панькаться с членом отряда, от которого пользы ни на грош? Егор еще острее ощутил свою никчемность в мире, в котором оказался не по своей воле. Все знания и умения, полученные им за свою жизнь, здесь оказались бесполезными. Тут он годился только на то, чтобы таскать воду из реки, даже рабский обруч до сих пор не снял - не удосужился сходить в кузницу.
Самобичевание, которому подверг себя Егор, добавило горечи в душе, но не могло подсказать верное решение, как себя сейчас повести. В том, что он уже не найдет отряд Са–гыша, Егор не сомневался. Вернуться в поселение? Но зачем? А что, если добровольная жертва Гюнеш и задумка Сагыша не помогут гикафисам одержать победу? Тогда его ждет смерть или рабство. А если найти какую–нибудь пещеру, затаиться в ней на время и дождаться исхода битвы? Спички у него есть, значит, будет огонь, а огонь - это жизнь, так как порой ночью здесь случаются заморозки. Лук и стрелы у него были, но Егор не был уверен в том, что сумеет попасть в движущееся животное. В речках и озерах в изобилии водится рыба, можно будет использовать копье в качестве гарпуна. Однако в глубине души он осознавал всю утопичность такого плана: ведь он никоим образом не узнает о результатах битвы, если не побывает в поселении, не пообщается с товарищами по несчастью, так нелепо оказавшимися в этом времени. Да и долго он не продержится, живя здесь отшельником, - зима в этих местах наступает рано, и тогда ему верная смерть. Сделав выбор, Егор повернул коня - он решил вернуться в поселение, словно в насмешку называющееся Угодный небу.
Езда на лошади его очень утомила, у него болели ягодицы от неудобного седла непривычного вида, ныли мышцы спины, словно он не ехал верхом, а таскал на себе тяжеленные мешки. Он не ожидал, что при езде на лошади задействуется столько мышц, и теперь понимал, что киногероям на экране телевизора лихо мчаться вскачь совсем не просто.
Ременная петля упала на него, казалось, с неба и резко сдернула на землю. Полуоглушенный после падения, задыхающийся от стянувшей шею петли, он, как при замедленной киносъемке, увидел, что к нему бросились вооруженные люди и приставили к груди копья, после чего освободили от аркана.
Толстый, с круглым лицом под меховой шапкой, с узкими глазами–щелочками, предводитель отряда воинов начал что–то грозно спрашивать, Егор, растерявшись, опять заговорил на языках, которые знал: английском, немецком, испанском, переходя с одного на другой. Разозлясь, толстяк стал хлестать его плеткой, стараясь попасть по лицу. Егор, как мог, защищал лицо, плетка обжигала ему руки, от ударов рукава куртки порвались, превратились в лохмотья. Он стал выкрикивать в отчаянии: "Тахит Сайрым! Кайсым!"
Эти слова подействовали на толстяка, он перестал хлестать Егора и снова что–то спросил. Егора хватило только на то, чтобы повторять: "Тахит Сайрым! Шаман Кайсым!"
Толстяк, видно, ожидая чего–то другого, вновь замахнулся плеткой, но тут высокий воин, стоявший чуть в стороне, что–то резко выкрикнул, и толстяк опустил руку. Егор понял, что именно высокий воин командует отрядом лазутчиков, отправленных Сайрымом вперед.
Воин рукой показал на обруч раба на шее Егора и произнес длинную фразу, упомянув Сайрыма. Егора связали, перебросили, как мешок, через коня. Один из воинов сел в седло, и для Егора начались новые мучения - в такой позе путешествовать на лошади. Перед глазами так быстро мелькала земля, что Егору казалось, будто они мчатся на "Формуле–1" по автостраде, и он прикрыл глаза. Потекли мучительные часы непрерывной скачки. Он понял, что ошейник раба вместе с вооружением воина и то, что он назвал имена их предводителей, поставили в тупик руководителя разведотряда, и тот решил отправить его к руководству, не зная, как с ним поступить.
На место расположения войска Сайрыма прибыли уже ночью. Егора бросили в юрту, где находилось несколько спящих воинов, от ремней не освободили, и он страдал, ощущая свою беспомощность, испытывая жажду и боль в затекших руках и ногах. Лишь утром его освободили от пут, и ему с трудом удалось восстановить кровообращение. Когда пульсирующая кровь заколола множеством иголочек, ему захотелось закричать от боли, и он еле сдержался. Его завтрак состоял из пиалы холодной воды и черствой лепешки, которую он с трудом прожевал. Не успел он поесть, как воины стали разбирать юрту и грузить ее на вьючных лошадей.