И тут запахло зеленым яблоком. В комнату вошла Лена. Сделала возмущенное лицо:
- Он еще валяется! Во дает! Вставай, сонное царство. Яичница на столе стынет.
Она бесшумно шлепала мягкими тапочками, доставала какую-то одежду из шкафа, вынимала из волос бигуди. Короткий фланелевый халатик был запахнут поверх длинной ночной рубашки.
А ведь та, другая, Лена никогда не носила таких мешков, невольно подумал Влад. Она ложилась спать в черном кружеве или алом шелке. Но та, другая, ушла. А эта - здесь, с ним.
Лена выругалась, запутавшись в волосах расческой. Обернулась к Владу, состроила забавную мордочку и виновато пожала плечами. И в этот момент Владу стало абсолютно все равно, сошел он с ума или с ним происходит какая-то сверхъестественная хрень. Лена здесь! Какая разница, как зовут дьявола, который ее вернул?
Когда он вышел на кухню, Лена, уже одетая и накрашенная, силком кормила Анюту геркулесовой кашей. Та, как всегда по утрам, капризничала и подставляла ложке ухо вместо рта. Радиоточка бубнила о результатах конкурса "Лучший наставник" на Калининском заводе.
Влад сел за стол и стал ковырять вилкой яичницу. От ощущения абсурда кружилась голова. Он точно знал, что всего этого с ним происходить не может. И одновременно - что все происходящее в порядке вещей.
Наконец Лена впихнула Анюту в пальтишко. Склонилась над Владом, не прикасаясь накрашенными губами, чмокнула воздух возле его щеки.
- Все, мы ушли! До вечера!
Хлопнула дверь. Он остался один. Ему тоже пора было собираться на работу, но он сидел, вертя в руках тарелку с остывшей дочкиной кашей.
- Ветераны завода неустанно передают свой опыт новичкам, - сообщило радио. - Они помогают молодым рабочим в выполнении трудовых норм. Герои социалистического труда…
Влад вдруг фыркнул. Что за тон у дикторши! Наигранно приподнятый, как будто она воспитательница в детском саду. Раньше он этого никогда не замечал. И такую же ухмылку вызвала мысль о том, что в институте за опоздание он получит выговор. Ну, детский сад! У них в турагентстве за минуту опоздания из зарплаты вычитают сто рублей. Вот это дисциплина!
Ухмылки ухмылками, а все-таки он заторопился и вскоре в распахнутой куртке выбежал на улицу к остановке. Троллейбус, естественно, отошел прямо у него на глазах.
Мимо проехала поливальная машина. Из сквера щурились на утреннее солнце портреты передовиков производства. Купив в киоске пачку "Родопи", Влад закурил, нервно меря шагами тротуар. Ему только что вспомнился вчерашний день.
Воскресений было два.
Воскресенье N1 началось с того, что в прихожей у зеркала он обнаружил Ленину расческу. Он в ярости разломал ее и выбросил в окно. Но день был испорчен, руки тряслись и мысли одолевали мрачнее некуда. Влад достал из холодильника банку пива и выпил ее залпом, как лекарство. И понеслось. В результате он не съездил, как планировал, по объявлению посмотреть машину - взамен той, что отдал Лене. Спать он лег кривой, как патефонная ручка, и даже ни разу не вспомнил о своем странном душевном расстройстве.
Это воскресенье он назвал Горьким - из-за гадостного привкуса во рту.
Воскресенье N2 было совсем другим. После завтрака они поехали в Уткину заводь - в новый зоопарк. На Лене было бледно-оранжевое гедеэровское пальто, и он назвал это воскресенье Оранжевым.
Анюта первый раз была в зоопарке. Влад тоже не был, с тех пор как зверей переселили с душной Петроградки на просторную окраину. И трудно сказать, кто из них - отец или дочка - был в большем восторге.
- Мишки! Мишки! - визжала ошалевшая Анюта. А потом тащила папу за руку: - Ну идем же! Там же лев!
Влад как заведенный щелкал "Зенитом". Почти всю пленку он извел на белых медвежат, забавлявшихся в воде с автомобильной камерой. Их огромная мамка загорала на берегу, а отчаянно храбрая ворона пыталась подобраться к остаткам ее обеда.
Потом они посидели в мороженице, заказав пломбир с шоколадом и с сиропом. Вечером по телевизору показывали "Брильянтовую руку". А ночью… В общем, в воскресенье N2 Влад тоже ни о чем не вспоминал.
И вот что любопытно. Прислушиваясь к себе, он заметил, что теперь его воспоминания чередовались. Это как на картинке, где ты видишь то вазу, то два профиля, обращенные друг к другу.
Сначала он более отчетливо помнил Горькое воскресенье, а Оранжевое иногда вспыхивало ярким солнечным зайчиком. Затем Оранжевое вырвалось вперед и лишь иногда отдавало горчинкой. Но потом все устаканилось, и оба воспоминания равноправно угнездились в его памяти. Ощущение было очень неприятным.
В подошедший троллейбус Влад влез, активно работая локтями. Пассажиры, как обычно, висели друг на друге. Из общего монотонного гула вырывались отдельные реплики:
- Мужчина, смотрите, куда прете! По ногам как по асфальту!
- Будьте добры, пробейте талончик!
- Мальчик, сними портфель. Всю юбку объелозил!
- У метро сходите? Ну так подвиньтесь, раз не сходите.
Двадцать минут на троллейбусе, потом полчаса на метро. С пересадкой. В час пик. Потом - трамвай… Многие готовы любить свою работу, если на нее не придется ездить. Всклокоченный и вспотевший, Влад вбежал в ворота институтского двора.
Зеленую Генкину "волгу" он заметил сразу. Сначала его кольнула зависть: передвигаются же некоторые по-человечески… А потом вдруг отпустило. Экая невидаль - "волга". В той, другой жизни у него была машина получше. И будет еще лучше - как только он выкроит время заняться покупкой. Зато в этой жизни у него есть Лена и много-много, бесконечно много Оранжевых воскресений. Как он раньше не ценил такого богатства? Ради этого пусть ему хоть каждый день мнут бока в общественном транспорте!..
Влад поймал себя на том, что впервые подумал о двух своих "я" как об объективной реальности. Выходит, все, чего ему не хватает в одной жизни, можно компенсировать в другой? Если это и безумие, то чрезвычайно удачное!
В комнату N24 он влетел с первыми позывными производственной гимнастики. Все его сослуживцы уже стояли в проходе у своих столов. Руководитель группы Алла Михайловна недовольно покосилась на опоздавшего.
- Руки в стороны, ноги на ширине плеч, - скомандовало радио. - Согните руки перед собой. Держите локти прямо! Разведите руки в стороны. Раз-два! Раз-два! Веселей, товарищи!
Снова этот нарочито доброжелательный голос - как будто мы все тут умственно отсталые, подумал Влад.
Впереди него махала худенькими руками чертежница Людочка. Она только в этом году пришла в институт по распределению. Людочка считалась модной девчонкой: носила джинсы "Салют" и короткую стрижку с рваной челкой.
- Тетеркина ко мне опять вязалась, - вполоборота сообщила Людочка Владу. - Зачем я в джинсах? Я ей говорю: "Алла Михайловна, ну что за каменный век!" А она мне: "А ты читала постановление ЦК об укреплении дисциплины на рабочих местах? Хочешь нам показатели снизить? Еще раз увижу - влеплю выговор в трудовую". А в чем ходить-то? Как Алла, в юбке "прощай, молодость"? Злые вы, уйду я от вас, - мечтательно протянула Людочка. - Два года отбатрачу и уйду.
Влад кивал и "угукал" - сочувственно, но рассеянно. Он думал о другом. Прямо перед ним на стене красовались два портрета. На одном - Ленин в крапчатом галстуке. На другом - Тропинина в окружении рабочих. Раньше Влад воспринимал эти портреты безразлично, как неизменный фрагмент интерьера. Теперь его странный двойник нашептывал мысли самого что ни на есть опасного свойства.
Владлен Верижников дожил до двадцати девяти лет, не задумываясь о многих вещах. Представления, которые воспитала в нем семья и школа, были образны и примитивны, как у дикаря. Иногда здорового человека пробирает дрожь при мысли, что он мог родиться инвалидом. Так в детстве Влад с ужасом представлял себе, что было бы, не родись он в СССР. Весь остальной мир виделся ему коварной ловушкой, бездной, в которой бродят призраки безработицы, расизма и милитаризма. Конечно, став взрослым, он ко многому стал относиться иначе. Что-то стало раздражать… Но и в страшном сне Владлену не могло привидеться, что однажды Советский Союз завершит свое существование.
И вот в его внутреннем мире появился некто Владислав и сказал: не знаю, как у вас, парень, а у нас все давно развалилось к чертям.
- Раз-два! Раз-два! Достаточно. Молодцы! А теперь ноги вместе, руки вперед. Приседаем - раз-два! Раз-два!
Влад не замечал изящной Людочкиной попки, обтянутой серой джинсой. Ему вдруг показалось, что ласковый прищур Ильича стал ехидным…
После зарядки на столах одновременно загудели компьютеры - сеть включалась централизованно.
Влад честно попытался сосредоточиться на схеме генератора - но не смог. Мысли разбегались. Его бесила собственная неспособность додуматься до какого-то логического конца, он просто готов был застонать от досады. Иногда Влад кидал косые взгляды на коллег, корпящих над работой. Ему казалось, что его безумие становится заметным для окружающих. Присутствие людей его смущало и тяготило.
Наконец наступил обеденный перерыв. Первой из-за стола выпорхнула Людочка.
- Владик, в столовку идешь? Нет? Что это с тобой? - она шутливо пощупала ему лоб холодными пальцами. - Семейные проблемы? Или просто насморк?
- Насморк, - послушно кивнул он.
- Простыли, Владлен Никитич? - тут же встряла Тетеркина. - А почему к врачу не идете? Я же вижу, вы с самого утра не в себе.
"Господи, да уйдете вы все наконец?" Подавив безмолвную мольбу, Влад пробормотал:
- Да ерунда!
- Ваше здоровье, молодой человек, - не ерунда, как вы изволили выразиться, а наша общая забота. И пренебрегать им вы не имеете права, - холодно отчеканила Алла, выходя. - Если больны - берите больничный и не распространяйте вирусы.
- Достала, - буркнула Людочка, показав ей вслед язык. - Послушать ее - так у советского человека вообще личной жизни нет. Что насморк, что запор - все общая забота. Ты точно есть не пойдешь? Принести тебе пирожок?
Дождавшись от Влада кивка, она выпорхнула за дверь. Влад остался в одиночестве, но от этого легче не стало.
Напрасно он надеялся, что как-то справится. Рано или поздно все догадаются. И Тетеркина. И Лена. И что тогда? Его и в самом деле отправят к врачу.
Здравствуйте, больной. На что жалуетесь? Здравствуйте, доктор. С некоторых пор меня почему-то стало двое. Что порекомендуете? Порекомендую, голубчик, тишину, душ Шарко и одежду с очень длинными рукавами. В общем, привет, психушка.
Ему нужна помощь! Человек, который не побежит звонить по "03" после первой же фразы. Поделиться с Леной? Рассказать ей о том, что произошло между ней и Генкой? Ни за что.
И тут Влад вспомнил чернявого соседа по злополучной поездке в метро. "Летний сад, у домика Петра, с 8 до 10 вечера. Это надежно, я буду вас там ждать".
Сегодня же! Сегодня же после работы, решил Влад.
- Хенде хох!
От неожиданности Влад подскочил на стуле. Отодвинув клавиатуру, Генка Полевач взгромоздился на стол. Он вертел в руках пластиковую папку и хихикал, ужасно довольный, что застал приятеля врасплох. "Кудахчет, как курица", - подумал вдруг Влад. С некоторых пор - он прекрасно знал, с каких именно! - Генка стал его раздражать.
Вслух Влад сказал:
- Спасибо еще раз, что встретил моих.
- Да брось. Друзья для того и существуют… чтобы на них ездить! Ты лучше скажи: "Французский десерт" удалось посмотреть?
- Нет. Лены не было, с кем бы я пошел? Ну ничего, успеется.
- Сомневаюсь, - многозначительно поморщился Генка. - Между нами, мальчиками, я вообще не догоняю, как такое выпустили на экран.
Владу сейчас было не до новинок экрана. Но из вежливости он спросил:
- Даже так? А про что хоть кино?
- Про несчастную любовь, натюрлих, - хмыкнул Генка. - Внук белогвардейского эмигранта приезжает в Россию. Дед, понимаешь ли, ностальгировал, и внук страстно хотел увидеть русские березы. В общем, этот француз обратился к советскому правительству с просьбой дать ему гражданство. Ему предлагают как бы испытательный срок - год. Если за это время он докажет нашей стране свою дружбу, то сможет остаться. Но у француза это, натюрлих, не получается. Он скандалит в ресторане, оскорбляет негра-студента и в конце концов связывается с городским сумасшедшим, мечтающим возродить самодержавие.
- А любовь-то где?
- А любовь у него с очаровательной блондинкой-комсомолочкой, которую, представь, играет Лена Корикова. Она пытается его перевоспитать, но безуспешно. Он так же безуспешно пытается ее развратить.
- И в чем тут мораль? - искренне подивился Влад.
- А мораль выражена устами комсомолкиного прадеда. Он такой совсем выживший из ума старик. И пока комсомолкины родители обхаживают француза, прадед, фигурально говоря, машет шашкой. Типа смерть буржуям. Все над ним смеются. А потом, когда комсомолочка прибегает домой вся в слезах, он гладит ее по голове и говорит: "Сколько волка ни корми, он все в лес смотрит".
- Ну, и чем это все заканчивается? Он уезжает в Париж, она остается на Родине?
- Ты знал, ты знал! - Генка погрозил пухлым пальцем.
- Я только не понимаю, где ты узрел в этом крамолу. Эмигрант, очевидно, мерзавец. Наша девушка - молодец.
- Все так, - вздохнул Генка. - Вот только… Уж больно этот французик симпатичный. И пакостит он симпатично. Как будто режиссер совсем не то хотел сказать, что сказал… Это точно, у меня на такие вещи нюх. Так что хочешь посмотреть - иди скорей, пока не прикрыли. Иринке моей очень понравилось. Да, кстати, она же съездила в Париж!
- Да ну! А через кого? - брякнул Влад. И сам оцепенел от сказанного. "Через кого" - он имел в виду: с каким туроператором. Точнее, не он, а Владислав, который менеджер по туризму… К счастью, Генка ничего не понял.
- Да не через кого. В профкоме в общем порядке путевку оформили. Она же у меня передовик.
- Ну и как? Не подцепила тлетворную буржуазную бациллу?
- Да ну тебя! - хихикнул Генка. - Из нас двоих благонадежнее она. У нее даже партийный стаж больше. Вот, - он достал из кармана пиджака коробочку, упакованную в серую обертку. - Духи для Ленусика. Иринка купила в дьюти-фри.
- Спасибо, - растерянно сказал Влад, убирая коробочку в сумку.
- Ладно, - зевнул Генка. - Пора мне. Цурюк, цурюк. Мне еще надо с переводчиком созвониться. Видал? - он потряс пластиковой папкой, внутри которой Влад разглядел ксерокс какой-то статьи на английском. - "Истборнский рабочий" написал про наш институт. В органах проверили, сказали, можно довести до трудящихся. Все хорошо, только мне теперь с переводом возиться…
- Давай я переведу, - пожал плечами Влад.
- Попробуй! - Генка, хмыкнув, сунул ему папку.
Влад пробежал статью глазами.
- Здесь говорится об укреплении дружеских связей… Встреча, состоявшаяся в феврале 2006 года… Рабочая молодежь Англии жмет руку советским молодым рабочим… Обмен опытом… Вся мощь советской науки… Помериться силами на футбольном поле… В общем, если хочешь, оставь, я тебе набросаю.
Генка смотрел на него недоверчиво. Потом в его взгляде появилось и совсем странное выражение.
- Так ты действительно читаешь? Не придуриваешься? А откуда ты так хорошо знаешь язык? У нас же только шпионы английский знают, хе-хе.
Владу что-то очень не понравилось в Генкином голосе. Он сообразил, что снова сморозил не то. В этой жизни Владлен Верижников свободно читал техническую документацию на китайском - в вузе их неплохо поднатаскали в связи с требованиями производства и международной политики. В школе, как и все, он учил немецкий. Зато Владислав свободно говорил на языке Джорджа Буша и Бритни Спирс. И еще он понял, что хвастаться этим перед Генкой не стоило.
- Ну, со словарем это прочтет любой, - начал выкручиваться Влад. - И ты в том числе. Но раз тебе некогда, давай, я сделаю. Ты ведь нам так помогаешь… Кстати, заглянули бы в субботу. Ирина бы рассказала про Париж…
- В субботу? Зер гут! - оживился Генка. - Иринка привезла чудесное французское вино, мы его как раз и разопьем. Ну что, статейку я оставляю? Может, как раз к субботе управишься? Вот и ладненько. Все! Пока! Ауфидерзейн!
Генка колобком выкатился за дверь.
И что меня дернуло его пригласить? - подумал Влад. Он поступил как бы назло своему страху. Страху потерять Лену… Впрочем, все это ерунда, Генка женат, хотя его Ирина совершеннейшая скобариха, но он вроде бы доволен, и даже если нет, то с чего бы мне не доверять Лене?..
И еще один нелепый довод вдруг успокоил Влада.
Владлен и Владислав сменяли друг друга аккуратно через день. Если так и будет продолжаться, то суббота достанется Владлену. Вот и прекрасно, решил Владислав. Пусть справляется без него…
Афины. 347 год до нашей эры
Великий Платон умирал.
Тускло горели светильники. Над ложем застыл тяжелый запах травяных настоев. Врач только что выпустил больному дурную кровь, и старая рабыня, накинув на голову черный гиматий, понесла миску во двор. Вслед за ней вышел врач.
С умирающим остались двое. Один стоял у самого изголовья - невысокий щуплый мужчина лет сорока с подвижным, язвительным лицом. Второй - молодой красавец - сидел на корточках возле двери.
Губы старика шевельнулись. На всем лице только и жили губы - чувственные и розовые, как у женщины. Словно серая морщинистая кожа, слезящиеся глаза и желтоватая редкая борода были маской, надетой на другое лицо.
- Стагирит, - слабо позвал умирающий.
- Я здесь, учитель, - встрепенулся стоявший у изголовья. Молодой человек у двери тоже вскочил, но подойти не решился.
- Стагирит, мы часто спорили с тобой. Я бранил тебя за самоуверенность…
- Ты костерил меня, учитель, как бестолкового раба, - усмехнулся тот, кого назвали Стагиритом. - Но я признателен тебе. Ты преподнес мне бесценный дар - любовь к истине. Как жаль, что ты так и не решился взглянуть на мир моими глазами…
- Послушай, Аристотель, сын Никомаха, - взволнованно произнес старик. - Сейчас, когда я уже слышу журчание Стикса, мне очень нужны твои глаза. И твой ум, дерзкий, как пирейская девчонка. Только ты сможешь разгадать эту загадку… Кто здесь с тобой?
Платон с трудом повернул голову.
- Филоней, - небрежно бросил Аристотель. - Он тоже твой ученик. Поступил в Академию два года назад. Ты хочешь, чтобы он ушел?
Лицо Платона отразило раздумье. Потом он выговорил:
- Нет. Пусть подойдет.
Молодой человек почти бегом пересек комнату. Упав на колени у ложа, он сбивчиво забормотал слова благодарности. Платон раздраженно шлепнул его по руке.
- Замолчи. У меня мало времени. Боги не станут ждать. Поди лучше достань из сундука папирус. Он там один.
Филоней дрожащими руками поднял тяжелую кованую крышку. Он был взволнован, как мальчик. Его, безвестного сына афинского ткача, допустили к ложу умирающего Платона! И сейчас, вероятно, учитель откроет ему какую-то тайну…
Среди пергаментных свитков Филоней легко нащупал хрустящий папирус. Он торжественно протянул его Платону, но тот махнул рукой.
- Отдай Стагириту. Пусть прочтет.