- Сам ты кислятина! - возмутилась Ирина. - Это же шабли 2002 года! Из "Лавиньи"! Сорок пять евриков, между прочим!
Телевизор из комнаты сообщил:
- Более полутора миллионов жителей Западной Германии страдают психическими заболеваниями. По мнению специалистов, главными причинами недугов являются неуверенность в завтрашнем дне, высокий уровень безработицы, плохие жилищные условия, дорогое медицинское обслуживание, нехватка врачей…
- Да они там все чокнутые, - подтвердила Ирина. - Что в Бонне, что в Париже.
И с этого момента она без умолку трещала про Париж.
Гости прошли в кухню. Из морозилки появилась "Московская". Генка откупорил шабли. Пришла дочка и требовательно дернула Влада за рукав. Иринины восторги пришлось прервать: Анюта хотела прочитать стихи.
Анюта считала своим долгом развлекать гостей, но при этом ужасно стеснялась. Забравшись на табуретку, она для храбрости вцепилась в папину руку и, задыхаясь от волнения, прочла:
Дуйте, дуйте, ветлы в поле,
чтобы мельницы мололи,
чтобы завтла из муки
испекли нам пиложки!
- Ах ты умничка, умничка! - растроганно аплодировала Ирина. Потом, наклонившись к Генке, громко прошептала:
- А ребенку что-нибудь в подарок не догадался захватить?
Анюта заинтересованно на них покосилась. Лена поспешила отвлечь ее и услать в комнату.
- Ты бы еще громче, - холодно бросил Генка жене. Та, поджав губы, примолкла.
- Да перестань ты, Гена, - примирительно сказала Лена. - Она привыкла подарки только по праздникам получать…
- Ну, мы все-таки могли сообразить, - встряла Ирина. - Я натащила столько пустячков. Взрослому их вроде как не подаришь…
И она снова вернулась к парижским мостовым.
Ирина, как всегда, жжот, подумал Влад сленгом своей ипостаси N1. Бестактна, как деревянная ложка. Как только Генка ее терпит?
Прочность Генкиного брака волновала Влада не на шутку. Он ловил себя на том, что не спускал глаз с Лены и Генки. Он чувствовал себя страшным интриганом, который нарочно подстроил встречу двух любовников, чтобы проследить за ними, чтобы застать врасплох… Но не было у него повода, ни малейшего!
- Лен, ты в курсе, что твой муж в совершенстве владеет английским? - спросил неожиданно Генка.
Лена удивленно вскинула брови.
- Владь, правда что ли?
- Генка преувеличивает, - смутился Влад.
- Да брось! Твой перевод - просто блеск! Зер гут, натюрлих! Ленусик, выпьем за твоего мужа. Ты хоть понимаешь, как тебе повезло?
Лена, улыбаясь, посмотрела на Влада, но глаза ее были серьезными. Она накрыла его руку своей и просто сказала:
- Да.
- Как молодожены! - восхитилась Ирина. - Горько, ребята! Горько!
Влад поцеловал жену, мысленно показывая Генке непристойный жест (ему он тоже научился у своей ипостаси N1). Накося! В этой жизни ты ее не получишь! Да здравствует синдром Бриловича!
Про синдром Бриловича он узнал, малодушно отправившись в Летний сад к дедушке Крылову. Это случилось в прошлую пятницу, когда он был в ипостаси N1.
Его там действительно ждали. Но не чернявый толстяк, а две женщины. Он их сразу узнал: Серая Мышь и Мартышка-Островитянка, с которыми он тем вечером ехал в метро.
- Ну что я вам говорила? - торжествующе обратилась Мартышка к своей спутнице. - Вот и он. Салют, товарищ по несчастью!
Владу как-то моментально стали ясны две вещи. Во-первых, странности происходят не только с ним одним. Во-вторых, он категорически не хочет, чтобы ему объясняли механизм вновь обретенного счастья…
Но объяснение он все-таки получил. Говорила в основном Мартышка, или Лиза, как она представилась. Мышь в нелепом пальто и берете, с сизым от холода носом, молчала, вцепившись в ремешок сумки.
Мартышка вылила на Влада поток информации, включавший и ее "второе я" Наташу, и беременность, и синдром Бриловича. Влад слушал равнодушно, пока Мартышка не заявила:
- Но, слава богу, этот даун-хаус скоро прекратится. Ульяна Николаевна, давайте бланк. Вот. Заполните сами. И не забудьте, двадцать третьего апреля. Адрес там указан.
Влад очнулся уже с бланком в руке. Он автоматически прочитал адрес и тут же попытался вернуть бумажку. Разумеется, никуда ходить он не собирался.
У Лизы губы вытянулись в трубочку. Ну, как есть мартышка!
- Молодой человек, вы, типа, с дуба рухнули?! - на весь сад закричала она. - Вам же повезло невероятно, что мы встретились! Теперь вас вылечат, будете как новенький. Помните: первый шаг к выздоровлению - признать себя больным, - добавила она, наставительно погрозив пальцем. - Что бы вам там ни мерещилось, на самом деле, правда - только то, что было с вами до нашей злополучной поездки. Все остальное - синдром Бриловича.
Влад с раздражением смотрел на ее круглое лицо. Правдоподобность ее слов ранила. Он скомкал бланк и запустил им в сторону урны.
Лиза, растерянно хлопая ресницами, повернулась к Мыши, ища поддержки. Та собиралась что-то сказать. Влад бросил сквозь зубы "до свиданья" и пошел прочь.
- Постойте! - окликнули его. Он обернулся и увидел бегущую за ним Мышь. - Один вопрос!
Влад остановился, проклиная все на свете: еще не хватало, чтобы она устроила какое-нибудь публичное шоу.
- Молодой человек… Э… Влад, - застенчиво начала Мышь. - Вы можете сказать, в какую историческую реальность вы перемещаетесь? Это очень важно.
Историческую реальность? Несмотря на заумный слог, он понял, что она имеет в виду. И это действительно было любопытно.
- В советскую реальность, - ответил Влад. - Хотя это не прошлое. Представьте себе, что Советский Союз дожил бы до наших дней. Вот туда и перемещаюсь.
- И кто там у власти? - продолжала выпытывать Мышь.
- Генсек, - пожал плечами Влад. - Валентина Тропинина.
- Да, да… - Мышь задумчиво вытаращила глаза. - Очень интересно…
Влад молча ждал новых вопросов. Его взгляд невольно остановился на ее легких не по погоде туфлях. Но Ульяна лишь кивнула, прошептала "спасибо" и пошла обратно к Мартышке.
На этом свидание закончилось.
Прокручивая все это в голове, Влад добрался до проспекта Стачек. Припарковавшись возле дома, он стоял у машины, тупо глядя на окна своей квартиры.
Из-за этой поездки к нотариусу он сорвался с работы пораньше и теперь понятия не имел, чем убить такой долгий вечер. Эх, если бы взять и переместиться прямо сейчас в ипостась N2! Лена, наверное, уже дома…
- Молодой человек!
Влад резко обернулся на голос. Неподалеку стоял чернявый толстяк-попутчик все в том же синем плаще. Малаганов, как называла его Лиза.
- А, так это вы заразили полгорода? - весело сказал Влад. - Мое вам огромное человеческое спасибо.
- Что? - опешил толстяк.
- Ну, синдромом Бриловича. Мне уже все рассказали. Кстати, а как вы тут очутились?
- Я за вами следил, - признался Малаганов. - Вы приходили в Летний сад. А я опоздал. Я увидел, как вы садитесь в машину, поймал такси, велел ехать следом… Водитель, наверное, принял меня за частного детектива. Так я узнал, где вы живете. Но подойти решился только сегодня.
- Что так? - поинтересовался Влад. Он стоял, засунув руки в карманы джинсов. Малаганов нервничал под его взглядом, и Владу это доставляло мрачное удовольствие.
На вопрос толстяк не ответил, вместо этого сам тревожно спросил:
- А кто вам рассказал про синдром?
- Да эти две дамочки… Как их? Лиза и Ульяна.
- Так вы встречались с ними! - отчаянно всплеснул руками Малаганов. - Если бы я знал! А я-то ломал голову, где их искать! И что они вам еще сказали? Что вы теперь должны делать?
- А вы не в курсе? Странно. Вообще-то я должен тащиться на какой-то сеанс гипноза. Но я никуда не пойду. Я не собираюсь лечиться.
- Лечиться! - воскликнул Малаганов. - Молодой человек, я как раз хочу предупредить, что не надо никуда ходить. Это опасно. Я почти уверен, что это ловушка.
- Послушайте, - сказал Влад, теряя терпение. - Хотите что-то сказать - валяйте. А то - слежка, ловушка… Просто боевик какой-то. "Пиранья" отдыхает. Говорите прямо! - рявкнул он.
- Но я не могу! - чернявый чуть не плакал. - Просто не ходите никуда - и все. И вообще будьте осторожны, не болтайте лишнего. Вам… Вам всем грозит опасность. До свидания.
- Эй! Эй! - заорал Влад, видя, что Малаганов уходит. Но тот почти бегом скрылся за углом дома.
22 апреля, суббота
- В этот весенний день все прогрессивное человечество отмечает сто тридцать шестую годовщину со дня рождения Владимира Ильича Ленина! Трудящиеся всего мира…
Дверной звонок, протренькав трижды, заглушил голос дикторши.
- Мама, это ко мне! - крикнула Ульяна. Она открыла дверь и оказалась в широких лапах гостя.
- Здорово, Жукова! С праздничком! А что такая бледная и не при параде?
В пакете у гостя что-то подозрительно звенькнуло.
- Горемыкин, ну я же просила, водки больше не надо! - укоризненно сказала Ульяна. - Ребята уже расходятся.
- Водки, Жукова, много не бывает, - назидательно возразил Горемыкин. - Это вы уже напраздновались. А я ремонт делал, рабочий человек. Так, куда идти-то? Целый год у тебя не был, а тут все тот же бардак!
Ульяна подавила обиду. Да, в прихожей скопился пыльный хлам, и обои выцвели от времени, и рыжая краска облезла со старинного дубового паркета… Никак не договориться с соседями о ремонте. Но она не собирается оправдываться. Что она, в конце концов, Горемыкина не знает? Он всегда топчется по больным местам, как слон.
Еще в университете Леша Горемыкин выбрал амплуа своего в доску, рубахи-парня и души компании. Он постоянно травил анекдоты. Фразу, сказанную без прикола, считал бессмысленной. Порой в форме шутки он говорил людям непростительные гадости, но при этом его раскосые голубые глаза на красном лице сохраняли святую наивность. Многих он раздражал, но поставить его на место никто не мог. Попробуй поставь на место двухметровую тушу с кулачищами размером с дыню! До тех пор, пока Леша не открывал рта, он больше походил на грузчика, чем на кандидата наук, коим являлся. Но голос у него был удивительно тихий, доверительный, интеллигентный. В голове не укладывалось, что таким голосом можно говорить такие ужасные вещи. Это сбивало с толку жертв горемыкинского злословия, и лучшей тактикой считалось пропускать его яд мимо ушей.
Идя вслед за Ульяной по темному, узкому коридору, Горемыкин обрушил какой-то громоздкий предмет и многоэтажно выругался. На кухне выразительно громыхнули кастрюлями.
- Понаставили тут! Жукова, что это за хрень?
- Толика, пацана соседского, мопед, - ответила она.
Горемыкин протиснулся мимо нее в комнату. Ульяна с трудом пристроила тяжеленный агрегат обратно к стене. Из-за двери раздались бурные приветствия.
Университетская компания Ульяны уже десять лет собиралась каждый апрель, в день рождения Ленина. В этот раз после небольшого сабантуя в кафе наиболее стойкие переместились к Ульяне. Это тоже была традиция. У большинства - семьи, мужья, жены, дети. Ульянина маленькая чистая комнатка по-прежнему принадлежала ей одной.
К приходу Горемыкина в комнате оставалось трое. В кресле, поджав ноги, сидела грудастая и волоокая Дина Корпанос. Она работала в одной школе с Ульяной. На диване свил гнездышко переводчик Шурик Иваницкий - в обнимку с новой женой. Жене этой было от силы лет двадцать, она ужасно стеснялась и побаивалась тяжелого Дининого взгляда.
Перед диваном стоял столик, накрытый кухонным полотенцем. На нем - праздничный натюрморт: бутылка водки, кувшин с разведенным вареньем, миска квашеной капусты, банка шпрот, хлеб в плетеной тарелочке и грубо нарезанная любительская колбаса. Горемыкин выгрузил водку и банку огурцов.
- А ты похорошела, Корпанос, - сообщил он, окидывая однокашницу оценивающим взглядом. - Зубы что ли вставила? Да, вижу: короночка на верхней правой пятерке. Красиво блестит!
Комплимент Горемыкина попал как всегда в цель. Дина поперхнулась морсом и увязалась с Ульяной на кухню - выкладывать огурцы.
На кухне соседка, поджарая, в синем спортивном костюме, с короткой стрижкой на медных волосах, готовила котлетки на пару.
- Уля, вы там курите, - сказала она, не отрываясь от плиты, - а дым к нам тянет. У нас ребенок этим дышит.
Ульяна промолчала, подумав: видела бы ты, как смолит твой "ребенок"… Открыв банку, она стала вытаскивать скользкие огурцы.
- Горемыкин козел, - беззлобно сказала Дина, тяжело опершись на стол. - А Шурик, значит, пошел по малолеткам… Слушай, это просто гнусность - притащить ее сюда.
- Почему? - удивилась Ульяна. Дина выхватила у нее из-под ножа огуречную дольку.
- Розовые щечки, розовые губки… А теперь на себя посмотри. Вот потому и гнусно. А Горемыкин…
- Уля, и маме передай, чтобы свет в туалете не оставляла. А то я с утра опять за ней выключала, - снова вмешалась соседка.
Дина хищно повела ноздрями. Ульяна похлопала ее по руке мокрой ладонью: не заводись, мол. Она быстро выложила нарезанные огурцы на тарелку и увела подругу с кухни.
- Нет, как так можно жить! - возмущалась Дина, идя по коридору. - Она к тебе относится как к приживалке! Как будто ты тут не прописана!
- Перестань, - засмеялась Ульяна. - Неделю назад я попросила Толика сделать телевизор потише. Вот она и мстит. Они ведь, в принципе, нормальные люди. Просто нам всем не хватает жизненного пространства. Здесь же друг от друга исподнего не спрячешь. Да что я тебе говорю, сама знаешь.
- Ну, у меня-то другое дело. Два божьих одуванчика. Диночка, скушайте пирожок. Диночка, а ваш гость любит вишневое варенье?
- Гость? - улыбнулась Ульяна.
- Потом расскажу, - фыркнула Дина, входя в комнату.
- О, Корпанос! - тут же набросился на нее красный как рак Горемыкин. - Может, хоть у тебя есть печатная машинка? Надо самиздатик один срочно размножить.
- Машинка есть, времени нет, - сказала Дина. - А отксерить никак?
- Ты что! Это же лагерная проза! Потянет лет на пять, если поймают. А у меня на работе все такие глазастые…
- Что за самиздатик? - поинтересовалась Ульяна.
- "Колымские рассказы". А автор… Черт, вылетело из головы… Не то Варламов. Не то Шаламов.
- Варлам Шаламов, - засмеялась Ульяна. - Так у меня книжка есть.
Она соскочила с дивана к секретеру. Успела еще искренне удивиться, куда подевались любимые книги, и только тогда поняла, что сморозила. Она опять перепутала, в какой реальности находится!
Это происходило постоянно. Ведь ее собственная жизнь в разных реальностях почти не различалась. Та же квартира, та же работа… Каждое утро начиналось с того, что она прислушивалась к соседскому радио. Если шли новости, все решала одна фраза. Или оптимистичный рапорт об успехах, или тревожная сводка катастроф. С музыкой было сложнее. Ну, со всякими "муси-пуси" и "джага-джага" все понятно. А если запоют какую-нибудь "Малиновку"? Тогда выручал гардероб. Турецкие шмотки - один вариант. Фабрика "Большевичка" - другой. И все равно Ульяне все время приходилось быть начеку, чтобы не сбиться - вот как сейчас.
- Да ты что, мать! - присвистнул Горемыкин. - Я же говорю - лагерная проза. Это никогда не напечатают.
Ульяна, покраснев, извинилась.
Шурик поправил буденовские усы и, понизив голос, сказал:
- Горемыкин, болтать не будешь? У меня ксерокс дома. Приезжай, сделаем.
- Ого! Ксерокс! - восхитился Горемыкин. - Может у тебя и Сеть есть?
Дина раскатисто засмеялась.
- У меня… о, господи!.. нет, - икнул Шурик. - Но я знаю, у кого есть…
- Шура! - одернула его юная жена.
- Правда, ребята, хватит, - нахмурилась Ульяна, поплотнее прикрывая дверь. - Напились, болтаете черт знает что. А у меня в квартире полно ушей.
- И то верно. Давайте лучше выпьем за здоровье… тьфу ты, за помин души именинника! - предложил Горемыкин.
Но Шурик уже занервничал, от рюмки отказался, они с женой засобирались, и Ульяна пошла их провожать.
Когда она вернулась, Дина сидела на коленях у Горемыкина. Кажется, они только что целовались. Потупив глаза, Ульяна начала собирать грязную посуду.
- Слушай, Корпанос, а я думал, Шурик в этот раз на тебе женится, - зевая, сказал Горемыкин.
- С чего бы? - хохотнула Дина. - Он вообще-то за Жуковой ухаживал. Да, Ульяна?
- Ну, это когда было, - возразил Горемыкин. - Жукова тогда у нас была первая красотка на курсе. А ты, Корпанос, была совершенный сморчок. Это сейчас ты такая сдобненькая…
И он с невозмутимым лицом ущипнул ее за бок.
Через полчаса гости ушли. Горемыкин выразил желание проводить Дину. Наверняка он рассчитывал на нечто большее, чем поцелуй в щечку у парадной, ну да что там, оба взрослые люди… Закрыв за ними дверь, Ульяна вернулась в прокуренную комнату и распахнула окно. Во дворе гулко вздохнул апрель. Ульяна забралась на подоконник, как в юности, и выглянула наружу. Прямо над ней, между покатыми крышами, в черном небе висела большая звезда. Узнав старую знакомую, звезда лучисто подмигнула Ульяне.
Сколько вечеров просижено на этом подоконнике… Были слезы, но были и мечты. Была большеглазая девочка с форменными лентами в тонких косах. Была девушка с подведенными зелеными глазами, и короткая юбка не скрывала ее стройных ног. Была "первая красотка на курсе", и никто тогда не смотрел сквозь нее, как этот парень по имени Влад… Многое было и прошло. Остались подоконник и звезда.
Встречи с друзьями юности навевают много воспоминаний… Забавно, что на самом деле сегодняшнего дня не было. Как нет этой самой минуты… Если Адольф сказал правду, то все это - лишь галлюцинации мозга, пораженного синдромом Бриловича.
Ульяна подумала, что СБ - такой аббревиатурой обозначалось заболевание в их пригласительных билетах - в целом не слишком-то повлиял на ее жизнь. Меняются реальности - ну и что? Надо просто быть внимательней, когда ведешь уроки. А так, в обеих реальностях она одинаково бедна и одинока. Ее имя, ее адрес, ее работа - все совпадает. Нет, чтобы почувствовать себя каким-нибудь другим человеком! Ульяна подумала, что легко согласилась бы оказаться на месте Лизы. А у этого Влада вообще, наверно, на редкость счастливая "вторая жизнь", раз он не хочет лечиться.
И у всех сегодняшних гостей в настоящей (если верить Адольфу) реальности была другая жизнь. То есть Ульяна знала о них совершенно разные вещи.
Взять, например, Дину. На самом деле Дина сразу после университета уехала в Израиль, вышла замуж, развелась, снова вышла замуж и сейчас вполне счастлива на земле обетованной. А Шурик Иваницкий - наоборот. Здесь он переводчик с китайского, у него полно работы и случаются заграничные командировки. А на самом деле он безработный алкоголик. Знал бы он!
А вот Горемыкин - он и в Африке Горемыкин. Он единственный из их компании, кто остался в науке. Только в одном случае его кандидатская называлась "Отражение объективных исторических концепций развития общества в свете марксистско-ленинской теории", а в другом - "Анализ ошибок марксистско-ленинской теории в отражении объективных исторических концепций развития общества". В обоих случаях Горемыкин, вопреки фамилии, устроился неплохо…