Они скакали по холмам, дорога показалась долгой, и Сейдри очень удивился, что конечной целью их утреннего путешествия является священная гора Курама, а не Фудзи-сан.
Курама – не монолитный камень, а тысячекратно увеличенный отвал шлака вулкана цветом от тёмно-серого до буроватого. Многие художники в своих картинах изображали чуть заметный прогиб склонов священной горы. Сейдри вспомнил, что в доме у мудреца Генбо на стене висела именно такая гравюра. Тело священной горы не должны попирать копыта, поэтому коней пришлось оставить. Суа уловила недовольное лицо юноши.
– Что там особенного? – хмуро спросил Сейдри.
– Увидишь.
До Белого Храма идти долго! Шум сосновых лесов остался позади. Сейдри удивили приземистые хибары из лавовых глыб – кельи "сидящих в горах", кумирни. Тропа пересекала границу земли и неба, обозначенную вратами тории. Рядом с ними идут паломники. Словно копыта, цокают по камням их деревянные сандалии-гэтта, сотни посохов звякают бубенчиками, чтобы путник не потерялся в тумане.
Давно стемнело, а люди шли и шли, как армия на марше через перевал. Суа поторапливала. Ночное шествие выглядело, как сплошная вереница огней, которая начинается где-то у подножия и, извиваясь зигзагами, уходит в немыслимую высь, к звёздам. Юноша присмотрелся к попутчикам: здесь шли целые семьи.
– Не останавливайся. Уже совсем немного. До тех хижин, – Суа пыталась его подбодрить.
Люди продолжали упорно двигаться вперёд, не зная голода и усталости, многие бормотали мантры, молитвы бодхисатвам:
– Да очистятся шесть чувств!
Здесь, как нигде, постигаешь меру народной любви к священным местам, восхищаешься красотой родной природы, которая живёт в душе японца глубже и прочнее всяких мирских условностей. Здесь постигаешь смысл слов, утверждающих, что даже одно созерцание священной горы очищает человека. На тёмном конусе Курама видна белая полоса. Остатки снега на теневой стороне большого провала, который глубоким, верстовым, шрамом прорезает склон.
Наконец, они добрались до домов, около которых остались на ночлег. Сейдри проголодался, Суа дала несколько ломтиков солёной редьки, сырое яйцо, а одна добрая женщина предложила миску горячего риса и подарила два мягких покрывала, которые могли согреть в холодной ночи уставшие тела. Странно, но спать совершенно не хотелось.
Суа и Сейдри подошли к большому костру, накинув покрывала на плечи. Присели на оставленные кем-то циновки, долго глядели, как ветер разносит искры огня, гаснувшие во мраке ночи. Вокруг стояла кромешная темнота. Уходить под крышу не хотелось: от костра тепло, Сейдри накрылся с головой тёмным покрывалом. Он спал.
Юноше показалось, что он всего лишь задремал, когда Суа сорвала с него покрывало и подняла на ноги. Не давая передохнуть, она взяла его за руку, и потащила на вершину. Наконец-то удалось ступить ногой на высшую точку, чтобы увидеть оттуда восход; словно гигантское алое веко поднималась заря, устремляя божественный взгляд прямиком на Страну восходящего солнца. На поверхности океана в волнах розового света отражались горные цепи, ещё невесомее, чем гряды облаков над водой.
Картина величия природы потрясла юношу, в мыслях он парил выше – там, где ему должно быть лучше, чем здесь. Вдруг образ молодой и до боли знакомой девушки предстал перед ним, но сейчас он казался не столь значительным и не таким дорогим, как раньше. Сейдри выбросил из головы тревожные мысли.
– Где край покоя и вечности, где находится моё сердце? Отзовись, – полёт его души прервала Суа. – Желаешь ли ты, чтобы увиденное стало нашим? Ты сильный и честолюбивый – хорошо! Мы сможем победить любого врага. Пообещай, что отправишься со мной!
– Обещаю, – ответил Сейдри.
– А теперь отблагодари меня! – ласково проговорила Суа, увлекая юношу в келью.
На гребне кратера расположилось белокаменное сооружение, и эта келья была его малой частью. Суа и Сейдри вошли. Внутри пусто. На белёной стене яркое изображение карты мироздания – мандалы. Терракотовая статуя Будды. Монахи представляли своего бога в виде маленького лысого толстяка, умиротворённого в океане вечного блаженства – нирване. Генбо, брея голову до блеска, подражал божеству.
В глубине помещения стоял курящийся жертвенник. Суа подбросила хвороста, отошла на пару шагов и взглянула назад вполоборота, обхватив себя руками попросила:
– Согрей меня, Сейдри… здесь холодно.
Сейдри, дрожа и от холода и от страсти, постелил на земляной пол тёмное покрывало для Суа, возлёг с ней и страстно стал целовать глаза, щеки, розовые губы… Вскоре любовники ощутили себя на вершине блаженства…
Прошло немало времени, они выспались, слегка замёрзли и собрались уходить. В последний раз обнялись, привыкая к новизне ощущения. На душе – мировая гармония. Сил, хоть отбавляй! Теперь они готовы к длительному спуску, который станет короче, чем подъём…
Сейдри и Суа вновь оказались у подножия священной горы. Суа громко свистнула, появились чёрные скакуны.
– Возвращаемся, – сказала Суа.
– Да, – согласился Сейдри.
Во время короткого привала Сейдри поинтересовался, почему она выбрала именно его, а не кого-нибудь другого.
– Кого? Принцы из рода Ямато женятся только на девушках из рода Фудзивара. Мои генералы не знатны, мои союзники алчны. Эти люди жаждут от меня несметных богатств, достойных императора, я им нужна, – ответила Суа. – Но лишь с тобой я познала любовь. Ты так похож на… ("молодого Шуинсая", – подумала Суа), но ты другой, ты – настоящий. Мой!
Сейдри удивился, как уживаются совершенно разные истины в красивом теле воительницы: сила, ловкость, решимость, безжалостность и трогательная женственность.
– Суа, а я – на самом деле я принц крови?
– Конечно, Сейдри, – солгала она.
– Тогда я нарушаю традицию! – воскликнул он.
Суа чувствовала, что юноша влюблён в неё, и она давно не испытывала тёплых чувств к мужчине. Может, потому, что давно никто искренне не восхищался ею, не любил нежно и страстно? Она понимала и другое: Сейдри не желал стоять в ряду подобных, он стремился к лидерству, величию и власти. Пусть будет так!
Суа рассказала, что наступают дни, которые решат их судьбу. Тсенг и Масаши готовят флот. Главное, что на одном корабле установлены крупные пушки, которые смогут разрушить дворец. Большой корабль, обшитый листовой медью – надежда лишённых власти наследников императора на завоевание Эдо, а леди Коридвен – их мстительная цепная ведьма.
Когда они прискакали обратно в Осаку, Масаши сообщил, что небольшая, но верная ему армия через два дня будет полностью готова к походу.
Занятная собралась компания, порождённая войной, несчастьем, презрением: молодой генерал Масаши, не отличавшийся военным мастерством, но преданный воительнице – похож на своего отца, разбойника Кагасиро Тэнгу; генерал Тсенг – некогда обычный наёмник, безжалостный убийца, покушавшийся на Мотохайдуса и помогавший банде Тэнгу освобождать Кагасиро из заточения на ядовитом серными испарениями острове Удонэсима.
Яркой фигурой среди сторонников Ёсида Суа был мудрец – предсказатель Генбо. Впрочем, он вовсе не собирался сопровождать её в походе, а предпочёл дождаться исхода сражения дома. И, наконец, она сама, Суа-химэ, не причислявшая себя, однако к изнеженным женщинам голубой крови. А теперь и Сейдри – убийца собственного учителя и предатель поневоле.
Наступила ночь. Небо искрилось звёздами. Ярко светило око, которое указывало на восток, в сторону Эдо. Кони топали и храпели в темноте загона, еловые лапы трепал ветер. Суа и Сейдри не спали – древняя японская традиция йобай: романтика и любовь… "он к ней подкрадывался ночью, она его не прогоняла, и жили так, пока не становились мужем и женой".
Из Киото прибыло подкрепление из трёх тысяч воинов. Масаши выглядел довольным: это первая армия, которой он командовал.
– Завтра мы отбываем, – объявила Суа и направилась в дом.
Генбо, под покрывалом, около костра беседовал с юношей. Они смотрели на языки пламени:
– Звёзды неблагоприятны. Посмотри. Близится плохой день, тебе лучше остаться, – советовал мудрец.
– Я не могу… я обещал, – задумчиво ответил Сейдри, не поднимая глаз на небо.
– Принцесса Суа считает, что богатство и сила приведут её к власти, и никто ей не нужен. Уходи, пока не поздно.
– Я обещал! Ясно?
– Каждый выбирает своё, – Генбо замолчал.
Юноша резко поднялся, вдогонку прозвучали последние слова мудреца:
– Как бы ветер не ярился, гора перед ним не склонится.
Наверное, Генбо ничего не понимал в земной любви, способной зажечь страсть, неподвластную разуму. Суа желает построить свой мир: Грешный, Новый, Храбрый! Сейдри предназначено занять в нём особое место.
Поднимаясь наверх, женщина спросила:
– О чём вы говорили?
Сейдри промолчал, не хотел портить ей настроение. На мгновение Суа исчезла, появившись из темноты, прижалась к нему. Он почувствовал её обнажённое тело.
"Проблемы решим завтра, а ночь создана для наслаждений", – подумал Сейдри.
Глава 12
За неделю в окрестностях Эдо набралось несколько сотен новых бойцов. Оставшихся в живых гвардейцев назначали командирами десятков, полусотен, сотен. Доукомплектовали конницу вооружённой прислугой. Хавасан и Накомото выстроили воинов на широком помосте, а сами встали с императором. Тода старался говорить громко, как мог:
– Судьба отводит нам тяжёлую непосильную ношу. Я верю, что каждый готов служить мне – императору Японии – верой и правдой.
Слова принадлежали Мотохайдусу, а Тода всего-навсего повторил их.
Хавасан с прямотой самурая предупредил новобранцев:
– Кто струсит – заколю!
Стоял светлый день. Безоблачное небо, и парящие в нём птицы – вестники хороших новостей.
Лао пришёл с небольшим отрядом черных ниндзя Тэнчу. Рикиморо и Аяме с остатками "Красного лотоса" тоже были здесь.
Мотохайдус разобрался в чертежах, которые в своё время принёс Татсумару. Корабль имел тяжёлую и вязкую металлическую обшивку, сделать пробоину в ней почти невозможно. Хорошо бы проникнуть в пороховой погреб и зажечь запасы, но на успех трудно рассчитывать. Поэтому бочки с порохом необходимо поднять на борт самим и закатить в трюм. Смельчаки погибнут…
Десять императорских боевых кораблей с белыми реечными парусами стояли в бухте Эдо. Мотохайдус хотел покинуть императора и отправиться со всеми, но Тода не отпускал его. Советник убедил повелителя, что ему необходимо присоединиться к самураям, среди которых находились Рикиморо, Аяме и ниндзя Лао. Даже в одежде он решил не выделяться. Шлем и доспехи плотно облегали мужественную фигуру одноглазого советника.
Рикиморо и Аяме накануне вечернего похода вспомнили слова учителя:
– "Ночь – доля той храбрости, какая есть в каждом ниндзя".
Мысль о том, что учителя больше нет, и странное появление Татсу, не давала им обоим покоя. По приказу Хавасана отряды двинулись к бессмертной славе.
В стане врагов тоже не ложились спать, и тоже готовились к походу. Солнце медленно спряталось за горизонт. Суа смотрела в зеркало и причёсывала свои длинные, чёрные как вороново крыло, пряди. На полке лежали: голубая лента, краски для украшения тела и розовая пудра, но женщина и без них выглядела потрясающе. Сейдри подошёл, обнял её, поцеловал нежную шею. Она, не поднимая тёмных глаз, улыбнулась. Отполированный голубой доспех в виде отдельных пластинок засиял в тусклом зареве свечей. Металл на лёгких латах имел достаточную прочность и мог защитить свою хозяйку от сильных ударов.
Генбо в очередной раз просил воительницу не выступать в поход, не советовал этого и принцу Сейдри, но юноша не мог оставить женщину без поддержки. Он готов был погибнуть, если придётся.
Пристань Танабе пустовала. "Опустошитель" спущен на воду, англичанину-корабелу дали обещанную награду: леди Коридвен повелела отпустить его с миром.
Корабль двинулся в путь, его большие тёмные паруса принимали мощные потоки ветра. С ним отправилось пять больших двухмачтовых джонок. Месяц уныло освещал путь навстречу войскам императора.
Корабль довольно быстро двигался на восток. Воины с копьями и мечами получили приказ сообщать обо всём подозрительном. Помимо самураев из Киото, на кораблях плыли горные бандиты и воры, у которых кроме ножей другого оружия не было. Моряки в рваной одежде – всего лишь пираты, но какое это имело значение для Тсенга, он и сам не святой.
Сейдри не отходил от Суа. Они находились на верхней палубе. Юноша видел своё отражение в её сверкающих глазах. Трудно описать чувство, которое он испытывал рядом с ней. Предчувствие разлуки, прочитанное Генбо где-то там, в тёмных небесах среди ярких звёзд, заставляло беречь каждую минуту общения.
– Послушай, я должна тебе сказать…
Сейдри провёл пальцем по её губам и обнял, давая понять, что ничего не хочет знать. Суа положила голову на его плечо:
– Генбо никогда не ошибался. Неужели мы рождены, чтобы погибнуть молодыми? – заговорила она почти шёпотом. – Есть ли место на земле, где не плачут, не страдают…
Юноша признался, что считает часы, проведённые с ней самыми счастливыми, она подарила ему незабываемое.
– Пускай погибнем славными и молодыми, а не от дряхлой немощи, – шептал он ей на ушко. – Нельзя предавать свою мечту!
Они смотрели, как на воду плавно опускался туман и покрывал морскую гладь; слушали, как разбиваются волны о медные борта. Даже влажный прохладный воздух нравился им. Неспешной лентой проплывали хвойные леса, вдалеке за ними едва разглядели вулкан, за макушку которого зацепилось облако.
– Я схожу на нижнюю палубу, посмотрю, – сказала Суа.
Сейдри с трудом отпустил её из своих объятий и ещё раз поцеловал. Он снял голубую тесьму с головы Суа, и шальной ветерок быстро подхватил волосы воительницы, разбрасывая их по плечам. Уходя, Суа тихо произнесла:
– Прости меня.
Он кивнул и сказал:
– И ты прости, – Сейдри попросил прощения за то, что не сможет обещать ей безопасность в бою, не сможет дать такого счастья, каким он должен окружить любимую. А Суа мучилась правдой, но как обо всём рассказать?
Суа ушла, а Сейдри остался один.
Тсенг ходил по палубе, потирал длинные забинтованные руки. Злоба играла на лице в предчувствии кровавого боя.
– Я умру, если кого-нибудь не прикончу! – бормотал он себе под нос, – Эй, вы, что там? Следите за морем.
Он не обманулся. Как только "Опустошитель" и другие корабли обогнули берега острова Микура, Тсенг заметил быстро приближающиеся корабли. Они вырастали из тумана.
– Один, два, три… десять. Безумцы, они не знают, что их ждёт! – зло усмехнулся Тсенг.
Матросы забегали по палубе. Суа была рядом:
– Уже близко.
Корабль ощетинился открытыми портами, чтобы палить из пушек. Армада шла навстречу армаде, как игрок тасует колоду карт, как сплетаются пальцы рук. Манёвр занял немного времени.
– Пли! – скомандовал Тсенг, когда по левому борту с их кораблём поравнялся вражеский флагман, идущий на абордаж.
Из чугунных орудий с рёвом вырвались ядра, врезались, пробивая насквозь деревянные борта головного императорского судна. Джонки убавили паруса, замедляя ход. Некоторые уже сцепились абордажными крюками – энтер-дреками, – и по перекинутым мосткам навстречу ощетинившемуся оружием врагу заспешили самураи Накомото.
"Опустошитель" бил в упор, спастись от его орудий невозможно. Несмотря на пробитые борта, флагману из Эдо удалось подойти вплотную. Бандиты Суа на других судах тоже рвались в бой, брали чужие корабли на абордаж и перепрыгивали на палубу противника. С давних пор морские бои происходили так же: самураи прекрасно владели оружием и на земле и на шаткой палубе джонки – боевой плавучей платформы.
Из тумана вынырнули лодки, неслышно кравшиеся к борту "Опустошителя". Аяме, Рикиморо и группа ниндзя Лао забросили "кошки" и принялись карабкаться наверх. Бандиты, отвлечённые атакой с левого борта, не видели, что творится на правом. Ниндзя Лао, таща с собой концы верёвок, привязанных к бочонкам пороха, стремительно оказались на палубе. Теперь необходимо поднять опасный груз. Тенчу с криками ринулись на врага, ударили в спину, отвлекая на себя.
Рикиморо, Аяме и другие воспитанники Шуинсая подняли три бочонка и сбросили в трюм, который застелен соломой.
Необходимо поджечь солому и дать сигнал остальным, чтобы уходили.
Девушку угнетало странное предчувствие, ей казалось, что Татсумару где-то близко.
На палубе кипел бой. Генерал Тсенг двигался молнией, не оставляя надежды на лёгкую победу чёрным ниндзя. Пока Лао и Тенчу удерживали бандитов слева, а самураи из Эдо теснили воинов Суа справа, сам Накомото сражался с Тсенгом.
Рикиморо прокричал:
– Порох на месте!
Аяме заметила человека в лиловом кимоно. Его блестящие волосы развивались на ветру. Он стоял на шканцах, спиной к сражению, скрестив руки на груди, и смотрел вдаль, словно ему нет дела до того, что происходит внизу. Бархатные ножны с мечом, закреплённые на спине, показались знакомыми.
– Татсумару? – девушка приготовила отравленный сюрикен, но бросить не решилась.
На корабле кипит смертельная схватка, а Сейдри разглядывает вершины гор, облепленные тёмными облаками. Он слышит, как кто-то сражается и погибает, но им овладело полное безразличие к происходящему – к нему вернулась память. Трудно сказать, что стало толчком к этому событию.
Многое вспомнив, Татсумару ужаснулся от того, что натворил. Юноша услышал оклик, но не хотел замечать Аяме, он ждал от неё смертельного удара, который помог бы покинуть жестокий мир… Вдвойне предатель, такой не должен жить.
Не дождавшись смертельного удара, юноша обернулся, отыскал Аяме, вопросительно смотревшую на него, и холодно проговорил:
– Аяме, не мешай нам, уходи.
Девушку поразили его слова. Будто за Татсу говорил кто-то другой. Лицо, погрубев, изменилось. Не зная зачем, Аяме достала его повязку и крепко сжала в руке.
– Кто теперь возглавил "Красный лотос"? – усмехнулся он. – Теперь я – Сейдри, – и, в свою очередь, достав из кармана индиговый платочек, подаренный Аяме, бросил на пол: – Я не достоин этого подарка.
Аяме не узнавала любимого. Мальчишество, какое в нём всегда было, пропало бесследно. Теперь перед ней стоял воин – чужой, он стал выше ростом и говорил высокомерно.
У девушки на глазах появились слёзы, ей стало жаль его, жаль себя, их умершую любовь. В кого он превратился?
– Ты убил учителя… предатель!
Ни один мускул на его худощавом лице не дрогнул, по давней привычке он провёл рукой по волосам и отвернулся.
– Не поворачивайся спиной! – предупредила Аяме и, скомкав, бросила в него повязку.