Во время составления завещания Найл Личн находился в здравом уме, трезвой памяти, в сознании и не под каким-либо принуждением и не был по любому аспекту недееспособным, чтобы составить завещание. Данная воля остается действующей, пока не будет создан новый документ.
Подписано этим днем: T’Libre vero-e ber nivo libre n’acrea.
Ронан прищурился на заключительном предложении. Подобрав коробку-паззл, он стал вращать её, пока не нашел сторону с неизвестным языком. Потребовалась кропотливая работа, чтобы вырезать каждое слово. Однако, он не мог понять, как коробке это удавалось, но она содержала ранее внесенные слова в своих внутренних механизмах, чтобы переводить еще и грамматику. В конце концов, именно так это и работало во сне.
Если во сне срабатывало, то и в реальной жизни все получится. Нахмурившись, он глядел на перевод, который она выдала.
Данная воля остается действующей, пока не будет создан новый документ. Прижав палец к бумаге, чтобы та оставалась на месте, он сравнил записи. Разумеется, перевод был идентичен последнему предложению на английском. Но для чего его отец написал одно и то же предложения на двух разных языках?
Надежда (он не понимал, что это чувство теплилось в нем, пока оно не покинуло его) медленно сочилась из него. Он был прав на счет языка, но ошибался по поводу тайного сообщения. Или, если это и было тайным посланием, тогда он был недостаточно умен, чтобы расшифровать его.
Ронан задвинул ящик и, свернув завещание, спрятал его себе в карман. Как раз когда он повернулся с коробкой-паззлом, в дверном проеме появился Мэттью. Он примчался с такой скоростью, что врезался в косяк плечом.
- Класс, - сказал Ронан негромко.
Мэттью махнул ему рукой и тяжело дыша, выдал, понизив голос:
- Мне кажется, здесь кто-то есть.
Оба оглянулись на дверь в подвал.
Ронан спросил:
- Что за машина?
Мэттью яростно мотнул головой.
- В доме.
Это было невозможно, но волоски на шее Ронона встали дыбом.
А потом он услышал, как откуда-то из дома, издалека раздавалось: тккк-тккк-тккк.
Ночной кошмар. Ронан не раздумывал. Он бросился через комнату и потащил Мэттью за собой.
Откуда-то со стороны кухни раздавался медленный скрежет.
- Подвал? - в ужасе сглотнул Мэттью.
Ронан не ответил. Он захлопнул дверь в гостиной и неистово огляделся.
- Стул! - прошипел он младшему брату. - Быстрее!
Мэттью задумался, прежде чем подать хлипкий стул без ручек. Ронан попытался подпереть дверь, но старомодный дверной крюк сопротивлялся его усилиям. Даже если бы там была обычная ручка, стул был недостаточно высок, чтобы работать рычагом.
Тккк-тккк-тккк.
- Ронан? - прошептал Мэттью.
Ронан перепрыгнул через три старых кувшина с мукой, туда, где к стене был прижат комод из кедра. Он примерился к его весу, а потом начал толкать.
- Ну же, помоги мне, - прорычал он. Мэттью резко подался вперед и подпер комод плечом.
Когти стучали по половицам коридора. Послышалась возня.
Комод из кедра дополз до двери и остановился перед ней. Ронан не знал, насколько был силен этот ночной кошмар. Он никогда не испытывал на себе ничего подобного.
Мэттью посмотрел на Ронана, соображая, когда его старший брат взобрался на кедровый комод. Ронан протянул руку и обнял кудрявую голову брата. Один раз. Крепко. Потом оттолкнул Мэттью прочь.
- Сядь рядом с мамой, - прошипел он. - Оно не хочет тебя. Ему нужен я.
- Ро…
- …Но если оно пройдет через меня, не жди - дерись.
Мэттью отступил туда, где сидела Аврора Линч в своем кресле посреди комнаты, безмятежная и неподвижная. Ронан видел, как он присел возле неё в тусклом свете, держа маму за руку.
Не следовало брать его сюда.
Дверь рванули.
Мэттью дернулся от неожиданности. Аврора нет.
Ронан держался за дверную ручку, когда та сдвинулась. Раздался медленный звук, будто воду в кране продували.
Дверь вновь подпрыгнула.
Мэттью снова вздрогнул. Но кедровый комод не сдвинулся с места. Он был тяжелым, а ночной кошмар нет. Его сила заключалась в когтях и клюве.
Дверные петли три раза дернулись. А потом наступила длинная-предлинная пауза.
Возможно, оно сдалось.
Но Ронан не стал обдумывать их следующий шаг. Они не могли рисковать и открывать дверь, если ночной кошмар находился по ту сторону. Возможно, он сам должен был выйти - человек-птица никого больше никогда не хотел. Это Ронана они презирали. Ничего в нем не испытывало желания бросать своих брата с матерью, но им обоим будет безопаснее без него.
Тянулась долгая минута тишины. А потом где-то в доме хлопнула дверь.
Мэттью с Ронаном уставились друг на друга. Что-то в этом звуке было очень неспешным и человеческим - совсем не такого ожидал Ронан от ночного кошмара.
Без сомнений, по коридору заскрипели обычные шаги. В голове Ронана стали проигрываться возможность за возможностью, и ни одна из них не была хороша. Не было времени передвигать комод, чтобы не привлечь к нему внимания. Не надо быть семь пядей во лбу, чтобы понять, что это предупреждение о приближении нового ночного кошмара - присутствие Ронана только бы усугубило ситуацию.
- Прячься, - велел Ронан Мэттью. Его младший брат застыл на месте, поэтому он схватил его за рукав и оттащил подальше от матери. Там как раз была комната для них, в которую они затолкали себя, спрятавшись за свернутые в рулоны ковры в углу. Это бы не помешало тщательному изучению, но в полумраке не нашлось бы причин для их обнаружения.
Спустя много минут после поскрипывания половиц где-то в другой части дома, кто-то для пробы толкнул дверь. На этот раз это был совершенно определенно кто-то, а не что-то. По другую сторону были слышны человеческие вздохи и шарканье ног об половицы, которое явно издавали туфли.
Ронан приложил палец к губам.
Только еще один толчок, а потом между дверью и косяком появилась расщелина в дюйм. Ворчание, еще толчок, и дверь открылась достаточно, чтобы впустить человека.
Ронан толком не знал, кого ожидал увидеть. Скорее всего, приходящую медсестру. Может, даже Деклана, который незаконно приехал.
Но это был красивый, одетый во все серое, мужчина. Прежде Ронан его никогда не видел. По тому, как его взгляд скользил по комнате, Ронан боялся, что мужчина в итоге заметит их за коврами. Но мужчину заинтересовала Аврора Линч в кресле посреди комнаты. Ронан напрягся.
Ему ничего не будет стоить броситься из своего укромного уголка. Прикоснись он только к ней…
Но Серый Человек и не думал прикасаться к Авроре. Вместо этого, он наклонился, чтобы заглянуть ей в лицо. Это было любопытство, внимательное изучение в течение нескольких секунд. Он коснулся носком обуви трубок и проводов от устройств, которые вели в никуда. Потер челюсть и задумался.
Наконец, Серый Человек поинтересовался:
- Почему вас здесь замуровали?
Аврора Линч не ответила.
Серый Человек развернулся, чтобы уйти, но остановился. Его взгляд зацепился за коробку-паззл, все еще лежавшую на столе. Взяв коробку, он начал её вертеть в руках снова и снова. Экспериментируя, покрутив то одно, то другое колесико, и наблюдая за результатом на другой стороне головоломки.
А потом он прихватил её с собой.
Ронан приложил кулак ко лбу. Он хотел броситься за мужчиной и вернуть свою коробку, но не мог рисковать обнаружением. Где он возьмет себе другую коробку? Он не знал, приснится ли ему такая когда-нибудь опять? Ронан напрягся, он думал показаться ли ему, думал, остаться ли в укрытии или все-таки обнаружить себя. Мэттью положил свою ладонь ему на руку.
Они выжидали долго. Наконец, машина поползла по дороге, удаляясь.
Они перестали прятаться. Мэттью прижался к боку Ронана, напоминая тому Чейнсо, когда та пугалась. Обычно Ронан стал бы возражать, но на этот раз смирился.
- Что это было? - прошептал Мэттью.
- Это, - ответил Ронан, - были самые худшие вещи на свете. Давай выбираться отсюда.
Мэттью поцеловал маму в щеку. Ронан убедился, что завещание все еще у него в заднем кармане. Утрата коробки-паззл причиняла боль, но, по крайней мере, при нем осталась головоломка его отца. Два предложения, два языка. "Что же ты пытался сказать этим, папа?"
- Пока, мам, - сказал он Авроре. Карман оттягивали ключи: настоящие от БМВ и фальшивые от Камаро. - До скорого.
Глава 33
В этот самый момент Ричард Кемпбел Гэнси III находился в девяноста двух милях от своей любимой машины. Он стоял на залитой солнцем дороге в Вашингтоне, округ Колумбия, у особняка, одетый в неистово красный галстук и костюм в тонкую полоску, сшитый со вкусом, и с царственными манерами.
Рядом с ним стоял Адам, его странное и красивое лицо бледнело над грациозной темнотой собственного костюма. Сшитый тем же умным итальянцем, который делал рубашки Гэнси, костюм был для Адама шелковой броней на предстоящую ночь. Это была самая дорогая вещь, которая у него когда-либо была, месячная зарплата ушла на камвольную шерсть. Воздух был влажным с ароматами терияки, Каберне Савиньон и топлива высшего качества. Где-то скрипка пела гимн Vicious Victory. Было невыносимо жарко.
Они были в девяноста семи милях и нескольких миллионах долларов от дома детства Адама.
Почищенная кольцевая дорога была игрой в паззл из машин: черные, как смокинг, седаны, коричневые, как виолончель, внедорожники, серебристые двухместные автомобили, которые были способны поместиться на ладони, и запотевшие белые купе с дипломатическими номерами. Два лакея, исчерпав все возможности парковки, курили сигареты и пускали кольца дыма над крыльями Мерседеса, оставленного на обочине рядом с ними. Цветы розы гнили на кустах поблизости, сладкие и черные.
Гэнси протиснулся между машинами.
- Удачно, что нам не надо заботиться о парковке.
Поездка на вертолете все еще отдавалась тревогой в животе Адама. Его не заботил сам полет или то, что его увидят, садящимся на вертолет. Он провел тридцать минут до отъезда, соскребая автомобильную смазку с кончиков пальцев. Было ли сном все это или его жизнь там, в Генриетте?
Он повторил, словно эхо:
- Удачно.
Двое мужчин и одна женщина вышли из парадной двери дома. Руки двигались по воздуху, фрагменты беседы взрывались потоком над их головами. "Уже проходил… законопроект… чертов идиот… а еще его жена - корова". Шум голосов гостей послышался через открытую дверь за ними, будто эти трое вытащили звук за собой. Открывающийся в дверной проем вид был коллажем из брюк, костюмов и жемчужных ожерелий, Луи Вуиттон и дамаск. Настолько много. Настолько много-много.
- Господи, - трагически вздохнул Гэнси, не отрывая взгляда от сборища. - Ох, хорошо. - Он стряхнул невидимые ниточки с плеча Адама и положил лист мяты на собственный язык. - Им же лучше увидеть твое лицо.
Им. Где-то там была мать Гэнси, протягивающая руки голодной, не предусмотренной к надеванию костюмов толпе округа Колумбия, предлагающая им сокровище на небесах в ответ на голоса. И Гэнси был частью пакетного предложения; не было ничего более подходящего Конгрессу, чем вся семья Гэнси под одной крышей. Потому что те капельные ожерелья и красные галстуки зачарованной свитой тех, кто будет финансировать путь миссис Ричард Гэнси II в офис. И все те солнечные полуботинки и бархатные туфли-лодочки были знатью, к которой Адам обращался за дворянским достоинством.
Им же лучше увидеть твое лицо.
Высокий и смелый смех пронзил воздух. Разговоры нарастали, принимая его.
"Кто все эти люди, - думал Адам, - что считают, будто знают все об остальном мире?"
Он не должен позволять такому показываться в своих глазах. Если он напомнит себе, что ему нужны они, эти люди, если он напомнит себе, что это только средство для достижения цели, все будет немного проще.
Кроме того, Адам был хорош в сокрытии некоторых вещей.
Гэнси приветствовал гостей, стоя снаружи. Несмотря на его предыдущую жалобу, он был полностью расслаблен, лев в Серенгети.
- Мы заходим, - величественно сказал он. И тут же Гэнси, с которым дружил Адам - Гэнси, для которого он бы сделал все, что угодно - исчез, и на его месте возник наследник, родившийся с шелковой пуповиной, обернутой вокруг шеи с голубой кровью.
Перед ними открылся особняк Гэнси. Там была Хелен, теперь сознательно слабая и решительно недосягаемая в черном облегающем платье, ее ноги были длиннее, чем дорога. "За что выпьем? За меня, конечно. О, а, моя мама тоже". Это был экс-конгрессмен Буллок, глава Комитета по изменению глубин мирового океана и мистер и миссис Джон Бендерхам, самые крупные одиночные доноры последней Республиканской Кампании в Восьмом округе. Всюду были лица, которые Адам видел в газетах и по телевидению. Везде пахло слоеным тестом и амбициями.
Семнадцать лет назад Адам родился в трейлере. Они могли по нему это увидеть. Он знал.
- Что делают эти два красивых дьявола?
Гэнси рассмеялся: ха, ха, ха. Адам повернулся, но говорившего уже не было. Кто-то схватил руку Гэнси:
- Дик! Рад тебя видеть.
Завывали невидимые скрипки. Акустика создавала впечатление, будто инструмент заключен в тюрьму в пальто у двери. Человек в белой рубашке всунул по фужеру шампанского в их руки. Это был имбирный эль, сладкий и обманчивый.
Рука хлопнула Адама сзади по спине, он жутко вздрогнул. В его голове он падал с лестницы своего отца, впиваясь пальцами в грязь. Казалось, он никогда не сможет оставить Генриетту позади. Ему почудилось изображение, образ, нарисовывающийся где-то в пределах бокового зрения, но он его оттолкнул. Не сейчас, не здесь.
- Нам всегда нужна молодая кровь! - прогремел мужчина. Адам потел, переключаясь с воспоминаний о колючих звездах над головой на факт нападок настоящего. Гэнси убрал руку мужчины с шеи Адама и потряс ее вместо этого. Адам знал, что был спасен, но комната казалась слишком громкой и слишком близкой к признательности.
Гэнси произнес:
- Мы молоды, пока они приходят.
- Вы чертовски молоды, - согласился мужчина.
- Это Адам Перриш, - сказал Гэнси. - Пожмите его руку. Он куда умнее меня. Однажды мы устроим одну из таких пирушек для него.
Так или иначе, у Адама в руке оказалась зажата визитная карточка, кто-то вручил ему еще имбирного эля. Нет, вообще-то это было шампанское. Адам не пил алкоголь. Гэнси плавно забрал фужер из его руки и поставил на антикварный стол с инкрустацией слоновой кости. Пальцем он убрал каплю красного вина, запачкавшую поверхность. Голоса боролись друг с другом, победил самый глубокий. "Восемь месяцев назад мы были в этом же месте по этой же кампании", - сказал человек с огромной булавкой для галстука мужчине с чрезвычайно блестящим лбом. "Иногда вы просто разбрасываетесь фондами и надеетесь, что они останутся". Гэнси обменивался рукопожатиями и похлопываниями плеч. Он выведывал у женщин их имена таким образом, что заставлял их верить, будто бы он знал их все время. Он всегда называл Адама Адамом Перришем. Все всегда называли его Диком. Адам собрал букет визиток. Его бедро ударилось в мебель в следах от лап льва, ирландский кристалл зазвенел на лампе, стоящей на нем. Его локтя коснулся дух. Не здесь, не сейчас.
- Веселишься? - спросил Гэнси. Это не прозвучало, будто бы веселился он, но его улыбка была пуленепробиваемой. Его глаза блуждали по комнате, будто бы он выпил свой имбирный эль или шампанское. Он взял еще один фужер с безликого обслуживающего подноса.
Он повернулись к следующему человеку, потом к следующему. Десять, пятнадцать, двадцать человек, и Гэнси был вышитым на гобелене молодым человеком, желанным для молодежи всей Америки, образованным королевским сыном мистера Ричарда Гэнси II. Комната его обожала.
Адам задавался вопросом, была ли среди этого стада богатых животных хотя бы одна настоящая улыбка.
- Дик, наконец-то, у тебя есть ключи от Фиата? - к ним ближе подошла Хелен, глаза в глаза с Гэнси, одетая в пару черных туфель-лодочек, которые были заметны на каждой женщине в этой комнате, но были необоснованно сексуальны на ней. Адам подумал, что она была из того типа женщин, которых всегда старался заполучить Деклан, не понимая, что Хелен не была доступной. Вы могли бы любить глянцевую рациональную красоту нового сверхскоростного пассажирского поезда, но только дурак мог бы вообразить, что он полюбил бы вас в ответ.
- С чего бы они у меня были? - спросил Гэнси.
- О, я не знаю. Все машины припаркованы, за исключением этой. Эти идиотские лакеи. - Она откинула назад голову и посмотрела на расписанное дерево потолка; Адаму казалось, что запутанные ветви перемещались. - Мама хочет, чтобы я сгоняла за выпивкой. Если ты поедешь со мной, я смогу использовать полосу для машины с большим количеством посадочных мест и не провести остаток своей жизни, доставая вино. - Она заметила Адама. - О, Перриш. Ты неплохо отмылся.
Она не имела в виду ничего, вообще ничего, но Адам ощутил, как ледяные иголки прокалывают его сердце.
- Хелен, - произнес Гэнси, - заткнись.
- Это комплимент, - ответила Хелен. Официант заменил их пустые стаканы на полные.
"Помни, зачем ты здесь. Войди, забери, что нужно, выйди. Ты не один из них".
Адам сказал ровно, сглаживая свой акцент:
- Все в порядке.
- Я имела в виду, что вы двое всегда в своей школьной форме, - продолжала Хелен, - Не то чтобы…
- Заткнись, Хелен, - повторил Гэнси.
- Не вымещай на мне свой ПМС, - ответила Хелен, - только потому, что желаешь быть со своей любимой Генриеттой.
И тут мимолетно выражение лица Гэнси изменилось; она попала в яблочко. Его убивало быть здесь.
- Опять же, почему ты не привез второго? - поинтересовалась Хелен. Но прежде чем Гэнси смог бы ответить, кто-то еще попался ей на глаза, и она позволила себе смыться так же стремительно, как и возникла.
- Какая ужасная мысль, - внезапно произнес Гэнси. - Ронан посреди этой толпы.
На какое-то мгновение Адам смог это представить: парчовые шторы в затухающем пламени, декорированный камерный ансамбль, кричащий из-под клавесина, и Ронан, стоящий посреди этого всего со словами: "Сраный Вашингтон".
Гэнси сказал:
- Готов к следующему раунду?
Этот вечер никогда не кончится.
Но Адам продолжал наблюдать.