Всего какой-то месяц назад Ронан уделал в дым Мистубиши на худшем автомобиле, чем Камаро. Не существовало действительности, в которой машина Кавински была бы способна на такие представления.
Уличные фонари померцали над ними и погасли. В Камаро воняло, как в печи. Ключи болтались в замке зажигания, клацая металлом о металл. До Ронана медленно начало доходить, что его жестоко сделали.
Не так все должно было бы закончиться. Он пригрезил ключи, он получил Камаро, он переключал все передачи, а Кавинсвки - нет.
"Я нагрезил это".
- Теперь ты закончил, да? - поинтересовался Ноа. - Теперь ты остановишься?
Но сон исчезал. "Как всегда", - подумал он. Его радость растворялась, как пластик в кислоте.
- Остановись, - повторил Ноа.
Ничего не оставалось, только остановиться.
Но именно тогда ночной кошмар приземлился на крышу Камаро.
Первое о чем подумал Ронан - краска. Свинья превратилась в кусок дерьма, но краска осталась цела. И затем один из когтей ударил в ветровое стекло.
Неважно, во сне ли это происходило или на самом деле, ночной кошмар хотел одного: убить Ронана.
Глава 35
- Ронан! - закричал Ноа.
Перед ними расстилалась дорога, черная и пустая. Ронан наступил на педаль газа. Камаро ответила грубым и восторженным рычанием. Ноа вытянул шею:
- Не выходит!
На лобовом стекле формировалась длинная трещина от точки, где находился коготь ночного кошмара, как от его эпицентра. Ронан дернул руль туда-сюда. Камаро яростно занесло на обочину, тело перекатилось назад и вперед.
- Черт подери, - пробормотал Ронан, борясь за управление. Это тебе не ВМВ. Рулевое управление было вымышленным созданием.
- Все еще там! - отрапортовал Ноа.
Камаро встрепенулся, приподняв зад.
Глаза Ронана уставились в зеркало заднего вида. Второе птичье существо вцепилось в багажник.
Паршиво.
Ронан огрызнулся.
- Мог бы помочь!
Руки Ноа трепетали и прижимались к ручке стеклоподъемника, а затем к спинке сидения, и, наконец, толчок. Ноа явно не хотел делать то, что бы он там ни придумал.
Воздух разрезал визг. Сложно было сказать, гвоздь ли это водит по металлу или кричит Человек-птица. Звук поднял волосы дыбом на руках Ронана.
- Ноа, чувак, ну же!
Ноа исчез.
Ронан вытянул шею, разглядывая.
Из правого нижнего угла по лобовому стеклу с оглушительным треском разошлась трещина, а потом стекло обрушилось на приборную панель. Коготь проник внутрь.
Ноа заголосил:
- Тормози!
Ронан ударил по тормозам. Слишком большая скорость, слишком сильный удар по тормозам, слишком мало возможностей управлять рулем. Камаро бросало из стороны в сторону, пока она с шумом тормозила. Руль никак не участвовал в процессе.
Ноа и пятно черноты завалились на левую сторону капота, неожиданно оставляя приборную панель пустой. Машина встала на дыбы, будто одну из шин завернуло в узел.
Времени смотреть, куда делись эти двое, не было, потому что толчок вывел машину из равновесия. "Ноа и так мертв, так что с ним все нормально", - лихорадочно соображал Ронан. А Камаро быстро уводило с дороги.
Салон заполнили запахи резины и тормозов. Это был несчастный случай без столкновения. Дорогу уводило налево, но машина продолжала нестись прямо.
Нет.
Ронан увидел в мучительных подробностях телефонный столб, который как раз входил в контакт с дверью со стороны пассажирского сидения.
В раздавшемся звуке не было ничего нежного. Это было совсем не похоже на столкновение машин на кайфовой вечеринке Кавински. Это был скрежет металла. Дребезжание стекла. Это был удар металлической пятерней Ронану по ребрам.
На этом все и закончилось.
Автомобиль не издавал ни звука. Ронан не понимал, то ли он просто заглох, то ли он убил машину. Дверь со стороны пассажирского сидения была вогнута внутрь, остановившись на полпути до коробки передач. Дверца бардачка разлетелась на осколки и на сидение вывалилось его содержимое, в том числе и адреналиновый шприц Гэнси.
До него начало медленно доходить, что все случившиеся - дерьмо.
Тккк-тккк-тккк.
Второй ночной кошмар смотрел на Ронана вверх ногами. Он находился на крыше, глядя внутрь через лобовое стекло. Будучи достаточно близко, чтобы Ронан мог разглядеть каждую красную прожилку в его угрюмом красном зрачке. Что есть силы создание барабанило ногтями по осколкам. То, что осталось от стекла, стонало в тех местах, где встречалось с машиной. Еще немного усилия, и оно рухнет.
- Сделай что-нибудь.
Ноа был голосом, не более, его энергия была израсходована.
Но удар парализовал Ронана. В ушах стоял звон.
Человек-птица зашипел.
Ронан знал. Он знал, он всегда знал: оно хотело его смерти.
В его снах это было неважно.
Но он не спал.
Голова ночного кошмара дернулась, когда к Камаро плавно подплыл автомобиль. Это было сексуальное, небрежное, элегантное скольжение, и этот автомобиль представлял собой белую Митсубиши. Машина развернулась так, что была освещена с водительской стороны фарами Свиньи.
Ночной кошмар спустился на остатки лобового стекла. Скорчившись на капоте, он зашипел на прибывшего.
Водительское окно Митсубиши сползло вниз. За ним оказался Кавински, выражение его лица было невозможно определить из-за солнечных очков в белой оправе. Он наклонился, чтобы что-то достать из-под сидения, а затем навел это на ночной кошмар. У Ронана ушла секунда, чтобы сообразить, что это было: маленький, на вид выдуманный пистолет, блестящий, как хром.
Ронан нырнул вперед, свернувшись настолько, насколько смог.
Снаружи Кавински выстрелил. От первого выстрела шипение человека-птицы резко прекратилось. От второго тот всем весом рухнул на капот. После существо не двигалось, но Кавински выстрелил еще четырежды, пока на верхних нескольких дюймах лобового стекла Камаро не появились брызги.
Не было никаких звуков, кроме тихого рычания двигателя Митсубиши. Ронан медленно сел.
Кавински все еще высовывал в свое окно хромированное оружие, небрежно висевшее на его руке. Казалось, он наслаждался собой или, по крайней мере, был необеспокоен.
Ронан должен был продолжать напоминать себе, что он не спал. Не потому, что он не чувствовал себя бодрствующим, а потому что все, что только что произошло, ощущалось столь остро, будто он спал. Он открыл дверь - казалось бессмысленным оставаться там, где он был, так как Камаро точно никуда не направлялась - и вышел.
Стоя на асфальте, он уставился на мертвый ночной кошмар перед разбитым Камаро, а потом взглянул на Кавински.
- Постарайся держаться, Линч, - сказал Кавински. Он ретировался назад в машину, и на мгновение Ронан забеспокоился, что он уедет. Кавински не был союзником, но он был человеком, он был живой и только что спас Ронану жизнь, а это уже что-то. Но Кавински просто возвратил оружие туда, откуда его достал и прогнал Митсубиши дальше на обочину.
Он присоединился к Ронану рядом с Камаро, ботинки хрустели по осколкам стекла.
- Ну, хреново дело, - одобрительно сказал Кавински.
И так оно и было. Мягкая линия, по которой Ронан пробегался рукой всего часы назад, теперь была изогнута, металл обнимал телефонный столб. Одно из колес оторвалось и валялось в канаве через несколько метров. Даже запах в воздухе свидетельствовал о беде: химикаты разлились и что-то плавилось.
Ронан провел рукой по затылку. Он чувствовал, как его сердце разваливается внутри. Каждая стена падала отдельно, разрушая ту, что перед ней.
- Он меня убьет. Черт побери. Он меня убьет.
Кавински указал на ночной кошмар.
- Нет, оно бы тебя убило, чувак. А Гэнси тебя простит, чувак. Он не хочет спать в одиночестве.
Ронан внезапно решил, что его все достало. Он схватился за лямки на майке Кавински и дернул его.
- Хватит уже! Это не твоя долбанная Митсу. Я не могу прогуляться до магазина и купить к завтрашнему дню такую же.
Проницательно глядя на Ронана, Кавински высвободился из его пальцев. Он наблюдал за тем, как Ронан дернулся назад, забегал туда-сюда, закинув руки за голову, бросая взгляд на дорогу, чтобы посмотреть, не проедет ли какая-нибудь машина. Но ничего не исправлялось, как бы Ронан на все не смотрел.
- Слушай, Линч, - сказал Кавински. - Все просто. Сконцентрируй свой кельтский мозг на этой идее. Что делает твоя мамочка, когда её золотая рыбка подыхает?
Ронан перестал метаться.
- Я же говорил тебе. Это не твоя рисомолка. Я могу ему достать другую, но это будет другая. А он не хочет другую машину. Он хочет именно эту.
- Я буду не хило терпеливым с тобой, - продолжал Кавински, - потому что ты отхватил травму башки. Ты ни слова не слышишь из того, что я говорю.
Ронан выбросил руку в направление Свиньи.
- Это не золотая рыбка.
- Народ, как же вы любите все драматизировать. Я собираюсь открыть багажник, а ты собираешься соскрести в него эту дрянь. А потом мы отправимся в путешествие, чтобы подобрать концептуально подходящее поле.
Ронан недоверчиво уставился на него.
- Слушай, прямо здесь и сейчас у тебя был изменяющий жизнь опыт. Залезай в машину, прежде чем мне снова понадобится обдалбаться.
Ронану больше некуда было податься. Он забрался в машину.
Глава 36
Спустя несколько часов вечеринки, Гэнси и Адам оказались в коридоре северного крыла между задней кухонной лестницей и старой комнатой Гэнси. Энергичный разговор все еще долетал из-под пола. Адам не был уверен насчет Гэнси, но он понимал, что пьян. По крайней мере, во рту чувствовался вкус шампанского, а мир казался притупленным и темным. Прежде он не бывал пьяным. Его отец делал это за него.
Они стояли бок о бок на пышном фиолетовом персидском ковре рядом со смирным приставным столиком Королевы Анны, уставленным безделушками на тему охоты. Тусклые золотые версии Адама и Гэнси стояли в сумасшедшем черном зеркале, висящем на стене. В отражении обычно уверенная линия губ Гэнси была искривлена каким-то беспокойством. Он растерзал узел своего галстука в распутный треугольник.
- Можешь поверить, - спросил он трагично, - что я вырос в таком месте?
Адам не говорил Гэнси, что обычно он не мог этого забыть.
- Я хочу, чтобы завтра мы смогли бы вернуться, - сказал Гэнси. - Я хочу, чтобы мы могли поехать назад и посмотреть, появился ли Энергетический пузырь.
Когда он сказал "Энергетический пузырь", шея Адама дернулась, словно коварный палец ущипнул тугое, беспокойное сухожилие. Другое изображение попыталось прорваться - на один миг он увидел краем глаза человека, стоящего за своим плечом, глядящего на него в зеркало. Печальные глаза и шляпа-котелок. "Почему нет? - сердито подумал Адам. - Почему, черт побери, нет?"
- Rex Corvus. Я никогда не напиваюсь снова.
- Ты и не напился, - ответил Гэнси. - Это был имбирный эль. В большинстве своем. Посмотри туда на наши лица. Мы старше, чем должны быть.
- Когда?
- Да вот, минуту назад. Мы становимся старше все время. Адам… Адам, это то, чего ты хочешь? Это? - Он сделал элегантный, презрительный жест в сторону нижнего этажа, отталкивая все это от себя.
Адам признался:
- Я хочу выбраться из Генриетты.
Он знал, что это говорить было грубо, даже если это была правда. Потому что, конечно, Гэнси бы сказал…
- А я нет.
- Я знаю, что ты не хочешь. Слушай, не то чтобы я стараюсь… - Он собирался сказать "оставить тебя позади", но это было слишком, даже с шампанским, сгладившим берега.
Гэнси жутковато рассмеялся.
- Я рыба, которая забыла, как дышать в воде.
Но Адам думал о скрытой правде: двое из них шли перпендикулярными путями, а не параллельными, и, в конце концов, они пойдут разными дорогами. Вероятно, в колледже. Если не в колледже, то после. В нем строилось напряжение, типа того, которое иногда посещало его глубокой ночью, когда он хотел спасти Гэнси или быть Гэнси.
Гэнси повернулся к нему, его дыхание было мятой и шампанским, его и их. Он спросил:
- Почему ты пошел в Энергетический пузырь без меня, Адам?
Вот так, наконец-то.
Правда была сложной штукой. Адам пожал плечами.
- Нет, - возразил Гэнси. - Не это.
- Не знаю, что тебе сказать.
- Как насчет правды?
- Я не знаю, что правда.
- Я в это просто не верю, - произнес Гэнси. Он начал использовать этот голос. Голос Ричарда Гэнси III. - Ты ничего не делаешь, не осознавая почему.
- Эта фигня может сработать с Ронаном, - ответил Адам. - Но такое не работает со мной.
Гэнси в зеркале невесело рассмеялся.
- Ронан никогда не брал мою машину. Он не лгал мне.
- Ох, да ладно. Я не лгал. Кое-что должно было быть сделано, или Велк сейчас получил бы контроль над линией. - Адам выбросил руку в направлении лестницы, туда, где вечеринка, туда, где пели на латыни. - Он был бы единственным, кто это слышал. Я поступил правильно.
- Вопрос не в этом. Вопрос вот в чем: та ночь. Ты должен был прийти за мной. Ты как будто стремишься быть Адамом Перришем - войном-одиночкой.
А он и есть Адам Перриш - воин-одиночка. Гэнси, которого вырастили эти поклоняющиеся придворные, никогда не был бы способен этого понять.
Адама горячился:
- Что ты хочешь, чтобы я сказал, Гэнси?
- Просто скажи мне, почему. Теперь я неделями защищаю тебя перед Блу и Ронаном.
Идея о том, что его поведение являлось темой для беседы, привела Адама в бешенство.
- Если у остальных со мной проблемы, они могут обсудить это со мной.
- К черту, Адам. Не в этом смысл. А смысл в том… просто скажи, что такого больше не повторится.
- Какого "такого"? Кто-то не сделает что-то, чего ты не просил? Если ты хочешь кого-то контролировать, ты выбрал не того человека.
Возникла пауза, наполненная отдаленным звоном серебра и стаканов. Кто-то смеялся, звонко и радостно.
Гэнси только вздохнул.
И этот вздох был последней каплей. Потому что он не шептал о жалости. Он тонул в ней.
- Ох, не надо, - отрезал Адам. - Даже не смей.
На этот раз не было никакого выключателя. Никакого щелчка от обычного состояния к сердитому. Потому что он уже был сердит. Это было уже темное, а теперь совсем черное.
- Посмотри на себя, Адам. - Гэнси поднял руку, как бы демонстрируя. Экспонат № 1 - Адам Перриш, самозванец. - Просто посмотри.
Адам чувствовал себя до предела переполненным этими гостями вечеринки, их ложной любезностью, блестящими огнями и всяческими подделками. Он боролся за слова.
- Верно. "Там Адам, какая неприятность! Как считаешь, что он пытался сказать тем, что сам разбудил энергетическую линию? Я не знаю, Ронан. Давай его не спрашивать". Как насчет такого, Гэнси? Дело не в тебе. Я делал то, что должно было быть сделано.
- О, не лги мне. Было много других способов.
- Ты бы на это не пошел. Или ты хочешь найти эту штуку, или нет. - Было какое-то зверское освобождение в том, что он способен сказать такое вслух, все, что он думал. Он закричал: - И тебе он не нужен. Мне нужен. Я не собираюсь сидеть, сложа руки, и позволить кому-то еще попытать счастье.
Взгляд Гэнси метнулся вниз по коридору и снова к Адаму. Правильно, Гэнси, не буди ребенка. Его голос был очень тихим:
- Глендовер не был твоим, Адам. Сначала он был моим.
- Ты попросил нас. Или ты имел это в виду, или нет. И ты имел это в виду.
Гэнси слегка нажал пальцем на грудь Адама.
- Это? Я так не думаю.
Адам схватил Гэнси за запястье. Ему это не нравилось. Костюм был скользким, как кровь под его пальцами.
- Я не собираюсь быть твоим приспешником, Гэнси. Это было то, что ты хотел? Ты хочешь, чтобы я помог тебе найти его, тогда позволь мне найти свой путь.
Гэнси вырвал руку из захвата Адама. И снова его взгляд метнулся вниз по коридору и назад.
- Ты должен взглянуть на себя в зеркало.
Адам не смотрел.
- Если мы делаем это, мы делаем это на равных, - сказал Адам.
Гэнси украдкой посмотрел через его плечо. Его губы сложились во что-то, напоминающее "тссс", только без звука.
- О, что такое? - потребовал Адам. - Ты боишься, что кто-нибудь услышит? Они узнают, что не все идеально на земле Дика Гэнси? Доза реальности могла бы помочь тем людям! - Внезапно повернувшись, он схватил все статуэтки со столика Королевы Анны. Лисы в бриджах и терьеры отправились в полет. Все они попадали на пол с удовлетворяющим и болезненным грохотом. Он повысил голос. - Мир кончается, люди!
- Адам…
- Я не нуждаюсь в твоей мудрости, Гэнси, - продолжал он. - Мне не нужно, чтобы ты был моей сиделкой. Я попал в Аглионбай без тебя. Я получил Блу без тебя. Я пробудил энергетическую линию без тебя. Я не приму твою жалость. - Теперь, наконец, Гэнси молчал. Было что-то очень далекое в его глазах или в линии губ, или в подъеме подбородка. Он больше ничего не говорил. Он только слегка тряхнул рукавом, который удерживал Адам, позволяя складкам разгладиться. Его брови были сведены, как будто действие требовало большей части его внимания.
А затем он оставил Адама стоять в коридоре.
Зеркало рядом с Адамом отразило его и мерцающий силуэт призрака, которого никто, кроме Адама, не видел. Она кричала, но звука не было.
Глава 37
Это был сон: сидеть на пассажирском сидении Митсубиши Джозефа Кавински, аромат аварии цеплялся за одежду Ронана, приборная панель в белом орнаменте.
Кавински с исхудалым и диким лицом, отвратительно соблазняющая лирика, которую выплевывали динамики, покрытые венами верхушки суставов на коробке передач. Запах в машине был сладким и незнакомым, ядовитым и приятным, таким, как, Ронан всегда думал, пахла марихуана до того, как он приехал в Аглионбай. Даже ощущение гоночных сидений было незнакомым; они удерживали плечи Ронана и всасывали его ноги куда-то глубоко, словно ловушка. Каждый удар на дороге тут же резко отдавался прямо в кости Ронану. Прикосновение к рулю - и их бросало то в одну сторону, то в другую. Это было похоже на автомобиль, созданный для добычи пищи и произведения беспокойства.
Ронан не знал, любит он это или ненавидит.
Они не разговаривали. Ронан, в любом случае, не знал, что он мог бы сказать. Такое ощущение, будто что угодно могло бы случиться. Все его секреты вроде бы оказались в опасной близости от поверхности.
Кавински гнал из Генриетты, мимо Диринга, в никуда. Дорога из четырехполосной превратилась в двухполосную, и чисто черные деревья давили на матовое черное небо над головой. Ладони Ронана вспотели. Он наблюдал, как Кавински переключает передачи, пока они ползли по извилистой проселочной дороге. Каждый раз, когда он включал четвертую скорость, он пропускал сладкое место. Не мог же он не чувствовать, как в этот момент провисал автомобиль?
- Мои глаза прямо тут, дорогуша, - сказал Кавински.