С презрительным шумом Ронан откинул голову на сидение и всмотрелся в ночь. Теперь он мог сказать, где они были; они находились рядом с площадкой для ярмарки, где проводилась кайфовая вечеринка. Этим вечером огромные прожекторы были темными, единственным свидетельством ярмарки были флаги, по которым пробежались фары. Они оказались на свету всего на мгновение, словно выцветшие призраки флагов, а затем ничего, кроме поросли, так как Кавински двигался по заросшей гравийной дорожке перед ярмаркой.
Через несколько ярдов Кавински остановился. Он взглянул на Ронана.
- Я знаю, что ты.
Это было подобно аварии. Подобно пробуждению после сна. Ронан застрял во льдах, уставившись на него в ответ.
Митсубиши смотрела прямо, где дорога превращалась в безграничную поляну. В свете фар Ронан заметил другую белую машину, припаркованную впереди. Когда они подобрались ближе, огни осветили огромный спойлер на багажнике, а потом появилась часть ножа, нарисованного сбоку. Это была другая Митсубиши. На какой-то момент Ронан подумал, что это, может быть, та, старая, каким-то чудесным образом плохое освещение скрыло ее повреждения. Но затем фары выхватили другую машину, припаркованную рядом с этой. Этот второй автомобиль тоже был белым и с огромным спойлером. Другая Митсубиши. Нарисованный нож показался на затененной стороне.
Кавински продвинулся вперед еще на несколько футов. Теперь в поле зрения попадал третий автомобиль. Белая Митсубиши. Они продолжали ползти вперед, полевая трава шелестела по низкому бамперу. Другая Митсубиши. Еще одна. Еще одна.
- Золотая рыбка, - сказал Кавински.
Было бы не то же самое.
Но эти были тем же самым. Десятки и десятки - теперь Ронан видел, что Митсубиши были припаркованы, по крайней мере, в два длинных ряда - одинаковых машин. Только они не были совсем уж одинаковыми. Чем дольше Ронан смотрел, тем больше различий он видел. Крыло больше здесь. Забрызганный изображенный дракон там. У какой-то были странные фары, которые обхватывали весь перед машины. У какой-то фар не было вовсе, только чистый кусок металла там, где они должны бы быть. Некоторые были немного выше, другие - чуть длиннее. Один автомобиль имел только две двери. А еще один - вообще ни одной.
Кавински добрался до конца первого неровного ряда и повернул к следующему. Там стояло, должно быть, больше сотни машин.
Это не было возможно.
Ронан сжал кулаки. Он произнес:
- Думаю, я не единственный, у кого сны повторяются.
Потому что, конечно, все это было из головы Кавински. Как поддельные водительские права, как кожаные браслеты, которые он дал Ронану, как невероятные вещества, за которыми его друзья проделывали многочасовой путь, как и каждый невозможный фейерверк, что он запускал каждый год на Четвертое Июля, как любая подделка, благодаря которой он был известен в Генриетте.
Он был Грейвореном.
Кавински потянул ручной тормоз. Они были белой Митсубиши в мире белых Митсубиши. Каждая мысль в голове Ронана казалась частицей света, исчезающей до того, как он мог бы ее удержать.
- Я же говорил, чувак, - сказал Кавински. - Простое объяснение.
Голос Ронана был очень тихим.
- Машины. Целая машина.
Он никогда даже не представлял, что такое возможно. Он никогда даже не думал о попытке достать что-то большее, чем ключи от Камаро. Он никогда даже не мыслил о ком-то, кроме себя и своего отца.
- Нет… мир, - ответил Кавински. - Целый мир.
Глава 38
После того, как вечеринка сошла на нет, Гэнси выбрался на заднюю лестницу, избегая своей семьи. Он не знал, где был Адам - предполагалось, что тот будет спать в старой комнате Гэнси, а гости его матери займут все другие свободные комнаты - и он не искал его.
Гэнси должен был спать на диване, но сегодня у него не будет сна. Так что он тихо вышел во внутренний сад.
Вздохнув, он присел на край бетонного фонтана. Здесь было много тонкостей и чудес английского сада, но большинство из них терялось после наступления темноты. Воздух был насыщен ароматом самшита, гардении и китайской еды. Единственные цветы, которые он мог видеть, были белыми и сонливыми.
Его душа внутри была ободранная и избитая.
То, что ему было нужно, это сон, чтобы этот день можно было бы закончить и начать новый. То, что ему было нужно, это способность выключить воспоминания, чтобы он смог прекратить проигрывать ссору с Адамом в голове.
"Он ненавидит меня".
То, что он хотел, это оказаться дома, а дом был не здесь.
Он был на пределе, чтобы решать, что мудро, а что нет. Он позвонил Блу.
- Алло?
Он зажмурил глаза. Только звук ее голоса, колыбельная песня Генриетты, заставлял его чувствовать себя истерзанным и разрушенным.
- Алло? - повторила она.
- Я тебя разбудил?
- О, Гэнси! Нет, не разбудил. У меня была смена в Нино сегодня. Твои дела закончились?
Гэнси лег, прислонившись щекой к всё еще нагретому солнцем бетону ограды фонтана, и вгляделся в полночный сад за натриевым туманом, который был Вашингтоном, округ Колумбия. Он держал трубку телефона у другого уха. Тоска по дому его съедала.
- На сегодня.
- Извини за шум, - сказала Блу. - Здесь зоопарк, как обычно. Я только возьму… хмм… йогурт и тогда… поговорим. Так что тебе нужно?
Он глубоко вздохнул.
"Что мне нужно?"
Он снова увидел лицо Адама. Проиграл в голове свои вопросы. Он не понимал, какой из них был неправильным.
- Ты думаешь… - начал он. - Ты могла бы рассказать мне, что прямо сейчас происходит в твоем доме?
- Что? Типа что делает мама?
Огромное насекомое прожужжало над его ухом, будто на посадке пассажирский самолет. Он продолжал лежать, хотя облет был совершен достаточно низко, чтобы пощекотать его кожу.
- Или Персефона. Или Кайла. Или кто угодно. Просто опиши это мне.
- О, - произнесла она. Ее голос немного изменился. Он услышал, как она придвинула стул к телефону. - Ну, ладно.
И она рассказала. Иногда она говорила с полным ртом, а иногда она делала паузы и отвечала кому-то еще, но она не торопилась и уделила время в полной мере каждой женщине в доме. Гэнси моргал все медленнее. Запах ресторанного ужина пропал, и все, что осталось, это тяжелый, приятный аромат растений. Это и голос Блу на другом конце трубки.
- Вот так? - наконец, поинтересовалась она
- Да, - ответил Гэнси. - Спасибо.
Глава 39
С Серым Человеком происходило что-то странное и химическое. Однажды его зарезали отверткой (головка Филлипс, ярко-синяя ручка), и влюбленность в Мору Сарджент была именно такой. Он ничего не чувствовал, когда отвертка пронзила его бок. Это не было невыносимо, когда он сшивал рану у кровати, смотря одновременно "Последнего рыцаря" по телевизору (Арбор Пэлас: ночлег и питание, местный колорит!). Нет, стало хуже, когда рана начала затягиваться. Когда он уже начал привыкать к новой коже, на месте пореза.
Теперь рваная рана в его сердце рубцевалась, и он не мог перестать это ощущать.
Он чувствовал это, когда установил новые счетчики в Погроме Цвета Шампанского. Цифры ухмылялись ему, подмигивали и щебетали.
Он чувствовал это, когда вскрывал подошву своей второй пары обуви и вынимал припрятанную заначку. Банкноты нежно трепали его по руке.
Он чувствовал это, когда взялся за дверную ручку винилового особняка Кавински. Входная дверь распахнулась настежь, не сопротивляясь. Он обнаружил дом, полный чудес, и ни одно из них не было Грейвореном. Миссис Кавински медленно подняла щеку с туалетного столика, ресницы едва трепетали, ноздри сопливы.
- Я плод вашего воображения, - сказал он ей.
Она кивнула.
Он чувствовал это, когда склонялся над БМВ Ронана Линча, припаркованной на стоянке Фабрики Монмаут, и смотрел идентификационный номер машины. Обычный номер состоял из семнадцати цифр, которые указывали, что это за машина, и где она была произведена. Номер данного БМВ состоял всего из восьми цифр и указывал на дату рождения Найла Линча. Серый Человек неосознанно порадовался этому.
Он чувствовал это, когда позвонил Гринмантл и кричал сердито и взволнованно о количестве времени, которого не вернуть.
- Вы меня слышите? - требовательным тоном спросил Гнирмантл. - Есть необходимость в моем приезде?
Серый Человек ответил:
- Генриетта - приятный городок.
Он чувствовал это, когда позволил себе войти в дом приходского священника Святой Агнесс и поинтересоваться у пастора внутри, исповедовались ли братья Линч в том, на что следовало бы обратить внимание. Шокированный священник издавал разнообразные шумы, когда Серый Человек схватил того и протащил через небольшую ламинированную столешницу в кухне, круглый стол для завтрака и через автоматическую кормушку для двух приходских кошек, Джоан и Димфны.
- Вы очень больны, - сказал священник Серому Человеку. - Я найду способ вам помочь.
- Мне кажется, - ответил Серый Человек, опуская священнослужителя на ларец с новыми молитвенниками. - Я уже его нашел.
Он чувствовал это, когда каждое устройство в Унынии Цвета Шампанского загорелось, как рождественская елка, вспыхивая, рыдая и пульсируя изо всех сих. Когда это впервые началось, его первой мыслью было: "Да. Да, именно это я чувствую".
А потом он вспомнил, зачем он здесь.
Вспыхнули огни, датчик резко подскочил, заголосил сигнал тревоги.
Это был не тест.
Медленно, неумолимо показания вытянули его из города, вознаграждая еще более мощным результатом. Серый Человек чувствовал это даже сейчас, в неизбежности охоты за сокровищем. Время от времени устройства зависали, данные мерцали. А потом, как раз тогда, когда он начинал подозревать, что аномальность исчезла навсегда, оставив его на произвол судьбы, измерители вновь взрывались светом и звуком, еще более сильными, чем до того.
Это был не тест.
Сегодня он найдет Грейворена.
Он это чувствовал.
Глава 40
В одиннадцать следующим утром Гэнси получил серию сообщений от Ронана. Первое было просто фотографией. Крупный план части анатомии Ронана, которую он раньше не видел.
С привязанным туда закрученным ирландским флагом. Это не было самое гротескное проявление национализма, но близко к тому.
Гэнси получил сообщение в середине чайных посиделок его матери. Одурманенный плохим сном на диване, ошеломленный сдержанной социализацией, творящейся вокруг, и преследуемый ссорой с Адамом, он не сразу осознал возможный смысл такой фотографии. Понимание только начинало пробиваться, когда пришло второе сообщение.
"Прежде чем ты услышишь это от кого-либо другого: я разбил Свинью".
Гэнси внезапно совсем проснулся.
"Но не волнуйся, чувак, я все взял под контроль. Передавай привет твоей маме от меня".
Во всяком случае, выбор времени был удачным. Потому что Гэнси унаследовал от своей матери крайнюю неприязнь демонстрации скверных эмоций на публике ("Лицо каждого - это зеркало, Дик, стремись заставить его отражать улыбку"), получение новостей в окружении аудитории, тонкого фарфора и смеха дам в их пятьдесят подарило ему время, чтобы выяснить, как реагировать.
- Все в порядке? - спросила женщина напротив него. Гэнси моргнул.
- О, да, спасибо.
Не было таких обстоятельств, при которых он ответил бы на этот вопрос по-другому. Возможно, только если бы он обнаружил, что кто-то из его семьи умер. Возможно, если бы одна из его конечностей была бы отделена от тела.
Возможно.
Когда он передавал поднос огуречных сэндвичей от женщины справа к женщине слева, он задался вопросом, проснулся ли уже Адам. Он подозревал, что Адам не спустился бы, даже если и проснулся.
Его мозг проиграл изображение Адама, швыряющего фигурки на пол.
- Эти сэндвичи восхитительны, - сказала женщина справа женщине слева. Или, может быть, ему.
- Они из ресторана Клариссы, - автоматически ответил Гэнси. - Огурцы местные.
"Ронан взял мою машину".
В этот момент воспоминание о Ронане и его отвратительной улыбочке не казалось сильно отличающимся от Джозефа Кавински и его соответствующей грязной ухмылки. Гэнси пришлось себе напомнить, что у них есть очень существенные различия. Ронан был сломлен, Ронан излечился, у Ронана есть душа.
- Я так довольна стремлением поддержать местную пищу, - сказала женщина справа, наверное, женщине слева. Или, может быть, ему.
Ронан обладал очарованием. Просто оно было глубоко зарыто.
Очень глубоко.
- На вкус свежие, - добавила женщина слева.
Дело в том, что Гэнси знал, что происходило по пятничным вечерам, когда БМВ Ронана возвращалась с запахом горелых под давлением тормозов и сцепления. И он поэтому забрал ключи от Камаро с собой, когда уезжал. Так что это не было сюрпризом.
- И правда, преимущества здесь в снижении затрат на топливо и транспортировку, - произнес Гэнси, - это передается потребителю. И на окружающую среду.
Но что он имел в виду под "разбил"?
Мозг Гэнси был перегружен. Он чувствовал, как его синапсы убивают друг друга.
- Можно только гадать о потерянных рабочих местах в грузоперевозках, - сказала женщина справа. - Передай сахар, будь любезен.
Передавай привет твоей маме?
- Я, конечно, чувствую, что есть необходимость местной инфраструктуры в обработке, и продажа продукции приведет к нулевым потерям рабочих мест, - рассуждал Гэнси. - Самой большой проблемой будет регулирование ожиданий людей в связи с сезонностью производства, которое они ожидают круглый год.
Отключка.
- Возможно, ты прав, - согласилась женщина слева. - Хотя мне нравятся персики зимой. Я тоже возьму сахар, если не возражаешь?
Он передал чашу комковатого рафинированного коричневого сахара от женщины справа женщине слева. Через стол Хелен активно показывала на сливочник, выполненный в виде лампы джина. Она выглядела свежо, как диктор новостей.
Подняв глаза, она поймала взгляд Гэнси, затем промокнула уголки губ салфеткой, сказала что-то своему собеседнику и встала. Она указала на Гэнси и махнула в сторону двери на кухню.
Гэнси извинился и присоединился к ней на кухне. Это была единственная часть дома, которая не была отремонтирована за последние два десятка лет, здесь всегда было темно и неопределенно пахло луком. Гэнси остановился у кофе-машины. У него тут же возникло отдаленное воспоминание о его гламурной матери, помещающей термометр кувшина для молочной пены ему под язык, чтобы измерить температуру. Время ощущалось неуместным.
За Хелен захлопнулась дверь.
- Что? - тихо спросил он.
- Ты выглядишь так, будто бы потратил свой последний чек радости.
Он прошипел:
- Что же это значит?
- Не знаю. Я просто проверяю.
- Ну, это не сработает. Не имеет смысла. И в любом случае, у меня множество чеков радости. Целый вагон.
Хелен спросила:
- Что там случилось, в твоем телефоне?
- Очень маленькое списание со счета радости.
Улыбка его старшей сестры ярко засияла.
- Видишь, работает. А теперь, тебе было нужно или не нужно убраться из той комнаты?
Гэнси слегка наклонил голову, подтверждая. Братья и сестры Гэнси хорошо знали друг друга.
- Всегда пожалуйста, - сказала Хелен. - Дай мне знать, если тебе понадобится подписать чек радости.
- Я, правда, не думаю, что сработает.
- О, я считаю, тут обещание, - ответила она. - Теперь, если ты меня извинишь, я должна вернуться к мисс Капелли. Мы говорим о пространстве адаптационного синдрома и эффекте Кориолис. Я просто хотела, чтобы ты знал, что упускаешь.
- Упускаю - сильное слово.
- Да, сильное.
Она толкнула раскачивающиеся двери. Гэнси стоял в тусклой, пахнущей овощами кухне, пока они не прекратили качаться. Затем он набрал номер Ронана.
- Дик, - произнес Кавински. - Гэнси.
Убрав телефон от уха, Гэнси проверил, действительно ли он звонит на правильный номер. На экране читалось: РОНАН ЛИНЧ. Он не мог понять, как телефон Ронана оказался в руках Кавински, но случались вещи и более странные. По крайней мере, сообщения теперь имели смысл.
- Дик-Три, - сказал Кавински. - Ты там?
- Джозеф, - любезно обратился Гэнси.
- Забавно, что я от тебя услышу. Видел, твой автомобиль катался по округе прошлой ночью. Теперь у него пол лица. Бедный ублюдок.
Гэнси закрыл глаза и позволил себе тихий вздох.
- Извини, я тебя не слышал, - продолжи Кавински. - Повтори? Знаю, знаю… То же самое мне сказал Линч.
Гэнси свел зубы в очень ровную линию. Отец Гэнси, Ричард Кэмпбел Гэнси II, тоже прошел через школу-интернат, теперь уже не существующий Рочестер Холл. Его отец, коллекционер вещей, коллекционер слов, коллекционер денег, рассказывал заманчивые истории. В них Гэнси мельком улавливал утопическое общество лордов, предназначенных для знаний, заинтересованных в погоне за мудростью. Это была школа, в которой не просто преподавали историю, нет, она носила историю, как удобный пиджак, любимый со всех его потертых сторон. Гэнси II описывал студентов - по правде, товарищей - сформировавших узы братства, которые будут длиться до конца их жизней. Как Клайв Стейплз Льюис и Инклинги, Уильям Батлер Йейтс. и Национальный Театр Ирландии, Толкиен и его Колбитар, Глендовер и его придворный поэт Иоло Гох, Артур и его рыцари. Это было сообщество знатоков, только за пределами юности, своего рода Marvel Comic, где каждый герой представляет другую руку гуманитарных наук.
Это были не деревья из туалетной бумаги и шепчущие взятки, не лужайка для игры в сокс и способность к делам, не подаренная водка и украденные автомобили.
Это была не Академия Аглионбай.
Иногда разница между той утопией и реальностью опустошала Гэнси.
- Хорошо, - сказал Гэнси. - Это было здорово. Ты возвращаешь телефон обратно Ронану во всех смыслах.
Повисла тишина. Это была ловкая тишина, такая, которая заставляет случайных свидетелей поворачивать головы и замечать ее, точно так же, как громкий смех.
Гэнси это не совсем заботило.
- Он собирается попытаться сильнее, - произнес Кавински.
- Прошу прощения?