- У тебя проблемы?
- Что? - обескуражено спросил Вей, впервые его заметив.
- Не чтокай, а прямо говори, в чём твоя проблема! - Микаш схватил его за ворот и потянул к себе. Я дёрнулась, чтобы их разнять, но в голове раздалось веское предупреждение:
"Не лезь".
- Отвали, а? Я тебя не трогаю - ты меня! - вырвался из его хватки Вейас и для острастки пнул ногой.
- Тогда какого плешивого демона ты ко мне цепляешься? Думаешь, я не догадался, кто подсыпает мне снег под одеяло? Думаешь, я не знаю про остальные твои скудоумные шуточки? Ну же, будь мужчиной, скажи мне в лицо, что думаешь!
Микаш пихнул его в грудь. Вей запнулся об бревно и едва не упал.
- Без понятия, что взбрело в твою тупую башку, знать не знаю ни про какие шуточки! - он встряхнул головой и пихнул здоровяка в ответ. - Не подходи ко мне больше, ни ко мне, ни к моей сестре! Я сам смогу её защитить!
- Ах, вот в чём дело? Маленький мальчик позавидовал моей силе, приревновал сестричку и за это решил мне нагадить? - Микаш снова его пихнул подальше от костра. Туаты поражённо наблюдали за ними. Кое-кто даже поднялся, чтобы прекратить свару, но Асгрим остановил их едва заметным покачиванием головы.
- Все вы одинаковые, что ты, что мой предыдущий хозяин - напыщенные и тщетные, - продолжал теснить брата Микаш. - Нет, он лучше, его выходки хотя бы были не такими детскими!
- Не смей меня с ним сравнивать! - взбешённо зашипел Вейас и бросился на него.
Они сцепились клубком и покатились по снегу, молотя друг друга ногами и руками, что было сил.
Я хотела разнять их, но Асгрим меня удержал.
Они же друг друга убьют! Когда я просила Микаша поговорить с братом по-мужски, я не имела в виду разбить его голову об дерево.
Они шипели, как бродячие коты, изрыгали проклятья. Вей выкрикнул что-то особенно заковыристое. Микаш схватил его за шиворот и окунул головой в снег. Вей вывернулся и заехал локтем ему в живот. Микаш хекнул и перекатился на спину, а брат уже целился кулаком ему в лицо.
Я зажмурилась и зажала уши руками, отказываясь наблюдать за этим кошмаром. Но всего через пару мгновений Асгрим коснулся моего плеча и указал на возвращающихся к костру мужчин. Выглядели они одинаково потрёпанными. Вейас утирал рукавом разбитый нос, Микаш постоянно сплёвывал сочившуюся с верхней губы кровь.
- А ты неплохо кулаками работаешь. Всяко лучше, чем мечом, - по-дружески похлопав брата по плечу, заметил здоровяк.
Вей распрямил плечи и заглянул ему в лицо.
- Будешь тут работать, когда бешеный верзила пытается тебя придушить.
Они дружно расхохотались, а я поняла... что уже ничего не понимаю. Доела свой ужин и улеглась спать возле костра, пока Вейас вовсю братался с Микашем. Они жали друг другу руки, чокались флягами, наливались туатским пойлом, травили пошлые байки и смеялись, как умалишённые. Заснуть от пьяного хохота я не могла, лишь дремала, вздрагивая, когда их голоса становились слишком громкими.
- Чего опять хандришь? Настойка что ли закончилась? - послышался обрывок назойливого разговора.
- Плесни ещё, а то залить печаль никак не получается.
Они заговорили тише, и я снова провалилась в дрёму.
- … она как огонь… - всего через пару мгновений мой сон взорвал громогласный возглас.
- …внутренности в дым, кости в пепел… И ничегошеньки с этим не поделать, сколько ни пытайся.
- Чары?
- Пробовал - не помогло.
Что они несут?! Похмелье будущее обсуждают? Больные! Я швырнула в кого-то из них снежком. Вроде затихли, и я, наконец, уснула.
28.
После попойки Вейас с Микашем расслабились, перестали смотреть друг на друга волком, брат хотя бы перестал, а здоровяк... я не понимала, что он думает или чувствует. Нужно признать, я плохо разбираюсь в мужчинах, а этот простолюдин и вовсе сплошная загадка. Можно ли ему доверять? Не мыслит ли дурного?
С ним, конечно, легче и удобней, особенно когда Вей перестал крыситься на каждое его действие или слово. Мы вместе занимались телепатией и фехтованием. Микаш показывал многое, до чего ни я, ни даже брат додуматься не могли. От его строгих, подчас суровых тренировок Вей на глазах мужал, становился сильнее и уверенней. Даже у такой неумехи и неженки, как я, что-то потихоньку начало получаться. По крайней мере, я больше не жаловалась на слабость и не падала после каждого перехода.
А вот ответные тренировки с Микашем, чтобы преодолеть его неловкость, проходили не так гладко. Он с трудом заставлял себя отвечать на мои выпады, да и то делал это настолько осторожно, как будто обращался с хрустальной вазой. Боялся ненароком задеть или поранить. Я замирала по его просьбе. Он придвигался вплотную, разглядывал, нюхал, опасливо прикасался к одежде и лицу. Я не выдерживала и хихикала, настолько потешно-удивлённым было его лицо. Тогда замирал он сам, потерянный и несчастный. Безнадёжно махал рукой и уходил, чтобы на следующий стоянке вновь приниматься за собственную пытку.
Горы остались позади. Мы вступили в однообразную заснеженную тундру. Ехать по плоской равнине было легче, если не считать пронизывающего ветра, сильных снегопадов, укрыться от которых можно было лишь в сколоченных из цельных сосновых стволов домиках-зимовках, расположенных в десяти часах езды друг от друга. Мороз крепчал. Теперь я поняла, почему его называют трескучим. Даже когда ветра не было, воздух двигался с похожим на треск, гулом, опаляя холодом кожу. Мы натягивали платки и шарфы по самые глаза. Одежда покрывалась колкими сосульками. Холод так и норовил пробиться под толстый мех и пощипать морозными иглами. Даже привычные ко всему полудемонические лошади заметно отощали и не пытались показывать норов, сохраняя последние крохи сил.
Я лениво изучала ночное небо, перебирала в памяти названия звёздных рисунков, в воображении дорисовывала их до образов из знакомых легенд и сказок. После нескольких недель без солнца я научилась отличать день от ночи. Поутру наступали почти незаметные глазу сумерки, небо едва-едва светлело, звёзды выцветали и становились неразличимыми, а ночью разгорались с новой силой и блестели, как алмазы на чёрном бархате платья вдовствующей королевы. И самый крупный из них, монарший - наконечник стрелы Охотника, Северная звезда. Охотник и есть сам Безликий, его образ, запечатлённый им же на холсте ночного неба, чтобы указать страждущим путь к своей гробнице. По крайней мере, так говорилось в преданиях. И он действительно звал, Северная звезда полыхала льдисто-голубоватым светом. Быстрее! Быстрее! Идите за мной, я так долго вас ждал!
От пристального разглядывания разболелась голова. Звезда вспыхнула и покрылась багровой вуалью. Словно кровью облили. Запульсировала барабанным боем, наполняясь колдовской силой. Завораживала, сковывала злой, пробивающейся даже сквозь трескучий мороз волей.
- Что с тобой? - раздался за спиной встревоженный голос брата.
Задумавшись, я натянула поводья и остановила лошадь. Вей поравнялся со мной, туаты окружили со всех сторон, Асгрим развернул лошадь и тоже спешил к нам, чтобы выяснить из-за чего переполох.
- Северная звезда... - я суматошно перебирала слова, не зная, как объяснить смутные ощущения, взглядом оббегала толпу, усталые глаза, тлеющие под заиндевелой грудой тканей и мехов. - Она пульсирует красным, - я сдавила виски, пытаясь сосредоточиться, но головная боль отвлекала, не позволяя уловить ни одной здравой мысли. - Что-то не так, будет плохо, я...
- Успокойся, - Асгрим положил мне руку на плечо. - Со звездой всё в порядке. Север играет с твоим разумом. Такое бывает с непривычки, если ты устал или ослаб. Потерпи - доедем до следующей зимовки и устроим ещё одну днёвку. Отоспишься - полегчает. А сейчас не обращай внимания.
Они поехали дальше, а я никак не могла отвести от пышущего огонька взгляда. Я слабая, что правда, то правда, но отчего жуткое предчувствие сковывает всё тело? Я растолкала кобылу на шаг и тут заметила ждущего рядом Микаша. Он смотрел на звёздное небо, едва заметно покачиваясь в седле.
- Ты тоже видишь?
Он вздрогнул и обернулся. Серые глаза сверкали в темноте не хуже звёзд.
- Держись поближе ко мне.
Догонять наш отряд пришлось галопом.
Днёвка вышла не менее таинственной и зловещей. Зимовье оказалось побольше уже виденных. Мы удобно устроились в просторной квадратной комнате. Пока Вей разжигал маленький камин в углу, туаты достали из тайника под крышей несколько холщовых мешков и фляг.
- Прошлогодние запасы, - усмехнулся на мой незаданный вопрос Асгрим и, откупорив флягу, дал понюхать.
От резкого запаха я чихнула. Туаты рассмеялись. Надо же, как приободрились, словно и не было месяца странствий по заснеженным горам.
- Огнистая настойка - не замерзает даже в самые лютые морозы, - продолжил объяснять Асгрим, пока остальные раскладывали на полу шкуры и усаживались возле камина, который уже потрескивал смолистыми дровами.
- А это ягель, - Асгрим развязал тесёмки на мешке и показал сухие белые нити оленьего мха внутри. Я видела его в предгорьях на подступах к Упсале, когда ещё было светло. - Ух, и оттянемся сегодня. Самое время расслабиться после долгой дороги. Только женщинам нашим не рассказывай - им не понравится.
Он подмигнул мне и устроился в кругу своих сородичей у камина. Среди них царило возбуждённое ожидание, переговаривались, не трудясь понижать голос, смеялись. Конечно, женщинам не понравится. Кому это из их жён, пускай даже и демонов, пришлось бы по душе, что их благоверные вместо охоты набираются тут до белых демонов.
Стали раздавать похлёбку, и я тоже уселась на шкурах возле камина со своей плошкой. Голоса туатов звучали всё громче, а потом разом стихли. Откупорили фляги и принялись пить круговую. Каждый делал глоток и передавал соседу слева, пока фляга не пустела. Потом брали новую. Асгрим предложил и мне:
- Глотни - полегчает. Тревога отпустит, и странное мерещиться перестанет.
Я попыталась отказаться. От одного запаха к горлу подступала дурнота.
- Выпей - и спать заодно крепче будешь. Туаты говорят, от него похмелья не бывает, - видя, что стражник не справляется, к делу приступил Вейас. Судя по блестевшим глазам он уже хорошо захмелел. Взял меня за руку и принялся внушать. Я закрывалась изо всех сил. Как же он меня бесил, как папа в Ильзаре. И лицо у Вея сейчас очень похожее. Папа. Вдруг я никогда больше его не увижу? И Ильзар, и Дикую пущу, и соседские деревушки - Дрисвяты с Подгайском? Обледенею и навсегда останусь здесь, во тьме с демонами.
Улучив момент, Вей обхватил меня за плечи, а Асгрим влил напиток силой. Он попал не в то горло, обжёг. Я закашлялась. Едва не стошнило.
- Оставьте вы её. Не хочет, и ладно. Захлебнётся ведь, - подоспел к нам Микаш и ударил меня по спине так, что я чуть не упала. Хоть кашель прошёл, и Вейас с Асгримом больше напоить не пытались.
Я забралась в дальний угол, чтобы меня больше не трогали. Когда фляги опустели, туаты достали несколько деревянных трубок и набили их ягелем. Раскурили, выдувая белёсые кольца. И тоже стали передавать по кругу.
Дым оседал внизу белыми облачками. От едкого кисло-сладкого запаха кружило голову. Кто-то из туатов завёл тоскливую песню, остальные подхватили. Заскрипели подвяленные дымом голоса, хором рассказывая историю на непонятном, мелодичном языке. То опускались, то поднимались, ликовали и грустили, тосковали и полнились надеждой. И чудились в их песне бушующий океан, заснеженные вершины гор, вьюжный вой и плач по временам былого величия.
- О чём это? - разморено спросил Вей, когда они замолчали, чтобы перевести дух.
- Песня предначальных времён на предначальном языке. О том, как лесная богиня-покровительница Дану увела наших предков из гибнущего мира через Червоточину. По морю они приплыли на серебряных кораблях к тёплым берегам и расселились южнее Утгардского нагорья. Не всем пришёлся по вкусу Мидгард, отчаянные смельчаки решили отыскать обратный путь, захватили корабли и поплыли обратно. Только не вела уже их своей мудрой волей богиня. Корабли разбились об айсберги и затонули. Лишь нескольких счастливчиков помиловали боги, велев им передать остальным, чтобы те не мыслили о возвращении и не смели заходить в пустыню Хельхейма северней лабиринта. В такую же зимнюю пору они шли, замерзая, через суровый Утгард и оплакивали потерянную прародину, - по-пьяному высокопарно отвечал Асгрим.
- А говорят, что Червоточина вас породила, - усомнился Вей.
- Нет, наш народ был рождён под солнцем другого мира. Мира, где хозяевами были мы, а не длиннобородые. По крайней мере, так сказывается в легендах, - Асгрим заметно притих к концу, словно погрузился в мрачные раздумья.
- А детали? Ваша баллада такая длинная. Можешь дословно её перевести? - Вейас не унимался, сосредоточился и подобрался, словно и не пил вовсе
- Я знаю лишь общий смысл. Предначальный язык умер вместе с нашей прародиной. Лишь отголоски тех событий сохранились в легендах, но и они угасают с каждым поколением. Наша богиня теряет силы, ворожея выбрала иного покровителя, здешнего. Вскоре мы и вовсе уверимся, что правдивы ваши поверья, а не наши, - Асгрим выкурил из протянутой товарищем трубки побольше, выпуская пар струйками из ноздрей.
Вейас молча ожидал своей очереди. Необычно степенный, задумчивый. И взгляд такой далёкий-далёкий. Я-то думала, у нас в семье одна я люблю задаваться бесполезными вопросами.
- А почему ваш мир умер? Разве он может умереть? - подала голос я, когда Асгрим передал трубку Вею.
- Об этом в легенде не говорится. Может, стало слишком жарко, а, может, слишком холодно. Может, была война, которая затопила землю кровью и огнём. Может, тьма поглотила весь мир, а, может, боги оставили его. Некому стало поддерживать порядок, и всё обратилось в хаос, - медленно вытягивая каждое слово, отвечал Асгрим, словно продолжал пускать кольца дыма.
- Отчего боги оставляют мир? - мой голос, оказывается, звучал также разморено. Мысли текли вяло, в бреду. Я не до конца понимала, о чём у нас идёт беседа, что именно я спрашиваю и что хочу услышать.
- Может, тьма пожирает и их. Может, когда в них перестают верить, их сила исчезает. Может, они сами перестают верить, разочаровываются и уходят. А может, они, как и все, отживают отмеренный срок и умирают, - голос Асгрима затухал, а подбородок клонился всё ниже к груди.
Остальные туаты уже давно уснули на тех же местах, где сидели. Вейас бодрился, но как только я перехватила разговор, тоже заклевал носом. Головешки в камине тлели еле-еле, на улице зловеще завывал ветер, мир погружался во тьму. В моём воображении вовсю оживали образы из легенды, пугающие своей непостижимой глубиной. Я стояла на краю Червоточины и видела внутри бездну с тлеющими угольками иных миров, что кружились в беспрестанном хороводе и пели завораживающими голосами туатов. Но чернота наступала, и угольки, с шипением испустив кольца дыма, гасли, растворялись в бездне без остатка.
Скрипнули половицы. До костей пробрал едва различимый шепоток. Шаги приближались. Чудилось, будто давешний кошмар стал явью. Мой тёмный суженый спешит сквозь миры, времена и расстояния, а Зверя нет. Он ушёл или умер, неважно. И некому, совсем некому меня защитить.
- Не бойся, - послышался низкий голос Микаша. - Это всего лишь я.
Он опустился рядом.
- Ты не пил с остальными? - догадалась я по его верной походке и бодрому голосу. Даже меня развезло, а он держался.
- Кто-то же должен быть начеку, особенно после таких сказок. Спи, я смогу тебя защитить, что бы там ни было.
- Даже если демон-пересмешник превратится в меня и заставит тебя сражаться против него на мечах? - усмехнулась я, укладываясь поудобней, и закрыла глаза.
- Вряд ли он сумеет подрожать твоему ехидству, а с остальным я справлюсь.
Он зевнул, укрыл меня собственным плащом и затих рядом.
Наутро вчерашние беседы показались дурманным сном, который стремительно заволакивало пеленой забвения. И вскоре я уже не могла припомнить ничего, кроме ощущения липкого ужаса перед неизведанным. Остальные тоже молчали, словно те песни и легенды предназначались исключительно для прокуренного дурманящим ягелем вечера, а под сенью ясного дня им места нет.
Мы сильно разморились, и ехать стало только тяжелее. Лошади лениво плелись по высоким сугробам. У всадников уже не осталось сил на понукания. Все клевали носом. Молчали. Мечтали лишь о том, когда утомительная дорога закончится.
Северная звезда скрылась за тучами, вместе с ней отступила тревожность и головная боль. Я была довольна хотя бы этим.
- Крепитесь, до заледенелого моря рукой подать, - подбодрил неунывающий Асгрим.
- Ага, а потом ещё через ледяную пустыню Хельхейма и, если повезёт, обратно столько же пилить, - остудил его пыл Вейас.
- Никто вас за руку не тянул, - резонно заметил предводитель туатов и снова встал впереди строя.
Переход всё не кончался. Когда наступила ночь, по крайней мере, по моим подсчётам она наступила - из-за туч не разобрать - я задремала, доверившись умной кобыле. Мерное колыхание седла убаюкивало. Глаза слипались. Сознание то ускользало, то врывалось в тело, разбуженное резким движением или звуком. И снова тонуло в трясине усталости и недосыпа.
Тело как молнией пронзило. Яркая вспышка ослепила зажмуренные глаза, обожгла веки. Сердце затрепыхалось в груди. Стало тяжело дышать. Я плавно накренилась набок и соскользнула в снег.
- Лайсве! - раздался рядом и совсем далеко испуганный вскрик.
Погасло. Вспыхнуло. Меня трясли, колотили по щекам наотмашь.
- Принцессочка! Принцессочка! Ну же, не уходи, я сойду тут с ума один!
Я с трудом разлепила глаза. Встревоженное лицо Микаша нависло надо мной, маска из тёмного воска с глазами цвета недобрых звёзд. Потянулась к нему.
- Ты в порядке?
- Да… Вейас?!
За могучей спиной Микаша брата не оказалось. Он не мог не заметить, что я упала, он ехал рядом со мной! Усталость и обморок тут же забылись - сердце сжал тугой комок страха. Я ухватилась за парку Микаша и поднялась.
- Где остальные? Почему никто не остановился?
Он открыл рот, но слова заглушила музыка. Такая изысканная, чистейшие лады арфы, нежнейшая мелодия флейты, небесный хор, почти как у туатов, только звонче и чище, неземной. Но откуда взяться оркестру, достойному давать концерты во дворцах королей, посреди голой заснеженной тундры? И почему голова становится дурной, как от похмелья?
Зелёный свет хлынул из густого тёмно-синего неба горным ручьем. Сиреневые всполохи, пурпурные, малиновые изукрасили весь небосвод на севере, переливались яркими лепестками, облизывали языками всех цветов и оттенков, пожирали однообразную синь полугодовой ночи. От пестроты зарябило в глазах. Сколько мы уже не видели таких красок? Месяц? Полтора? Я и забыла, какими невероятно красивыми они могут быть. Восхитительно! Завораживающе!
Микаш стоял на коленях, запрокинув голову в исступлении. Я поняла, что замерла в такой же позе. Встряхнула плечами, отгоняя наваждение, и поднялась.