Сияние в небе пробегало волнами, складывалось в зубастую корону, пульсировало в такт колдовской музыке, сводило с ума не хуже, чем побагровевшая Северная звезда. Огни Червоточины! Как нечто зловещее может быть настолько притягательно красивым?! Оно заразило нас безумной лихорадкой. Оно звало, тащило за собой, на север, в самую пасть Преисподней. Вон впереди тёмные силуэты всадников. Бредут, скованные чужой волей, одним молчаливым порывом незнамо куда. Как мертвяки по зову некроманта. По зову Северной звезды.
Я дёрнула Микаша за рукав.
- Отряд там!
Он сдавленно выдохнул и ошалело завертел головой по сторонам.
- Так это оно и есть, сияние Червоточины?
- Да! Да! - закричала я, чувствуя, что остальным угрожает опасность, а мы увязли в липкой паутине и ничего не делаем. - Там рождается новый демон, и наш отряд идёт к нему в пасть!
Микаш содрал с руки рукавицу, потянул меч из ножен и обхватил клинок ладонью. Воздух наполнился солоноватым запахом крови. Что с ним? Нет, не хочу его потерять! Иначе я тоже сойду с ума совсем одна!
Я схватилась за пораненную руку, всё ещё сжимавшую клинок. Микаш отпустил меч и коснулся моей ладони.
- Против реальной боли ни один демон не властен, даже… - он кивнул в сторону бушевавшего в небе светопреставления и поднялся. - Бежим, нужно их остановить.
Он потянул меня следом за нашим отрядом. Не разжимал руки, иначе бы я упала в глубоком снегу или отстала, не поспевая за его размашистыми шагами. Летела над землёй, подхваченная ураганным порывом.
Мы нагнали отряд. Они двигались как сомнамбулы, неумолимо, вперёд. Микаш оставил меня позади и помчался обгонять. Холодный воздух обжигал грудь. Я никак не могла унять сердцебиение. Только до слёз вглядывалась в темноту.
Микаш перегородил путь лошадям, широко раскинув руки. Они должны остановиться! Не будут же они его топтать, они не дикие. Но жеребец под Асгримом шёл прямо на Микаша, будто не видел. От испуга я прижала ладонь ко рту. Жеребец поравнялся со здоровяком, протаранил его мордой. Микаш отпрыгнул в сторону и покатился по снегу, бранясь на чём свет стоит. Переждал, пока проедет весь отряд и вернулся ко мне.
- Их словно поймали на крючок, как рыб, и куда-то тянут, - сбивчиво объяснял. - Они спят, ничего не видят и не слышат, ни туаты, ни лошади, а до твоего брата я даже мысленно дотянуться не смог.
Страх не давал мыслить трезво, заволакивал сознание трепещущей паникой, а отряд всё шёл в беспроглядную пустошь.
- Что же делать?! Что делать?!! Они же погибнут какой-нибудь жуткой смертью!
- Не знаю! - также истерично отвечал Микаш. - Если бы рядом был лес, сбили бы их с сёдел и привязали к деревьям, но тут совершенно голо. Я не смогу удерживать всех.
Думать! Думать! Надо что-то придумать! Сейчас волосы начнём на себе рвать.
- Может, они остановятся сами, когда это закончится? - Микаш кивнул на льющиеся с неба потоки разноцветного света. - Не может же оно длиться вечно.
- А вдруг будет уже поздно? - я безнадёжно качнула головой.
Вспомнилось, как наутро после побега от Лирия медведь собирался откусить мне голову. Также худо было, безвыходно, если бы Вейас меня не нашёл... а теперь я ничего, совсем ничего не могу для него сделать. Только смотреть, как он с отрядом туатов уходит в бездну.
- Брат мой, Ветер, помоги! Огненный зверь! Хоть кто-нибудь! - закричала я, чувствуя, как морозные слёзы обжигают лицо. На шее что-то толкнулось и отяжелело. Я высунула из-за пазухи ожерелье из костей, подарок доброго дядьки Юле. Что он там говорил? Если понадобится помощь в Утгарде... сейчас она нужнее, чем когда-либо! Я до боли сжала ожерелье в ладони. Пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста!
Я всхлипнула вслух. Микаш сгрёб меня в охапку и прижал к себе.
- Не плачь! Я что-нибудь придумаю. Хотя бы Вейаса удержу!
Он снова побежал к отряду. А я всё тёрла ожерелье и смотрела во тьму. Самая большая из косточек снова толкнулась. Звон бубенцов заглушил музыку Червоточины. С запада к нам неслась галопом оленья упряжка. Дюжина рослых животных тащила за собой широкие сани, звенели на нагрудных ремнях бубенцы, свистел хорей, погоняя бежать быстрее.
Микаш замер в шаге от отряда с выхваченным из ножен мечом.
- Тпру-хей-хо! - крикнул зычный голос.
Олени развернули сани поперёк дороги и остановились перед отрядом. В буйстве цветов чёрным силуэтом с козел поднялся погонщик, воздел огромный бубен и стукнул по нему колотушкой. Пританцовывая и кружась, он запел на гортанном наречии звенящим низкими нотами голосом:
- Хой-гей-хо-хумм-охей!
Оцепенение спало. Я подбежала к саням, Микаш с другой стороны тоже. А погонщик всё кружился и бил в бубен, поймав музыку Червоточины в тугой ритм, и менял её, пропуская сквозь себя. Вблизи удалось рассмотреть овальную белую маску, скрывавшую всё лицо. Шуршали покрывавшие одежду чёрные перья.
Демон? Но аура-то человеческая, с рыжевато-алыми прожилками целительского дара. Я переглянулась с Микашем. Он кивком указал мне за спину. А отряд-то остановился!
- Чего замерили? - заговорил погонщик на всеобщем языке со знакомым тягуче-картавым акцентом. Микаш выставил меч, показывая, что готов отразить любую угрозу. Погонщик ещё раз ударил в бубен. - Не бойтесь, детишки, я друг, не убивать, а помогать пришёл. Полезайте в сани. С оленями управитесь?
Микаш вопросительно глянул на меня. Принимать помощь или не стоит? Не знаю. Меня все обманывают: Йорден, Петрас, Ходок. Но почему-то кажется, что этому перьевому чучелу можно доверять. Уютный он, единственный откликнулся на мой зов. А, была не была! Хуже уже просто некуда.
Я полезла в сани и удобно развалилась на устланной оленьими шкурами лавке. Микаш забрался следом и устроился на козлах, примеряясь к длинной палке-хорею:
- Надеюсь, ими управлять не сложнее, чем демоническими лошадями.
- Гой-хей-хо! - выкрикнул погонщик, и олени припустили так, что мы с Микашем едва не вывались за борта.
- Стойте, а как же наш отряд? - спохватилась я, выискивая среди молчаливых всадников Вейаса.
Погонщик вновь забил в бубен и закружился в танце, невообразимо удерживая равновесие, когда сани трясло и бросало из стороны в сторону. Послышался топот. Отряд мчался за нами, отвернувшись от зловещих огней.
- Куда править? - спросил Микаш, но ему тоже не ответили.
Олени сами выбирали путь. Оставалось только надеяться, что он не приведёт в западню.
Впереди показалось большое круглое строение. У нас такие делали из камней или кирпича-сырца, но это было сложено из ледяных глыб. Едва заметно мерцало, отражая зеленоватый свет Червоточины. Олени остановились у входа сами. Погонщик спрыгнул в снег и продолжил свой диковинный танец. Наш отряд шёл за ним, как привязанный. По команде спешились и двинулись за погонщиком к вытянутому прямоугольником входу. Погонщик отодвинул плечом глыбу, которая заменяла дверь, и повёл всех внутрь. Когда последний из отряда скрылся в коридоре, Микаш завесил трепетавший на ветру полог из оленей шкуры и задвинул глыбу.
- Думаю, мы должны расседлать лошадей, - подсказала я, когда он застыл, сверля взглядом ледяную стену. Должно быть, её обливали водой на морозе, чтобы скрепить глыбы.
Микаш пожал плечами, и мы принялись за работу. Рядом обнаружилось два загона, огороженные низеньким забором из покрытых ледяной коркой жердей. В меньший мы завели оленей, точнее, Микаш завёл - я побоялась к ним приближаться. Пырнут в живот рогами, и все кишки наружу вывалятся. Уж лучше клыкастые лошади - их мы отправили в больший загон - и, обвешавшись тюками, потянули вещи в дом. Пришлось сделать четыре ходки. Когда нас было больше дюжины, получалось намного быстрее. В конце концов мы повалились на ледяной пол маленькой прихожей, обливаясь потом и тяжело дыша. Из-за второго полога из ещё более толстой шкуры, чем первый, доносился стук бубна и гнусавое пение.
- С ними ведь ничего страшного не случится? - с запоздалой тревогой спросил Микаш.
- Имеешь в виду, ещё более страшного? - горько усмехнулась я и с трудом поднялась, цепляясь за скользкую стенку.
Микаш подставил своё плечо, и вместе мы заглянули внутрь. Посреди просторной комнаты на больших плоско стёсанных камнях горел костёр. В его пламени танцующий погонщик выглядел ещё более причудливо, как огромная чёрная птица с белой мордой, только клюва не хватало. Одежда была широкой сплошной накидкой с узкими прорезями для ладоней. От этого движения рук походили на взмахи крыльев. Туаты лежали в три ряда у дальней стенки с закрытыми глазами. Хвала богам! Пустые взгляды пугали меня до смерти.
Мы устроились возле очага, Микаш позаимствовал лежавший рядом котёл и набрал в него снега. Мы приладили его на подвешенную на шестах палку над огнём.
- Мы не слишком нагло тут хозяйничаем? - снова запоздал с беспокойством Микаш.
Я глянула на погонщика. Его кружения становились плавней и медленней, а голос падал до совсем низких нот и затухал в тишине.
- Не стоит его сейчас отвлекать, в любом случае он не ответит, - я пожала плечами.
Без полыхающих огней Червоточины стало легче, до безрассудства. Не хотелось ни о чём больше тревожиться. Я просто верила, что этот птичий человек та самая помощь, которую обещал Юле, та, которую я просила у Огненного зверя, без подвохов.
- Забудь про него. Расскажи лучше что-нибудь, - попросила я, пытаясь отвлечься от мрачных мыслей. Помочь сейчас могло лишь чудо, так пускай лучше я раскроюсь ему навстречу, позволю воткнуть в сердце ядовитые шипы, чем убью неверием.
Микаш замялся и поморщился:
- Про что? Про то, когда лучше сажать рожь, а когда ячмень?
- Про то, как сворачивать шеи Ходокам? - улыбаясь шире, предложила я. Стесняется? Я-то думала, это я самый неуверенный человек в Мидгарде.
- Кровожадная! - шутливо воскликнул он.
- Я такая, как и должна быть дочь высокого лорда.
- Дочь лорда должна сидеть дома и вышивать крестиком, а не слоняться с шайкой демонов по долам и весям.
Я фыркнула в ответ:
- А простолюдин должен сажать ячмень и рожь и почитать Стражей.
- Когда бы слова Стражей не расходились с делом, я бы с удовольствием только этим и занимался!
- Ты себе противоречишь. Я ещё могу понять единоверцев - те хотя бы в демонов не верят и считают нас шарлатанами, но ты-то прекрасно знаешь, что это не так. Почему в тебе нет благоговения и страха, как в остальных из твоего сословия? Почему ты лезешь на рожон, хотя не был рождён и воспитан в доме Стражей. Или ты бастард?
- Я не бастард. Хотя, может, и бастард, но какая к демонам разница? У меня нет сословия, нет дома, больше ничего нет, поэтому я свободен делать то, что хочу. А хочу я убивать тварей.
Ишь как воспалился.
- Расскажи! - настояла я, чувствуя, что Микаш вот-вот сдастся. Заискивающе улыбнулась, жеманно, по-дурацки. Парням обычно нравилось: - Пожалуйста, это так необычно!
- Только глазки мне не строй - стошнит.
Забыла, что медведя очаровать нельзя. Его можно только заставить застыть, если подойти слишком близко. Я приняла серьёзный вид и занялась похлёбкой. Снег в котле расплавился в воду, и я подкинула туда рыбьей муки и немного гречки. На одной из стен рядом висели пучки сушёной травы, связки лука и чеснока. Я бы хотела добавить приправ, но брать ничего не решилась. Это ведь не котёл. Помыть и вернуть мы их не сможем.
- В селе говорили, что мать носила меня одиннадцать месяцев, - заговорил Микаш. От неожиданности я чуть не опрокинула на себя воду. - Я родился через одиннадцать месяцев после смерти её мужа, так что… наверное, я вполне могу быть бастардом. Мама не была распутной или жадной до богатств высокородных, она просто хотела, чтобы после смерти отца в доме появился другой мужчина, работящий помощник и защитник. Она боялась, что не справится с хозяйством одна. К тому же у неё на руках осталась дочь, моя старшая сестра, она была… особенной и доставляла много хлопот.
- Особенной? - встрепенулась я. - В смысле как ты, с даром?
Микаш загадочно качнул головой.
- Она была хорошей, не такой, как все. Доброй, нежной. Она так любила цветы. Порой сбегала на луг, и я находил её лишь к вечеру с охапками букетов и венков из одуванчиков. Так я её и называл - одуванчиком. Она притаскивала в дом раненых котят, собак, галчат и голубей, однажды даже хромую косулю привела. Самой их выходить у неё не получалось, и смотреть за ними приходилось мне, но от её радости на душе становилось так тепло, что я легко соглашался даже на самые бредовые просьбы. Иногда она болела. Раскачивалась из стороны в сторону на кровати и повторяла одни и те же слова часами. Я сидел рядом, держал за руку, успокаивал, пока она не засыпала от усталости. Только с ней я мог быть настоящим, не прятать свой дар. Из-за того, что я знал мысли окружающих, односельчане чурались меня и считали таким же, как моя сестра.
Мы жили бедно. Всё наше село с трудом перебивалось от урожая к урожаю, но без кормильца нам приходилось тяжелее остальных. Сызмальства я много работал и на своём дворе, и у зажиточных соседей, чтобы моя семья не голодала зимой. Я никогда не жаловался, не чувствовал себя обременённым или обиженным. Я любил их, мать с сестрой, готов был заботиться о них всю жизнь, каких бы тумаков и пота мне это ни стоило.
Глаза Микаша сделались большими и прозрачными, блестели в отсветах костра сухими слезами, выдавали сжимавшую сердце тоску.
- Так почему же ты ушёл?
- Не я ушёл - они, - Микаш тёр лицо ладонями и некоторое время молчал. Я помешивала варево и уже не надеялась на продолжение, но он снова заговорил, уставившись на обнимающие котёл языки пламени. - Мне тогда едва минуло двенадцать. Мы только-только вылезли из долгов и нищеты. Мать делала по ночам много пряжи и продавала её скупщику, который возил товар на ярмарку в город. Я днём гнул спину на поле, вечерами доил коров, а ночью помогал коневодам с большого хутора. Выпасал их огромные табуны. Я научился так хорошо закрываться от чужих мыслей и говорить лишь то, чего ждали, что в селе меня наконец-то приняли. Даже приступы у сестры прекратились, взгляд стал осмысленный, она сделалась почти нормальной. Казалось, беды оставили нас навсегда.
А потом начали пропадать овцы. Мы долго искали их, решили, что волки задрали. Накладно, но не смертельно. Вскоре исчезла девушка, молоденькая, глупенькая. Подумали, что сдуру в город подалась, на ней всегда шкура горела. Следом отправилась её подружка, сама всем рассказывала, как завидует предшественнице и хочет повторить подвиг. Никто и не удивился. Третьей пропала благоразумная девушка из зажиточной семьи, она уже и просватана была, свадьба на будущий год. Тогда мы и спохватились. Нашли сброшенных в овраг обескровленных овец, их тушами даже дикие звери побрезговали. В город отправили гонца, где, естественно, никого из наших девушек не видели. Родственники припомнили, как накануне исчезновения те подолгу запирались одни и разговаривали сами с собой. Стало ясно, что у нас завёлся демон, который их и свёл. Я опасался за сестру и вызвался сбегать в ближний замок Стражей за подмогой, хотя никто не верил, что они приедут. Мы не платили десятину.
- Почему? - встрепенулась я. Конец истории уже был ясен, как и причина ненависти Микаша к нам. - Десятина - это не так много. Это необходимо, чтобы содержать гарнизоны и…
- Когда у тебя есть чем платить, может, и немного, а наше село эта десятина спасала зимой от голодной смерти, - Микаш невесело усмехнулся и продолжил: - В любом случае я надеялся, что мне удастся их уговорить, как я уговаривал своих односельчан, с помощью дара. Каким же я был идиотом! В замке меня не стали слушать, посмеялись, сказали, что от тех тварей, что на нас напали, толку больше, чем от всего нашего села. А когда я попытался залезть в их головы, мне надавали тумаков и вышвырнули на улицу. Чудом я зацепил краешек их мыслей, что против тварей надо идти с серебряным оружием. Ночью я вернулся в замок. Забрался в телегу, которая везла туда бочки с яблоками, и, когда никто не видел, стянул у спящего стражника нужный меч. Не знаю, как мне удалось уйти незамеченным, перелезть через высоченную замковую стену и не свернуть себе шею.
К утру я был уже в селе, но… опоздал. Нашествие уже началось. Кругом кишели демоны, пили кровь односельчан, распарывали животы и пожирали кишки. Эти картины до сих пор преследуют меня в кошмарах, - Микаш замолчал, переводя дыхание, и сжал своё лицо растопыренными пальцами, морщась словно от нестерпимой боли. - Я побежал к нашему дому на отшибе через всё село, кто-то из людей был ещё жив, просил помощи, но я мог думать только о сестре. В доме первое, что я увидел, было растерзанное тело матери. Сестра сидела рядом за столом и смотрела на неё без тени страха или скорби, как смотрят на что-то обыденное, вроде огня или дождя. В ушах до сих пор звучат её слова: "Мама не хотела отпускать меня к жениху. Но мне уже шестнадцать. Мне можно замуж, - повернулась ко мне с осмысленным взглядом. - Подойди, братик, дай обнять тебя на прощание".
Я подошёл, не мог не подойти, так завораживал блеск её прежде пустых и тусклых глаз, длинные правильные фразы, хотя раньше она и двух слов связать не могла. Она была и осталась единственным близким мне человеком. Только в тот раз от её объятий сделалось больно, она выпустила клыки: - Микаш отдёрнул ворот малицы и показал два едва заметных шрама на шее. У меня остались такие же на память о Найте. - "Познакомься с моим женихом напоследок. Он такой же сильный и добрый, как ты, только он никогда не оставит меня одну, чтобы идти на свою дурацкую работу!" Я увидел его в её тени, демона, точь-в-точь похожего на меня, только выше и старше. Пришло понимание. Я знал. Всё это время я знал, что зло притаилась именно в нашем доме: видел мельтешение призрачных фигур, слышал обрывки шёпота, но закрывался, заставлял себя ослепнуть и оглохнуть, чтобы сохранять наш уютный мирок как можно дольше. Это за мою беспечность поплатилась мама и всё наше село.
Запах собственной крови, ощущение чего-то липкого под воротом рубахи что-то сотворили со мной. Перед глазами полыхнуло багрянцем, я плохо понимал, что делаю, словно мной овладела потусторонняя сила. Оттолкнул сестру и ударил её мечом, а потом демона, быстрее, чем он успел сообразить. Выбежал на улицу и принялся рубить каждую встреченную тварь, буднично, как дрова на растопку. Их кровь, кровь убитых ими односельчан - всё смешалось в грязный багрянец. Не помню, как оно закончилось, сбежал ли кто-то из тварей или я остановился сам, когда ни одной в живых не осталось.
На следующее утро меня нашёл старый милорд Тедеску со свитой, отец Йордена. Он был не из наших краёв, возвращался домой из похода. Когда понял, что я один порубил целую орду тварей, велел никому не рассказывать. Обещал, что если я хорошо ему послужу, он поможет мне попасть в орден. Тогда я только этого и хотел - стать рыцарем и убивать тварей, не требуя платы, чтобы ни одно бедное село больше не постигла такая судьба. Думал, что хотя бы так мне удастся искупить вину. Я был таким наивным. Сколько бы тварей я ни убил, в орден меня не примут, и совесть тоже заглушить не удастся.
- В этом не было твоей вины, - не выдержала я, когда Микаш замолчал и сокрушённо понурил голову. - Борьба с демонами - дело Стражей, а ты был всего лишь ребёнком.
- Ненавижу пустые оправдания, - отмахнулся он и отклонился назад, пытаясь спрятаться в тени.
- А что это были за демоны?
- Ходоки.