Тьма окутала его. В столбе света ложе со скомканными простынями. Не понимая, Безликий подался вперёд, ближе. Светлые волосы расплескались по подушке, образовав бутон. По бледному лицу градом катился холодный пот. Лихорадочно блестевшие серые глаза вперились в него, как будто на грани жизни и смерти Леси смогла увидеть его призрак.
- Тужьтесь, ваше величество, последнее усилие - я уже вижу головку! - донёсся бодрый голос повивальной бабки.
- Я смогла. Для тебя... - вместо стона сорвалось с бескровных губ.
Громом по ушам ударил младенческий крик.
- Радуйтесь, ваше высочество, у вас сын. Прекрасный синеглазый мальчик.
Леси протянула руку, но ладонь Безликого прошла сквозь неё.
- Я не смог.
В серых глазах отражались его слёзы. Повитуха уже совала Леси в руки орущий свёрток, но Безликий не успел заглянуть внутрь. Не успел увидеть собственное чадо.
- Так уж незачем? - повторил отец, улыбаясь.
- Я не понимаю. Правила и...
- Ты сам поменял их, когда прошёл по нетореной тропе. Так не бойся с этим жить. Отныне ты отец, и за всё отвечаешь сам. Будет трудно, но ты справишься, иначе нетореные тропы не выбрали бы тебя.
Отец растворился, ушёл в вечность, а Безликий, наконец, уснул долгим беспробудным сном.
...
Лик получился удивительным, почти живым, похожим на жену и на Лайсве одновременно. Жаль, что Безликий не смог остаться с ними. Его участь, его кара - вечное одиночество.
Солнечный зайчик заскочил в решётчатое окно, пробежал по полу и осел на лице. Безликий прищурился, отвыкнув от света. Хлопнули крылья. На карниз опустилась белая горлица и громко курлыкнула, привлекая внимание. Безликий протянул руку. Горлица протиснулась между решёток, села на запястье и потёрлась клювом об щёку.
- Ты?.. - признавая, но страшась поверить, выдохнул он. - Леси, ты вернулась ко мне? Ты простила меня?
"Я никогда на тебя не обижалась. Это ты не мог себя простить. Это ты отгородился от всего мира. Это ты не пускал меня к себе так долго", - отозвалась горлица.
Безликий легонько гладил белые перья и впервые за долгое ощущал умиротворение, как будто, наконец, обрёл утраченную целостность.
- И ты не злишься, что я был с другой?
"Я рада, что она тебя расшевелила. И ты открылся после всех этих лет. Теперь уж точно никуда от меня не денешься - даже не надейся".
Леси всегда это умела: заставлять смеяться, даже когда на душе скребут кошки.
Что-то пробуждалось внутри него. Стены шли трещинами. Всё яростней хлестал солнечный свет. Предвещая новый день, издалека воспевал хор тысячи тысяч страждущих голосов:
Усталые смежу веки,
Под гомон слепящего дня.
Спрошу те моря и реки,
Текущие сквозь меня:
Сгорим ли в огне войны мы,
За грех сыновей и отцов?
За дел наших злые вины,
За вины сказанных слов?
Сломленных нас падших
Безликий, благослови.
Живущих в огне, сгоравших,
Несущих огонь в крови.
Не выстоять против силы,
Победы не обрести.
Под пеплом войны - могилы,
Нам не суждено спастись.
Сотрётся память, исчезнет.
Ты будешь совсем забыт.
И эхо древнейших песен
В сердцах уже не звучит.
Где льдины кроваво алеют
Сердце твоё скрыто льдом.
Но тот, кто его отогреет,
От коварства умрёт потом.
За это нам нет прощенья,
Спасенья за это нет.
По одному в забвенье
Уходим. Но тлеет свет
Надежды: придут другие,
Лучше нас, почивших во мгле,
На пепле построят мир и
Подарят покой земле(*).
* Стихи Ирины Зауэр
Эпилог
В Эскендерии шёл снег, впервые за двадцать лет, что Жерард здесь жил. Несносные белые мухи жалили холодом и сыростью, залепляли глаза. В чистых кварталах богатого верхнего города было ещё ничего, но чем дальше он отходил от дворцов знати и особняков богачей, тем больше вокруг становилось грязи. Помои смрадным потоком текли по кривым улочкам, из подворотен выбрасывали тела замёрзших насмерть оборванцев. Сколько сброду за стенами города собралось - уму непостижимо. Порой кажется, вся Сальвани сюда сбежалась от пожаров единоверческий восстаний. Беженцы вызывали столь жгучую злобу, потому что среди них не было его собственной семьи, которая навсегда осталась среди пепелищ загородных усадеб вблизи некогда цветущей столицы, Константии.
В независимый город книжников, древнюю твердыню Стражей, Эскендерию, что стояла на меже солнечной Сальвани и богатой Норикии, отец привёз Жерарда, когда тому было всего восемь. Устроил в грамматическую школу постигать науки, к которым у мальчика обнаружились склонности, а сам вернулся поправлять дела в пришедшем из-за восстаний в упадок имении. Сколько раз Жерарда писал ему и матери письма с просьбами уезжать из пчелиного улья, но они не хотели бросать любимую страну и народ - неблагодарный сброд, который давно от них отвернулся.
Отец всегда был добр к простолюдинам, порой даже слишком, принимал в любое время дня и ночи, не требовал платы за лечение, делился собственными запасами в голодные годы. Но это не спасло его, когда безумная чернь ворвалась в имение и начала резать всех без разбора. Только за то, что над входом в старый ветхий дом висел герб Стражей. Фанатики подпалили Константию. В засушливое летнее время ветер разнёс огонь до самого побережья, выжег город и близлежащие земли дотла.
Известие о гибели родителей пришло как раз перед поступлением в университет. Это не убило Жерарда, наоборот, сделало сильнее, заставило сцепить зубы, получить высший балл по всем испытаниям и открыть себе путь в вожделенный мир книжников. Мир, где сосредоточены золото и власть. Если пробраться на самую верхушку, стать у штурвала, можно ещё что-то изменить, спасти и отомстить. Совет Стражей смеётся и бездействует. Пускай Сальвани сама решает свои проблемы, орден не станет вмешиваться и поднимать оружие против собратьев - людей. Седобородые старики из совета хоть раз видели, каким одержимым огнём горят глаза единоверческих фанатиков? Не люди они, демоны, демонами одержимые.
Сейчас Жерарду было уже двадцать семь. Почётное место в круге книжников, степень магистра и собственная, пускай и небольшая, лаборатория при кафедре Мистических возможностей одарённого разума. А недавно старый руководитель кафедры подал в отставку и сделал Жерарду заманчивое предложение - жениться на его дочери и унаследовать должность. Жерард не слишком интересовался женщинами, только как средством, чтобы снять напряжение и усталость, о женитьбе и вовсе никогда не думал. За женой же надо ухаживать, подарки дарить, быть внимательным, а времени на это нет. И желания тоже. Но ради должности, ради места в Совете ордена Жерард бы смог. Его амбициозный замысел требовал много золота и влияния. Нужно было получить доступ к одержимым, желательно уговорить Совет оставить их в живых для исследований. Авалорец уже стращает всех байками о светопреставлении и требует, чтобы от одержимых избавились немедленно. Демоны бы побрали его занудливую правильность. Кодекс давно устарел и нуждается в реформировании, только слепые упёртые бараны вроде Комри этого не видят! И почему место в совете им дают только за то, что они принадлежат к древнейшему роду? Ведь это первейшее нарушение Кодекса, который Гэвин так любит цитировать.
Жерард отмахнулся от воспоминаний о заклятом друге. Единственный человек во всём Мидгарде, с которым интересно было беседовать и даже спорить. Почему они оказались по разные стороны баррикад, ведь цель у них одна - защитить орден. Защитить людей - да, так поправил его Гэвин, такой же романтичный дурень, как отец Жерарда. Он обязан его спасти. Их всех, напыщенных недальновидных дурней.
Чтобы это сделать, чтобы быть уверенным, что он на правильном пути, нужно заполучить последний знак. Имя и лицо. Если не выйдет, то можно не корячиться больше. Тихо сидеть в своей лаборатории или вовсе отойти в сладкие опиумные грёзы.
Именно там, в грёзах, Жерард отыскал первый знак. В прекрасной солнечной Сальвани, где никогда не идёт снег, а небо не бывает серым. В пять лет Жерард впервые увидел единоверцев, измождённых, с мрачными до костей обветренными лицами. Разбитые губы непрестанно шептали молитвы. Отец вызвался им помочь, посмотреть больных, и впервые взял с собой маленького Жерарда, чтобы тот приучался к ремеслу целителя.
Запах немытых тел вызывал дурноту. Аскетичные серые хламиды делали единоверцев похожими на длинноногих цапель. Враждебные взгляды пугали, но отец их не замечал. До тех пор, пока у него на руках не умерла изуродованная крупными оспинами женщина. Тогда в них полетели камни. Острый булыжник чиркнул по виску Жерарда, заставил потерять сознание, но открыл нечто невероятное внутри самого себя. Он был душой огня, бежал по залитым солнцем улицам родной Константии к огромному фонтану посреди главной площади. В искристых брызгах танцевали под изысканную музыку грациозные норны, нагие, бесполые, но вместе с тем прекрасные в своей отточенной грации. Ни одной эмоции не выражали ни лица, ни движения, ни торжественно чистые голоса, которыми они изрекали волю богов, волю мироздания. Рассказывали о том, как можно спастись от нашествия единоверческой саранчи с юга. Духи воды, земли и воздуха. Парки: Нона, Децима, Морта. Мойры: Клота, Лахесис, Антропос. Норны: Урд, Верданди, Скульд. И он сам, Жерард Пареда, сын сальванийца и норикийки из славного ордена Стражей, дух огненный, центр и источник, повелевающий голосами. Создатель и вершитель судеб мира.
Жерард очнулся уже дома от прикосновений заботливых материнских рук. Все обошлось. Единоверцы сами перепугались, когда господин Страж пронёс через весь их лагерь ребёнка с разбитой головой. Нападать больше не пытались. Но Жерард после этого изменился, стал задумчив и молчалив. Часто сидел один в саду во дворе в тени большой смоковницы и размышлял. Единоверцы - чума для всего Мидгарда, они, именно они станут причиной грядущего светопреставления, сказками о котором его пугала старая нянька. Чтобы их остановить, чтобы спасти славный орден Стражей, Жерард должен воплотить свой сон в жизнь - создать мистический фонтан, найти трёх норн, что слышат волю богов, и самому стать духом огненным. Ради этого он жил, ради этого постигал знания, все, до которых мог дотянуться, ради этого готов был пойти на что угодно и пожертвовать всем, даже самой жизнью.
Поэтому и направлялся Жерард в разгар ненастья в ненавистную часть нижнего города, обиталище презренной черни. Поэтому ходил туда уже второй год, рискуя потерять место в круге и даже честь Стража, если о его занятиях узнают.
Холод пробирал до костей. Жерард поплотней запахнул насквозь промокший и отяжелевший плащ, под которым прятал мантию магистра. Надвинул капюшон на лицо, хотя ночная темень и так достаточно скрывала внешность. Из подворотни выдвинулся крупный детина с внушительным ножом и угрожающе оскалился щербатым ртом. Не раздумывая, Жерард ударил его тростью с выдвижным лезвием - прекрасное оружие как раз для таких случаев. Незадачливый грабитель рухнул в лужу. Жерард переступил через него, не оглядываясь, гоня мысли прочь. Его хорошо обучили в университете - если не думать, что убил, так ничего с целительским даром не сделается. Вся беда в мыслях, в голове, которую надо держать чистой и холодной, если хочешь чего-то добиться. Забыть о чувстве вины и не оглядываться на то, что остаётся у тебя за спиной. Есть только указующий маяк далёкой цели. Только о нём и следует думать, всё остальное отсечь.
Жерард шёл и старался не обращать внимания на любопытные взгляды прятавшихся под скатами крыш бродяг, мокрых, облезлых и растрёпанных, как воробьи по весне. Нечего смотреть! Ещё донесут. Хотя слишком они трусливы, чтобы доносить.
Впрочем, таких кутающихся в плащи людей в закатных сумерках здесь встречалось много. Все знали, кто они и куда направляются. Магистры и студиозусы из семей побогаче, ясновидцы и медиумы. "Кашатри дэи" - небольшая питейная, которую держали переселенцы из Поднебесной ютилась в самой нищей части города, как можно дальше от дозоров стражи. Здесь подавали не только крепчайшие напитки из аниса и риса, от которых напрочь сметало с ног после первого глотка, но и дозволяли курить опий. А некоторым, по знакомству и за щедрое вознаграждение, могли помочь кое в чём ещё.
За поворотом показалась неприметная дверь без вывески. Условленный стук - три коротких удара, один длинный. Отворил шкафообразный громила, окинул улицу придирчивым взглядом и только после этого посторонился и пропустил Жерарда внутрь. В лицо дохнуло тяжёлым дымным духом. В горле запершило, глаза заслезились, с трудом обвыкаясь в плохо освещённом зале. За низенькими столиками на устланном коврами полу вразвалочку сидели вельможи, богатые купцы и спитая до черноты голытьба, раздобывшая где-то денег. Вокруг суетились девицы-подавальщицы с узкими восточными глазами и неприлично оголённой грудью. У посетителей даже не хватало сил, чтобы к ним приставать. Они лишь смотрели вальяжно, часто невидяще даже.
К укутанным в плащи по самые глаза гостям отношение тут было особое. К Жерарду подбежал расторопный распорядитель с зализанными назад короткими волосами. Тоже косоглазый, как и все местные работники. Отвёл в отдельную кабинку, отделённую от остального помещения тяжёлыми гардинами, и ушёл звать хозяина. Жерард скинул плащ и развалился на мягких подушках возле сверкающей медной курильницы, которая служила ещё и светильником. Смотрел на огонь, не мигая, пока тот не дрогнул, когда между гардинами показалась седая голова Джанджи Бонга, хозяина.
- А, мастер Пареда, весьма рад. Давненько вас не было, - любезно улыбнулся он и вошёл внутрь. Ростом он едва доставал Жерарду до плеча, поэтому даже голову под низким пологом пригибать не пришлось. - Вам как обычно?
Жерард без лишних слов сунул ему клочок бумаги и продолжил изучать пламя в курильнице. Бонг опустился рядом, достал из-за пояса увеличительное стекло и поднёс записку поближе к огню.
- Вы решили свести счёты с жизнью? - тонкие брови поползли кверху. - Не в моём заведении. Если тут обнаружат ваш труп, никакие взятки стражникам меня не спасут. Я не хочу болтаться в петле на главной площади вместе с полоумными фанатиками, как другие мои коллеги.
Бонг всегда был непрост. Целитель, так же как и Жерард, разве что дар довольно слабый, истраченный на всякую глупость. С родины его выгнали как раз за продажу опиума, кампалы и прочих запрещённых снадобий, к которым люди быстро пристращались. В Эскендерии он стал осторожнее, а после гонений на его собратьев по цеху - накачавшихся до остановки сердца кампалой студиозов и магистров находили в этом районе достаточно часто - стал излишне осторожен и дул даже на воду. Ледяную.
- Я рассчитал дозу до грамма. Прошло достаточно времени с предыдущей дозы, чтобы тело восстановилось, но не отвыкло от нагрузок. Всё получится. Поверь моему опыту. Мне надо заглянуть глубже, пройти до конца.
- Но вы ведь не медиум и даже не ясновидец.
- Все мы немножко пророки, особенно сейчас, в преддверии конца, - Жерард умел говорить, когда хотел, тихо, вкрадчиво, красноречиво. Так, что ему верили, какие бы безумства он ни предлагал. Он не был рождён с этим даром, он научился, когда изучал техники телепатов. Мало кто знал, что большинство ментальных техник можно освоить не имея родового дара, достаточно поставить цель и упорно к ней идти. На всё у Жерарда, естественно, времени не хватало, но то, что было необходимо для работы, он изучил досконально и тренировал каждый день.
Жерард вынул из кармана расписку:
- Вот мои заверения, подписанные в присутствии шести свидетелей. Если со мной что-то случится, ты и твоё заведение освобождаетесь от всякой ответственности. Бери, не бойся. Когда-нибудь люди ещё помянут добрым словом кабатчика Бонга, который помог Стражам раскрыть новые горизонты и достучаться до самих богов.
Бонг тяжело вздохнул. Жерард хорошо знал его слабое место - тщеславие. И жажда золота. Он вложил в руку кабатчика увесистый кошель. Бонг развязал тесёмки и присвистнул, медленно кивнул и ушёл.
Ждать пришлось около получаса, впрочем, Жерард не переживал, формула действительно была сложная. Как и само действо. Время он коротал, мысленно расслабляясь и очищаясь. За день до этого ничего не ел, пил только родниковую воду, не проявлял эмоций, не перегружался чрезмерно. На это раз всё должно выйти как надо.
Бонг вернулся с длинной красной трубкой в виде головы какого-то демона из Поднебесной, который пристрастил людей к опиуму, и тремя кульками со смесями курительных трав.
- Мне остаться?
Жерард качнул головой.
- Возвращайся через три часа, а до этого не тревожь, что бы тут ни происходило.
- Дело ваше, - Бонг махнул рукой и вышел.
Жерард набил трубку опиумной смесью из первого кулька и подпалил от огня в курильнице. Приложил к губам деревянный край и сделал долгую затяжку. Сладковатый дым щекотал гортань. Идеально круглые кольца вырывались из красной головы демона. Тело расслаблялось. Мысли текли вяло, истирались вовсе. Приходило блаженное безмолвие. Ни тревог, ни чувств, ни движений.
Первый кулёк закончился, в ход пошёл второй с кампальной смесью. Нёбо обварило горечью полыни. Пустой холст внутри головы взорвался радужными переливами, они кружились, вспыхивали, перетекали из одной формы в другую. После третей затяжки послышались дивные звуки небесной музыки. Жерард будто воспарил над миром и созерцал его сверху во всей его многогранной сложности. Не размышлял, не делал выводы, просто смотрел, как извергаются вулканы, как катят свои воды к океану бурные реки, как зимний холод сменяется весенним цветением и летним зноем, как летят куда-то журавли.
Усилием воли Жерард заставил себя раскрыть третий кулёк. Особенный. Самый дорогой. Бельбельник, волчья трава, южная мерваля, болиголов и щепотка очень редкого порошка из сушёных плодов вершки - дерева сновидений. Жерард уже не ощущал вкуса, мыслями он был невероятно далеко. С каждым вздохом уносился всё дальше, на юг, в собственное детство. Смежил усталые веки.