***
Только когда Владен оказался в своей комнате, защищенной невидимым коконом, он позволил себе немного расслабиться.
Он никогда не заглядывал в будущее, и сейчас его мучила неуверенность. По многим признакам нетрудно было догадаться, что Дийнавиру остались считанные часы, что надежды нет. И все-таки возможность чуда в этом мире, постепенно оставляемом богами, еще была велика…
Волшебник развел огонь в небольшом очаге, но даже рядом с пламенем – сильным, почти обжигающим кожу, – его бил озноб. Игра огненных язычков завораживала и будила внутри сладкое ощущение собственной мощи. Владен знал, что может прозревать грядущее, для этого нужно только сделать небольшое усилие. Всего лишь маленькое напряжение духа ради того, чтобы для Дийнавира все закончилось иначе… Волшебник чувствовал, как его сердце, набухнув, стучится о ребра, словно цыпленок, рвущийся наружу сквозь твердую скорлупу. Его желание жить и подарить жизнь другим не требовало помощи, оно только просило: не мешай, не препятствуй мне – этого будет достаточно! Он глубоко вздохнул и уступил.
Это было странное и чудесное превращение, сходное, наверное, с обретением крыльев. Все вокруг изменялось, становясь понятнее, складываясь в формулы и знаки, которых он никогда не знал, да и не мог знать, потому что магия, в которую его прежде посвящали, несла в себе слишком много запретов, и они, словно путы, сковывали свободу исследования и творчества. Запрет на тайное нападение, запрет на вмешательство в чужую душу, запрет на внушение другим низменных желаний, запрет на кровь…
Кровь!
Владен отпрянул от очага, стряхивая наваждение. Он почти разглядел в глубине пламени стены своего дома, освещенные рассветным солнцем завтрашнего дня. И услышал обрывок знакомого уже смеха, такого переливчатого, манящего – и одновременно опасного… Волшебник поднялся и прошелся по комнате.
Что значат запреты, когда на карту поставлена жизнь твоих близких, судьба целой страны, неприкосновенность родительского дома? Для чего ему дана сила, если он не может ничего изменить? Севернее перевала, у подножия гор, лежит Гарселин, цветущая долина, которой суждено стать пепелищем, если Дийнавир падет… Сотни спаленных жилищ, тысячи загубленных жизней…
Молодой маг встал спиной к очагу, грея зябнущую спину. В его мыслях было много горечи, намного больше, чем он мог вынести.
Последний маг Сумерек…
Миг его искушения абсолютной властью, совпал с приездом в Дийнавир, и это, конечно, было неслучайно. Владен к тому времени уже стоял на грани этого испытания и рассчитывал, что в страшные, хотя и необходимые для достижения зрелости часы рядом с ним будет его учитель, а вокруг – поющие рощи Куллиненвира. Но чужие козни привели его в Дом на Перевале, пролитая кровь приблизила испытание, и единственным наставником и поводырем среди наступившего хаоса для него оказался смертельный враг. Это была жестокая забава, как раз в духе магии Ночи. Надо признать, Аарету и его мрачному Владыке очень многое удалось. Владен ехал сюда, чтобы взглянуть в глаза Камана Браса – а встретил взгляд Темного Бога…
Волшебник не смог сдержать стона. Его собственное могущество так долго закрывало ему глаза плотной пеленой непонимания! Все, что раньше виделось ему одним, теперь представало совсем в другом свете. Один из сильнейших магов Гарселина, будущий глава ордена Сумерек. Слепая фигурка в чужой зловещей игре. Сыграна ли его партия до конца или ему предназначено еще что-то?
Раздался тихий стук, больше похожий на царапанье. В нем не было угрозы. Владен шагнул к двери, открыл. За ней стоял мальчик – Дамат, сын Барухи, – и протягивал ему что-то, завернутое в чистый льняной платок.
– Касла велел отнести вам, – сказал он и добавил:
– Господин.
Волшебник смотрел на него несколько мгновений, прежде чем понял. В нагромождении событий последних суток он почти забыл о погребении Барухи, а между тем, видимо, сегодня был вечер поминовения. Снова кольнула вина: он должен был присутствовать за столом, раз Треллен болен. Происшедшее в ритуальном зале выбило из привычной колеи многих, в том числе и его. Владен принял сверток, вынул из платка круглый хлебец, отломил кусочек и положил в рот. Мальчик наблюдал за ним пристально, но без враждебности.
– Атин сама пекла?
Дамат помотал головой.
– Нет. Бабушка и другие женщины. Атин родила сегодня утром, ей не велели вставать к печи.
– Кто родился?
– Девочка.
– Да благословят ее боги.
Слова стыли на языке. Было странно, что в обреченном на смерть доме небесные владыки дали жизнь новому существу. Владен кивнул мальчику, тот вдруг слабо улыбнулся, а потом исчез в полутьме коридора. Волшебник закрыл дверь, повернулся и вдруг, задохнувшись, прижал хлеб к груди.
Дийнавир, Дийнавир, последняя память об Изначальных веках! Ты был выстроен, когда утренние божества еще не покинули этот мир и никто из вечерних властителей не помышлял об уходе. Пусть Полуденный Трон уже тогда пустовал, но мягкие полутона зари и сумерек не давали людям забыть об эпохе, когда везде царствовал свет, а Ночь робко гнездилась под землей. И вот – даже сумерки отступают, все на глазах погружается во тьму… Так зачем, зачем в гибнущих домах рождаются новые дети, ради какой надежды, ради каких грядущих времен?
Владен поднес сверток к лицу, вдохнул свежий и чистый хлебный запах, потом бережно положил хлебец на стол. Он вспомнил Баруху еще живым – когда тот шел на него с обнаженным мечом и странной застывшей маской вместо лица. Как хрупок человек – даже самый преданный и верный, – и как легко он может стать игрушкой зла! Воистину, есть вещи гораздо страшнее смерти…
И эта девочка – дитя воина, погибшего от лживых козней… Родись она не в крепости, которой – Владен не сомневался, – суждено пасть, быть может, ей довелось бы увидеть, как Полуденный престол будет занят, все вещи вновь вернутся на свои места и везде воцарится мир. Она не увидит этого… Но даже если никто из людей, что ходят сейчас по земле, не доживет до таких счастливых времен, значит ли это, что они никогда не наступят? Сумерки уходят, и остаются лишь Тьма – и надежда на Свет.
Молодой маг замер, потрясенный. Сатту верно назвал его последним магом Сумерек. Последним, кто до этой минуты не понимал, что время полутонов прошло и настало время выбора, что мир зримо разделяется на свет и тьму, на белое и черное. Сумерек больше нет! Каждый должен понять, чему он служит, и присягнуть на верность. Соратники Владена по ордену уже исполнили это. Когда свой выбор сделает Владен, магов Сумерек больше не останется, будут лишь маги Ночи и…
Волшебник горько рассмеялся.
Владыке Полуденного престола не нужна магия. Светлых магов никогда не существовало, потому что Полдень, как Дийнавир, превыше всего ценил совсем другие вещи: человеческие верность и мужество, стойкость в испытаниях, мягкость и терпение в любви… Так что ты можешь сделать, чтобы послужить Свету, мастер Сумерек?
Ответ был так прост, что вызывал отчаяние.
Вот для чего Аарет привел его сюда. Ни в одном из уже мертвых или ныне живущих людей рода Дийнастинов больше не было этой двойственности, на которой могла бы сыграть Ночь. Все прочие были воинами и верными людьми Дня, а господину Аара важно было погубить Дийнавир изнутри – не настойчивостью его врагов, а предательством его защитников, тех, чьими усилиями Дом на Перевале до сих пор стоял и отражал вражеские набеги…
Сердце Владена оледенело. Никогда до его нынешнего приезда сюда в этих стенах не случалось такого. Никогда – до того, как он стал сильным магом, – чуждое колдовство и воля Ночи не проникали так глубоко в сердце Дийнавира. Только с его появлением здесь рука Ночи смогла нарушить древний ритуал, вывести на стене знак проклятия, овладеть разумом Барухи. Это в ответ на его оградительные заклинания Аар создал варварские стрелы, и любой удар Владена будет встречен еще более чудовищным и искусным ударом… Он привел в этот Дом тление и смерть, а думал, что может защитить его! Касла был прав, обвиняя Владена в гибели своего родича…
Он должен выбрать, пусть даже этот выбор запоздал и ничего не изменит в завтрашнем дне – для чужого, непосвященного взгляда. Пусть даже все строения здесь превратятся в груды развалин, в мертвые камни на склонах – он должен выбрать! Ведь Дийнавир – это не только стены. Треллен прав: если всеми сердцами овладеет тьма, Господину Света незачем будет возвращаться. У Аарета не было сомнений в том, на чем в конце концов остановится Владен, потому что сам он ничем не дорожил на этой земле, кроме собственного могущества.
Как можешь ты послужить своему роду, некогда присягнувшему на верность Полудню, последний потомок Дийнастинов? Чем можешь помочь своему дому, не предавая его и не подчинившись Ночи?
Отказаться от магии.
От того, что составляло суть твоей натуры, дарило сладость побед и утешение в поражениях. От того, что придавало вкус твоей жизни, до сих пор наполняло лучистым смыслом все твое существование. От таланта, данного свыше, а значит, не принадлежащего тебе, но ставшего главной частью твоей души, вросшего в твою плоть, дарящего тебе надежду и наслаждение даже в минуты самых страшных разочарований и бед. Данного – чтобы однажды ты мог заплатить эту цену для спасения не тела, не стен и кровли, не того, что снаружи, а того, что невидимо глазу, но без чего все видимое теряет смысл.
Отказаться от магии…
Как ты можешь спасти Дийнавир? Откажись от своей магической сути и умри в бою.
Волшебник так долго стоял, погруженный в свои мысли, что очаг почти погас. Владен подбросил дров. Разгоравшееся пламя больше не будило соблазнов. Казалось, ничей взгляд уже не выискивал мага и не старался заглянуть в душу, и никакие смутные желания не будоражили ее… Только неприятное дуновение ветра, невесть откуда взявшегося в комнате, вдруг коснулось щеки – Владен прочел в нем чувство, похожее на озадаченность. И все.
Сумерки кончились, вокруг Дома на Перевале сгустилась ночь, и рассвет был более чем далек. Нужно было успокоиться, собраться с силами перед завтрашним днем… Поколебавшись с минуту, наследник Дийнастинов лег и погрузился в недолгий, но глубокий сон.
Глава VIII
Весь юго-западный склон ниже Дома на Перевале, насколько хватало глаз, был теперь утыкан вражескими походными палатками и шевелился, как гигантский муравейник. К полудню ближние границы лагеря приобрели вид стройных темных линий и ощетинились остриями копий. Поволновавшись немного на месте, живой вал лениво, словно нехотя, качнулся вперед и, презрев все природные законы, сминая редкий кустарник, медленно потек вверх, к стенам Дийнавира. Казалось, мрачное западное море, перекатившись через весь Аар, теперь захлестывает горы. Серое небо висело совсем низко, мягкие лоскутки проплывающих над Дийнавиром облаков, казалось, задевали за кровли.
Треллен, по-прежнему бледный, но облаченный в боевые латы, стоял, опираясь на руку Анеки, возле узкого окна дозорной башни и следил за началом битвы. В другой руке Анека держал легкий щит, готовясь прикрыть старого господина от вражеских стрел. Владен смотрел на приближающееся войско Аара из соседней бойницы. Он тоже был в доспехах. У выхода ждали несколько юнцов, готовые бежать с господскими приказами к Маргонику и другим военачальникам.
– Хорошая выучка, – бесстрастно оценил вражеское военное искусство Треллен. Его глаза, несмотря на возраст, глядели зорко.
Анека и Владен переглянулись и промолчали.
Подойдя ближе, передние шеренги вдруг пустились бегом, а из следующих за ними ввысь поднялась туча стрел. Со стен посыпался ответный дождь, в узкие окошки ворвался шум множества голосов, крики и скрежет доспехов…
– На что они надеются? – пробормотал Анека. – Как собираются взбираться на стены? Ведь ни у кого из них нет лестниц!
– Они и не подходят близко, – заметил Треллен. – Словно чего-то ждут… Что это? Уже отступают?
Казалось, это так, но вскоре враги повторили эту уловку еще раз. Они не подходили вплотную и не пытались штурмовать стены, их отряды, как волны прилива, то приближались, вызывая со стены целый ливень стрел, то снова откатывались назад.
– Хотел бы я знать, чего они хотят? – крикнул Треллен.
Владен отпрянул от окна, поняв.
– Они выманивают нас на стены!
Он выскочил на узкую площадку снаружи, и тоже закричал, стараясь перекрыть шум:
– Уходите вниз! Все к дому! Прочь!
На него взглядывали с удивлением и отворачивались: господином здесь по-прежнему был Треллен.
– Торопитесь! Здесь не останется живых!
Его не слушали. Вокруг свистели стрелы.
– Уходите! – услышал он рядом. Позади него стоял Дийнастин-старший, опираясь на плечо Анеки. – Слушайте, что сказал ваш молодой господин! Отходите к дому!
Только теперь люди начали отступать, покидая стену. Мальчики-гонцы со всех ног бросились передавать приказ дальше. Владен повернулся к лекарю и дяде.
– Что все-таки происходит? – спокойно спросил Треллен.
Его племянник не успел ответить. Их вдруг словно накрыло мягким прозрачным колпаком. Все звуки исчезли, люди открывали рты, как будто крича, но криков не было слышно. Мир покачнулся, на несколько мгновений завис в неустойчивом положении, а потом медленно, нехотя вернулся на место. И в тот же момент уши пронзила резкая боль, а потом сквозь набившийся в них плотный воздух снова послышались шум, голоса и отдаленный грохот. Лестница под ногами содрогнулась. Владену было видно, как на юго-восточной стене – там, куда ударило заклинание Аарета, защитники Дийнавира падают как подкошенные.
– Вниз! Вниз! – звук собственного голоса отдавался в голове болезненным набатом.
Они спустились, ощущая, как вздрагивает камень. По кладке башни бежали трещины. На стенах царила паника. Вдали снова раздался грохот, налетел вихрь – уже ослабленный, растративший силы отголосок удара, – и Владен увидел, как над мощной стеной, ограждавшей Дийнавир на юго-западе, встало облако пыли. Опять заложило уши, но даже так были слышны вопли ужаса и боли.
– Аарету надоело тратить на нас время, мой господин, – крикнул наследник Дийнастинов, сам не понимая, что больше пытается перекричать – окружающий шум или свою глухоту. Каждое слово было иглой, пронзающей виски. – Он разрушит стены с помощью заклинаний, а войско войдет потом. Наше оружие бессильно против его магии. Все, что мы можем – это укрыться в усадьбе, но и там долго сопротивляться не получится…
Владен подставил дяде плечо. Они спускались, уже не обращая внимания на происходящее вокруг. Дийнастин-младший заметил только, что мертвых было много, особенно внизу, под стенами. Кое-где шевелились оглушенные, но некому было им помочь. Он с отчаянием понял, что все кончится даже стремительнее и страшнее, чем он предполагал…
Двое ратников задержались возле них. Младший, с закопченным лицом, на котором ярко блестели серые глаза, отодвинул волшебника в сторону:
– Дайте мне, господин!
Он был выше и крепче Владена, и видно было, что ноша ему не тяжела, а скорее отрадна: среди всеобщего смятения он нашел дело, которое позволило ему хоть ненадолго забыть о собственном бессилии.
Его старший спутник, из-под кожаной головной повязки которого торчали взмокшие седые пряди, напротив, чувствовал себя потерянно.
– Колдовство! – с отчаянием сказал он и оглянулся. В его взгляде была мука. – Да разве ж они смогли бы взять нас, если бы не проклятое колдовство!
– Ступайте в дом! – приказал им Владен. – Позаботьтесь о своем господине. Я скоро вернусь.
Башня содрогалась, – со стен и потолка сыпалось каменная крошево, – но все еще стояла. Дийнастин-младший взлетел вверх по лестнице, готовый к тому, что ступени начнут ломаться у него под ногами, осторожно подобрался к бойнице. На полу валялось много стрел, среди них были и заговоренные, он слышал их ядовитое позванивание, даже несмотря на поврежденный слух, даже сквозь гвалт, несущийся снаружи.
Южная стена, видимая отсюда, осела в двух местах. Через руины все еще было трудно перебраться, но рядом уже, словно муравьи, деловито сновали аарцы и мадоринги… Звуки снова пропали, вокруг встала плотная, медлительная тишина. Головная боль согнула Владена пополам; невидимая рука, мягко приподняв его над полом, тут же безжалостно швырнула о стену. Башня покачнулась от близкого удара такой силы, что показалось: под каменным основанием разверзается земля. Поднявшись с пола, молодой человек побрел к окну, на ходу приходя в себя. Теперь он почти ничего не слышал.
Стена, уходящая на запад, тоже зияла огромной брешью. Сквозь поднявшуюся пыль Владен все же видел, как враги, топча своих упавших товарищей, с победными воплями бегут к пролому. Башня, где находился он сам, медленно накренилась и стала падать. Земля была близко, и ему оставалось только выпрыгнуть из окна как можно дальше в сторону, чтобы не оказаться погребенным под обломками. Владен с трудом протиснулся в узкую щель и прыгнул во двор. Что-то ужалило его в плечо, потом в спину. Боль была слабой и как будто далекой, размышлять о ней было некогда. В следующее мгновение он уже коснулся земли, на редкость удачно – только слегка пострадав от ушибов, – вскочил и бросился подальше от падающей башни. Она рухнула, накрыв самых торопливых слуг Аара и до половины засыпав брешь в стене. Мадоринги, которых он видел сверху, взвыли так громко, что наследник Дийнавира услышал их даже сквозь временную глухоту и грохот падающих камней.
Владен огляделся. Слух пусть медленно, но возвращался. Во дворе, ближе к дому, звенели клинки: значит, враг уже просочился сквозь другие проломы. Краем глаза молодой человек уловил движение справа от себя и повернулся, извлекая оружие и одновременно уходя от возможного удара. Чужой клинок вспыхнул синеватыми искрами, с размаху ударившись о меч в руках Владена. На темно-коричневой накидке, прикрывавшей латы врага, болтались какие-то яркие замысловатые амулеты. Владен на мгновение удивился их необычности и чуть не пропустил удар. Ему не хотелось задерживаться: кольцо вокруг усадьбы Дийнавира быстро стягивалось. Он применил прием, которому его когда-то обучил Гиннеан. Враг замер, наткнувшись на острие, в горле у него булькнула кровь, выплеснулась на грудь, на амулеты… Владену некогда было ждать, пока соперник упадет.
Он уже бежал через двор.
К дверям усадьбы невозможно было подойти из-за тел, грудой сваленных на низких широких ступенях. Павшие Дийнавира и после смерти не собирались пропускать врагов. Из окон сквозь решетки и разбитые переплеты летели стрелы, и через темные проемы было видно, как внутри мечется пламя.
Что-то стремительно пронеслось мимо, поранив Владену щеку.
– Сюда, господин, ко мне!
Наследник Дийнавира увидел в окне знакомое лицо, но даже не успел понять, кому именно принадлежит голос. Он вскочил на узкий каменный карниз, протиснулся между прутьями и оказался в комнате. Усталость и боль качнули его к стене, но отдыхать времени не было: снаружи слышались возбужденные крики и звуки чужой речи. Ни Дийнастина-старшего, ни Анеки здесь не было. Немногочисленные оставшиеся в живых люди Треллена пытались отстреливаться, стремясь подороже продать свою жизнь.