- Вышесказанное объясняет, почему эксперимент можно проводить и в столь густонаселенном районе. Но главная опасность состоит в том, что они могут направить высвободившуюся энергию в любом направлении. В любом - как им взбредет в голову. Если вы посмотрите на карту, то увидите, что между так называемым объектом "боров" и югославской границей нет ничего, - а мне не нужно напоминать вам, что Албания Имира Джумы ненавидит югославских "уклонистов" не меньше, чем русских. Одно остается невыясненным: действительно ли они научились задавать направление выброса? Потому что если ответ утвердительный - а на это многое указывает - то… Взгляните…
Он провел пальцем по карте.
- Если вы мысленно продолжите этот вектор, то увидите, что пучок сметает всю Европу и доходит до нашей территории… Если опираться на труды о лазере нашего друга, профессора Каплана, то получится следующая картина: луч, расширяясь, превращается в пучок, который накрывает примерно пятую часть Соединенных Штатов…
- Спасибо, - отозвался президент. - Мне предстоит еще одна спокойная ночь!
- Это всего лишь рабочая гипотеза, - заметил Каплан.
Президент взглянул на него с неприязнью:
- Пожалуйста, не надо гипотез. Мне нужны достоверные факты. Когда это новое дерьмо будет готово завонять?
- Мы находимся в постоянном контакте с нашим агентом в Албании.
Президент еще несколько секунд рассматривал "борова", лицо его при этом выражало искреннюю ненависть.
- Ладно, впускайте народ.
Слово "Народ" было его коллективным прозвищем для членов Конгресса.
Все эти дни президент старался держать их в курсе происходящего, а теперь намеревался потрясти до глубины души. Он был сбит с толку, растерян, не понимал масштаба проблемы и не мог принять решение. Потому он напускал на себя спокойный, уверенный и решительный вид. Рассел Элкотт находил, что президент похож на старого лавочника со Среднего Запада, - ему так и виделось, как тот стоит на крыльце своего магазинчика, засунув руки в карманы. Кроме того, Элкотт спрашивал себя, как бы обошлись будущие Джотто и Мазаччо со всеми этими людьми в костюмах-тройках, в очках с черепаховыми оправами, со столь неодухотворенными лицами - если, конечно, предположить, что будет новый Ренессанс…
Элкотт отправился в кабину звукозаписи, где встретил усталый, безжизненный взгляд звукоинженера. Каждое сказанное слово фиксировалось, и все об этом знали: никто не избежит своей доли исторической ответственности. Новая библия будет писаться не по слухам, основываться не на одной лишь устной традиции, а на неопровержимой записи, извлеченной с глубины в сто метров, из пусковых шахт ядерных ракет.
Рассел Элкотт устроился в углу и надел наушники.
Он узнал голос сенатора Болланда из Юты:
- К черту научное словоблудие, профессор. Вы хотите сказать, что человеческая душа является оружием неограниченной разрушительной силы…
- В этом нет ничего нового, сенатор, - говорил Каплан. - Нам это было известно задолго до Хиросимы. Но моя роль состоит не в том, чтобы предаваться старым как мир философским размышлениям. Я обращаюсь к вам как ученый. Я говорю с вами на языке квантов.
- Позвольте!
Тед Квиллан из Мичигана, отметил Элкотт. Самый реакционный республиканец в Сенате.
- Вот куда нас завели сорок лет трусости и пресмыкания перед коммунистами! Уход из Вьетнама и Кореи. Потом Хельсинки… Мы бежали от ответственности! В результате, в руках у крошечной страны, яростной и злобной сталинистки, страдающей комплексом неполноценности и манией преследования, оказалось опаснейшее оружие. То самое оружие, которым мы не сумели обзавестись из-за банальной близорукости, а также из-за того, что постоянно урезали наш военный бюджет…
Рассел Элкотт снял наушники. На полу валялись герметически упакованные коробки с пленкой.
- Послушайте, Берт, я хочу напомнить вам, что записи необходимо спускать в ракетные шахты каждые полчаса. Разве вам этого не говорили?
Звукоинженер посмотрел на него в упор:
- Зачем? Чего вы ждете? Конца света? Он уже наступил, причем очень давно. Наш мир - это уже новый мир.
- Потомкам нужна будет полная информация, старина.
- Вы имеете в виду, исследователям из других галактик, которые прилетят сюда и займутся раскопками, чтобы узнать, как мы до этого докатились?
- В грядущие века люди будут любознательнее, Берт. Готов поспорить.
Он снова надел наушники. Говорил президент.
- Сенатор Болланд, мы не можем снести с лица земли целую страну, даже если у нас есть какие-то… дурные предчувствия… пусть даже обоснованные…
- Предчувствия! Это - достоверный факт!
- Я так же, как и вы, переживаю за наши бессмертные души. Устроить всемирный холокост, вызвать тотальное разрушение технократической цивилизации, как того хотелось бы некоторым представителям молодежи? Если следовать доводам подобного рода, необходимо было бы уничтожить три четверти человечества, чтобы оставшаяся четверть начала все сначала, но пойдя на этот раз другим путем. Погубить цивилизацию, чтобы спасти бессмертную душу… Единственный недостаток подобных рассуждений - ради этого спасения погибнут сотни миллионов. Духовная гибель человечества, вот к чему это приведет, а не к бессмертию…
Рассел Элкотт слушал. Он узнавал голос каждого, он прекрасно знал их всех: честные люди, они трудились как могли, но они не были предназначены для этого. О них можно было сказать "обычные люди", как говорят "обычные виды вооружения". Интендантская служба все-таки не поспевала за научным прогрессом. Этика и чистый интеллект, не имеющий отношения ни к морали, ни к "душе", никогда еще не были так далеки друг от друга.
- А Китай, господин президент? Ведь, в конечном счете, Албания всего лишь филиал Китая в Европе!
- Я регулярно информировал вас о всех моих попытках наладить отношения с Китаем, сенатор. Но они поют одну и ту же песню: Албания является суверенным и независимым государством, и так далее, и так далее… Невмешательство во внутренние дела других стран и все такое прочее. Кстати, Пекин остается в выигрыше при любом повороте дела: эксперимент может оказаться "удачным" - тогда в их распоряжении окажется "абсолютное" оружие, или же либо русские, либо мы попытаемся помешать этому эксперименту - тогда нас заклеймят "империалистическими агрессорами" и мы будем дискредитированы в глазах всего мира… Кроме того, я полагаю, что албанцы не осознают всех последствий своих действий. Впрочем, как и мы. Мы не знаем. И именно поэтому я прошу генерала Франкера еще раз изложить точку зрения военных…
- Вы ее уже изложили, господин президент. Мы не знаем. И мы хотели бы, чтобы вы рассуждали следующим образом: "То, что нам известно, выглядит слишком опасным, чтобы мы могли позволить себе рисковать неизвестностью".
Возникла пауза, затем раздался голос сенатора Эклунда из Орегона:
- Так рассуждают компьютеры, генерал!
- Так-то оно так, сенатор. Только у компьютеров есть одно неприятное свойство: они редко ошибаются.
Рассел Элкотт встал. Звукоинженер подошел к автомату и налил себе кофе.
- Вечером пойду на порнофильм, - сказал он. - Для разнообразия хочется чего-нибудь чистого.
В два часа ночи их снова вызвали в Оперативный зал. Президент сидел перед "боровом" в пижаме и домашних туфлях, со стаканом молока в руке.
- Мне очень жаль, что пришлось разбудить вас, - сказал он. - Чертова работа, правда?
Они ждали, что он скажет дальше.
- Что касается этой албанской штуковины… - Он отхлебнул из стакана. - Я хочу, чтобы она в пятинедельный срок была стерта с лица земли.
- Есть, сэр, - сказал Франкер. Он был мертвенно-бледен.
- Я еще раз говорил с Пекином. Они ничего не хотят знать. Так что… Как вы там говорили, генерал? "То, что нам известно, выглядит слишком опасным, чтобы мы могли позволить себе рисковать неизвестностью".
- Да, сэр.
- Пять недель. Мы приняли предложение русских. Рейд диверсионной группы - как они и предлагали. Саботаж… Если сможем провернуть это "незаметно"… ну, "незаметно" здесь понятие относительное… тем лучше. Если нет, то… разрушим весь сектор, сметем его с лица земли. Уничтожим. Ядерная ракета отклонилась от курса. Все что угодно.
- Да, сэр.
- И вот еще что…
Они замерли в ожидании.
- Нам придется принять кое-какие меры в отношении науки, - сказал президент. - Нам ее уже не сдержать: скорее это она уже нас держит. Нам необходимо новое поколение компьютеров, что-то вроде духовного компьютера, с которым ваш президент мог бы консультироваться перед сном. Такой компьютер, который позволил бы с одного взгляда оценить, что в данный момент происходит с родом человеческим - идет ли он бок о бок с Иудой или с Христом.
Его мрачные усталые глаза сверкнули, и на губах обозначилась улыбка.
- Не исключено, что в нашем случае речь идет о втором шансе, дарованном Иуде: шансе спасти Христа. Хм, извините. Похоже, у этой штуки странный побочный эффект. Спокойной ночи. И не забудьте: у вас пять недель.
XX
Орлиная долина - такое название дали этой местности турки тысячу лет назад. Но с началом строительства реакторов-размножителей, коллекторов и прочих агрегатов, предназначенных для создания полностью управляемой системы "полного цикла", которая положит конец разбазариванию духовной энергии албанских трудящихся, долину переименовали в Народную.
Матье сидел на узкой деревянной галерее, опоясывавшей дом. Он смотрел на здание энергетического комплекса и на еще голую землю между заводами и зданиями технических служб.
Вид с галереи открывался великолепный. По обе стороны от творения рук человеческих высились заросшие лесом горы. В этих лесах уже давно не было птиц. Орлы, которым долина была обязана своим древним названием, покинули ее - укрылись ближе к вершинам.
Одним взглядом Матье мог объять все, что сам создал. Тот факт, что одна из самых маленьких, а с технической точки зрения и самых отсталых стран мира, отличавшаяся, однако, безупречной идеологической дисциплиной, сумела за три года поднять свой технологический уровень до уровня своих достижений в области идеологии, - был ярким доказательством того, что воля вождей, если она стоит на службе народных масс, способна на многое.
Матье оставалось решить еще несколько задач - второстепенных, но при этом безотлагательных.
Так, за исключением людских ресурсов, материалы, предоставленные в его распоряжение, были весьма посредственными. Зато энергетическая отдача албанского народа была отличного качества: его дух обладал исключительной мощью и чистотой, и улавливание осуществлялось с максимальной эффективностью. Сказывались тридцать пять лет интенсивной идеологической подготовки.
Матье нуждался в материалах. Сталинит - так называли здесь сплав, который использовали для изоляции, - был недостаточно эластичным, "грязным", из-за чего внутреннее давление давало побочные эффекты выше нормы. Дух просачивался наружу, проползал самым низким, можно сказать, раболепным образом, начисто лишенный восходящей силы. Его воздействие было здесь особенно вредным, и процент психических заболеваний и нервных срывов - особенно высоким. Партийный комитет по культуре регулярно жаловался полиции, что "в жилых домах звучит буржуазная музыка декадентских западноевропейских композиторов Баха и Генделя. Нужно усилить наблюдение, поскольку нет никаких сомнений в том, что некоторые трудящиеся слушают радиостанции империалистических стран". Никто, разумеется, не проигрывал никаких записей, да и радиоприемники тут были ни при чем - музыка сама сбегала с энергетических станций. Партийные работники не давали Матье покоя, но он ничего не мог поделать - никто ничего не мог с этим поделать: это было в самой природе процесса. Потребуется еще много времени и сил, чтобы устранить этот дефект. Какие-то пожилые крестьяне из православной общины сообщили, что видели, как по долине "шествовали иконы", и даже назвали полиции имена двух святых - святой Кирилл и святой Филарет - которых они сперва приняли за переодетых американских шпионов. А в некоторые часы небо над энергетическими станциями озарялось разноцветными огнями. Все в долине начинало испускать лучи, сверкая мягким и вместе с тем тревожным светом; небесная синева становилась пронзительной и почти нестерпимой для невооруженного глаза. Матье объяснял сотрудникам комитета, что это оптические иллюзии и эффект от них, каким бы неприятным он ни был, не имеет серьезных последствий для человеческого организма: по мере привыкания он будет убывать, а пока что наука не в состоянии с ним справиться. Лучшим средством борьбы с интоксикацией оставалась усиленная идеологическая подготовка в школах, университетах и партийных ячейках.
Одной из нерешенных технических проблем оставался радиус действия коллекторов. Можно было построить агрегаты большей мощности, но они становились неуправляемыми. Так что по-прежнему приходилось устанавливать коллекторы не меньше чем в семидесяти пяти метрах от потенциальных источников. Каждый новый жилой дом или завод в долине обязательно, наряду с сантехникой, оснащался уловителями энергии. Люди привыкли сидеть вокруг этих белесых зияющих труб, как некогда имели обыкновение сидеть у очага.
Больше сотни многоэтажных жилых домов на склоне горы занимали труженики-пенсионеры, которых переселяли сюда из других районов. В их распоряжении были клубы, библиотеки, и они могли приятно проводить досуг в ожидании своего часа.
Центральный реактор-размножитель развивал теперь мощность в сто двадцать тысяч человеко-духов. Энергия накапливалась в четырех компрессорах: внутри них осуществлялось сжатие, которое должно было перейти в "крекинг".
По мере приближения назначенного времени китайские инженеры, руководившие подготовительными работами, стали выказывать все большую нервозность. Матье вынужден был подолгу простаивать у доски с формулами. Но китайцы не могли уследить за ходом его мысли. Им требовались время и новые компьютеры. Времени не было, так как американцы и русские тоже работали не покладая рук. Не было и новых компьютеров.
Когда стало известно о решении "албанского Сталина", маршала Имира Джумы, перенести дату эксперимента на более ранний срок, у Матье состоялся долгий и тяжелый разговор с двумя китайскими учеными, прибывшими из Пекина. Это были знаменитые братья Мун, американские граждане, вернувшиеся в Китай в 1962 году. Братья Мун были близнецами, отличить их друг от друга было невозможно. Матье считал, что именно это сделало их столь закоренелыми коммунистами.
Что-то откровенно непристойное было в речи этих китайских близнецов-коммунистов, говоривших с отчетливым американским акцентом.
- Мы не в силах уследить за вами, господин Матье. От нас что-то ускользает, какое-то понятие, неизвестная величина. Если говорить откровенно, то нам кажется, что вы сообщаете не всю информацию. Наше мнение таково: следует проверить на компьютере вашу теорию направленного, ограниченного воздействия - да и всю вашу теорию конвергенции. Мы не вполне уверены в том, что "реакция срыва" может проходить локально. По нашему мнению, существует риск неуправляемого высвобождения энергии с непредсказуемыми последствиями. При степени компрессии и концентрации, которых нам удалось достичь, дезинтеграция может вызвать взрыв, мощность которого предсказать невозможно. Нет такого математика или физика, который был бы способен, исходя из заданных вами величин и без помощи компьютера, точно рассчитать предельные значения. При каких условиях луч начинает преобразовываться в пучок? Каков предел концентрации энергии? И нужно ли опасаться цепной реакции?
- Удалось же избежать цепной реакции "Пражской весны", - заметил Матье.
- Господин Матье, пожалуйста… такого рода шутки… Нам требуется разъяснение.
- Ну что же, потребуйте его у партии. У нее есть ответ на все.
Натянутые улыбки, усталые, терпеливые. Лица братьев напоминали два сморщенных яблока.
- Или откажитесь от этой идеи. Пусть американцы и русские вырвутся вперед. А вы тащитесь в хвосте. Деградация элемента - это sine qua non условие успеха одной из систем, капиталистической или марксистской. Я доложу маршалу Джуме о ваших попытках чинить мне препятствия. После смерти Мао отношения между Албанией и Китаем уже не те, что прежде. Может, вас сюда и послали только для того, чтобы… вывести Албанию из игры?
Неискренние, кривые улыбки…
Матье потребовал нового совещания с партийными руководителями. Черт, подумал он, удалось же русскому биологу Лысенко добиться того, что исключительно по идеологическим причинам была признана дурацкая и совершенно ложная научная теория.
Матье провел перед доской семь часов.
В присутствии высоких чинов, специально прибывших из Тираны, близнецы и другие эксперты поступили так, как они всегда поступали, когда за ними присматривала партия: они приняли идеологическое, а не научное решение. Они дали положительное заключение.
Матье получил зеленый свет.
Вспышка розового света озарила внутренность дома, затем свет заискрился всеми цветами спектра и погас.
- Не делай этого, черт побери! - заорал он.
Он вскочил со стула и бросился в гостиную.
Эта дурочка снова взялась за свое.
Мэй явно была очень довольна собой. В трех портативных коллекторах, которые он принес домой для хозяйственных нужд, еще оставалось немного отходов, и какое-то время они сияли розовым светом, более мягким, чем кожа на лице Мадонны Рафаэля.
- Не смей делать это здесь, шлюха безмозглая! А если полиция заметит? Ты отдаешь себе отчет в том, что это значит - высвободить дух? Саботаж! Антиобщественное поведение, мессианские настроения, влияние обскурантистских буржуазных идей… Запросто можно загреметь года на три в тюрьму или, в лучшем случае, оказаться в психушке! Ты умышленно разбазариваешь энергетические ресурсы албанского народа, уничтожаешь государственную собственность и бог знает что еще!
- Да, Бог знает!
- Так просто принято говорить, дурочка ты несчастная!
Она стояла, скрестив руки на груди, и смотрела на него с вызовом.
- Ты великий человек, Марк. Ты доказал, что Бог существует и что душа - это не просто метафория.
- Метафора, невежда.
Он успокоился. Дети всегда остаются детьми, что тут поделаешь. Общаясь с этой строптивицей, нужно всегда помнить о свойственных детям невинности и простодушии. Трогательный пример психологической регрессии.
- Зачем ты это делаешь, Мэй?