- Да, да, - пробормотала Кира, разглядывая висящую в шкафу бабушкину одежду - старенькую, потрепанную, насквозь несовременную, тяжелые глухие шерстяные платья и костюмы, побитые молью, ситцевые сарафаны, грубые вязаные кофты. И тут же, в уголке два платья и костюм - современные и, хоть уже и изрядно ношеные, но явно очень хорошего качества. Она выдвинула один из ящиков - бельевые гарнитуры - тонкие, воздушные, изящные, некоторые совсем новые - ничего похожего на рейтузы, жуткие хлопчатобумажные лифчики или старые растянутые дешевые трусы, которые представлялись неотъемлемой частью гардероба Веры Леонидовны. И, уж во всяком случае, соответствовавшие прочему гардеробу. Кроме вещей, висящих в уголке.
Она выдвинула другой ящик, забитый постельным бельем. Никаких штопаных-перештопаных наволочек и простынь, никаких пододеяльников с прорванными уголками - все новое и хорошее. Ниже - полотенца ярких, свежих цветов, мягкие и приятные на ощупь. На пенсию такого не купишь.
Внезапно Кира осознала, что ей совершенно неизвестно, кто была Вера Леонидовна по профессии и чем вообще занималась. Она спросила у Стаса, но брат этого не знал тоже. В детстве они виделись с бабушкой очень редко, эти встречи давно стерлись из памяти Киры, но единственное, что она очень хорошо помнила до сих пор, это удивительные действия, которые производили руки Веры Леонидовны с ножницами и бумагой - без всяких набросков она могла искусно вырезать из бумаги человеческий профиль - Кирин, мамин - чей угодно. Ей достаточно было просто бросить на лицо несколько цепких взглядов, ножницы в ее пальцах ловко вспарывали тонкую бумагу, и фигурный портрет был готов во всех подробностях - губы, нос, челка, прядка на затылке. Маленькой Кире тогда это казалось чудом, хотя чудо плохо ассоциировалось с поджатыми губами бабушки и ее холодным голосом. Но все портретики, нарисованные лезвиями ножниц, давным-давно сгинули неведомо куда, и Кира не вспоминала о них уже очень давно.
К ее удивлению на верху платяного шкафа обнаружились четыре больших цветочных горшка, наполненных землей. Значит, бабушка все-таки держала комнатные цветы. Или собиралась посадить. Ну, тем удобней, она сделает это за нее.
- Хороший утюг, - недоуменно сказал Стас, присаживаясь на стул возле трюмо, на тумбочке которого стоял фирменный утюжок, на фоне общей разваленности, как и халат, выглядевший довольно нелепо. Кира взглянула на кровать, застеленную стареньким покрывалом, на люстру, растерявшую добрую часть своих подвесок, на неизменные паутинные пологи и растрескавшийся потолок, потом открыла ящик тумбочки трюмо. Тот был абсолютно пуст. А на самой тумбочке, кроме утюга и расчески, не было ничего, что обычно лежит на таких тумбочках - ни косметики, ни бижутерии. Возможно, бабушка держала их где-то в другом месте. А может, тетя Аня постаралась. Если у Веры Леонидовны было такое хорошее и дорогое белье, то отчего не допустить, что косметика тоже была дорогой? Вот тетя Аня ее и пригрела. Халатик и белье оставила - не тот размер… или просто не успела забрать. Или решила, что это уж чересчур.
И все-таки, странно.
Выходя из комнаты, Кира обернулась и напоследок еще раз оглядела ее. Внезапно обстановка комнаты вызвала у нее еще один приступ недоумения - своей бестолковостью. Мебель была составлена кучей, втиснута в углы, а одна из длинных стен была совершенно голой, хотя туда можно было поставить и стулья, и шкаф, и трюмо. Словно в комнате сделали перестановку, собираясь поставить к этой стене что-то еще. Или что-то повесить на ней. Может, бабушка собиралась прикупить новый ковер, да не успела? Или купила, и он лежит где-то в квартире…
Или у тети Ани.
Стас уже давно исчез где-то в недрах квартиры, а она все стояла, думала, хмуря тонкие брови. Из размышлений ее вырвал густой всплеск фортепианных звуков, раздавшихся где-то в одной из комнат. Крутанувшись на одной ноге, Кира выскочила из спальни, пробежала по коридору и влетела в распахнутую дверь комнаты, оказавшейся проходной. Здесь, очевидно, было что-то вроде столовой - длинный стол, рядок стульев, большой шкаф в одном углу, в другом - горка, в третьем - этажерка. На этом обстановка заканчивалась, но Кира сейчас и не особо всматривалась в подробности - проскочила комнату, хлопая задниками великоватых тапочек, и оказалась в следующей, где Стас, умостившись на стареньком вращающемся стулике, с видом вдохновленного садиста терзал клавиши старинного "Беккера", извлекая из его недр некую смесь "Собачьего вальса" и дребезга бьющейся посуды, которую с размаху швыряет об пол чья-то свирепая рука. Фортепиано казалось очень старым, чуть ли не начала прошлого века, с подсвечниками по обе стороны пюпитра, и выглядело изрядно потрепанным - некогда гладкая черная поверхность была исцарапана и покрыта вмятинами - видать, инструмент немало повидал за свою жизнь. Но звук, несмотря на жуткость исполнения, шел хороший, чистый - в этом отношении за фортепиано явно следили и настраивали совсем недавно.
- Как музыка? - поинтересовался Стас, картинно вздымая кисти над пожелтевшими клавишами. Кира презрительно фыркнула.
- А это музыка? Мне показалось, ты озвучиваешь падение с лестницы десятка рыцарей при полном вооружении. Ну-ка, уступи место даме! Вот музыка…
Она скользнула на освободившийся стул, бережно провела кончиками пальцев по клавишам, после чего довольно сносно сыграла начало "Танца маленьких лебедей" Чайковского. Стас неожиданно вздрогнул.
- Красиво… только можно что-нибудь другое?
Кира насмешливо пожала плечами, и из-под ее пальцев потекла неторопливо, переливаясь, словно вода в неспешной реке, прелюдия Глиэра, расплескалась и вдруг превратилась в мелодию из фильма "Тегеран-43", потерзала надрывно сердце и перетекла в небесную "Ave Maria", после чего пальцы Киры весело подпрыгнули, бросив в комнату фейерверк аккордов, пробежали от первой клавиши до последней, протянув стремительную волну звуков, и застыли. Стас, не скрывая восторга, зааплодировал, но Кира, вопреки аплодисментам, нахмурилась. Ее пальцы сделали несколько движений, на этот раз не вызвав ни единого звука, после чего она разочарованно сказала:
- Три клавиши в контроктаве не работают. Жалко как, а… Может, с молоточками что-то?
Встав, она откинула пыльную крышку и заглянула внутрь инструмента, потом поманила пальцем Стаса, и в этом простом жесте было нечто такое, что брат не подошел, а подскочил тигриным скоком.
Не мудрено, что клавиши не желали издавать звуков. С молоточками и вправду было что-то не так - за них, уголком, был всунут конверт - обычный почтовый конверт, в котором явно что-то было. Поперек конверта красивыми крупными буквами было выведено "Стасу, Кире".
- Еще одна шуточка доброй бабушки? - опасливо произнесла Кира. - Бомбочка или какое-нибудь зловредное откровение типа: на смертном одре сообщаю вам, что я не бабушка ваша, а дедушка!
- Не глупи! - снисходительно одернул ее Стас, протянул руку и выудил конверт из недр инструмента. Запечатанный конверт был пухленек и тяжеленек, и на ощупь в нем что-то легко шелестело - довольно узнаваемо. Стас надорвал конверт и извлек из него пачку пятидесятигривенных и тонкий листок бумаги. Удивленно воззрился на них, потом развернул листок, и они с Кирой склонились над ним, чуть не стукнувшись головами.
Первое время вам будет трудно, поэтому оставляю на хозяйство. Кира, заботься о чистоте. Стас, не будь дураком - соблюдай правила. В.
- Что это значит? - недоуменно произнесла Кира, а ее пальцы уже сами собой потянулись к руке Стаса, освободили ее от пачечки и замелькали, ловко пересчитывая купюры. - И что за правила ты должен соблюдать?
- Без понятия, - отозвался Стас, закрывая крышку "Беккера". - А какое ей дело до наших трудностей с хозяйством? Нет, я уж не сомневаюсь, что накануне кончины у бабули в голове сплясали в крепкую обнимку раскаянье и маразм!
- Стас, ты ее с детства не видел, а я видела. Не такой это был человек!
- Знаешь, сестренка, с людьми, порой, удивительные перемены приключаются, когда они за спиной костлявую чуют.
Кира упрямо мотнула головой, потом раздвинула купюры веером и ласково на них посмотрела.
- Сколько?! - нетерпеливо спросил Стас. Кира кокетливо прикрыла "веером" лицо, хлопая ресницами поверх краев пятидесяток.
- Полторы. Как говорил товарищ Бендер, на обзаведение нарзаном и железнодорожными билетами хватит!
Стас, прищелкнув языком, подхватил ее, и они исполнили возле "Беккера" несколько неуклюжих па вальса. При этом деньги выскользнули из пальцев Киры и весело шлепнулись на потертый палас с приятным звуком. Они посмотрели на них и остановились.
- К черту нарзан! - заявил Стас. - Хорошее вино и жареное мясо - вот чего мне сейчас хочется! В последующие дни, конечно, будем существовать экономно, но только не сегодня!
- Мидий хочется! - капризно сказала Кира. - А они, заразы, дорогие…
- Тогда возьмем килограмм!
Она округлила глаза.
- Тридцать рублей! - таким тоном священник произносит: "Святотатство!" Стас отмахнулся с миллионерской небрежностью.
- Не мелочись, дитя! Однова живем! Ладно, я, извините, отлучусь, а после сходим и осмотрим местные достопримечательности в виде магазинов. Поброди пока, только смотри - ничего на себя не урони.
Кира сделала презрительный жест, потом, проводив его удаляющуюся фигуру коротким взглядом, с любопытством осмотрела комнату, отмечая детали, которым раньше не придала значения, захваченная вначале "Беккером", а затем посланием и денежками с того света. Здесь, очевидно, была бабушкина гостиная - помимо фортепиано диванчик у короткой стены, два старых вращающихся кресла, журнальный столик, возле зашторенного окна на тумбочке телевизор, да шкаф в углу. Вся мебель и здесь была очень старой, и оттого телевизор особенно выпадал из общего ветхого ряда - большой новенький блестящий "LG", стоивший немалых денег. Откуда он у обычной пенсионерки? Сердобольных родственников не имеется, тетя Аня с дядей Ваней на сердобольных никак не тянут. Телевизор, утюг, вещи в шкафу, груда освежителя, деньги… Странновато, вообще-то, мягко говоря. Состоятельный воздыхатель из прошлого, решивший осчастливить состарившуюся возлюбленную? Неизвестный родственник, оставивший наследство? Или бабушка тайком приторговывала оружием, наркотиками и золотишком?
Тебе-то, собственно, какая разница?
Кира вздрогнула, передернув плечами, - в квартире царил ощутимый холодок. Отопление, надо понимать, не работает, хотя до конца отопительного сезона еще прилично. Она подошла к окну и отдернула шторы, которые разъехались неохотно. В комнату полился слабенький свет, хотя утро было очень солнечным, - стекла были такими грязными, что сквозь них мало что проникало. Окно гостиной выходило на другую сторону дома, на заброшенный, заросший ежевикой и крапивой палисадничек, который в соседстве с ухоженными соседскими участками выглядел более чем убого. На подоконнике стоял ряд больших цветочных горшков, до краев наполненных землей, но и здесь ни в одном ничего не росло. Поверхность земли была ровной, приглаженной и сухой. То ли бабушка действительно только готовилась к посадкам, то ли ей просто нравился вид цветочных горшков с землей без всяческих растений. Во второе, отчего-то, верилось больше, - Кира уже давно сделала для себя вывод, что Вера Леонидовна была женщиной со странностями. Осторожно коснувшись пальцами батареи, она убедилась, что та еле теплая. Значит, по ночам придется зарываться в груду одеял, поскольку ночи пока еще холодные. Прожить несколько месяцев в холоде и сырости - не очень приятная перспектива.
Отвернувшись от окна, Кира потянула носом и невольно поморщилась - в гостиной сильнее, чем в других комнатах, чувствовался запах затхлости и сырости и к нему примешивался еще какой-то - некий неприятный душок. Как будто много лет назад что-то забралось в гостиную и умерло здесь. Наверное, где-нибудь за шкафом или в щели стены разложился мышиный трупик, возможно и не один. Может, для этого и нужны были освежители воздуха? Но это значит, что квартира кишит мышами, которые периодически испускают дух в самых разных ее углах. Тоже не очень-то приятно.
Она начала осматривать сквозные комнаты и вовсе не удивилась, обнаружив в каждой из них еще несколько канделябров со свечами. Всеми явно пользовались - свечи были не новые, сильно оплывшие, от некоторых осталось меньше трети. Вообще-то многовато даже для регулярного отключения света. А может, Вера Леонидовна попросту не любила электрический свет? Хотя люстры работают исправно - все лампочки на месте и не одной перегоревшей…
От нее не укрылось, что и в этих комнатах мебель расставлена так же бестолково, как и в спальне - больше сдвинута на середину или распихана по углам. Оклеенные старенькими обоями стены были голыми, если не считать часов с застывшим маятником в гостиной, - ни ковров, ни картин, ни фотографий - ничего, словно в квартире готовились к капитальной переклейке обоев и сдвинули всю мебель, чтобы не мешать работе. Может, бабушка действительно получила откуда-то неплохие деньги, прикупила немного вещичек, телевизор и груду освежителей и собиралась обновить квартиру? Хотя начинать следовало далеко не с обоев… Но если это так, то почему Вера Леонидовна поставила непременным условием не делать ремонт в течение полугода? И куда делись эти деньги? Полторы тысячи гривен на ремонт никак не хватит. Может, где-нибудь в квартире еще что-нибудь спрятано - еще один конвертик, а это - указание? Правила… какие правила? Не ремонтировать квартиру? Может, деньги за обоями или в старых трубах спрятаны бриллианты? Но тогда одно противоречит другому. Получается - не ремонтируйте - тогда и не найдете. К тому же содрать обои - это еще не ремонт, а вот наклеить новые… Белиберда какая-то!
Не выдержав, она все-таки подошла к стене и колупнула ногтем один из стыков обойных полос, вырвав клочок. Но увидела лишь голую бурую стену - ничего, напоминающего уголок денежной купюры или звенышко золотой цепочки. Чуть покраснев, Кира пригладила обои ладонью, потом отошла к шкафу и отворила одну из створок. Пусто - только в углу стоит громада невообразимо древнего пылесоса "Витязь". Она выдвинула один из трех ящиков - клубки шерсти, вязальные спицы, истрепанные журналы, какие-то пожелтевшие от времени бумажки, коробочка с медалью "Ветерану труда" - скорее всего, дедушкина. Кира задвинула ящик, вытянула другой, и у нее на мгновение невольно перехватило дыхание - глубокий ящик был до самого верха заполнен длинными столбиками свечей - белых и бледно-желтых - каждая в целлофановом пакетике, чтоб не слиплись - много десятков свечей.
Она невольно покосилась на один из развесистых канделябров, стоявших на шкафу, раздраженным тычком задвинула ящик и выдвинула последний, тоже оказавшийся доверху заполненный свечами.
Кира ошеломленно мотнула головой, невольно представив себе бабушку Веру, чопорно сидящую посреди гостиной в новеньком шелковом халатике в свете десятков свечей с охапкой баллончиков освежителей в морщинистых руках и услаждающую свое сердце созерцанием цветочных горшков с землей, и у нее чуть не вырвался полуистерический смешок.
- Да здесь запас на пару лет, не меньше!
Кира испуганно дернулась в сторону, стукнулась бедром о выдвинутый ящик и ойкнула, после чего возмущенно посмотрела на Стаса.
- Господи!.. что ты так подкрадываешься?!
- Ничего я не подкрадываюсь! - ответил тот слегка обиженно. - Что ты так дергаешься? Али совесть нечиста?
- Напугал просто! Тут и без того обстановка…
- Чего обстановка? - Стас ехидно ухмыльнулся, но за этой ехидностью Кире почудился легкий холодок отчуждения. - Просто старая квартира, набитая рухлядью, пылью и пауками, больше ничего. Или ты и впрямь думаешь, что по ночам тут бродят фамильные привидения, тряся фамильными цепями и фамильными партбилетами? Кир, ты же говорила, что не суеверна!
- Не в суеверии дело! - Кира начало сердить его легкомыслие, и она постаралась взять себя в руки, иначе недалеко и до первого скандала - разозлить ее было очень легко. - Просто наша покойная бабушка кажется мне все более и более странной.
- Я не отрицаю, что она была странной, - Стас поджал губы. - Но она умерла! Чем бы она тут ни занималась - разводила коноплю, устраивала оргии или потрошила соседей и замуровывала их в стены…
- …ну ты хватил!..
- … она умерла, и нас это не касается! Она оставила нам квартиру, оставила немного денег - спасибо ей большое - и пусть ее личная жизнь остается при ней! Я в ней ковыряться не намерен, и тебе не советую!
- Ладно, - с неожиданной покладистостью сказала она. - Хорошо. Наверное, ты прав.
Ее руки подтвердили сказанное плавными, покорными жестами, и Стас посмотрел на нее с подозрением.
- Ой-ли?!
- В магазин мы идем или как? - поинтересовалась Кира, задвигая ящик и делая вид, что не понимает, к чему был этот возглас. Стас пожал плечами и начал собирать с пола деньги.
- Все-таки, как ты думаешь, к чему эти полгода?
Стас вздернул голову и ухмыльнулся.
- О, а я уж испугался…
- Ну, а если серьезно? Действительно ради воссоединения семьи? А почему тогда она и отцу ничего не оставила? Не потребовала, чтоб и он жил здесь, с нами? - Кира села в одно из больших вращающихся кресел, оттолкнулась ногой от пола, и стены поплыли вокруг нее. Она закинула голову, разглядывая грязный потолок и забавную лепнину в виде ряда щитов и мечей.
- Потому, что мы, все-таки, ее кровь, а отец ей - никто, - Стас выпрямился, бережно складывая деньги - бумажка к бумажке. - Вернее, я так думаю.
- Завеща-а-ние! - протянула Кира потусторонним голосом, продолжая крутиться в кресле, съехав головой на подлокотник так, что ее черные волосы почти касались пола. - Какой, все-таки, мистический оттенок носит это слово! Полгода… напоминает сюжет какого-нибудь готического романа. Наследники обязаны полгода прожить в фамильном замке, чтобы что-то успело произойти - то ли с ума кто-нибудь сойдет, то ли кто-нибудь в кого-нибудь вселится, то ли в фамильных склепах случится день открытых дверей или наследников с хрустом съест какое-нибудь чудище, обитавшее в фамильном шкафу или фамильном пылесосе… - говоря, она взмахивала руками, рисуя в сыроватом воздухе зловещие картины. - Страшно?
- Очень, - сонно отозвался Стас. - Я так понял, мне одному идти?
- Да пошли, пошли! - Кира, ткнув пяткой в пол, остановила кресло и сердито вскочила. - Ну и зануда же ты, любезный братец! Помешал развиться такой замечательной теории! - она поморщилась и потерла тыльную сторону кисти. - Кресла совсем отсырели, надо будет их чем-нибудь застелить, да и хоть феном подсушить не мешало бы.
Она вышла в коридор вслед за Стасом и тут же остановилась, покосившись на зашторенное кухонное окно. Потом прислушалась к доносящемуся с кухни легкому лязгу, бульканью и слабым потусторонним вздохам.
- Что это?
Стас, надевая куртку, усмехнулся.
- Очевидно, то самое фамильное чудище.
- Да, - Кира хмыкнула, - и я даже знаю, как его зовут - "Днепр". Хорошо, что ты его включил, я совсем забыла.