* * *
"Маленькое черное платье" итальянской длины - до середины колена, когда практически любые ноги выглядят стройными - покупка этого гениального изобретения Коко Шанель пришлась в тот вечер как нельзя кстати. "Интуиция, как всегда, не подвела меня, когда я укладывала его в сумку, - размышляла Маргарита, глядя в зеркало и нравясь себе. - И ни одна надутая тетка не догадается, что куплено оно на местном рынке, а не в бутике… Бриллиантов у меня пока нет, ну и ладно. Отсутствие всяких украшений - тоже своего рода стиль…"
Идти в театр без цветов было неловко. Хотя никакой особой неловкости Маргарита не испытала бы, но так уж она была воспитана мамой - театральным человеком. Но носить в руках цветы весь первый акт, потом антракт?.. Ведь и завянуть могут…
Чтобы не сиять на всю улицу, она надела и затегнула на все пуговицы длинный плащ, в котором прилетела из своей нежаркой страны. Вызвала такси и попросила водителя заехать сначала в цветочный магазин, а потом уже ехать в Ла-Скала, и желательно, чтобы это было по пути.
В цветочном магазине выбрала одну еще не полностью раскрывшую бутон кремовую розу на длинном стебле. Магазин оказался не из дешевых и производил доставку заказов в любое время суток и по любому адресу.
- Тогда… - И она положила на прилавок уже приготовленную записку. - Ла-Скала, сегодня, ко второму акту, четвертый ряд партера, тринадцатое место…
"Иметь много денег, - сказала сама себе, усаживаясь в ожидавшее ее такси. - Это приятно!.."
Она была одна. Без бриллиантов, без цветов. Черное платье. Каблуки. Блестящие, как из рекламного ролика, хорошо уложенные волосы. Зеркала отражали неожиданно вытянувшиеся ноги и выпрямившуюся спину, и она не вздрагивала уже, как совсем еще недавно, пугаясь: "Ой, какая классная тетка, на меня похожа…"
Зал был полон, поскольку главную партию вел какой-то известный баритон, имя которого ничего Маргарите не говорило, поскольку раньше она этого имени не слыхала, но программку взяла, вспоминая опять же мамино воспитание: всегда брать программки в театрах и хранить их потом, как святыню. А в опере программка может оказаться полезной хотя бы тем, что узнаете, о чем идет речь на сцене. Содержание "Травиаты" Маргарита знала еще с университетского курса Истории Итальянской Оперы. Музыкального слуха у нее не было, в музыке она не разбиралась, плохо запоминала мелодии и с трудом узнавала оперные партии, и то, если долго слушала их по нескольку раз, хотя от долгого слушания ей надоедала любая музыка… Но за последние пол-года ее самоуверенность выросла до невиданных размеров, и теперь она не смутилась бы заявить честно, что не разбирается в музыке, хотя делать подобные заявления в Италии и уж тем более в Милане - это, по меньшей мере, не тактично… Но всегда оставался козырь: "А на скольких языках говорите вы? Сколько вы написали книг? А каковы ваши сбережения?.. Я говорю на четырех европейских языках, написала три романа, а сбережения мои таковы, что лучше бы вам и не знать, а то, не дай Бог, плохо станет…" Правда, в Европе вопрос о зарплатах и сбережениях является дурным тоном и грубым вторжением в личную жизнь. Зато владением несколькими иностранными языками можно как раз неслабо ударить итальянца по самолюбию…
А итальянская опера - это всегда хорошо, как и русская.
Оркестр отыграл увертюру. Маргарита думала о том, что место досталось не очень - слишком близко, условности театрального реквизита, декораций, резкость грима на лицах актеров будут портить впечатление. Занавес не понимался. Публика проаплодировала, оркестр замолк. По залу пролетел шепот. Проаплодировали еще раз. На этот раз из складок занавеса вышел на аванс-сцену человек во фраке. Шорох в зале усилился. "Баритон неожиданно заболел, спектакль отменяется" - с досадой подумала Маргарита. - "А розу придется дарить себе…"
Человеком во фраке оказался администратор театра. Он обратился к залу с речью, из которой следовало, что исполнитель главной партии действительно не может выступать по состоянию здоровья, но администрация театра надеется, что уважаемая публика не окажется разочарована заменой - хотя имя дублера никому не известно, и это - его первое выступление в главной партии в Ла-Скала, да и вообще в Италии тоже практически первое… Тем, кто захочет покинуть театр, приносятся извинения и будут возвращены деньги за билеты, но те, кто останутся, право же, не пожалеют, и потом всегда смогут говорить, что наблюдали восхождение новой звезды…
"Чтоб вас холера побрала!" - досадовала Маргарита. - "Давайте уж скорее хоть кого-нибудь, а то я засну сейчас после напряженного трудового дня…"
К концу первого акта она думала о том, что не разбираться в оперной музыке имеет свои положительные стороны - любое исполнение нравится, разочарования - никакого, поскольку не знаешь, с чем сравнивать. Кроме того, знаменитый баритон, так неожиданно заболевший, блистал на подмостках уже десятка полтора лет, а значит, ему уже наверняка "за" сорок. И хотя театр - это условности, и резкий оперный грим может изменить лицо почти до неузнаваемости, в том число и скрыть возраст, но все равно - если актеру сорок или даже больше лет, а он исполняет партию двадцатилетнего, то это заметно. Хотя, если хорошее исполнение, то подобные мелочи просто не замечаются…
На неожиданного дублера уставился весь зал. По окончании первого акта похлопали довольно бодро, но так, чтобы помнил: "Ты еще никто, парень, мы тебя не знаем, вот послушаем, что ты дальше сможешь…"
В антракте Маргарита бродила по театру, наслаждаясь одиночеством и молчанием, когда впервые за несколько дней не нужно было говорить десять-двенадцать часов подряд почти без перерыва и сразу на двух языках. В фойе раздавали новые программки - с вписанным от руки именем исполнителя главной партии, которое не было даже отпечатано: наверное, они вообще на него не расчитывали, а ухватились, как за соломинку, в последний момент: Алессандер Магнус, Стокгольмская Королевская Опера. О дублере отзывались положительно, хотя недоумевали, пожимая плечами: неужели не нашлось итальянца? Конечно, он хорош, и акцента почти не слышно, и вообще, почему он до сих пор прозябает в дублерах, но все-таки - неужели не нашлось итальянца?! "Это же два имени", - удивилась Маргарита. - "А где же фамилия?.. Впрочем, "Магнус" может оказаться также и фамилией…"
Глухой пень из брянского леса, и тот понял бы, что исполнитель партии Альфреда очень хорош. Кроме голоса и исполнительского мастерства, он обладал молодостью и хорошей внешностью, и резкий оперный грим выглядел на этом лице досадным недоразумением, единственным оправданием которого служила необходимость - чтобы лицо на сцене не выглядело бледным пятном. Театр - не кино, тут другие приемы, полные все тех же условностей, но все остальные исполнители на сцене были актерами, а он был Альфредом, которого хотелось убить за бестолковость и одновременно было жаль. К концу спектакля, и без того сентиментального, зал совсем расчувствовался. Когда актеры вышли на поклон, публика встала, аплодируя стоя. Швед растопил лед ревности и теперь срывал заслуженные овации. Он был счастлив - с четвертого ряда это было хорошо видно. "Ну, - подумала Маргарита, - Не стоять же мне в очереди на вручение цветов?! И что-то никто не торопится…"
Аплодировать с длинной розой в руках было неудобно, поэтому она просто держала руки поднятыми. Долго стоять так было неловко, да и нехорошо находиться в четвертом ряду и не хлопать - все тебя видят: сеседи по ряду и актеры со сцены. Все-таки хорошее ей досталось место - близко и с краю. Она взяла цветок ближе к бутону и пошла к сцене, думая о том, как бы не оступиться на ступенях и не подвернуть ногу на каблуках, к которым так и не привыкла, и чтобы сумочку не уронить, а то будет еще один спектакль - бесплатный…
Альфред шагнул ей навстречу и подал руку. Она оказалась первой, кто вышел на сцену вручать цветы. Аплодисменты оживились, замелькали вспышки фотокамер. Задерживаться было неловко, по проходу спешили другие благодарные зрители. Маргарита посмотрела на шведа и, улыбаясь, быстро спросила по-английски:
- Это правда ваша премьера?
- Да, - ответил он, моргнув от неожиданности английской речи и самого вопроса. - Правда…
- Поздравляю.
- Спасибо…
Пришлось уходить. Она вернулась на свое место, теперь уже можно было аплодировать, руки были свободны. Она смотрела на него и улыбалась, настроение стало легким и праздничным, как предчувствие ни к чему не обязывающего легкого флирта, когда отношения не идут дальше взглядов. Актеры получили много цветов, и ее роза затерялась среди букетов. Она видела, что он искал ее глазами, но ему приходилось смотреть также и на других людей, а потом занавес закрылся…
"Вот и все. Прекрасный вечер, праздник, театр, цветы, я наблюдала восхождение новой звезды… Кто он, что здесь делает? Поет, мда… Если он - актер Стокгольмской Оперы, то почему в Ла-Скала сидел в дублерах, и даже имени его не отпечатано в программке? А от руки вписали с такой поспешностью, что забыли про фамилию… Конечно, он был хорош. Но все-таки он не Альфред. Не герой-любовник. Его надо одевать в доспехи, а не в сюртук… Ярл?.. Бред…"
Утром она в очередной раз порадовалась, что научилась путешествовать без большого количества вещей и вместе с тем имея все необходимое. В киоске у отеля продавали утренние газеты. Она попросила………. - там всегда много материала по культуре. Так и есть: фотографии и короткие заметки о вчерашнем спектакле. Лиц на фотографии не разглядеть, но, зная, кто есть кто и где стоит, имеет смысл оставить на память. С газетой в руке она пошла к стоянке такси и тут вспомнила, что не сообщила Татьяне, когда точно и каким рейсом вылетает. Нагребла полную пригоршню мелочи, чтобы поговорить нормально, не спеша, кабина телефона-автомата оказалась рядом, и набрала номер. Подруга ответила бодрым голосом, обрадовалась, обещала приехать в аэропорт встречать…
На середине фразы ладонь вспотела и мелочь слиплась вся, как расстаявшая карамель.
- Таня, извини, что-то аппарат заклинило, не принимает больше монеты, сейчас отключится, наверное… Ну, пока, часа через три встретимся…
По тратуару прямо на нее шел вчерашний дублер. Ошибки быть не могло: минимальное количество грима на его лице накануне вечером не смогло исказить черт, да и потом, вручая цветок, она видела его так близко, что невозможно было ошибиться…
Если бы все миланские колокола ударили одновременно, в голове у Маргариты возникло бы меньше звона. Она подхватила сумку, не зная, что и как делать, и стоит ли вообще делать что-нибудь…
Но шел он все-таки не к ней, и взгляд у него был отрешенный. На счастье (или на горе?), он остановился у того же киоска.
Ноги у нее сделались сами по себе и, пока он покупал газету, ту же самую, успели поднести ее и поставить рядом. Она перехватила сумку двумя руками, чтобы прямее стоять. Остановиться было еще не поздно, но в тоже время и совершенно невозможно. Здравый смысл оказался затоптан где-то в углу сознания ежесекундно крепнущим безумием. Она словно наблюдала себя со стороны и даже не особенно волновалась: ведь эта нахалка, что на миланской улице знакомится со свежеиспеченной звездой итальянской оперы - не она, не Маргарита, а какая-то незнакомая ведьма. Она-то ведь, та Маргарита, с которой она уже столько лет знакома, никогда бы так не поступила. Никогда не решилась бы подойти на улице к незнакомому человеку вот так запросто, и заговорить. Особенно если этот человек несколько часов назад срывал овации на "бис", и не где-то, а в Ла-Скала. Знание же иностранных языков сметало последний барьер - языковой…
- Альфред, это вы? - прошептала она по-английски, чувствуя себя странно, как никогда.
Он обернулся и посмотрел на нее, не узнавая:
- Вы ошиблись, - ответил. - Меня зовут не Альфред
- Конечно, вас зовут Алессандер Магнус. Но вчера вы были Альфредом.
Его глаза заметались, а на лице отразилась такая детская растерянность, что Маргарита невольно улыбнулась, подумав: "Большой ребенок…"
- О, Господи, это вы?! Извините, я не сразу… Да, я запомнил вас, я вас видел в течение спектакля…
- Мне казалось, вы не смотрите в зал.
- У меня был хороший учитель. Он научил меня смотреть в зал так, чтобы зрителю это было незаметно. Вы действительно были одна?
- Да. Так получилось. Но я не жалею.
- Вы очень хорошо говорите по-английски. Итальянцы редко владеют иностранными языками, и еще реже владеют ими хорошо…
- Я не итальянка, я русская. - "Пока что говоришь в основном ты. Так и будем стараться держать ситуацию: чтобы говорил ты. Пока ты говоришь со мной, тебе интересно…" - Я здесь в командировке. Моя делегация уже улетела. Вчера мне выпал свободный вечер.
- Да… Как странно иногда начинают развиваться события… - и он посмотрел дорожную сумку в ее руках. - Вам выпал только один свободный вечер? Или вы просто меняете отель?
- Я уезжаю, самолет через два часа. - И неожиданно для самой себя сказала: - Я лечу в Стокгольм. Долгая история…
- Да, жаль, что мало времени… Вы не похожи на деловую женщину. Вы похожи на… не знаю… на Нефертити.
- Я не деловая женщина. Просто переводчик. А в Швеции… Судьба забросила туда мою школьную подругу. Мы давно не виделись. Теперь выпала такая возможность… Вы можете дать мне автограф? Когда вы станете знаменитостью, я буду размахивать этой газетой, как флагом… - и она протянула ему газету, развернутую на странице с фотографией…
Было видно, что он не привык давать автографы и не имеет заготовленных стандартных фраз. Шариковая ручка а его руке несколько секунд колебалась над страницей, потом он поднял глаза:
- Как вас зовут?
- Маргарита.
Он что-то написал потрясающе неразборчивым почерком, поставил дату и свое имя: А.Магнус и какая-то закорючка в пол-строки - не разобрать…
- Мне кажется, вы - театральный человек. Даже если у вас нет музыкального слуха, все равно, вы - человек театра.
- Почти все мои родственники работали или до сих пор работают в театрах Я выросла за кулисами. Только это была не опера, а драма…
- Это не важно. Значит, я не ошибся. Как странно иногда поворачиваются события… - повторил снова. - Я сейчас скажу банальность, но мне кажется, я где-то видел вас раньше… Может быть, просто на улице?
- Вряд ли. Я провела в Милане меньше недели, и не гуляла по улицам. А что на самом деле случилось с синьором Градзини?
- Не поверите. Он подвернул ногу на лестнице, уже будучи одетым и в гриме. Сначала думали - пройдет. Но не прошло. Оказалось - растяжение. Знаете, из тех случайностей, которых не ждешь.
- А вы? Все говорили, что вы - дублер.
- Это не совсем так. Меня даже не было в театре. Они позвонили по телефону: срочно приезжать. Поэтому спектакль задержался. Я был там месяц назад, так нахально предложил себя, и вскоре меня пригласили на репетицию и прослушивание. И предложили место в хоре.
- А почему было указано: Стокгольмская Опера?
- Не знаю, наверное, для солидности. Я нигде еще ни разу не выступал. До вчерашнего дня… Честно говоря, уже начинал отчаиваться. Несколько лет в хорах, в дублерах, приходишь к спектаклю в надежде на то, что какая-нибудь звезда простудилась, и прибежит режиссер с криком: "Быстро в гримерную!" Я ждал этого крика, как… И вот вчера услышал по телефону…
- Да, ждать - это мучительно. Сама все время чего-то жду. Иногда становится страшно. Так ждешь, ждешь… Но, говорят, удача приходит к тем, кто умеет ждать. Не знаю…
- Жаль, что вы уезжаете. Я даже не могу проводить вас до аэропорта: в десять тридцать я должен быть в театре. Будет пересматриваться занятость актеров в связи с отсутствием Градзини, а уже одиннадцатый час… Извините за навязчивость…
- Господи, ну что вы, разве это навязчивость?…
"Да, верно - как странно иногда поворачиваются события", в этом мы совпадаем", - думала Марагрита, переводя дух в такси по дороге в аэропорт. - "А вообще, все глупо. Зачем я это сделала? Он бы меня и не заметил. Зачем это было нужно? Взять автограф? Все глупо…"
В Стокгольме она расчитывала на встречу самое большее с главным редактором издательства. Но в кабинете оказалось полно народу. Ей представили редактора отдела иностранной литературы - средних лет полноватого мужчину заурядной наружности с единственно привлекательной чертой - умными глазами; корректора издательства - бальзаковского возраста костлявую, как баба-яга, даму с синими волосами ежиком и в долгополой непонятного фасона тунике, и дизайнера - субтильного молодого человека в очках с такой сильной диоптрией, что за стеклами не различались глаза. Во главе стола восседал, как и следовала ожидать, генеральный менеджер - предпенсионного возраста субъект того типа, который Маргарита обозначала словами советской пропаганды - "акула капитализма", и улыбался той улыбкой уверенного в себе и в своей силе и влиятельности человека, которую не должно путать с искренней приветливостью, потому что в любой момент эта улыбка может превратиться в оскал. Остальные трое смотрели с любопытством и помалкивали. Сразу было видно, кто в этом доме хозяин. Маргарита почувствовала, как смутное раздражение, терзавшее ее несколько последних недель, растет и крепнет, угрожая вылится в открытую словесную агрессию.
После ничего не значащих первых дежурных фраз приветствия, Генерал сказал:
- Мы издадим ваши произведения и возьмем на себя рекламу и реализацию. Мы считаем их интересными и перспективными, в них есть та чистота, изящность и деликатность, что так часто не хватает современной литературе. Но у нас возникло несколько вопросов.
- Надеюсь, что смогу ответить на них.
- Хорошо. Прошу… - и он сделал жест в сторону главного редактора.
- Это не вопрос даже, - откашлялся тот. - а, скорее, пожелание… - Маргарита напряглась, но тут же вздохнула с облегчением: - Нам хотелось бы поместить в начале книги краткую статью о вас. Не вдаваясь в подробности личной жизни, но: ваше образование, работа, интересы, хобби, если они есть, как вы начали писать, что вас подвигло в писательству, что вдохновило, почему именно эти темы… Я достаточно ясно выражаюсь?
- Да, вполне. Я понимаю. Когда нужно представить статью?
- Мы могли бы побеседовать после, если не возражаете, я задал бы вам наводящие вопросы и мы вместе составили бы текст.
- Хорошо.
Корректор сказала, что у нее нет особых вопросов относительно английского перевода, но ей хотелось послушать живую речь автора, так ей всегда легче воспринимать печатный текст, а вопросы, если возникнут, она задаст потом.
Маргарита улыбнулась ей. Дама вызывала симпатию, хотя и была страшновата лицом, а голос ее звучал, как труба.