И они с достоинством удалились, оставив Арлеса посреди дороги. Сесили с тревогой заглянула Глоуэну в глаза: "Он тебя не слишком разозлил?"
Глоуэн мрачно покачал головой: "Чувствую себя последним дураком". Заметив, что Сесили напряглась, он торопливо добавил: "Потому что никак не мог решить: что делать? Съездить ему по роже? Стоял, как вкопанный! При том, что Арлеса я не боюсь".
"Ты все сделал правильно, - успокоила его Сесили. - Арлес - дубина стоеросовая! Зачем из-за него потеть и марать себе руки? Тем более, что он тебя гораздо тяжелее и побить его тебе, скорее всего, не удастся".
Глоуэн резко выдохнул: "Может быть. Но если он снова позволит себе что-нибудь в этом роде..."
Сесили взяла его за предплечье и крепко сжала пальцы: "Я не хочу, чтобы из-за меня были какие-нибудь глупые драки. Слышишь? Ты меня проводишь домой?"
"Конечно!"
У ворот парка, откуда начиналась аллея, ведущая к пансиону Ведеров, Сесили задержалась и внимательно осмотрелась: "Нужно соблюдать осторожность. Мама и так уже считает, что я разбитная девчонка". Наклонив голову, она поцеловала Глоуэна. Тот попытался ее обнять, но Сесили рассмеялась и отстранилась: "Мне пора".
"Ты выйдешь вечером, после ужина?" - густым от напряжения голосом спросил Глоуэн.
Сесили отрицательно покачала головой: "Нужно еще рисовать объявление для школы и разучивать мелодии, которые придется играть на фестивале. А потом меня погонят спать... И все-таки... знаешь что? Завтра вечером мама пойдет на собрание комитета, и за мной не будут следить в подзорную трубу. Как раз тогда, когда это, по всей видимости, было бы целесообразно..."
"Значит, завтра вечером! Где?"
"Помнишь сад с белыми розами, с восточной стороны нашего пансиона?"
"Там, где статуи стоят, как на часах?"
Сесили кивнула: "Выйду, если смогу, часа через два после заката - туда, где ступени спускаются с верхней террасы".
"Буду ждать!"
На следующий день, в мильден, занятий в лицее не было. С утра до вечера Глоуэну казалось, что каждая минута тянется бесконечно.
Через час после заката он надел темно-синие брюки и мягкую серую рубашку. Шард заметил приготовления: "Что происходит? Или это секрет?"
Глоуэн ответил небрежным жестом: "Ничего особенного. Договорился о встрече".
"И кто счастливая избранница?"
"Сесили Ведер".
Шард усмехнулся: "Смотри, не попадайся на глаза ее матушке, Фелиции. Она из рода Вуков и слывет отъявленной блюстительницей нравов".
"Придется рисковать".
"Хорошо тебя понимаю. Сесили - очаровательная девушка, спору нет! Давай, валяй - и... если тебе нужен совет..."
"Пожалуй, что нет. Как-нибудь сам разберусь".
"Дело твое".
Глоуэн задержался у двери: "Только никому не говори. Особенно Арлесу!"
"За кого ты меня принимаешь?"
"Да нет, просто... Ты ведь сам предупреждал, что никому и ни в чем нельзя полностью доверять..."
Смеясь, Шард взял сына за плечи и встряхнул: "Так точно! Не попадайся мамаше!"
Нервно ухмыляясь, Глоуэн выскочил из квартиры, сбежал по лестнице и шагнул в ночную тьму. Не чувствуя под собой ног, он летел, как на крыльях, к пансиону Ведеров. Далеко обойдя открытый любопытным взорам газон, он приблизился к саду и пробрался между двумя огромными мраморными вазами, обросшими темным плющом и бледнеющими в звездных лучах. Слева и справа обращенными лицом к лицу рядами высились героические статуи, перемежавшиеся кустами белых роз. Дальше, почти без огней, темнели башни и террасы, эркеры и балконы пансиона Ведеров - лишь несколько редких прямоугольников тускло желтели на фоне роскошной россыпи звезд.
Глоуэн прошел по центральной аллее до ступеней, начинавшихся в дальнем конце. Там он прислушался, но в саду было тихо. Воздух полнился ароматом белых роз - с тех пор, до конца жизни, запах роз напоминал Глоуэну об этой ночи.
В саду никого не было, кроме него и статуй. Он тихо прошел к месту свидания. Сесили еще не появилась. Глоуэн присел на скамью в тени и приготовился ждать.
Шло время. Подняв голову, Глоуэн смотрел на звезды - многие он знал по именам. Вскоре он нашел созвездие Лютни Эндимиона. В центре Лютни, пользуясь мощным телескопом, можно было разглядеть древнее Солнце... Раздался шорох. Тихий голос спросил: "Глоуэн, ты здесь?"
Глоуэн выступил из теней: "Здесь, у скамейки".
Сесили издала короткий нечленораздельный звук и побежала навстречу. Они обнялись - опьяняющий миг! Сверху звезды: сверкающая в черном бархате пустоты Прядь Мирцеи. В саду: благоухающие белые розы и немые статуи, застывшие под лучами звезд.
"Пойдем! - сказала Сесили. - Пойдем в беседку, там можно спрятаться".
Она привела его в круглую, открытую со всех сторон беседку с лозами, спирально вьющимися по столбам. Они уселись на обитую кожей скамью, полукругом огибавшую беседку изнутри. Шли минуты. Сесили встрепенулась, подняла голову: "Ты молчишь".
"Мне приходят в голову... самые странные мысли".
"Какие? Расскажи!"
"Трудно рассказать - это скорее настроения, а не мысли".
"Все равно, попробуй".
Глоуэн заговорил, часто останавливаясь: "Я смотрел на небо и на звезды и вдруг почувствовал… что небо открылось, будто я вижу… нет, не вижу, а слышу и ощущаю одновременно всю Галактику. Ощущаю миллионы и миллиарды людей, расселившихся по звездам. Их жизни, всех этих людей, будто издают тихое журчание или гудение… на самом деле, что-то вроде медленной тихой музыки. На какую-то долю секунды я слышал эту музыку и мне казалось, что я ее понял… А потом музыка пропала, и я просто смотрел на звезды, а ты меня спросила, почему я молчу".
Помолчав, Сесили сказала: "Такие мысли наводят тоску. Предпочитаю думать, что мир начался, когда я родилась, и останется таким, какой он есть - навсегда, никогда не меняясь".
"Невероятный мир!"
"Ну и что? Он меня вполне устраивает и хорошо работает - а как именно, меня не беспокоит". Она выпрямилась и повернулась к Глоуэну: "Не хочу, чтобы ты думал странные мысли, чтобы у тебя в ушах гудела странная музыка. Все это отвлекает тебя от меня, а я гораздо теплее и веселее звезд… Так мне кажется, по крайней мере".
"Не сомневаюсь!"
Едва заметное матово-красное зарево в восточной части небосклона оповестило о восходе Синга и Лорки, двух других светил системы. Пока Сесили и Глоуэн смотрели на небо, сначала над горизонтом всплыл Синг, подобный бледно-оранжевой луне, а за ним вспыхнула Лорка - очень яркая звезда, переливающаяся всеми цветами радуги.
"Мне нельзя долго задерживаться, - сказала Сесили. - Комитет собирается у нас в пансионе - причем сегодня пожаловала твоя родственница Спанчетта. Они с мамой всегда ругаются, а из-за этого собрание кончается раньше обычного".
"Что за комитет?"
"Они составляют программу Парильи. В Орфеуме будет меньше представлений, чем в прошлом году, и теперь приходится уговаривать маэстро Флоресте, а это почти невозможно, потому что Флоресте слышать ни о чем не хочет, кроме своего театра. Мечта его жизни - новый Орфеум прямо напротив лицея, и каждое сольдо, вырученное в межпланетном турне "Лицедеев", пойдет в его строительный фонд".
"Ты ему уже сказала, что уходишь из труппы?"
"Нет, еще нет. А ему все равно. Он этого ожидает. Флоресте приспосабливает пьесы к составу труппы, а не наоборот. Именно поэтому его композиции пользуются успехом. Во время Парильи должны состояться три коротких представления, мне придется участвовать во всех трех. Два музыкальных концерта по вечерам в верд и мильден, и спектакль в смоллен вечером - там я танцую бабочку с четырьмя крыльями. Мне хотелось бы самой сделать себе костюм - из крыльев настоящих бабочек".
"Где ты их достанешь?".
"Все не так уж сложно - если ты мне поможешь. Тебе уже разрешают летать?"
Глоуэн кивнул: "На прошлой неделе Чилке подписал мои права. Теперь я "начинающий пилот первой категории". Мне можно летать на любом из тренировочных "Митриксов"".
"Тогда мы могли бы слетать на луг Мароли и собрать крылья бабочек!"
"Не вижу, почему нет... Если твоя мать разрешит такую экспедицию - чего она, разумеется, не сделает".
"Не разрешит, если предупредить ее заранее. А я ей скажу, когда мы вернемся - если она спросит. Пора уже мне проявлять независимость, в конце концов! Как ты думаешь? Но не слишком - я хотела бы еще побыть маленькой девочкой... Пора возвращаться, мама начнет меня искать. У нее другое представление о независимости".
"Когда ты хочешь лететь? Мне нужно знать заранее - за два-три дня".
"Каникулы в лицее начнутся через неделю после инга. "Клуб Каллиопы" собирается устроить вечеринку с плаванием и пикником на озере, у Голубой горы. Может быть, мы с тобой под шумок слетаем на луг Мароли и устроим свой собственный пикник?"
"Хорошо. Я попрошу Чилке зарезервировать "Митрикс"".
Сесили встрепенулась: "Страшно не хочу уходить - но я должна! Возвращаясь домой, пожалуйста, будь осторожен. Не упади и не разбей себе нос. И смотри, чтобы тебя не унес какой-нибудь громадный филин! Что я буду без тебя делать?"
"Постараюсь".
7
Чилке сам научил Глоуэна летать, и поэтому без возражений доверил ему "Митрикс", занеся в журнал номер машины, дату и краткую запись: "Кадет: дневной патруль".
Безоблачным утром назначенного дня Глоуэн и Сесили прибыли в аэропорт. Глоуэн захватил пару больших сетчатых корзин и сачки на длинных ручках, а Сесили несла корзину с крышкой, содержавшую припасы для пикника.
Чилке указал на ближайший автолет: "Вот твой "Митрикс". А зачем корзины и сачок?"
Сесили ответила: "Мы ненадолго приземлимся на лугу Мароли, чтобы собрать крылья бабочек. Мне они нужны для танцевального костюма. Я буду изображать в фестивальном спектакле прекрасную бабочку с четырьмя крыльями!"
"Не сомневаюсь, что у тебя это получится", - галантно заметил Чилке.
Сесили предупредила его: "Никому не говорите! Это должен быть сюрприз!"
"Молчу, как могила!"
"А у вас какой будет костюм?" - спросил Глоуэн.
"У меня? Костюм? - удивился Чилке. - Я тут посторонний служащий..."
"Чилке, бросьте притворяться! Вы придете на фестиваль - это всем известно!"
"Ну... может быть. Мне разрешили напялить костюм. Дескать, лицо закрыто маской, никто меня не узна́ет. Наряжусь "шутом-балаболкой" - хотя, чтобы выступать в этой роли, мне и притворяться не нужно... А ты?"
"Черный бес в бархатной шкуре, даже лицо все будет черное".
"Значит, не бесстрашный лев?"
"Ни в коем случае! Львы будут в костюмах львов, - Глоуэн указал локтем на "Митрикс". - Можно лететь?"
"Если он взлетит - у вас на Кадуоле еще те автолеты... Давай-ка проверим, помнишь ли ты перечень предполетной проверки".
Под наблюдением Чилке Глоуэн исполнил ритуал инспекции: "Основной аккумулятор - заряжен! Аварийный - заряжен. Навигационный блок - отметки на нулях. Часы - правильное время. Проводимость цепей - все индикаторы синие. Радио - все индикаторы синие. Рекордер - все индикаторы синие. Сигнальные ракеты - в ящике. Пистолет - в кобуре на двери, обойма вставлена. Аварийный запас воды - полный бак. Аварийный инструмент - в ящике под сиденьем. Двигатели - запуск без сигналов неисправности. Все системы функционируют нормально - индикаторы синие..."
Проверка продолжалась еще некоторое время. К удовлетворению Чилке, Глоуэн ничего не забыл.
"На лугу Мароли помни о двух вещах, - напутствовал его Чилке. - Приземляйся точно на площадку. Если потревожишь "гамак", на вас набросятся жуки и вы проклянете тот день, когда появились на свет! Во-вторых, не заходите в лес. В районе Мароли недавно видели змееголовов. Так что держите ухо востро и не отходите далеко от машины".
"Так точно! Будем стараться!"
Глоуэн и Сесили погрузили в автолет сачки, корзины и припасы, забрались в машину, попрощались с Чилке и, по мановению руки Глоуэна, вознеслись в небо. Включив автопилот, Глоуэн направил воздушный аппарат на юг, выбрав достаточно безопасную высоту - триста метров.
"Митрикс" потихоньку - не слишком быстро - пролетел над плантациями и виноградниками, над рекой Уонн и Большой лагуной, после чего анклав станции Араминта кончился, и началась дикая заповедная территория. Здесь мирная, чуть холмистая саванна поросла ковром синевато-серых трав и бледно-зеленого кустарника, оживленным редкими темно-зелеными пятнами дендронов - иногда одиноких, иногда растущих небольшими группами. Время от времени попадались дымчатые деревья, возносившие на сто метров в воздух голубые облачка хрупкой листвы. К западу холмы постепенно повышались, гряда за грядой, и в конце концов вздымались громадой Мальдунских гор, среди которых даже отсюда можно было различить Порхающий провал - глубокую узкую расщелину, откуда вниз по долине Мароли устремлялись на свидание с морем полчища мигрирующих бабочек.
Пятнадцать, тридцать, пятьдесят километров - внизу показался луг Мароли, похожий на кричащую палитру, залитую сотнями беспорядочно перемешанных красок. Автолет медленно опускался, окруженный мириадами бабочек. Прижавшись глазом к видоискателю, Глоуэн навел перекрестие визира на светло-зеленый диск, обозначавший центр бетонной площадки, устроенной для туристов, прилетавших на омнибусах, и нажал на посадочный переключатель - "Митрикс" плавно приземлился.
Некоторое время влюбленные молча сидели и смотрели на луг. Кроме них, вокруг никого не было, и ощущение постоянного движения создавалось только бесчисленными бабочками. В ста метрах справа стеной начинался лес - угрожающе темная чаща. Такой же лес, еще ближе, темнел слева. Впереди, чуть дальше, луг открывался на песчаный берег океана, к солнечному синему морю.
Открыв дверь, Глоуэн и Сесили спустились на площадку. В небе пестрели крылья миллионов бабочек, слетевшихся со всех концов Дьюкаса. Их непрерывное порхание создавало низкий, пульсирующий, почти неуловимый ухом гул; застоявшийся в ложбине воздух пропитался сладковатым едким запахом насекомых. Стайками и косяками отдельных цветов - алые и голубые, лучисто-зеленые, лимонно-желтые и черные, пурпурные, сиреневые, белые и синие, красно-лиловые - бабочки порхали над лугом, то приближаясь к земле, то взметаясь ввысь, завиваясь спиральными вихрями и описывая круги, пересекаясь с роями другой раскраски и образуя на мерцающие мгновения невозможные, казалось бы, пуантилистические движущиеся смеси чистых оттенков.
Утомленные клубящиеся, кружащие рои оседали мало-помалу, каждый на своем дереве на окраине луга. И тут же сбрасывали крылья, устраивая под деревом что-то вроде непродолжительного цветного снегопада, устилавшего луг наподобие режущей глаз палитры.
Лишившиеся крыльев серые пятисантиметровые гусеницы с роговидными жвалами спускались на шести сильных ножках по стволам и во всю прыть спешили к океанскому прибою.
Глоуэн и Сесили вынули из автолета сачки на длинных ручках и сетчатые корзины. При этом Глоуэн, памятуя о предостережениях Чилке, засунул за пояс пистолет.
Сесили насмешливо подняла брови: "Зачем пистолет? Тут полно опавших крыльев, стрелять по бабочкам нет необходимости".
"Первая заповедь моего отца, - отозвался Глоуэн. - Не отходить ни на шаг от оружия в дикой местности".
"Здесь, по-моему, нет ничего опаснее какой-то липкой жидкой дряни, в которую лучше не наступать... Пойдем! Соберем крылья и улетим поскорее - дышать невозможно! Невероятная вонь, голова кружится!"
"Какие цвета тебе нужны?"
"Синие и зеленые - из-под дерева, видишь? Потом красные и желтые - они вот здесь, и немного черных и пурпурных. Вот и все".
Осторожно выбирая дорогу, они разошлись, чтобы собрать крылья под двумя деревьями. Подхватывая сачками крылья, опадавшие сверху, они высыпали их в корзины - изумрудно-зеленые и синие, гранатово-красные и канареечно-желтые, пурпурные, черные и белые.
Уже возвращаясь к автолету, Сесили задержалась в нерешительности.
"Этого хватит?" - спросил Глоуэн.
"Должно хватить. Я хотела еще немного красно-оранжевых и светло-зеленых, - Сесили указала пальцем на деревья в глубине луга. - До них, пожалуй, далековато. И этот запах! Меня уже тошнит".
"Надеюсь, мы успеем дойти до машины, - неожиданно глухо сказал Глоуэн. - Пойдем, быстрее!"
Проследив направление его взгляда, Сесили увидела напротив, на окраине луга, крупное продолговатое существо, угольно-черное за исключением белой морды, неприятно напоминавшей человеческое лицо. Передвигаясь трусцой на шести лапах, оно прижимало к груди, молитвенным жестом, пару крючковатых клешней. Перед ними был полуразумный мальдунский змееголов, заслуживший свое прозвище благодаря постоянно шевелящимся черным щупальцам-антеннам на темени.
Глоуэн и Сесили пытались как можно незаметнее преодолеть расстояние, отделявшее их от воздушного аппарата, но змееголов сразу угадал их намерение. Он повернул и бросился наперерез, преградив им дорогу.
Хищник остановился метрах в тридцати, чтобы оценить обстановку, после чего издал вопросительно-удивленный вой, переходящий в скрежещущий стон, и принялся подкрадываться к собирателям крыльев на полусогнутых шести лапах, явно приготавливаясь к прыжку.
"Отец, как всегда, оказался прав", - пробормотал сквозь зубы Глоуэн. Вынув из-за пояса тяжелый пистолет, он направил его на змееголова, тут же застывшего на месте. Каким-то образом это существо понимало, что прицеливающийся человек - зверь опаснее его самого. Змееголов снова издал вопросительный вой, повернулся и помчался прыжками к пляжу, где набросился на одного из йутов. Последовали пронзительный кошмарный визг и скорбное всхлипывание. Наступило молчание.