К вечеру они едва успели добраться до второй за день станции.
ХамамацуДля ночевки Ёси выбрал гостиницу Журавлей, не самую лучшую и не самую худшую в деревне Хамамацу – живописном скоплении домов и гостиниц по обе стороны Токайдо, славящимся своим саке. Дорога здесь поворачивала вниз, к морю.
Поев по обыкновению в одиночестве, Ёси отправился к Койко – если они ели вместе, то, неизменно следуя обычаю, она почти ни к чему не притрагивалась, намеренно поев заранее, чтобы иметь возможность целиком сосредоточиться на том, чтобы услужить ему как можно лучше. Сегодня вечером он изъявил желание сыграть в го. Это была сложная игра, где нужно было много думать. В нее играли фишками, и она немного напоминала шашки.
Они оба считались хорошими игроками, но Койко была настоящим виртуозом и могла, почти всегда, выигрывать или проигрывать по своему желанию. Это делало игру вдвойне сложной для нее. Он приказал ей никогда не поддаваться ему, но сам проигрывать не умел. Если она одерживала победу в неподходящий день, он мрачнел и обижался. Выигрыш же в один из тех дней, когда все шло из рук вон плохо, мог прогнать с его чела самую темную тучу.
В этот вечер он выиграл. Едва-едва.
– О, владыка, вы разгромили меня! – сказала она. – А я-то думала, что уже побила вас! – Они сидели в ее внутренней комнате, опустив ноги в небольшое углубление под низким столиком, где стояла крошечная жаровня с углями. Поверх столика лежало плотное стеганое одеяло, подоткнутое вокруг них, чтобы удерживать тепло и не пускать внутрь холодный воздух. – Вам достаточно тепло?
– А, спасибо, Койко. Как твоя ноющая спина и ноги?
– О, у меня ничего не болит. Массажистка сегодня была очень хорошей. – Она позвала: – Сумомо, саке и чай, пожалуйста.
Во внешней комнате Сумомо достала бутылочку саке и чайник с другой жаровни, отодвинула сёдзи и внесла их к ним. Она хорошо обслужила обоих, и Койко кивнула с удовлетворением.
– Ты научилась чайной церемонии, Сумомо? – спросил он.
– Да, господин, – ответила она, – но… но, боюсь, мне не хватает умения.
– Князь Ёси – мастер чайной церемонии, – сказала Койко и с благодарностью пригубила саке. Ее седалище и спина болели от долгой тряски в паланкине, бедра – от двух дней верховой езды, а голова – от усилий, которых ей стоил проигрыш со всеми внешними признаками упорной борьбы за победу. Все это она скрывала, вместе с глубоким огорчением по поводу того, как мало проехали они сегодня. Это явно разочаровало его. Но с другой стороны, подумала она, мы оба понимали, что еще один форсированный марш невозможен. Он должен ехать вперед, а я отправлюсь следом. Будет хорошо побыть какое-то время без него. Эта жизнь отнимает слишком много сил, какой бы чудесной она ни была.
Они мирно выпили. Потом он сказал:
– Завтра, рано утром, я двинусь дальше с тридцатью воинами, оставив с тобой десять человек во главе с Абэ. Ты не спеша последуешь за мной в Эдо.
– Разумеется. С вашего позволения, могу я ехать так быстро, как это только возможно.
Он улыбнулся.
– Это порадовало бы меня, но только в том случае, если у тебя не будут болеть ни тело, ни душа, когда ты прибудешь.
– Даже если и будут, ваша улыбка излечит меня в один миг. Еще одну партию?
– Да, но не в го!
Она рассмеялась.
– Тогда я должна приготовиться.
Она встала и вышла в соседнюю комнату, задвинув сёдзи за собой. Он слышал, как она заговорила с Сумомо, но не стал прислушиваться к их беседе. Его ум был занят завтрашним днем, Эдо и гайдзинами.
Голоса замерли, когда обе девушки вышли. Он допил саке, смакуя вино, потом прошел в самую дальнюю комнату, где на безупречно чистых татами лежали футоны и стеганые покрывала. Зимние пейзажи и цвета были здесь главными украшениями. Он снял свою утепленную юкату, поежился и скользнул под пуховое одеяло.
Когда Койко вернулась, он услышал, как она походила немного туда-сюда во внешней комнате, потом вошла к нему и направилась прямо в ванную, где стояли сосуды с водой, на случай, если они понадобятся ночью, кувшины с питьевой и другие – для мытья.
– Я отослала Сумомо спать во внешней комнате, – крикнула она ему, – и попросила Абэ поставить снаружи охранника с приказом не беспокоить вас до рассвета.
– Зачем ты это сделала?
Она вернулась в комнату.
– Это наша последняя ночь на какое-то время – я упомянула ему, что не поеду с вами утром, – и я хотела, чтобы вы были безраздельно моим. – Кимоно упало к ее ногам, она медленно выступила из него и уютно устроилась у него под боком.
Хотя он много раз видел ее нагой, много раз испытывал прикосновение ее тела и много раз спал с ней, эта ночь была во много раз лучше всех, что были раньше.
КиотоВо дворце Киото один из шпионов главного канцлера постучал в дверь его спальни, разбудив Вакуру, и протянул ему трубочку с посланием, которая привязывалась к почтовому голубю.
– Только что перехвачено, господин.
Крошечный цилиндр был адресован главному придворному советнику бакуфу, Сайто, и запечатан личной печатью тайро Нори Андзё. Вакура поколебался мгновение, потом сломал печать длинным накрашенным ногтем.
Андзё послал голубя на рассвете:
Вождь гайдзинов нагло отказался подчиниться приказу императора оставить Иокогаму, и они готовятся к вторжению. Подготовьте приказ о всеобщей мобилизации на подпись императору. Затем срочно разошлите его копии всем даймё. Подготовьте все для немедленного возвращения Сёгуна Нобусады, который возглавит наши войска. Принцесса Иязу может, предпочтительно должна, остаться в Киото. Князя Ёси официально просят немедленно возвратиться.
Главный канцлер ненадолго задумался, высокомерно решил, что распоряжения Сайто будут отменены и императору посоветуют никогда не подписывать приказа о мобилизации. С большой острожностью он поместил послание внутрь цилиндра и запечатал его своим тайным дубликатом печати.
– Верните на место, позаботьтесь, чтобы оно было доставлено, – распорядился он и, оставшись один, усмехнулся. Война! Хорошо. Андзё был идеальным выбором на должность тайро. Все они захлебнутся в собственной моче, вместе со всеми гайдзинами, и Ёси, и всеми остальными.
Кроме принцессы. Она останется, чтобы стать вдовой – чем скорее, тем лучше.
39
Деревня ХамамацуПонедельник, 8 декабря
Сумомо проснулась задолго до первых лучей солнца. Ее мучили кошмары. Она больше не ехала по Токайдо с Койко и князем Ёси, она снова была в Киото, солдаты бакуфу под командой Абэ загоняли ее в ловушку, в горящий дом сиси, кругом кровь, жуткие крики, сухой треск мушкетов, в панике она протискивалась вперед узким подземным ходом, вслед за Такедой и Кацуматой, она едва помещалась в нем, пробираясь ползком за ними следом, стены, пол, потолок надвигались, царапая ее, становясь все уже. Не хватало воздуха, пыль набивалась в нос, в рот, не давая дышать. Перед ее лицом дергались ноги Такеды, который пыхтя и извиваясь полз впереди, кто-то или что-то ползло сразу вслед за ней, потом Такеда превратился в Ёси, который стал пинать ее, остановил, потом пропал бесследно – и ничего впереди, кроме разверстой могилы.
Когда биение сердца утихло и предметы вокруг стали приобретать очертания в приглушенном свете масляной лампы, она увидела, что один из стражников наблюдает за ней со своих футонов, разложенных рядом. Прошлой ночью она сопровождала Койко, когда та разговаривала с Абэ, и он сказал ей, чтобы она легла спать в этой общей комнате, места с одной стороны было достаточно – это совершенно всех устроило. Комната была отведена четырем самураям, двое из них спали, двое несли службу. Там она приготовила себе постель, но уснуть не могла; мысли ее были в смятении, потому что она слышала, как Ёси сказал Койко, что они не поедут с ним дальше, а потом слышала, как Койко сказала Абэ:
– Князь Ёси решил, что с завтрашнего дня я, и все, кого он оставляет со мной, будут двигаться без спешки.
– Какие приготовления он хочет, чтобы были сделаны, госпожа?
– Кажется, он сказал, что хочет оставить вас и еще десять человек, чтобы проводить меня до Эдо, прошу прощения, что буду вам обузой.
– Это не труд для меня, госпожа, если он будет в безопасности.
В безопасности и недосягаем, подумала тогда Сумомо, растерявшись от такого неожиданного поворота событий. До Эдо еще далеко, столько всего может пойти не так.
В конце концов, она уснула. И ей приснился сон. Обычно она не видела снов. Последнее, что она делала вечером и первое – утром, это всегда читала молитву Будде, Наму Амида Буцу, просто называла имя Будды Амиды, чего было достаточно, если имелся бог, которому можно было молиться. Вчера ночью она забыла. Сейчас, она про себя произнесла эти слова и закрыла глаза.
Через мгновения она снова оказалась в убежище сиси.
Это было самое страшное, что она пережила в жизни, внезапное нападение, ружейный огонь через стены, и в тот же миг голова юноши рядом с ней разлетелась на куски, парень даже не успел крикнуть, зато закричали другие, отчасти в панике, отчасти от боли, пули сыпались на них со всех сторон, Кацумата, парализованный на долю секунды, потом направляющий оборону, приказывающий одним прорываться через передний выход, другим – через задний. Обе вылазки кончились неудачей, остатки отрядов оттеснили назад в дом, а она не знала, где спрятаться, уверенная, что все кончено, снова раздались выстрелы, опять крики и кровь, и это конец, Наму Амида Буцу, Наму Амида Буцу, потом чьи-то руки грубо схватили ее, толкнули в тесный лаз вслед за Такедой – который, неистовствуя, оттащил кого-то с дороги, как Кацумата до него оторвал от лаза кого-то еще – а ее спаситель-сиси, чьего лица она так и не увидела, был в свою очередь убит, и последовала схватка, которая помешала бежать остальным, пока не стало слишком поздно.
Каким-то чудом из этой наполненной ненавистью тьмы – на свежий воздух. Потом – дальше, их паническое бегство не прекращалось ни на минуту, пока Кацумата, хватая ртом воздух и сжимая рукой грудь, разрывавшуюся от боли, не привел их к самому последнему убежищу. Задней двери резиденции Вакуры.
Там был немедленно созван военный совет сиси.
– Я предлагаю всем рассыпаться на время, – сказал Кацумата. – Мы перегруппируем силы и встретимся весной, в третий или четвертый месяц. Весной мы начнем новое наступление.
– Зачем ждать? – спросил кто-то.
– Затем, что нас предали, затем, что среди нас есть шпион. Среди нас или среди наших покровителей. Нас предали. Мы должны рассыпаться и затаиться.
Так они и сделали.
– Сумомо, ты отправишься к Койко…
Но до этого ее потрясение было велико: слезы невольно струились из глаз, сердце начинало учащенно биться, паника снова овладевала ею в мгновение ока.
– Это пройдет, Сумомо, – заверил ее Кацумата.
Он опять оказался прав. Он дал ей настой, который помог ей уснуть и успокоил ее. К тому времени, когда она встретилась с Койко, она уже была такой же, как раньше, почти, но не совсем.
– Если почувствуешь, что страх возвращается, просто выпей маленький глоточек лекарства, – сказал он ей. – Через неделю-две все пройдет бесследно. Всегда помни, сонно-дзёи ты нужна во всем своем совершенстве…
Она очнулась ото сна, вся в поту, ею снова овладевал страх. Утро еще не наступило. Она вытянула руку, ища узелок рядом с головой, в котором хранилась бутылочка с лекарством. Но узелка там не было. Она не захватила его с собой, когда меняла комнаты. Ну и ладно, подумала она, он мне не нужен, я могу обойтись и без него.
Она повторила это несколько раз, ворочаясь на постели; лоскутные одеяла намокли от пота и прилипали к телу. Тут она заметила, что стражник по-прежнему наблюдает за ней.
– Дурные сны, neh? – прошептал он; голос его звучал мягко.
Она молча кивнула.
– Я мог бы принести тебе хорошие сны. – Он приоткрыл свое одеяло, приглашая. Она покачала головой. Он пожал плечами, отвернулся и забыл о ней, считая, что она совершает большую глупость, отказываясь от такого удовольствия. Ничуть не обиженная, она тоже повернулась к нему спиной. Все это лишь самую малость позабавило ее. Ее рука нащупала нож в ножнах у нее на поясе. Прикосновение к нему дало ей то успокоение, в котором она нуждалась. Последнее Наму Амида Буцу.
Она закрыла глаза и уснула без сновидений.
Койко проснулась и лежала, нежась, под пуховым одеялом. Еще не рассвело. Ёси мирно спал рядом с ней. Ей было приятно просто лежать вот так, словно уплывая куда-то, и знать, что не придется терпеть еще один день мучений в паланкине, где ее кидало от стенки к стенке из-за неподобающей спешки. Она чувствовала себя прекрасно еще и потому, что ее ночь прошла спокойно. Ёси спал крепко. Иногда короткий легкий всхрап сотрясал его тело, но это ее не беспокоило.
– Тренируйте ваши уши, дамы, – беспрестанно поучала всех майко в школе старая куртизанка, скалясь беззубым ртом, – ваша жизнь, когда вы станете работать, будет проходить со стариками. Все мужчины храпят, но старики храпят по-настоящему, зато старики и платят по-настоящему – молодые лишь срывают ваши цветы и храпят в свое удовольствие.
Изо всех мужчин, с которыми она спала, Ёси был самым мирным и безмятежным во сне. И самым трудным, когда бодрствовал. Трудно было всегда оставаться на полшага впереди него. Трудно было его удовлетворить. Не физически. Физически он был силен и опытен и, несмотря на все ее умение оставаться безучастной в объятиях мужчины, ему удавалось увлекать ее за собой и она тоже, в большинство вечеров, достигала ослепительного наслаждения.
Кацумата был больше похож на волшебника. Он ласкал ее воображение и мысли, волнуя ее сильнее, чем она могла себе представить. Он приходил в восторг, когда она развивала в себе какое-нибудь новое умение – как, например, настраивать свой слух на то, чтобы слышать непроизнесенные слова:
– Вот где хранится самое драгоценное знание, самые важные его части, знаки опасности, или безопасности, или того, что прячется в самом глубоком тайнике самого потаенного сердца. Помни, каждый из нас в этом мире, и мужчины и женщины, имеют три сердца, одно – открытое всему миру, другое – своей семье и третье – только самим себе. Некоторые люди имеют шесть сердец. Ёси является одним из таких. Он – твоя цель, он должен бежать за тобой, как собака по следу зверя.
Она беззвучно хохотнула про себя, вспомнив, как сказала тогда, что князь Ёси совершенно недосягаем, а Кацумата улыбнулся в ответ своей особой улыбкой и сказал, что ей надо набраться терпения:
– Времени у тебя достаточно. Тебе восемнадцать лет, и я уже немногому могу научить тебя. Ты должна начать расти сама. Подобно любому серьезному ученику, следуй самому главному правилу всех, кто учится: воздай своему учителю тем, что сочти своим долгом превзойти его! Будь терпелива, Койко, в нужное время твоя мама-сан и я позаботимся, чтобы князь Ёси узнал о тебе…
И они сдержали обещание. Не прошло и года после того разговора. Первое приглашение в замок шесть месяцев и пять дней тому назад. Колотящееся сердце и страх, что у нее ничего не получится, хотя страх этот не был настоящим. Она была готова и выполнила свой долг перед учителем.
Но достаточно ли я направляю Ёси? Я знаю, что я сама, мое общество, мой ум доставляют ему удовольствие. Куда я должна привести его? Кацумата никогда не говорил об этом, лишь повторял, что это станет ясно со временем.
– Сонно-дзёи сводит все воедино. Привяжи князя Ёси к себе. Помоги ему измениться. Постепенно ты поможешь ему еще больше склониться на нашу сторону. Никогда не забывай, он не враг, напротив, он нам жизненно необходим, он возглавит новое бакуфу из преданных самураев в качестве тайро – нам уже больше не будет нужен ни сёгун, ни сёгунат, а наш новый постоянный Совет самураев станет помогать ему…
Интересно, на что будет похожа жизнь в этом новом веке, если мне суждено его увидеть, подумала она, наслаждаясь теплой постелью. Теперь, как мне быть с Сумомо?
Было совершенно необязательно отсылать ее в другую комнату – ее присутствие в соседней комнате не имело никакого значения, она не стала бы слушать страстные стоны и вскрики или биение двух тел, слившихся воедино. Причина была не в этом. Когда Ёси тихо сообщил Койко, что она не поедет с ним дальше, ей показалось, будто она услышала какой-то шорох во внешней комнате, словно Сумомо пододвинулась ближе и действительно пыталась подслушать, о чем они говорят – поразительное нарушение их уединения и верх плохих манер.
Только злонамеренная вертихвостка решилась бы на такое, подумала она. Или шпионка. Ах! Может быть, Кацумата хладнокровно ведет еще одну из своих бесконечно сложных игр внутри других игр, используя меня, чтобы подсадить сюда шпиона, который присматривал бы за моим Торой-тяном и мной? Я займусь ею завтра, а пока она может лечь спать в другом месте.
После того как она договорилась об этом, сказав Сумомо лишь, что князь Ёси предпочел, чтобы они остались одни, она вернулась и быстро осмотрела узелок Сумомо, сама не зная почему, ибо не была до конца уверена, что девушка в самом деле пыталась шпионить за ними.
Ничего необычного она не обнаружила. Немного одежды, бутылочка с каким-то лекарством, больше ничего. Аккуратно сложенное дневное кимоно было обыкновенным и заслуживало лишь беглого взгляда. Она с облегчением завязала узел. Что же касается бутылочки… конечно же, это не мог быть какой-нибудь яд.