Джейми виновато улыбнулся.
– Посмотрим.
– Кстати, на тот случай, если произойдет непредвиденное, – спокойно произнес Малкольм, глаза его смотрели ровно и без страха. – Если я буду ранен, но сохраню достаточно сил, чтобы добраться до корабля, именно это я и хотел бы сделать. Если рана окажется по-настоящему серьезной, ну, тогда просто приведи либо Бэбкотта, либо Хоуга. Позаботься доставить Хоуга на клипер в любом случае, мы заберем его с собой в Гонконг.
– Я справился в их клинике в Канагаве, но там у них прием только в четверг, так что оба будут здесь.
– Ты обо всем подумал.
– Нет. Мне хотелось бы все учесть, и мне хотелось бы, чтобы ты отменил дуэль.
– Ничего непредвиденного не произойдет.
– Я молю Бога, чтобы ты оказался прав. Но что бы ни случилось, мне лучше оставаться здесь, пока ты не вернешься, или пока не пошлешь за мной.
– Но мать написала в письме, что…
– Знаю. Давай не будем кривить душой, Тайпэн. Я ухожу, так или иначе. Лучше всего мне остаться здесь, чтобы прикрыть твою спину, будет Норберт жив или нет, и присмотреть за Горнтом. Извини, но я по-прежнему не доверяю этому парню. Моя работа здесь, а не в Гонконге. Весной я ухожу. Так будет лучше всего, и нам следует договориться об этом сейчас, но не раньше, чем тебе исполнится двадцать один.
Они посмотрели друг на друга, глаза в глаза. Оба резко обернулись, когда дрова с шумным вздохом осели и несколько угольков выкатились из камина. Угли померцали и тихо угасли, не причинив вреда.
– Ты замечательный друг, – тихо проговорил Малкольм. – Правда.
– Нет, я просто стараюсь сдержать свою клятву – тайпэну «Благородного Дома».
Андре и Филип Тайрер стояли, беседуя, перед британской миссией.
– Идея Малкольма насчет эмбарго, сколь она ни похвальна, стала бы катастрофой для всех торговых компаний Азии, – говорил Тайрер, – включая ваши, правда, вы все равно не последуете его примеру, как не последуют ему немцы, русские или янки. – Ветер трепал его длинные волосы, но он не чувствовал холода, разгоряченный разговорами и изрядным количеством выпитого. – Сэр Уильям сомневается, чтобы губернатор Гонконга одобрил, смог одобрить, какие бы то ни было распоряжения парламента на этот счет; он станет вилять и тянуть время, хотя, как вы понимаете, я не могу официально говорить ни за того, ни за другого. Парламенту закон не писан, – добавил он, зевнув. – Я окончательно вымотался, а вы?
– У меня свидание.
– Вот как! – Тайрер заметил сверкнувшее в глазах француза радостное нетерпение. – Счастливчик! Последнее время вы, несомненно, выглядите счастливее, просто гораздо счастливее. А то мы все уже начали не на шутку тревожиться.
Андре перешел на французский и понизил голос:
– Теперь у меня все прекрасно, так хорошо еще никогда не было. Даже не могу высказать, насколько я счастлив. А эта девушка, о, она обращается со мной как с королем – лучше нее у меня никого не было. Все, с вольным гулянием покончено. Я купил ее контракт.
– Замечательно.
– Послушайте, раз уж речь зашла об этом, как насчет Фудзико? Райко начинает нервничать, и девушка тоже. Я слышал бедняжка совсем раздавлена горем, все время плачет.
– О? – Тайрер почувствовал острый укол в паху. – Значит, ваш совет был правильным, – сказал он, едва заметив, что ответил по-французски – большую часть вечера он беседовал с Сератаром, Сергеевым и другими министрами, постоянно переходя с одного языка на другой.
– Я бы сказал, что вы проявили достаточную твердость, и теперь довольно. Нет смысла заставлять страдать кого-то, они милые люди. Обе женщины сожалеют, что вызвали ваше раздражение.
Несколько ночей назад Райко перехватила его и опять спросила, готов ли он заплатить просроченные деньги. После того как он успокоил ее обещанием, что ожидает поступлений со дня на день – положившись на то, что Анжелика сумеет достать деньги, – Райко расспросила его о Тайрере.
– Что стало не так с этим человеком? Мы сослужили бы добрую службу ему, мне, Фудзико и вам, старый друг, исправив все, что нужно исправить. Его, очевидно, соблазнили шлюхи из гостиницы Лилии. В эти тяжелые времена нам бы весьма помогло, и вам тоже, если бы вы убедили его вернуться. Бедная девушка уже на грани самоубийства.
Он в это не поверил, но Райко с готовностью повернула в его ране нож по имени Хинодэ.
– Филип, вы сыграли свою роль безукоризненно, – сказал он. – Я договорюсь о встрече, и мы продолжим переговоры.
– Ну, Андре, я, право, не знаю, – ответил Тайрер. – Я… э-э… должен сознаться, что действительно попробовал другую девушку, один раз, гостиница, которую вы мне порекомендовали, совсем не плоха, и я тут подумал, что, возможно, иметь постоянную девушку вовсе не такая уж хорошая мысль. Я хочу сказать, это большие расходы, а мне, ну, нужно приобрести лошадь для поло…
– В том, что ты имеешь свою собственную девушку, есть и положительные и отрицательные стороны, – заметил Андре, скрывая свой страх. – Возможно, лучше всего было бы положить переговоры о контракте на полку до «улучшения во взаимоотношениях».
– Вы хотите сказать, иметь свой кусок пирога и есть его?
– Почему бы нет? Эти девушки всегда там для нашего удовольствия, любая из них, хотя Фудзико и Райко очень особенные. – Андре был убедителен, он хотел, чтобы Тайрер соскочил с крючка Фудзико, не больше чем сам хотел оставаться на крючке у Райко. Быть с ней тайными партнерами – это одно. Быть целиком в ее власти – совсем другое. Он договорится о свидании, остальное будет зависеть от них самих, сумеют ли они оживить в Тайрере былую страсть. – Предоставь их мне. Как насчет завтрашнего дня? Могу обещать, что примут вас с большим энтузиазмом.
– О, в самом деле? Ну что ж, хорошо.
– Филип… – Андре снова огляделся. – Анри более чем стремится поддержать сэра Уильяма во всем, что имеет целью самым суровым образом поставить на место этого дурака тайро Андзё – этот идиот зашел слишком далеко на этот раз. Не мог бы сэр Уильям обсудить все это наедине завтра? У Анри есть несколько соображений, которыми он хотел бы поделиться без посторонних ушей.
– Я уверен, что он согласится. – Тайрер сразу стал внимателен, забыв об усталости. Он был приятно удивлен: обычно Сератар сам запускал все французские инициативы, и англичане узнавали о них, только когда те уже шли полным ходом. Как, например, тайное приглашение посетить французский флагман, переданное князю Ёси, о котором они только что услышали из своих собственных источников – китайские слуги во французской миссии подслушали разговор Андре и Сератара, передали его содержание номер один Чену, который рассказал об этом Струану, который рассказал ему, а он – сэру Уильяму. – Военный совет? Они вдвоем?
– Я предлагаю вчетвером – им понадобятся помощники, чтобы запустить их замыслы в действие, однако, чем меньше людей будут знать о них, тем лучше. Если потом они захотят ввести в курс дела адмирала и генерала – прекрасно. Но потом, а?
– «Сердечное согласие», Антанта? Я поговорю об этом со Стариком первым же делом завтра утром. Как насчет одиннадцати часов?
– А в десять не получится? У меня в полдень свидание, на котором мне необходимо быть.
Андре уже обсудил идею этой встречи с Сератаром сразу же, как только вернулся после разговора с Райко:
– Анри, это встреча может иметь большое значение, чем меньше о ней будут знать другие министры, тем лучше. В этот раз нам придется притвориться, что мы на сто процентов заодно с англичанами. У них есть боевые корабли, у нас нет. В этот раз мы должны склонить их начать войну.
– Почему?
– Я получаю информацию от Тайрера, который имеет ее от своего ручного самурая Накамы – Анри, Тайрер поразительно хорошо говорит по-японски после того короткого времени, что он здесь. У него замечательные способности к языку, поэтому нам следует серьезно присматривать за ним и располагать к себе. Тайрер выяснил, что существует сильная неприязнь между этим Андзё и Торанагой Ёси, который, подобно вам, является патрицием, в то время как Андзё больше плебей.
Его позабавило, как Сератар надулся от гордости, услышав эту лесть, – он был не большим патрицием, чем сам Андре.
– Мы будем тайно подбивать англичан на то, чтобы расправиться с этим Андзё, а сами в последний момент отстранимся от фактического столкновения, и все это время будем привязывать к себе Ёси, сделав это нашей первостепенной, тайной национальной политикой. Мы превратим его в союзника, мы должны это сделать, потом, действуя через него, мы спихнем британцев в их выгребную яму и станем контролировать здесь все иностранное присутствие.
– Как мы добьемся этого, Андре? Привяжем его к себе?
– Как мы добьемся этого, Андре? Привяжем его к себе?
– Предоставьте это мне, – ответил он, снова положившись на то, что через Райко, предоставляя ей ценную информацию и деньги, он сможет установить нужные контакты и сблизиться с Ёси. – Он станет тем ключом, который отомкнет нам Японию. Нам придется вложить кое-какие деньги, немного. Но, положив их в нужный карман… – а кое-что перекочует и в мой, фыркнул он про себя, – я гарантирую успех. Он будет нашим Рыцарем в Сияющей Броне. Мы поможем ему стать сэром Галахадом, который погубит короля Артура Крошки Вилли.
Почему же нет, снова повторил он про себя, стоя на променаде вместе с Тайрером, еще одной ключевой фигурой на шахматной доске французского влияния в Азии. Филип будет…
Боже мой! едва не вырвалось у него, когда в его голове мелькнула вдруг дикая мысль: если Струана убьют на дуэли и Анжелика станет дамой без масти, не сможет ли она стать Гвиневерой для этого джаппо Ёси? Почему бы и нет? Ему, возможно, понравился бы этот экзотический кусочек. Через Райко, возможно, Анжелика могла бы… потому что источник ее средств иссякнет с пугающей быстротой и она, следовательно, окажется уязвимой.
Он рассмеялся и отложил мысль об этом в сторону: она была слишком сумасшедшей, чтобы серьезно продумывать ее сегодня ночью.
– Филип, – произнес он, желая, чтобы тот считал его своим лучшим другом. – Если мы сможем помочь нашим хозяевам найти верное решение и осуществить его… а?
– Это было бы чудесно, Андре!
– В один прекрасный день вы станете здесь послом.
Тайрер рассмеялся.
– Не говорите глупостей.
– Это не глупости. – Несмотря на то что они всегда будут во враждующих лагерях и он должен сохранить возможность влиять на него, Тайрер ему искренне нравился. – Через год вы будете свободно говорить и писать по-японски, Крошка Вилли вам доверяет, у вас есть ваш козырь в колоде, Накама, который вам поможет. Почему же нет?
– Почему же нет? – повторил Тайрер с улыбкой. – Пусть сегодняшний вечер закончится на этой приятной ноте. Счастливых снов, Андре.
Едва ли хоть один человек в Поселении спал так мирно, как Анжелика, – подобное разорвавшейся бомбе заявление Струана сегодня вечером, помноженное на тревогу по поводу предстоящей войны здесь и в Европе и, значит, неизмеримо возрастающего риска в бизнесе, не давали уснуть большинству.
– Словно мало нам хлопот и тревог с гражданской войной у себя дома, – пробормотал Дмитрий в подушку в глубокой темноте своей комнаты в фактории Купера-Тиллмана. Новости из дома с каждым разом все хуже и хуже, чью бы сторону вы ни держали, а у него родственники и с той стороны, и с этой.
Ужасные цифры потерь с обеих сторон, мародерство, поджоги, зверства, грабежи, бунты, убийства, продажность и чудовищные трагедии с обеих сторон. Дядя из Мэриленда писал ему, что целые города грабятся и предаются огню отрядами Квонтрилла от южан и канзасскими «джейхокерами» от северян и что к этому времени большинство важных людей из Северных Штатов по закону откупили себя и своих сыновей от призыва в армию: «На войне сражаются бедняки, недоедающие, плохо экипированные, почти что умирающие с голоду. Нашей стране приходит конец, Дмитрий…»
Его отец писал из Ричмонда то же самое: «Не останется ничего, если это будет продолжаться еще год. Ничего. Ужасно писать тебе об этом, мой дорогой сын, но твой брат Джанни был убит во втором сражении у Булл-Рана, бедный мальчик, наша кавалерия понесла огромные потери, страшная мясорубка…»
Дмитрий без конца ворочался на постели, пытаясь отогнать от себя боль за свой народ, но не мог…
В клубе все еще продолжался шумный, пьяный спор среди тех немногих торговцев, что еще сидели у стойки. Несколько морских и армейских офицеров, Твит и остальные торговцы сидели за столиками, в беспорядке расставленными по залу, и опрокидывали «по последней».
За столиком у окна сидели граф Сергеев и недавно прибывший швейцарский министр Фриц Эрлихер. Русский спрятал в усы снисходительную усмешку, наклонившись над бокалами с портвейном.
– Они все дураки, герр Эрлихер, – произнес он, перекрывая гул.
– Вы полагаете, этот юный Струан говорил серьезно?
– Он говорил серьезно, но будет или нет принята эта политика, еще вопрос. – Они говорили по-французски, и Сергеев объяснил собеседнику суть конфликта между матерью и сыном в компании Струана. – Таковы последние слухи: она дергает за все веревочки, хотя титул вполне законно принадлежит ему.
– Если эту политику примут, мы от этого выиграем, и вы и я.
– А! У вас есть предложение?
– Скорее, идея, граф Сергеев. – Эрлихер развязал галстук и вздохнул свободнее; воздух в клубе был спертым и пропитанным дымом, стоял тяжелый запах пива и мочи, опилки на полу давно пора было заменить. – Мы маленький независимый народ, природных богатств у нас немного, зато много храбрости и умелых мастеров. Британцы, любви к которым мы не испытываем, монополизирует большую часть изготовления и продажи оружия в Европе, хотя завод Круппа выглядит многообещающе. – Бородатый дородный швейцарец улыбнулся. – Мы слышали, матушка-Россия уже приобрела значительный пакет его акций.
– Вы меня поражаете.
Эрлихер рассмеялся.
– Я иногда сам себя поражаю, герр граф. Но я хотел упомянуть, что у нас имеются начатки прекрасных литейных заводов для производства ружей и пушек, также по секрету могу вам сообщить, что мы ведем переговоры с Гатлингом о выпуске у нас его пулеметов по лицензии и способны без ограничений снабжать вас любым оружием, какое вам может понадобится, на долгосрочной основе.
– Благодарю вас, мой дорогой сэр, но мы не имеем такой надобности. Царь Александр II является миролюбивым реформатором, в прошлом году он даровал свободу нашим крепостным, в этом году он реформирует армию, флот, бюрократию, судебную систему, образование – все.
Эрлихер ухмыльнулся.
– И попутно возглавляет самые обширные земельные завоевания в истории, покоряя больше народов, чем это удавалось кому-либо, за исключением Чингизхана и его монгольских орд. Ченгизхан рвался на запад, – улыбка растягивалась все шире и шире, – тогда как орды вашего царя двигаются на восток. Через весь континент! Вы только вообразите себе! Через весь континент до самого моря, через Сибирь до Камчатского полуострова. И это не предел. Не так ли?
– А вы как думаете? – произнес граф с улыбкой.
– Мы слышали, что царь надеется через вашу новую крепость Владивосток проникнуть в Японии, потом севернее, на Курилы, еще севернее, на Алеутские острова, и, наконец, соединиться с русской Аляской, которая простирается до самого севера Калифорнии. Пока весь мир спит. Поразительно. – Эрлихер достал портсигар и предложил Сергееву. – Прошу вас, самые лучшие из кубинских.
Сергеев взял одну, понюхал, покатал в пальцах и прикурил от спички швейцарца.
– Благодарю вас. Великолепно. Все швейцарские мечтатели похожи на вас? – любезно спросил он.
– Нет, господин граф. Но мы любим мир, и мы радушные хозяева для всех, кто любит мир. Только мы сидим у себя в горах, хорошо вооруженные, и смотрим на весь остальной мир. По счастью, наши горы как острые шипы для всех, кто приходит незваным.
Снова поднявшийся у стойки крик отвлек их на минуту. Лэнкчерч, Сванн, Гримм и другие высказывались более громогласно, чем обычно.
– Я никогда не был в Швейцарии. Вы непременно должны повидать Россию, у нас много того, что радует глаз.
– Я был в вашем прекрасном Санкт-Петербурге. Три года назад я на несколько месяцев оказался там в нашем посольстве. Лучший город в Европе, по моему мнению, если вы дворянин, богач или иностранный дипломат. Вы, должно быть, скучаете по нему.
– Больше, чем вы можете себе представить. У меня сердце кровью обливается. – Сергеев вздохнул. – Теперь уже недолго ждать, скоро я там буду. Говорят, что мое следующее назначение будет в Лондон – тогда-то я и загляну к вам в горы.
– Я почту за честь, если вы остановитесь у меня. – Эрлихер затянулся сигарой и выпустил колечко дыма. – Значит, мое деловое предложение вас не заинтересовало?
– Несомненно справедливо, что британцы монополизируют самые разные производства, все морские пути и моря, все богатства покоренных земель… – Теперь в улыбке Сергеева уже не было прежней теплоты. – …которыми следует делиться.
– Тогда нам нужно вернуться к этому разговору в более спокойной обстановке?
– За обедом, почему бы и нет? Я обязательно проинформирую свое начальство о любой беседе. Если в будущем вдруг возникнет надобность, как я смогу связаться с вами или с вашим начальством?
– Вот моя визитная карточка. Если вы спросите меня в Цюрихе, меня будет легко найти. – Эрлихер внимательно рассматривал Сергеева, пока тот читал великолепную каллиграфию – результат нового, поистине чудесного процесса печатания, который швейцарцы только что изобрели. Тонкие черты лица, аристократ до мозга костей, в безукоризненном костюме, тогда как его собственная наружность, Эрлихер знал это, была обыкновенной, а предки его были крестьянами. Но он не завидовал русскому.