– Нет, о, ну что же, полагаю, так будет лучше всего. Как она?
– Хоуг говорит, настолько хорошо, насколько этого можно ожидать, какого бы дьявола это ни означало. Мы пошлем «Гарцующее Облако» сразу же, как только вы и он известите меня. Когда это может произойти?
– Джордж сказал, что он сегодня проведет вскрытие и подпишет свидетельство о смерти. Клипер мог бы отплыть завтра же, единственной проблемой остается Анжелика, когда она сможет отправиться. – Сэр Уильям пристально посмотрел на него. – Что с ней?
– Не знаю, по-настоящему не знаю. Я не видел ее с тех пор… с тех пор, как поднялся на борт. Она не заговаривала со мной, ни разу не произнесла ничего внятного. Хоуг все еще с ней. – Джейми постарался сдержать свое горе. – Мы можем только надеяться.
– Какая беда. Да, сомневаться не приходиться. Теперь, Норберт. Нам, разумеется, придется провести расследование.
– Хорошо. – Джейми коснулся лица, смахнув назойливую муху, пытавшуюся сесть на запекшуюся кровь. – Горнт спас мне жизнь.
– Да. Его действия будут отмечены. Джейми, когда вы уйдете от Струанов, что вы собираетесь делать? Поедете домой?
– Это и есть дом, здесь или в Китае, – просто ответил Джейми. – Я… как-нибудь я открою собственное дело.
– Хорошо, мне бы не хотелось терять вас. Господи, благослови мою душу, я не могу представить себе «Благородный Дом» здесь без вас.
– Я тоже.
По мере того как день тянулся, мрачные настроения в Иокогаме сгущались. Потрясение, отказ верить в произошедшее, гнев, страх перед войной, страхи вообще – все сразу вспомнили Токайдо – мешались с многочисленными солеными ехидными замечаниями; правда, произносившие их вели себя осторожно, потому что у Эйнджел были ревностные защитники и любая соленая шутка или смех воспринимались как неуважение. Малкольму повезло меньше. У него были враги, многие радовались возможности поизвить и упивались еще одним несчастьем, обрушившимся на потомство Дирка Струана. А оба священника, каждый на свой лад, испытывали чувство твердого удовлетворения, видя во всем этом воздаяние Господне.
– Андре, – обратился Сератар к своему помощнику. Они обедали в миссии вместе с Вервеном. – Он оставил завещание?
– Не знаю.
– Попробуй это выяснить. Спроси у нее или у Джейми – ему, вероятно, больше известно.
Андре чуть заметно кивнул, измученный тревогой. Смерть Струана нарушила его план быстро раздобыть у нее еще денег, чтобы заплатить Райко.
– Да, я попытаюсь.
– Крайне важно постоянно подчеркивать то, что она французская подданная, чтобы защитить ее, когда ее свекровь попытается разрушить этот брак.
– Почему вы так уверены, что это случится, что она будет так настроена против? – спросил Вервен.
– Mon Dieu, это же очевидно! – раздраженно ответил за Сератара Андре. – Ее отношение будет таким, что Анжелика «убила» ее сына. Мы все знаем, что она ненавидела ее раньше, так что же теперь-то говорить? Она обязательно обвинит ее Бог знает в каких извращениях, следуя своей уродливой англо-саксонской догме об отношениях полов, если не публично, то хотя бы за глаза. И не забывайте, что она фанатичная протестантка. – Он повернулся к Сератару. – Анри, мне, наверное, лучше повидаться с Анжеликой. – Он уже успел перехватить ее и шепнуть, что она должна вернуться в факторию Струанов, а не оставаться здесь, в миссии: «Ради Бога, Анжелика, твое место с людьми твоего мужа!» – То, что ей необходимо упрочить свое положение в доме Струана любой ценой, было настолько очевидно, что он едва не закричал на нее, но внезапная вспышка гнева обратилась в жалость, когда он увидел, как глубоко ее отчаяние. – Я, пожалуй, пойду.
– Да, пожалуйста.
Андре закрыл дверь.
– Какого дьявола, что с ним такое творится? – спросил Вервен, сопнув носом.
Сератар подумал, прежде чем ответить, потом решил, что время пришло:
– Вероятно, это его недуг – английская болезнь.
Его заместитель выронил вилку, потрясенный.
– Сифилис?
– Андре рассказал мне несколько недель назад. Вы должны знать, только вы из всех сотрудников, потому что такие взрывы могут стать более частыми. Он слишком ценен для нас, чтобы отсылать его домой. – Андре шепнул ему, что нашел совершенно новый, ведущий на самый верх, канал для сбора информации: – Этот человек говорит, что князь Ёси вернется в Эдо через две недели. За относительно скромную сумму он и его люди из бакуфу гарантируют тайную встречу на борту нашего флагмана.
– Сколько?
– Эта встреча будет стоить любой суммы.
– Я знаю. Однако сколько? – повторил Сератар.
– Эквивалент моего жалованья за четыре месяца, – с горечью произнес Андре, – жалкие гроши. Кстати о жалованье, Анри, мне нужен аванс или та премия, которую вы мне обещали много месяцев назад.
– Мы ни о чем тогда не договаривались, дорогой Андре. Со временем вы ее получите, но, еще раз прошу прощения, никакого аванса. Очень хорошо, эта сумма, после встречи.
– Половину сейчас, половину после. Он также сообщил мне, без всяких денег, что Тайро Андзё болен и может не протянуть и года.
– У него есть доказательства?
– Полно-те, Анри, вы же знаете, что это невозможно!
– Добейтесь, чтобы ваш осведомитель уговорил эту обезьяну тайро встретиться с Бэбкоттом для медицинского осмотра… и я повышу ваше жалованье на пятьдесят процентов.
– Двойное жалованье, начиная с сегодняшнего дня, двойное жалованье, и мне понадобится передать моему осведомителю приличную сумму сразу же.
– Пятьдесят процентов со дня осмотра и тридцать «мексиканцев» золотом, пять сразу, остальное потом. И ни сантима больше.
Сератар увидел, как в глазах Андре засветилась надежда. Бедный Андре, он теряет хватку. Разумеется, я понимаю, что изрядная часть этих денег прилипнет к его рукам, но это не страшно, работать со шпионами – грязное дело, а Андре особенно грязен, хотя и очень умен. И несчастен.
Он протянул руку и подцепил последний кусочек единственной головки сыра бри, которая прибыла с последним пакетботом, на льду, за фантастическую плату.
– Будьте терпеливы с беднягой, Вервен, а? – Каждый день он ожидал увидеть признаки болезни, но они не появлялись, и с каждым днем Андре казался немножко моложе, изнуренное выражение, не сходившее с его лица, пропало. Только вспыльчивости и раздражительности в нем прибавилось.
Mon Dieu! Личная встреча с Ёси! И если Бэбкотт сможет осмотреть этого кретина Андзё, может быть, даже вылечить его, по моей инициативе – ничего, что Бэбкотт англичанин, за такое я выторгую у сэра Уильяма какие-нибудь другие преимущества, – мы сделаем огромный шаг вперед.
Он поднял бокал.
– Вервен, mon brave, чума на всех англичан и Vive la France![10]
Анжелика апатично лежала на кровати под балдахином, опершись спиной на высокие подушки; еще никогда она не выглядела такой бледной и бесплотной. Хоуг пристроился в кресле рядом с кроватью; он дремал, просыпаясь и опять погружаясь в сон. После обеда солнце пробилось-таки сквозь облака и ненадолго оживило этот тусклый, ветреный день. Ветер увлекал за собой корабли на рейде, натягивая якорные цепи. Полчаса назад – для нее минуты и часы стали одинаковы – сигнальное орудие возвестило о скором прибытии пакетбота, разбудив ее; не то чтобы она по-настоящему спала, скорее, перетекала безвольно из сознательного в бессознательное, не разделенные более никакой границей. Ее взгляд скользнул мимо Хоуга. За его спиной она увидела дверь в комнаты Малкольма – нет, не его комнаты, не их комнаты, теперь просто комнаты для другого человека, другого тайпэна…
Слезы вернулись и хлынули полным потоком.
– Не плачьте, Анжелика, – мягко, с нежностью проговорил Хоуг, ни на секунду не ослабляя внимания, всматриваясь в ее лицо в поисках пресловутых признаков надвигающейся катастрофы. – Все хорошо, жизнь продолжается, а с вами сейчас все в полном порядке, действительно в полном порядке.
Он держал ее за руку. Носовым платком она смахнула слезы.
– Я бы хотела выпить немного чаю.
– Сию секунду, – ответил Хоуг, и его уродливое лицо просветлело от облегчения. Впервые она что-то сказала с сегодняшнего утра, сказала внятно и осознанно, а первые моменты возвращения к нормальной жизни были показателями исключительной важности. Он открыл дверь, едва сдерживаясь, чтобы не завопить от радости, хотя голос ее и звучал чуть слышно, ни в нем, ни под ним, ни позади него не было истерики, свет в ее глазах был здоровым, лицо уже не было опухшим от слез, а пульс, который он подсчитал, пока держал ее за руку, был ровным и сильным, девяносто восемь ударов в минуту, и уже не прыгал, вызывая в нем тошнотворный страх.
– А Со, – распорядился он на кантонском, – принеси своей госпоже свежего чая, но не произноси ни звука, не говори ни слова, поставь все и уходи. – Он опять вернулся к кровати. – Вы знаете, где находитесь, моя дорогая?
Она лишь молча посмотрела на него.
– Позвольте задать вам несколько вопросов, если они утомят вас, скажите мне, и ничего не бойтесь. Извините, но это нужно для вас, не для меня.
– Я не боюсь.
– Вы знаете, где вы находитесь?
– В своих комнатах.
Ее голос звучал безжизненно, глаза ничего не выражали. Его тревога усилилась.
– Вы знаете, что произошло?
– Малкольм умер.
– Вы знаете, почему он умер?
– Он умер в нашу первую ночь на нашей брачной постели, и это все из-за меня.
В глубине его сознания тревожно прозвенел колокольчик.
– Вы ошибаетесь, Анжелика, Малкольм был убит на Токайдо, много месяцев назад, – сказал он спокойно и уверенно. – Мне очень жаль, но такова правда, и с тех самых пор он жил, беря каждый день в долг у судьбы, вашей вины тут нет, никогда не было, это была воля Божья, но одно могу вам сказать от самого сердца: мы, я и Бэбкотт, никогда не видели такой умиротворенности, такого покоя на лице умершего, никогда, никогда, никогда.
– Это все из-за меня.
– Единственное, за что вы отвечаете, это та радость, которую он знал в последние месяцы своей жизни. Он ведь любил вас, не так ли?
– Да, но он умер, и… – Она едва не добавила, и тот, другой, тоже; я даже не знаю его имени, но он тоже умер, он тоже любил меня и тоже умер, и вот теперь Малкольм мертв и…
– Прекратите!
Грубый окрик одним рывком отдернул ее от края пропасти. Хоуг опять задышал, но он понимал, что это необходимо сделать и сделать быстро, или она погибнет, как погибали другие на его памяти. Он должен освободить ее от дьявола, прячущегося где-то в ее сознании и ждущего только подходящего момента, чтобы вырваться на свободу, схватить свою жертву и превратить ее в бессвязно бормочущую сомнамбулу, по крайней мере нанести ей огромный вред. – Извините. Это вам нужно твердо усвоить. Единственное, в чем вы… – В панике он одернул себя, не успев произнести это слово, и продолжил: – за что вы отвечаете, это за его радость. Повторяйте за мной. Вы отвечаете только за…
– Я виновата.
– Произносите вслед за мной: «Я отвечаю только за его радость», – тщательно выговорил он, больше отдавая приказ, с тревогой отмечая про себя ее ненормально расширившиеся зрачки. Она опять балансировала на самом краю.
– Я винова…
– Отвечайте, черт подери, – взорвался он в притворном гневе. – Повторяйте за мной: «Я отвечаю только за его радость! Отвечаю за его радость!» Говорите!
Он увидел, как пот выступил у нее на лбу, и опять она произнесла то же самое, и опять он оборвал ее, повторил нужное слово, «отвечаю, отвечаю за его радость!», и снова она произнесла его по-своему и в следующий раз тоже. А Со принесла чай, но ни он, ни она даже не заметили ее, и китаянка в ужасе выскочила за дверь, а Хоуг снова и снова приказывал Анжелике, которая упорно продолжала отказываться, пока вдруг не закричала пронзительно по-французски:
– Хорошо, я отвечаю только за его радость, но он все равно мертв мертв мертв… мой Малкольм мертв-в-в-в!
Ему захотелось обнять ее и сказать, что все хорошо, что она может уснуть, но он сдержал этот порыв, решив, что пока еще слишком рано. Его голос звучал твердо, но не угрожающе, и он ответил на своем хорошем французском:
– Благодарю вас, Анжелика, но дальше мы будем говорить на английском. Да, мне тоже ужасно жаль, нам всем жаль, что ваш милый супруг умер, но в этом нет вашей вины. Повторите!
– Оставьте меня. Убирайтесь!
– Когда вы скажете это: «Не моя вина».
– Нет… нет, оставьте меня!
– Когда вы скажете это. «Не моя вина!»
Она уставилась на него, ненавидя своего мучителя, потом опять закричала ему в лицо:
– Не моя вина, это не моя вина, это не моя вина, не моя вина, теперь вы довольны? Убирайтесь убирайтесь!
– Когда услышу от вас, что вы понимаете, что ваш Малкольм умер, но вы никоим образом не отвечаете за это!
– Убирайтесь!
– Скажите это! Черт подери, скажите это!
Вдруг ее голос стал похож на вой дикого зверя:
– Ваш-ш Малкольм мертв, ваш-ш Малкольм мертв, он мертв, он мертв, он мертв, но вы не… не отвечаете никак, никоим проклятым образом не отвеча… никак, никоим никак не отвечаете… не отве… не… – Так же внезапно, как все это началось, ее голос перешел в жалобные всхлипы, – не отвечаете, я не виновата, я правда не виновата, о, мой дорогой, мне так жаль, так жаль, я не хочу, чтобы ты умирал, о, Пресвятая Мадонна, помоги мне, он мертв, а я чувствую себя так ужасно, уж-жасно, о, Малкольм, почему ты умер, я так любила тебя, так сильно… о, Малкольм…
На этот раз он обнял ее, прижал к себе спокойно и крепко, вбирая в себя всю ее дрожь, и плач, и судорожные рыдания. Некоторое время спустя ее голос умолк, рыдания стихли, и она погрузилась в беспокойный сон. Он продолжал держать ее нежно, но твердо, его одежда прилипла к телу от пота, но он не шевелился до тех пор, пока ее сон не стал глубоким. Тогда он осторожно отстранился от нее. Спину во многих местах пронзала острая боль, и он медленно выпрямился, морщась и разминая затекшие мышцы. Когда ему удалось унять боль в плечах и шее, он сел, чтобы восстановить силы.
Еще бы чуть-чуть – и конец, подумал он; радость от того, что в этот раз он выиграл битву приглушала ноющую боль во всем теле. Он с удовольствием посмотрел на девушку, юную, прекрасную и здоровую.
Память вмиг перенесла его в Канагаву к той другой девушке, японке, сестре того человека, которому он сделал операцию, такой же юной и прекрасной, но японке. Как ее звали? Юки как-то там. Я спас ее брата, чтобы подвергнуть новым бедам это несчастное дитя. Но я рад, что ей удалось бежать. Удалось ли? Такая красивая женщина. Как моя собственная дорогая жена. Как ужасно и бездумно я поступил, какое безумие было везти ее из Индии в Лондон навстречу преждевременной смерти.
Карма? Рок? Как у этого дитя и бедного Малкольма. Бедные они, бедный я. Нет, что мне себя жалеть, я только что спас жизнь человеческому существу. Ты можешь быть толст и уродлив, старина, подумал он, беря ее пульс, но, Господь Всемогущий, ты чертовски хороший врач и чертовски умелый лжец – нет, не умелый, просто везучий. На этот раз.
46
Четверг, 11 декабря
– Добрый день, Джейми, – печально сказал Филип Тайрер. – Я от сэра Уильяма, вот три копии свидетельства о смерти, одна для вас, другая для Анжелики и третья для Стронгбоу, она будет сопровождать тело. Он решил, что оригинал должен отправиться с дипломатической почтой губернатору для вручения главному коронеру Гонконга, который зарегистрирует его и затем передаст миссис Струан. Ужасно, не правда ли, но ничего не поделаешь.
– Да. – Рабочий стол Джейми был завален прибывшей почтой и документами, касающимися тех дел, которые предстояло уладить. Его глаза покраснели от усталости.
– Как Анжелика?
– Я еще не видел ее, но Хоуг был здесь сегодня с самого утра. Он сказал, чтобы ее не беспокоили, пока она сама не выйдет, и что ей лучше, чем можно было ожидать. Она проспала больше пятнадцати часов. Он считает, она будет в состоянии отправиться завтра в путь, и сказал, что чем быстрее, тем лучше. Он, разумеется, тоже едет.
– Когда теперь отплывает «Гарцующее Облако»?
– Завтра. С вечерним отливом. Я жду Стронгбоу с минуты на минуту, он должен явиться за приказом. У вас есть почта, которую он мог бы захватить?
– Безусловно. И запечатанный пакет. Я передам сэру Уильяму. Все никак не могу поверить, что Малкольм мертв. О, кстати, расследование по поводу смерти Норберта назначено на пять часов. Не хотите ли перекусить потом, легкий ужин?
– Спасибо, но не сегодня. Давайте поужинаем завтра, если все будет нормально. Договоримся окончательно после завтрака. – Джейми спросил себя, стоит ли ему рассказать Тайреру о махинациях его самурайского друга, Накамы, и встрече с местным ростовщиком – Накама хотел, чтобы это осталось тайной для Тайрера и сэра Уильяма. Предложение Накамы заинтриговало его, и он с радостью ухватился за возможность побеседовать напрямую с местным бизнесменом, пусть и незначительным.
Вчерашняя встреча, по понятным причинам, была отменена. Он подумывал о том, чтобы вообще перенести ее на следующую неделю, но решил встретиться с этим человеком сегодня вечером – может быть, это на миг-другой отвлечет его от трагедии.
Филип а это не касается – и не забывай, что Филип и Крошка Вилли утаивали от тебя самую разную информацию, когда договоренность была делиться всем.
– До встречи, Филип. И спасибо за копии.