И еще интересно, где и чем нас будут кормить? Этот вопрос прояснился, как только взвод, миновав замершие БПРы, углубился в лес и тут же вышел на большую поляну, посреди которой источала умопомрачающие ароматы полевая армейская кухня на базе амфибии.
Заполучив из рук повара миску с кукурузной кашей, сдобренной кусочками свиного гуляша, и кружку компота, сажусь за сколоченный из не струганных досок длинный стол. Залпом выпив компот, с наслаждением поглощаю кашу. М-м-… Если после обеда нам не дадут хоть немножко отдохнуть, то я… то я… то я очень расстроюсь. Нет, нам просто обязаны дать отдохнуть. Хотя, от людей, так по варварски использующих натуральную древесину для грубого сколачивания обеденных столов посреди леса, можно всего ожидать. М-да, в том-то и дело, что посреди леса. Никак не могу привыкнуть, что деревьев может быть так бесконечно много.
Странно, я уже выскреб из миски последнее зернышко, а команды «закончить прием пищи» все еще нет. С сожалением смотрю в пустую кружку.
Замечаю, что, разделавшись со своими порциями, курсанты встают и направляются к кухне. Вероятно я, задумавшись, пропустил какую-то команду. Поднимаюсь и иду следом. Оказывается, там наполняют емкости в «Кирасах». Наполнив свою и вдоволь напившись прохладной воды, следуя примеру товарищей, располагаюсь под сенью одного из деревьев и с блаженством вытягиваю ноги.
Откуда-то доносится бубнеж Отто Гергерта – опять рассказывает что-нибудь интересное. Но встать и перебраться поближе, нет сил. Прикрываю глаза, и в этот момент что-то шлепается на нагрудный щиток бронекостюма и скатывается мне на колени. Еле сдерживаюсь от крика, когда вижу поднимающую треугольную голову змею. Впервые вижу подобную тварь живьем, и сердце наполняется ужасом. Длинной не менее метра, бурая, с ярко-оранжевым зигзагообразным узором вдоль спины, змеюка, злобно шипя, продолжает медленно подниматься. Вот уже почти половина длинного чешуйчатого туловища вздымается столбом. Теперь ее голова находится на уровне моих глаз, и я вижу в узких желтых зрачках холодную злобу.
Внутри меня словно срывается какая-то пружина – хватаю гадину за хвост и, резко рванув, отбрасываю в сторону. Вскакиваю на ноги и хватаюсь за пристегнутый к бедру нож. Однако змея, недовольно шикнув, проворно скрывается в густом кустарнике.
– Эй, русский, ты зачем змею выкинул? – раздается ехидный голос Адама Вуцика, дружка Яна Яцкеля, – Капрал нам говорил, что змей есть надо.
Яцкель стоит рядом и, нагло ухмыляясь, вертит в руках суковатую палку.
Я готов броситься на них с ножом, но натыкаюсь на еще один насмешливый взгляд. Это капрал Линк. До сих пор он практически не участвовал в жизни взвода, так как постоянно находился в нарядах. Сразу после сегодняшней «тревоги», в караул, в наряды и на прочие дежурства начнут заступать курсанты, и находящиеся там почти месяц бессменно капралы и сержанты освободятся. Даже не берусь предположить, почему из трех взводных капралов в нарядах пропадал только командир третьего отделения, но, вероятно, из-за тревоги его наряд был отменен, и капрал впервые за мою службу находился вместе со взводом.
Встретившись со мной взглядом, Линк скривил губы в ухмылке, отвернулся и, будто ничего не произошло, принялся что-то разглядывать в кроне над головой. Ни других капралов, ни взводного сержанта видно не было. Из курсантов произошедшее видел только Уиллис. По крайней мере, он, прищурив глаза, переводил взгляд то на меня, то на веселящихся стефанов.
Странно, почему капрал никак не отреагировал на происшествие? Может, эта змея была не ядовитая и сама упала на меня с дерева? Но тогда она упала бы на голову, или на колени. А то шмякнулась в грудь, словно прилетела откуда-то. Скорее всего, была брошена той палкой, которую держит Яцкель. Знать бы наверняка. Только у этого надменного Уиллиса спрашивать не хочется, а больше не у кого. Не обращаться же с подобным вопросом к капралу.
Остыв, вкладываю нож в ножны, отворачиваюсь от застывших в ожидании стефанов и с нарочито невозмутимым видом снова сажусь под дерево. Однако не очень приятно чувствовать за спиной способных на пакости гаденышей. Потому слегка разворачиваюсь, чтобы видеть их краем глаза. Понимаю, что вопрос с ними надо как-то решать, и все мои мысли направлены в сторону этого решения. Если тот случай на спортплощадке мог оказаться случайностью, то сегодняшняя выходка подтвердила слова Бужина. И еще вспоминаю его совет о том, что мне необходимо обзавестись надежным товарищем. М-да, хоть со всеми курсантами, кроме Сола и стефанов, у меня вполне нормальные отношения, но какого-то дружеского сближения пока не намечается. Да и о каком дружеском сближении можно говорить, если абсолютно нет времени просто пообщаться и даже познакомиться? Уже более двух недель я бок о бок с товарищами постигаю солдатскую науку, а до сих пор даже не запомнил имена всех курсантов из нашего взвода.
Снова ловлю на себе взгляд капрала Линка, и опять в его взгляде кажется что-то нехорошее, чуть ли не злость. Этот-то чего на меня взъелся? Или он тоже со Стефании и ненавидит всех русских? Или я просто себя накручиваю, раздувая из мухи слона?
– Взвод, строиться! – прерывает мои мысли команда взводного сержанта.
Глава – 7
В караул
Сегодня взвод заступил в свой первый караул.
Подготовка к нему оказалась неожиданно приятной. С утра Юрай погнал нас вдоль подножия одной из ближайших сопок, и вскоре мы оказались возле небольшого озерца, в которое впадал довольно широкий ручеек.
Выложив на траву несколько кусков мыла, капрал разделся и бросил свою форму в воду.
– Делайте как я, сказал он опешившим курсантам, после чего достал намокшее обмундирование и принялся натирать его мылом.
Подобрав отвисшие челюсти, мы начали стягивать с себя насквозь пропитанные потом вещи. Вскоре, еще пару минут назад кристально чистая, вода оказалась изрядно взбаламучена. Полоскать намыленную форму приходилось выше по ручью, стоя в очередь у мест, где было поглубже.
Удивительно, но никто даже слова не сказал о таком варварском способе очистки одежды. Наоборот, слышались веселые шуточки-прибауточки.
Когда выстиранные вещи были развешаны на просушку по веткам ближайшего кустарника, кое-кто из ребят решил искупаться. Однако, несмотря на жару, вода и в ручье, и в озерце была настолько холодной, что далее, чем ополоснуть лицо и шею, дело не пошло.
– Новиков, Гергерт, ко мне! – крикнул Юрай, в руках у которого оказалась невесть откуда взявшаяся саперная лопатка.
Когда мы подбежали, капрал уже втыкал лопату в траву, вырубая в земле аккуратный прямоугольник. Поддев его, кивнул Гергерту:
– Бери и относи под тот куст, – после чего протянул лопатку мне, коротко бросив: – Продолжай.
Примерившись для удара, я разглядел, что дерн тут уже снимали и укладывали обратно, и теперь, если специально присматриваться, можно различить прежние прямоугольники. По старым следам рубить оказалось легко, и вскоре мы с Отто освободили приличную площадку. Под дерном обнаружились следы давнишнего костра.
Судя по тому, что, пока мы снимали дерн, половина взвода собирала сухие ветки, именно для нового костра мы и подготовили площадку.
Вот только непонятно, для чего вторая половина взвода таскает из воды камни, которые ссыпают в опять же невесть откуда взявшийся большой металлический чан?
Когда пламя принялось с треском пожирать кучу дров, и та просела, обнажив установленные под ней три больших валуна, четверо курсантов, продев в дужку котла ствол срубленного деревца и отворачивая лица от нестерпимого жара, водрузили собранные взводом камни на огонь.
– У меня такое ощущение, будто сегодня на обед будет каменная каша, – произносит Отто, задумчиво глядя на исходящий паром чан.
– Не накаркай, – отзываюсь вполне серьезно, тоже не сводя взгляд с подозрительного варева.
Не менее часа мы поддерживали огонь, таская и подкидывая сухие ветки. Вся влага из чана испарилась, и камни, накаляясь, сухо потрескивали.
Капрал снова привлек меня к лопате, и я вкопал вокруг костра четыре двухметровых столбика, разграничив квадрат со стороной, примерно, три метра. Каждый столбик имел раздвоенную в виде рогатки вершину. В эти рогатки были брошены перекладины, соединившие углы квадрата. Каждый угол Юрай самолично связал особо гибкой лианой.
Наконец капрал приказал больше не подкидывать дров. Так как бросаемые в огонь ветки были не особо толстые, они быстро прогорели, не оставив крупных углей.
Повинуясь команде, двое курсантов залили кострище водой, испуганно отскакивая всякий раз, когда та, попадая на стенки чана, с яростным шипением превращалась в пар. Залитую площадку тут же закидали мелкими зелеными ветками, скрыв под густой листвой мокрую золу.
Юрай достал из ранца небольшой зеленый сверток и жестом фокусника раскатал его по лужайке. Это оказалась шатровое полотно камуфлированной расцветки – суперпрочная, тончайшая, негорючая ткань, на основе углеродных соединений (?). Продолжая удивлять нас, он с помощью самых высоких курсантов – Уиллиса и Логрэя – натянул полотно на каркас, скрыв чан с раскаленными камнями. После чего скрылся внутри и через несколько секунд вышел с удовлетворенным видом.
– Взвод, в колонну по одному становись! Заходим за мной и рассредоточиваемся вдоль стен. Не толкаться, к котлу близко не подходить!
Внутри царил ад. Жар от раскаленных камней заполнил шатер, и без того подогреваемый снаружи палящими лучами солнца. Курсанты непроизвольно прижимались к матерчатым стенам, и капралу пришлось крикнуть, чтобы мы не завалили сооружение.
– Можно присесть, – разрешил Юрай, и я, вслед за остальными, с облегчением опустился на корточки.
– На первый раз хватит. Выходим за мной, не спеша и не толкаясь.
Плохо вижу из-за залившего глаза пота, потому бреду к выходу, скользя рукой по полотняной стенке. Теперь наружный воздух кажется даже прохладным, и я с наслаждением вдыхаю его.
Поднятая при стирке муть уже осела. Часть ребят вслед за капралом забрели по колено в озерцо и, загребая воду ладонями, смывают с себя пот. Присоединяюсь к ним и с наслаждением омываю лицо ледяной водой.
– У-ух, хорошо! – слышится чей-то восхищенный возглас.
Однако его никто не поддерживает.
Оба стефана не полезли охладиться в озеро и так и стоят, истекая потом, что-то тихо лопоча на своей тарабарщине и бросая неприветливые взгляды в сторону Юрайя. Глядя на них, ловлю себя на мысли, что не прочь вновь забраться в адский шатер ради того, чтобы увидеть, как мучается эта парочка. И мое желание сбывается.
Проходит несколько минут, и капрал вновь выстраивает взвод в колонну по одному. Теперь в его руках емкость с водой и веник из свеженаломанных веток. Увидев веник, вспоминаю розовокожих парней, встреченных в солдатской помывочной в первый день пребывания в части. В голове рождаются некие ассоциации, которые, словно прочитав мои мысли, подтверждает Гергерт:
– Все ясно, – говорит он, – Капрал подвергает нас бане – старинному способу стерилизации организма с помощью воздействия на него высокими температурами.
Хочу спросить у Отто, зачем для этого проводить такую сложную процедуру с костром и камнями, но в этот момент захожу в шатер, и становится не до вопросов.
– Если кому-то сейчас станет невмоготу, можете выйти, – громко говорит Юрай и тут же кричит, останавливая рванувшихся к выходу стефанов: – Стоять! Я еще не все сказал. Выходить не через вход, а выползать по-пластунски под пологом там, где стоите. Куда? Встать!
Как только втянувшие головы в плечи стефаны покорно поднялись, капрал плеснул воду из емкости в чан с камнями, и та, злобно шипя, изверглась клубами раскаленного пара. Когда меня накрыло этой волной, я закрывшись руками от нестерпимого жара, отвернулся и опустился на колени. Рядом кто-то юркнул под полог, позволив проникнуть внутрь порции свежего воздуха. Хотел было последовать за беглецом, но внимание привлекли мокрые шлепки и довольное кряхтение. Любопытство взяло верх, и я оглянулся.
Юрай, буквально лучась удовольствием, охаживал себя зеленым веником по всему телу.
– Обработай-ка мне спину, – протянул он веник стоящему рядом Логрэю, и тот принялся нахлестывать капрала.
Возле Логрэя вижу Сола. Он, оказывается, тоже не сбежал и стойко терпит адское пекло, сгоняя ладошками пот со своего худого, жилистого тела.
Замечаю, что жар уже не кажется таким нестерпимым. Осматриваюсь. В шатре осталось не более половины взвода. Кто стоит, сгоняя с себя руками пот, подобно Уиллису. Кто, присев на корточки, беседует с соседом.
– Добровольцы, за мной! – кричит капрал и устремляется к выходу.
Вереницей следуем за командиром. А тот, высоко поднимая ноги и взметая тучи брызг, несется к середине водоема, и вдруг с диким воплем подпрыгивает, и, подогнув колени, падает в воду. Рядом с ним плюхается Логрэй. Кто-то еще. И еще.
– А-а-а! – ору, не в силах стерпеть обжигающий холод попадающих на разгоряченное тело капель, и прыгаю вслед за остальными…
Стоя на коленях, оказываюсь по горло в воде. Некоторое время прислушиваюсь к своим ощущениям. Между разгоряченным телом и холодной водой будто бы создалась нейтральная прослойка. Наблюдаю ее даже визуально. Она обволокла кожу мягким, на глазах истончающимся колышущимся покровом. При этом ощущаю приятное пощипывание.
– Фу-ух! – вздымается в туче брызг капрал и несется обратно к адскому шатру.
Мы следуем за ним и заскакиваем под полог с явным желанием – после ледяной воды хочется согреться.
В следующий заход кое-кто, по примеру Юрайя, наломал себе веники. Гергерт просит похлестать его, после чего подвергает экзекуции меня.
– Господин капрал, – обращается к Юрайю Борк, – А можно еще плеснуть на камни?
В часть возвращались с ощущением непривычной за последнее время бодрости и чистоты. Лишь так и не помывшиеся стефаны продолжали что-то недовольно бурчать в те моменты, когда капрала не было рядом.
Лужайку после себя оставили почти в первозданном виде, если не считать примятой травы. Камни высыпали в озеро, чан спрятали в кустах, кострище замаскировали, вернув на место снятый дерн.
Аппетит после бани тоже был отменный. За обедом я впервые осмелился попробовать вареное свиное сало, взяв, как это делали некоторые, кусочек за пучок волос, откусив полупрозрачную мякоть и тут же закусив это дело изрядным куском хлеба.
После обеда изучали Устав Караульной Службы, а перед самым заступлением в караул, взводный сержант провел короткое занятие по рукопашному бою с карабином, показав несколько выпадов на подвешенных на перекладине мешках с песком.
Лично мне караульная служба понравилась с первого раза. Даже несмотря на эксцесс, произошедший в первое же мое заступление на пост.
Подготовка, да и сам наряд, воспринимались курсантами как отдых. Отныне перед каждыми девятыми сутками взвод отправлялся в сопки к какому-нибудь ручью, где мы приводили в порядок свое изрядно пропотевшее за активную учебную неделю обмундирование и мылись сами. Правда, парилку устраивали только тогда, когда нас сопровождал Юрай. Зато капрал Шевел показывал съедобные растения и плоды, учил ловить и запекать в костре всякую живность. После довольно однообразного рациона солдатской столовой запеченные раки, или сдобренное душистыми листьями мясо змеи казались изысканнейшими деликатесами. Единственное, что я никак не мог заставить себя попробовать, это жареных личинок бородатого жука. Самого жука встречать не доводилось, но капрал заверял, что он не менее вкусен и питателен. Его личинки жили под прелой опавшей листвой и представляли из себя жирных, гладких, белых гусениц, длинной около пятнадцати сантиметров. Как только их извлекали на свет, они сразу сворачивались в клубок и начинали щелкать жвалами. Зажаренные до золотистой хрустящей корочки, личинки пахли весьма аппетитно, но все же, помня их изначальный вид, я не мог себя пересилить.
Капрал Линк сопровождал взвод на предкараульные постирушки всего пару раз. При этом он предпочитал дремать в тени деревьев, не принимая участия в нашем воспитании.
Сама караульная служба так же являлась сущим отдыхом – либо прохлаждайся на посту, либо развлекайся зубрением устава и настольными играми во время бодрствующей смены, либо дрыхни перед заступлением на пост.
В свой первый караул я попал в третью смену на пост по охране войскового стрельбища.
Не могу объяснить, чем было вызвано мое легкомыслие, возможно уверенностью в чистой формальности этого наряда, но, побродив с полчаса по территории поста, решил вздремнуть в пункте боепитания.
И вот, сопровождаемый стрекотом ночных насекомых, иду к каменной постройке, дощатые двери которой приглашающе распахнуты. В очередной раз отмечаю расточительное использование натуральной древесины там, где практичней был бы дешевый пластик, и заношу ногу, чтобы ступить в темноту помещения. В этот момент дунул легкий ветерок, и распахнутая дверь приоткрылась сильнее, зловеще проскрипев заржавевшими петлями. Темное пятно, которое до этого момента воспринималось, как сучок, вдруг превратилось в огромного паука, перебирающего всеми восемью лапами. Снова дунул ветерок, и паук, многократно увеличиваясь в размерах, полетел на меня.