Наконец, Джуниору наскучило шатание по коридорам и он остановился у дверей с табличкой «Шестой класс». Честно говоря, он пробегал мимо них уже раз пять. С сознанием честно исполненного долга и с глубоким душевным трепетом малыш перешагнул порог аудитории.
— Ну нет, что? Еще один ученик? У тебя направление тоже в шестой класс?
Увидев подозрение в глазах одетого в клетчатую рубашку преподавателя, Джуниор поспешил протянуть подписанные мистером Дибати документы. Наставник углубился было в изучение аттестата, но затем махнул рукой: крупным шрифтом директор пользовался редко, и спорить с ним в таких случаях было бесполезно.
— Интересно, сколько детей должен я учить сразу? Что они, с ума сошли? Ладно. В шестой так в шестой. Давай, ищи свободное место. Хочешь на первую парту? Иди, иди садись. Я не могу задерживать урок.
Малышу его парта понравилась. Чисто, аккуратно, в среднем ряду. До доски рукой подать, на перемену можно первым вылететь. Вещь! Лучшего он и не желал.
Быстро осмотрев полученный в полное свое распоряжение комплект школьного оборудования, который предусмотрительный директор, несмотря на упадок сил успел вычеркнуть из списков числящего за своим учебным учреждением имущества, малыш завертелся в кресле, разглядывая одноклассников.
Классный руководитель Джимми Бонс, словно решив помочь новенькому адаптироваться, повел фронтальный опрос своих учеников.
— Так, ребята. Отвечаем — можно не вставать. Не знаешь ответа — поднимайся и стой. Через ноги будем вколачивать, что через голову не входит. Давайте быстро, без задержек. Начнем с маленького повторения, чтобы проверить, что вы помните с прошлого года, дорогие дети… Готовы?
— Семнадцать умножим на восемь? Лео!
— Сто тридцать семь.
— Шесть во второй степени? Лолита!
— Тридцать шесть, сэр.
— Сто двадцать один плюс четыреста шесть? Рууд!
— Пятьсот двадцать семь.
— Молодец! Следующий: семьдесят два разделить на минус девять? Ричард!
— Минус восемь, сэр.
— Хорошо! Корень из 144? Моника!
— Двенадцать.
— Так. И наконец ты отвечаешь, Мерф. Ну, скажи нам, сколько будет три прибавить два?
И тут конвейер быстрых и точных ответов дал сбой. Отвечать должен был здоровенный толстяк, увалень лет шестнадцати, надежно и прочно оккупировавший заднюю парту ближнего к окну ряду. По идее, следующий вопрос должен был прозвучать для Джуниора и он с нетерпением ожидал своей очереди: что-то, а арифметику малыш, заключая и расторгая контракты, выучил! Но пауза затягивалась, в установившейся тишине слышалось только чавканье неторопливо перерабатываемой челюстями жвачки. Жевал ее тот самый Мерф, который должен был быстро и точно ответить на простейший вопрос. Но он не слишком торопился, манипулируя разложенными на столе счетными палочками. Наконец Мерф решился:
— Четыре!
— О ужас! Мерф, ты же в шестом классе учишься столько лет, сколько я здесь преподаю. А я хотел тебя в морские пехотинцы взять! Я тебя умоляю, пожалуйста, ну постарайся, ну, немножко подумай. Это ведь так просто: сколько будет три прибавить два?
Мердок Мерф, надо сказать, был весьма гордой особой. Не угадав в первый раз, он уже никогда не утруждал себя повторными размышлениями. Расслабившись — при этом ноги в огромных кроссовках сразу же привычно грохнулись на пластик школьной парты — толстый увалень лениво пробормотал:
— Ну тогда девять.
— Ох, Мерф, Мерф! — сокрушенно покачал головой учитель. — Я понимаю, этот год будет у нас долгим и тяжелым. В конце прошлого года подобные задачи ты щелкал, как орехи!
Джуниор достаточно освоился на новом месте и решил помочь двинуть дальше конвейер вопросов и ответов. Тем более, все равно, он должен был отвечать следующим:
— Пять. Ответ пять!
Джимми Бонс резко повернулся через левое плечо и с уважением посмотрел на малыша:
— Ты? Ты что сказал?
— Я говорю: пять.
— Прекрасно, я рад, что хоть кто-то обращает на нас внимание. Все в порядке, малыш, я в тебя верю. Поли, ты сегодня дежурный? Раздай, пожалуйста, всем учебники, а я пойду поищу в кладовке, может быть, что-нибудь найду для старины Мерфа.
Старый прием морского волка, сержанта из Норфолка! Опытным сердцем он почуял, что в классе появился новый лидер, но прежний, толстяк Мерф, будет отстаивать права вожака до последнего. Уходя, Джимми Бонс знал, что в его отсутствие произойдет схватка, в которой решится, кому верховодить в шестом. Трезво оценивая обстановку и зная силу хорошо поставленных им же ударов правой и левой Мердока, бывший пехотинец понимал, что у новенького мало шансов. Но чем черт не шутит, хотелось верить, что симпатичный малыш себя в обиду не даст.
Действительно, едва за классным руководителем захлопнулась дверь, в классе началось выяснение отношений. Мердок взревел, пытаясь выразить презрение к малолетке, богатыми модуляциями своего ломающегося голоса:
— А что делает этот младенец в шестом классе? Что, я вас спрашиваю?
Ребятишки, еще в пятом наслушавшись ужасов от старших сотоварищей о предстоящей встрече с Мерфом, мгновенно вскочили и сгрудились у стены.
Обведя взглядом аудиторию и с удовлетворением отметив, что все новички дружно дрожат от страха, пытаясь спрятаться за спины одноклассников, Мерф расплылся в улыбке. А малыш, наверняка, уписался — даже встать боится. Опрокидывая по дороге парты, Мердок двинулся к тому месту, где сидел посмевший оскорбить его сморчок. Надо поднять «смельчака» за шиворот и показать всему классу мокрые штанишки «героя»!
— Не делай этого, Мердок…
— Заткнись, Поли. Тебе сказали: раздавай учебники, но не вмешивайся в мои дела. Я сам разберусь с сопляком. Что, малыш, у тебя в пакетике? Наверное, сменные пеленки?
— Нет, почему. Это мой завтрак. А тебе завтрак, наверняка, трейлером подвезут, бурдюк толстый.
На секунду Мерф опешил: так с ним не разговаривают!
— Ребенок, по-моему, не знает, с кем имеет дело. Я старший ученик в этой школе.
— Еще бы, ты здесь учишься с семидесятого года.
— Что?
Вальяжную самоуверенность Мердока как ветром сдуло. Толстяк просто бесился. Одним ударом Мерф захотел решить все проблемы — но там, где только что усмехалась вихрастая физиономия Джуниора, кулак встретил пустоту. Малыш успел юркнуть под парту.
— Ну, ты пожалеешь! — с этим криком Мердок опрокинул переднюю парту среднего ряда — но малыша под ней уже не было.
В принципе, если бы Мерф опустился на четвереньки и устремился в погоню за обидчиком, он его все равно бы не догнал. Под скамейками Джуниор скользил легко, грациозно, не задевая ни одной планочки, — когда-то в костеле он легко ушел подобным образом от мамули Флоренс. Но в данном случае Мердок проявил недюжинную сообразительность. Он просто зашагал вслед за ускользающим малышом, сметая, переворачивая все на своем пути. Вскоре последняя парта рухнула, отброшенная могучим бульдозером, Джуниор поднялся на ноги и стал медленно отступать к доске. Все, бежать больше не было сил.
— Это твой последний день в школе! Последний! — взревел Мерф.
— Ты так думаешь?
Слава Богу, губку, которой вытирали мел с доски, не мочили с прошлого года, а пользовались ею летом и даже осенью. В начале урока Джимми Бонс ожесточенно стирал свое изображение с доски, грозясь наказать всех виновных. Короче, мела накопилось достаточно, просто никому не приходило в голову хлопнуть по губке. Малыш догадался.
Мерф неосторожно нагнулся слишком низко, и когда новичок атаковал его, использовав дымовую завесу, Мердок уклониться не успел.
— Наподдать! Наподдать! Хорошая идея, дядя Мартин!
— Ой!
Мистер Дибати, не будем уточнять, было ли у него свидание с секретаршей, в данный момент сидел в кабинете один, сумрачно вглядываясь в окна шестого класса, которые темнели напротив. Где-то там находился его нервный зуд, его неотступная зубная боль — Джуниор.
И вдруг из окон повалил белый дым, одно из стекол разлетелось вдребезги, раздались выкрики и стоны. Мистер Дибати не сомневался: это все дело рук малыша.
— Пожар! Пожар! — и директор нажал кнопку оповещения о срочной эвакуации.
Исполнив свой долг, мистер Дибати бросился к выходу и первым выскочил из школы. Вслед за ним, как горох, посыпались ученики начальных классов, повалили толпой старшеклассники. Школа моментально опустела.
Не эвакуировались только трое: Джуниор, который деловито поставил свою парту на место и чинно уселся, Мердок Мерф, который пытался болтать руками и ногами, притороченными клейкой лентой к классной доске; Джимми Бонс, который завозился в кладовке, выбирая забавные погремушки для самого старшего ученика, и не услышал сирены.
Когда классный руководитель с яркой игрушкой появился в классе, он схватился за сердце. Боже, что за картина! Малыш, румяный и невредимый — за партой, Мерф, беспомощный и нечто мычащий — у доски, все остальное разбито, переломано…
Да, может быть, Нортвил — городок хоть куда, не хуже Сент-Луиса. По крайней мере, малышу здесь уже нравилось.
* * *Комфортабельный автомобиль открытого типа плавно притормозил у главного входа в банк — самое крупное в Нортвиле финансовое заведение, оказывающее уже не год и не два практически все виды услуг своим клиентам. Мисс Дюмор — да, да, уже шестой месяц именно мисс Дюмор — грациозно и в то же время очень уверенно вышла из машины и направилась к входу, стуча каблучками. Ей очень хотелось погладить по бокам свою быстроходную любимицу, но женщина этого не сделала. Не позволяло положение. Только на первый взгляд могло показаться, что появление этого дорого кабриолета и его хозяйки осталось незамеченным. Десятки глаз, карих, светло- и темноголубых, зеленых, синих, в основном, конечно, женских, ревниво следили за происходящим. Среди сотрудников банка считалось дурным тоном пропустить это важное событие. Многоэтажный бурлящий офис, откуда протягивались стальные нити практически во все промышленные, научно-образовательные, торговые, пищевые и многие другие большие и маленькие предприятия Нортвила, взволнованно замирал, пока каблучки мисс Дюмор отбивали неторопливый ритм и их цоканье не поглощалось огромным холлом, где с появлением госпожи рабочий шум всегда становился более выразительным. На всех этажах кабинетно-компьютерного гиганта шло оживленное обсуждение нового костюма, украшений, цвета волос, помады и прочей косметики, а также непонятно откуда просочившейся совершенно точной информации о духах. Тем для захватывающих дискуссий всегда хватало. Дело в том, что мисс Дюмор, даже находясь в состоянии замужества, очень редко появлялась в одном и том же наряде больше одного раза. Теперь же, когда целых полгода она была абсолютно свободна и вокруг нее увивались практически все что-нибудь стоящие кавалеры Нортвила и около десятка просто отчаянных авантюристов, одежде придавалось исключительное значение. Строгие повседневные, можно сказать рабочие, костюмы заказывались у лучших мастеров Нортвила или привозились из-за границы. Мисс Дюмор считала это естественными расходами и никогда не скупилась.
Была у нее и еще одна меленькая слабость — машины. Нет, она не питала особой симпатии к старинным антикварным автомобилям, и причина любви скрывалась отнюдь не в их цене. За современный, с отличными техническими характеристиками, с ласкающим взор дизайном, со спортивным рулевым колесом она была готова заплатить любую сумму. И платила. Последние три месяца владелец «Банка Дюмор» Луанда Дюмор каталась на великолепном блестящем сером кабриолете «Мерседес-бенц» семейства SL.
Когда она впервые увидела эту машину, огромное желание иметь такой автомобиль вступило, казалось бы, в непримиримое противоречие с мнением управляющего ее собственного небольшого гаража. Самоуверенный, с жесткой черной бородой, неплохо знающий свое дело Тед настойчиво уговаривал госпожу отказаться от этой затеи. Он имел все основания предупреждать мисс Дюмор, потому что не по слухам знал о дурной привычке хозяйки «кататься» с огромной скоростью, чуть только она выезжала за черту города. Редкий мужчина так увлекался скоростной ездой, как это делала Луанда. Она могла очертя голову нестись по дороге с достаточно крутыми виражами и при этом весело и беззаботно напевать популярную песенку. Немудрено было где-нибудь невзначай вылететь с трассы или поцеловаться лоб в лоб с таким же любителем быстрой езды.
Именно этого и боялся Тед. Он старательно объяснял мисс Дюмор, что, как известно, если у купе убирают крышу, жесткость кузова снижается на 80 процентов, и, не дай Бог, что случится — она не соберет своих косточек. А Теду, мол, дороги не только ее косточки. Упрямая женщина все-таки не отказалась от своей затеи. Правда, она предусмотрительно сделала заказ на повышение жесткости салона ее будущей машины. Около 700 усилителей — высококачественных стальных листов — укрепили несущий каркас ее будущей любимицы. В результате жесткость на скручивание — показатель качества кузова — практически перестала уступать закрытому седану.
Вложив в машину огромные деньги, Луанда стала испытывать глубокую привязанность к ней. Правда, об этом знали очень немногие. Постороннему наблюдателю могло даже показаться, что мисс Дюмор относится к своему автомобилю равнодушно, если не холодно. Только как к средству передвижения. Хитрая женщина могла хвастаться перед своими подругами-подчиненными чем угодно — бельем, бассейном, домом, кулинарными способностями, нарядами, но только не кабриолетом. Тайну своих чувств она старательно оберегала. Если разговор заходил об ее «Мерседесе», она делала недовольное лицо и жестами, показывающими, что эта тема не стоит разговоров, останавливала собеседника.
Объяснялось такое поведение Луанды Дюмор очень просто. Она всеми силами старалась создать мнение о себе как о женственном, исключительно нежном существе, взвизгивающем даже при виде маленькой серенькой мышки. Именно такой совет дал ей известный на всю Америку психотерапевт Кларс Дунн, когда она, выиграв очередной бракоразводный процесс, в минуту слабости просила его объяснить, почему мужья быстро покидают ее.
В тот день мисс Дюмор выглядела замечательно. Находящийся ровно на границе экстравагантности и повседневности костюм был ей, без сомнения, к лицу. Контрастное сочетание белого и черного тонов привораживало. Огромный темный бант-бабочка на уровне талии гармонировал с такими же украшениями, только значительно меньших размеров, на рукавах. Юбка туго обтягивала бедра, подчеркивая великолепные формы. Движение облегчалось не симметрично расположенным высоким разрезом. Пышные, на данный момент русые волосы мисс Дюмор подчеркнуто выбивались из-под широкополой шляпки, обрамленной невысокой вуалью, которая не скрывала лица, а только подчеркивала его привлекательность и обворожительность. Высокие каблуки и перчатки из кожи тончайшей обработки завершали картину.
Именно на нижнюю часть туалета, точнее, на привлекательный разрез бросил непроизвольный взгляд мистер Цвиккер, неизменный, в отличие от мужей и ухажеров, секретарь мисс Дюмор. Он с озабоченным видом спешил ей навстречу по огромному холлу, на ходу, но очень уважительно проговаривая приветствие:
— Доброе утро, мисс Дюмор!
Он уже полчаса ждал приезда хозяйки, привычно волновался, мечтал и ничего не делал. Зато его запыхавшийся вид должен был, по его глубокому убеждению, заставить хозяйку поверить, что он весь в делах, и ведет непримиримое сражение за процветание фирмы. Мисс Дюмор догадывалась о степени его добросовестности, но не допускала даже мысли о смещении располневшего в последнее время Смитта Цвиккера: во многих вопросах он был просто незаменим.
Секретарь перелистывал перед госпожой документы, решить судьбу которых безошибочно и, главное, окончательно могла только она сама. Мисс Дюмор, быстро пробежав по отдельным страницам, аккуратно ставила свою подпись. Содержание последнего обязательства несколько вывело ее из себя:
— Что, опять они не заплатили? Выбросьте их на улицу!
— Но, мэм, это же инвалидный дом. Это же богадельня…
— «Ха-ха» три раза, — мисс Дюмор считала вопрос уже решенным и перевела разговор на более важные проблемы. — Ну как? Мы готовы к благотворительному балу?
— Да, ваши билеты уже прислали. Но Серж сказал, что ему нужны деньги на новый смокинг.
Наглое поведение зазнавшегося любовника Сержа Сайдорана давно волновало мисс Дюмор. Молодой симпатичный мужчина с постоянно розовыми щеками, правильным белозубым оскалом, широкими плечами и узкой талией сначала, безусловно, нравился Луанде, достигшей неопределенного возраста. С ним было не стыдно появиться на приеме, вызывая зависть у состоятельных представительниц слабого пола Нортвила и уже по другому поводу у престарелых финансовых воротил — мужчин. С ним было забавно поиграть в невинную девочку в постели. Он умел так нежно и возбуждающе покусывать ее пальчики. Но в последнее время молодой человек явно потерял чувство меры: в смене своих нарядов он не хотел отставать от возлюбленной. И требовал, требовал денег. Да если бы только на это! Мисс Дюмор в сердцах проговорила:
— Опять деньги! Я же ему вчера дала две тысячи. Эти чертовы жигало! Все мужики в Нортвиле хотят выдоить меня до последней капли. Господи, почему я не могу найти себе хорошего, порядочного, приличного мужчину, который может проявить сострадание, помочь слабой одинокой женщине, который… который может, в конце концов, сам зарабатывать, а не бесконечно клянчить у меня.
Мисс Дюмор вряд ли могла бы определенно сказать, говорила ли она о своих настоящих желаниях или просто ломала обычную комедию. Правда, перед кем? Перед Смиттом. Зачем?!
Возможно, просто настал момент испытать в семейной жизни обычного, заурядного гражданина Соединенных Штатов. Судя по тому, что иногда удавалось видеть по телевизору и читать в книгах, среди них попадаются довольно приличные экземпляры. Богатых, умных, суперумных, абсолютно нищих, но очень симпатичных она уже испытала. В конце концов всегда возникали трудноразрешимые проблемы. Женщине захотелось простого, не урода, конечно, но самого обыкновенного мужа.