«Я защищу вас от врага», – повторил римлянин.
«Очаровательно, – ответила я. – Если вы можете защитить меня, почему вы не устроите засаду тому, кто пьет кровь? Поймайте его в сеть гладиаторов. Вонзите в него пять трезубцев. Вы впятером вполне сможете его удержать. Вам только нужно не выпускать его, пока не встанет солнце, – лучи Амон-Ра его убьют. Может быть, понадобится два дня, даже три, но он умрет. Сгорит, как я сгораю во сне. А вы, телепат, что же вы не поможете?»
Я резко замолчала, потрясенная. Голова у меня шла кругом. Откуда такая уверенность? Почему я так небрежно произношу имя Амон-Ра, как будто верю в него? Я едва знакома с этими баснями.
«То существо знает, когда мы его ждем, – сказали жрец и жрица. – Ему известно, когда приходит высокий друг, и он не появляется. Мы бдительны, терпеливы, мы думаем, что больше его не увидим, но он опять приходит. А теперь еще вы со своими снами…»
Я погрузилась в яркое, ослепительное воспоминание из сна. Я была мужчиной. Я спорила и ругалась. Я отказывалась подчиняться приказу. Плакала женщина. Я дралась с теми, кто пытался меня остановить. Но я не предвидела, что, убегая, попаду в пустыню, где не смогу найти укрытие.
Если остальные и разговаривали, я этого не замечала. Я слышала, как плачет женщина во сне, царица в оковах, она тоже пьет кровь.
«Ты должен испить из источника», – сказал человек из сна. Но он – не человек. И я – не человек. Мы – боги. Мы – Те, Кто Пьет Кровь. Поэтому-то меня и уничтожило солнце. Силой более могущественного бога. Под отточенным фрагментом воспоминания лежало несколько слоев сна.
Я пришла в себя, точнее, осознала присутствие остальных, лишь когда кто-то вложил мне в руки чашу вина. Я отпила. Отличное вино, из Италии, оно меня освежило, но я моментально устала. Если выпить еще, я слишком устану по дороге домой. Мне нужны силы.
«Уберите это, – попросила я. Я взглянула на жрицу. – Как я уже говорила, во сне я была одной из них. Они хотели, чтобы я испила от царицы. Ее называли Источником! Они говорили, что она разучилась править. Все это я уже рассказывала».
Жрица разразилась слезами и отвернулась, опустив узкие плечи.
«Я была из тех, кто пьет кровь, – сказала я, – я испытывала жажду крови. Послушайте, я не любительница кровавых жертвоприношений. Что вам известно? Царица Изида действительно находится где-то в этом храме, закованная в цепи?..»
«Нет!» – вскричал жрец.
Жрица повернулась ко мне, вторя его возмущенным опровержениям.
«Ладно, но вы сказали, что давно известны легенды о том, что она существует в материальной форме. И как вы думаете, что происходит? Она вызвала меня, чтобы помочь тому обгорелому слабаку? Почему меня? Как я ему помогу? Я – смертная женщина. Воспоминания о сне про прошлую жизнь не наделяют меня новой силой. Слушайте! Я же сказала, ко мне безмолвно обращался женский голос, еще и часа не прошло, там, на Форуме, и женщина говорила: „Это я тебя вызвала“, – я сама слышала, и она клялась, что не потерпит, если меня у нее похитят. Потом подходит смертный человек, представляющий для меня большую опасность, чем любые мысленные беседы. Но голос меня о нем предупреждал! Мне не нужна ваша таинственная египетская религия. Я отказываюсь сходить с ума. Это вы, все вы и особенно талантливый телепат, должны найти ту тварь, пока она не принесла еще больше неприятностей. А сейчас позвольте мне уйти».
Я встала и направилась к выходу. У меня за спиной раздался ласковый голос римлянина:
«Вы действительно пойдете ночью одна, прекрасно зная, что вас ждет – что враг хочет убить вас, что вы почерпнули из снов знания, способные привлечь к вам того, кто пьет кровь?»
Манера речи высокого телепата изменилась до такой степени, что я едва не рассмеялась.
«Я иду домой!» – твердо заявила я.
Все на свой лад взмолились:
«Останьтесь в храме!»
«Ни за что, – ответила я. – Если сны вернутся, я их для вас запишу».
«Ну как можно так глупо себя вести?» – с вежливым нетерпением обратился ко мне римлянин. Такое впечатление, что это он – мой брат!
«Это уже непростительная дерзость, – сказала я. – Разве правила вежливости не распространяются на магов и телепатов? – Я посмотрела на жреца и жрицу. – Кто же он все-таки такой?»
Я вышла, они последовали за мной. Я поспешила к двери.
При свете я смогла рассмотреть лицо жрицы.
«Мы знаем только, что он наш друг. Прошу вас, послушайтесь его совета. Храм видел от него только добро. Он приходит читать наши египетские книги. Он скупает их в лавках, едва они приходят по морю. Он мудр. Вы же видите, он читает мысли».
«Вы обещали мне сопровождение охраны», – напомнила я.
«Я пойду с вами», – услышала я голос римлянина, но не знала, где он находится. В большом зале его не было.
«Приходите жить в храм Изиды, и вас никто не тронет», – сказал жрец.
«Я не вполне подхожу для жизни на территории храма, – ответила я как можно более смиренным и благодарным тоном. – Я вас сведу с ума за неделю. Пожалуйста, откройте дверь».
Я выскользнула на улицу. Я чувствовала, что вернулась из темного, заросшего паутиной коридора в римскую ночь, к римским колоннам и римским храмам.
Я обнаружила, что Флавий прижался к соседней колонне и пристально смотрит вниз. Четверо факельщиков столпились вокруг нас, очень встревоженные.
Рядом стояли и стражи храма, но они держались у дверей, как Флавий.
«Госпожа, вернитесь», – прошептал Флавий. У подножия лестницы стояла группа римских солдат в полном военном облачении, в шлемах, с отполированными выпуклыми нагрудниками, в коротких красных плащах и туниках. Смертоносные мечи были при них, словно они собрались на битву. В свете жаровен храма поблескивали бронзовые шлемы.
Боевое облачение – в городе! Только щитов не хватает. И кто ими командует?
Рядом с командующим стоял мой брат Люций. Он оделся в боевую красную тунику, но не взял ни нагрудника, ни меча. Свернутая тога переброшена через левую руку. Он вымылся, его волосы блестели, весь его вид свидетельствовал о богатстве. Один украшенный драгоценными камнями кинжал брат носил возле локтя, другой – на поясе.
«Вот она! – воскликнул Люций, указывая на меня дрожащей рукой. – Из всей семьи она одна избежала приказа Сеяна. Она участвовала в заговоре против жизни Тиберия, но благодаря взяткам сумела сбежать из Рима!»
Я быстро оглядела солдат. Двое азиатов, но остальные – немолодые римляне, шесть человек. О боги, должно быть, они считают меня Цирцеей!
«Возвращайтесь, – сказал мой дорогой, верный Флавий, – просите убежища».
«Спокойно, – сказала я. – Это сделать никогда не поздно».
Самое главное – это командующий, я увидела, что он старше остальных, старше моего брата Антония, но моложе моего отца. Густые седые брови, безупречно выбрит.
Он гордился своими боевыми шрамами – на щеке и на бедре. Он устал до предела и периодически встряхивал головой, чтобы прояснить зрение, – глаза покраснели от напряжения.
Руки загорелые, мускулистые. Это означало, что в жизни он знал лишь войну – войну и еще раз войну.
«Приговор распространяется на всю семью. Ее следует казнить на месте!» – заявил Люций.
Я обдумывала стратегию, как сам Цезарь. И, спустившись на пару ступеней, поспешила заговорить.
«Вы легат, не так ли? Как вы, должно быть, устали! – Я взяла его ладонь в обе руки. – Вы служили не под началом Германика?»
Он кивнул. Первый удар – в цель!
«Мои братья сражались с Германиком на севере, – сказала я. – А Антоний, старший брат, дожил до того, чтобы после триумфального шествия в Риме рассказать нам о костях, найденных в Тевтобургском лесу».
«О госпожа, если бы вы видели – целое поле костей, целая армия попала в засаду и осталась гнить».
«У меня двое братьев погибли в той битве. Попали в шторм на Северном море».
«Госпожа, то была невиданная катастрофа, но неужели вы думаете, что варварский бог Тор мог напугать нашего Германика?»
«Ни за что. А вы прибыли сюда с полководцем?»
«Я его везде сопровождал – с севера, от берегов Эльбы, до юга – до истоков реки Нил».
«Просто чудо, трибун, но вы так устали, посмотрите на себя, вам необходимо выспаться. А как знаменитый легат Гней Кальпурний Пизон? Почему он так долго не мог успокоить город?»
«Потому что его здесь нет, госпожа, и он не осмеливается вернуться. Кто говорит, будто он поднимает мятежи в Греции, кто говорит, что он сбежал, дабы спасти свою жизнь».
«Да прекратите вы ее слушать!» – заорал Люций.
«Его и в Риме никогда особенно не любили, – сказала я. – А вот Германика мои братья любили, его восхвалял мой отец».
«В самом деле, но дали бы нам еще хоть год – всего год, госпожа! – мы бы навсегда потушили огонь кровавого выскочки, короля Арминия! Или даже быстрее! Вы говорили о Северном море. Мы сражались везде».
«О да, в лесной чащобе, но расскажите мне, сир, вы были там, когда нашли потерянный штандарт легионов полководца Вара? Это правдивая история?»
«О да, в лесной чащобе, но расскажите мне, сир, вы были там, когда нашли потерянный штандарт легионов полководца Вара? Это правдивая история?»
«Ах, госпожа, когда в воздух подняли того золотого орла, солдаты кричали так, как вы и не слыхивали».
«Эта женщина – отъявленная лгунья и предательница!» – орал Люций.
Я повернулась к нему.
«Ты слишком далеко заходишь! Мое терпение на исходе. Ты хотя бы знаешь номера легионов полководца Вара, попавших в засаду в Тевтобургском лесу? Вряд ли! Седьмой, восьмой и девятый».
«Да, верно, – согласился легат. – А ведь мы могли полностью стереть с лица земли те племена! Империя дотянулась бы до Эльбы! Но по какой-то причине – а в моем положении о причинах не спрашивают – император Тиберий отозвал нас обратно».
«Хм-м-м… А потом он будет осуждать вашего любимого начальника за поездку в Египет».
«Госпожа, Германик ездил в Египет не для того, чтобы перехватить власть. Он поехал туда из-за голода».
«Да, а Германика к тому моменту объявили Imperium Majus всех провинций Востока!»– сказала я.
«И сколько возникло проблем! – воскликнул легат. – Вы не представляете себе дух и обычаи тамошних солдат, но наш полководец не дремал! Услышав о голоде, он отправился прямо в Египет».
«И вы поехали с ним?»
«Все мы, его сторонники. В Египте он наслаждался созерцанием старых памятников. Я тоже».
«Ах, как чудесно. Непременно расскажите мне о Египте! Знаете, я, будучи дочерью сенатора, не могу поехать в Египет, как и сами сенаторы. А мне бы так хотелось…»
«Это почему же, госпожа? – спросил легат.
«Она вам лжет! – ревел Люций. – Всю ее семью убили!»
«По очень простой причине, трибун, – ответила я легату. – Никакой государственной тайны здесь нет. Рим крайне зависит от египетского зерна, и император не может допустить, чтобы страна попала под контроль могущественного предателя. Несомненно, вы, как и я, выросли в страхе перед новой гражданской войной?»
«Я доверился нашим полководцам», – сказал легат.
«И были совершенно правы. Ведь от Германика вы не видели ничего, кроме верности?»
«Истинная правда. Ах, Египет. Какие там храмы, какие статуи!»
«А поющие статуи, – сказала я. – Вы видели, гигантских мужчин и женщин, поющих на рассвете?»
«Да, госпожа, я их сам слышал, – энергично закивал он. – Сам слышал этот звук. Волшебство. Египет весь волшебный!»
«Понимаю…»
По моему телу пробежала дрожь. Я увидела сразу два образа: высокий римлянин в тоге и обгоревшее, коварное существо! Пандора, не отвлекайся!
«А в храме Рамзеса Великого, – продолжал легат, – один из жрецов читал нам надписи на стене. Сплошные победы и битвы. Мы все смеялись, потому что, госпожа, ничто в жизни не меняется».
«А легат Пизон – вы верите этим слухам? Мы можем свободно говорить о слухах, это же не действия?»
«Здесь его все презирают! – сказал легат. – Он был плохим солдатом, только и всего! А Агриппина Старшая, возлюбленная жена Германика, направляется в Рим с прахом полководца. Она официально обвинит легата перед сенатом!»
«Да, очень мужественный шаг, но так и следовало поступить. Если целые семьи будут осуждать без суда и следствия, мы окажемся во власти тирана, не так ли? А ты, наш дружелюбный безумец, ты не согласен? – Люций лишился дара речи. Он побагровел. – А в Тевтобургском лесу, – нежно добавила я, – на мрачной арене нашего поражения, вы видели разбросанные кости наших потерянных легионов?»
«Своими руками хоронил, госпожа! – Легат поднял обветренные ладони. – А кто скажет, чьи кости наши, а чьи – не наши? Там еще стояла платформа трусливого фискала, госпожа, с которой тот гнусный длинноволосый неряха отдал приказ принести наших людей в жертву своим языческим богам».
Со стороны солдат послышались невнятные звуки, означавшие согласие.
«Я была еще маленькой, – сказала я, – когда пришла весть о засаде против полководца Вара. Но я помню, нашего божественного императора Августа – он в знак траура отрастил волосы, он бился головой о стену и кричал: „Вар, верни мне мои легионы!“».
«Вы и впрямь видели его в таком состоянии?»
«О, много раз, однажды вечером он обсуждал при мне свои идеи, о которых так часто говорят, – что Империя не должна стремиться к дальнейшему расширению своих границ. Ей следует наводить порядок на собственной территории».
«Значит, Цезарь Август все-таки так говорил!» – задумчиво произнес легат.
«Он о вас заботился, – ответила я. – Сколько лет вы сражаетесь? У вас есть жена?»
«О, как же мне хочется домой! – воскликнул легат. – Теперь, когда пал мой полководец. Моя жена поседела, как и я. Я с ней вижусь, когда езжу в Рим на парады».
«Да, при Республике обязательная служба длилась шесть лет, а сейчас сколько нужно драться? Двенадцать лет? Двадцать? Но кто я такая, чтобы критиковать Августа, которого я любила точно так же, как любила отца и покойных братьев?»
Люций видел, что происходит. Он заговорил, брызгая слюной:
«Трибун, прочтите мой указ о неприкосновенности! Прочтите!»
Легат выглядел раздраженным.
Мой брат постарался извлечь максимум из своих ораторских способностей, иными словами – самую малость:
«Она лжет. Она осужденная. Ее семья мертва. Меня призвали свидетельствовать перед Сеяном, так как они пытались убить самого императора Тиберия!»
«Вы обернулись против своей собственной семьи?» – спросил легат.
«О, не утомляйтесь еще и из-за этого, – сказала я. – Этот человек изводит меня весь день. Он выяснил, что я здесь одна, женщина, наследница, и считает, что мы находимся на какой-то нецивилизованной заставе Империи, где без доказательств можно выдвинуть обвинение против дочери сенатора. Дорогой мой безумец, – повернулась я к брату, – обрати внимание: Юлий Цезарь даровал Антиохии муниципальный статус меньше чем сто лет назад. Здесь квартируют легионы, не так ли?»
Я посмотрела на легата, а тот в свою очередь смерил взглядом моего дрожащего брата.
«Что это за указ о неприкосновенности? – спросила я. – На нем стоит имя Тиберия?»
Не успел Люций среагировать, как легат выхватил у него свиток и протянул его мне. Чтобы развернуть документ, мне пришлось убрать руку с кинжала.
«А, Сеян из преторианской гвардии! Так я и знала. Наверное, император вообще об этом не подозревает. Трибун, а вы знаете, что дворцовые гвардейцы получают в полтора раза больше, чем легионеры? А теперь у них появились делатории, наделенные правом обвинять людей в преступлениях за треть собственности осужденного!»
Легат внимательно рассматривал моего брата, чьи недостатки при свете проявились еще ярче: трусливая осанка, трясущиеся руки, бегающий взгляд, растущее отчаяние, исказившее надутые губы. Я повернулась к Люцию.
«Сумасшедший, кем бы ты ни был, ты сознаешь, чего ты просишь у закаленного и мудрого римского воина? А если бы он поверил в твою ложь? Что стало бы с ним, когда из Рима справились бы о моем местонахождении и распоряжении моим состоянием?»
«Сир, эта женщина – предательница! – закричал Люций. – Клянусь честью…»
«Какой еще честью?» – едва слышно спросил солдат, не сводя с Люция глаз.
«Если бы в Риме так легко было бы расправиться со старыми семьями, как просит вас этот человек, зачем бы вдове Германика просить суда в сенате?»
«Их всех казнили, – сказал мой брат самым торжественным тоном, явно не замечая, какое впечатление производят его слова, – всех до одного, потому что они составили заговор против Тиберия, а мне даровали указ о неприкосновенности и право выезда за то, что я, как велел мне долг, донес на них делаториям и Сеяну, с которым говорил лично!»
Легат постепенно осознавал вероятные последствия.
«Господин, – обратилась я к Люцию, – у вас есть при себе документ, удостоверяющий вашу личность?»
«Я в нем не нуждаюсь, – ответил Люций. – Тебя ждет смерть».
«Как и вашего отца? – спросил легат, – как вашу жену? У вас были дети?»
«Бросьте ее в тюрьму и напишите в Рим! – заявил Люций. – Вот увидите, я говорю правду!»
«А где будешь ты, кто бы ты ни был, пока я сижу в тюрьме? Разграбишь мой дом?»
«Стерва! – вскричал Люций. – Вы что, не видите, что это все женские пакости, она просто отвлекает ваше внимание!»
Солдаты были шокированы, лицо легата выражало отвращение. Флавий приблизился ко мне.
«Офицер, – спросил Флавий с непоколебимым достоинством, – что мне позволено сделать от имени моей госпожи против этого ненормального?»
«Опять выражаетесь, господин, – строго сказала я Люцию, – не испытывайте мое терпение».
Легат взял Люция за локоть. Правая рука Люция потянулась к кинжалу.
«Да кто вы такой? – спросил легат. – Один из делаториев? Вы говорите мне, что донесли на всю свою семью?»
«Трибун, – сказала я, самым нежным образом прикасаясь к его руке, – корни моего отца восходят к Ромулу и Рему. У нас чисто римское происхождение. Моя мать тоже была дочерью сенатора. Этот человек говорит прямо-таки… ужасные вещи».