- И потом, Мария, в сущности, ведь Он творил чудеса, но, может быть, в другом смысле, - сказала сестра. - Он возвращал зрение тем, кто ослеплен духовно!
- Нет, зачем же так, не надо подменять, - сказал ученик.
- Без некоторых простительных компромиссов успеха достичь нельзя, вмешался старший брат. - Ну, так уж сложилось.
- Речь идет не о компромиссах.
- Почему же, что было, то было, давайте смотреть правде в глаза. Вокруг Него всегда толпилось столько жаждущих исцеления, что кто-то действительно исцелился. А чудеса поражают больше, чем проповеди.
- Видишь, Мария, каждый мыслит по-своему, но говорят тебе одно. Неужели ты и теперь не поняла? Мария молчит.
- Значит, так: мы будем говорить одно, а ты будешь говорить другое!
- Я не буду говорить.
- Но к тебе будут приходить! И будут спрашивать! Теперь все будут спрашивать о Нем! Придется отвечать и тебе и нам. Что же ты будешь отвечать о Его чудесах?
- Что видела - скажу. Чего не видела, того не знаю.
- Ну, хорошо же, будем знать.
Ученик пошел к выходу. Но, открыв дверь, обернулся.
- Фарисей!..Фарисей идет сюда. Может быть, один из тех, которые убили твоего сына. Фарисей - кровавый лоб. Фарисей - чего изволите? Вот кого здесь не хватало! Вот с кем вы найдете общий язык! Эти тоже не верят в то, что Он совершал чудеса. Вот кому здесь место, вот кого здесь, наверное, ждут! А я здесь не нужен, я пошел...
Уходит.
- Интересно, зачем этот фарисей сюда пожаловал, - сказал старший брат. - Будет о чем-нибудь допытываться - лучше всего молчите. Особенно ты, Мария. Ну, если уж очень пристанет, так что не будет другого выхода, поговори. Тем более, что ты и правда не веришь в чудеса и знамения. Так что тебе не придется даже кривить душой.
В дом вошел фарисей. Он стар. Взгляд его внимателен и прям.
- Здравствуйте. Ему не ответил и.
- Не бойтесь меня, не бойтесь! Я по-хорошему пришел... Вот и славно, все здесь, все собрались. Это ваша сестра?
- Сестра.
- И ты оставайся. С тобой тоже хотелось бы побеседовать. Это старший, сводный. Это младшенький. Так...
- А это гость из Рима, - сказал старший брат.
- Путешественник, меценат? Решили посетить нашу страну? Тяжкое, темное время. Осенью у нас хорошо... Но мне хотелось бы поговорить с этой женщиной. Наши внутренние дела.
- Не обращайте на меня внимания, - сказал римлянин.
- Зачем ты пришел сюда? Зачем позоришь мой дом? - спросила Мария.
- Не я опозорил твой дом.
- Разве можно приходить в дом убитого тобой человека?
- Я не убивал твоего сына. В душе я был против этого. Но его должны были казнить. Это была единственная возможность доказать, что он не Мессия, каким из гордыни или по безумию себя считал.
- Уйти, прошу. У меня плохие мысли, я хотела бы тебя убить.
- Мария нездорова, - сказал старший брат. - Все эти события повлияли на нее.
- Я предпочел бы прийти сюда позже, - сказал фарисей. - Но необходимость возникла сейчас. До меня дошел слух... Я хотел его проверить. Скажи мне, небесные знамения и чудеса, которые он якобы творил, - знаешь ли ты их, или это плод воображения слепой толпы, желающей видеть в нем Бога? Так, говорят, ты сказала людям, пришедшим к тебе, и в этом была смела и чиста душой. Верно ли это?
- Быстро пронюхали, - сказала сестра.
- Что я говорила? Не говорила я ничего.
- Мария, ты же ничего плохого не сказала, - вмешался старший брат. Повтори коротко в двух словах. Я думаю, больше ничего не потребуется.
- Только так. И я немедленно уйду, потому что вижу, что мое присутствие тягостно, - сказал фарисей.
- Не надо, Мария, - сказала сестра.
- Простите, но я тоже советую этот разговор отложить, - сказал римлянин, - вам надо все спокойно обдумать.
- Приверженцам своего сына ты не нужна, - сказал фарисей. - Они хотят как Бога, вознести его на небо. Они говорят, что Иисус отрекся от тебя, что дом его не здесь. И дети тебя покинут, потому что родство с Богом, даже отсутствующим, вынести трудно. Ты останешься одна в этом доме! Бойся этого! Не зову тебя, чтобы ты шла к нам. Но пока прошу тебя об одном: не беги от нас. Так ты бежишь от жизни, Мария.
- Он говорил: два человека вошли в храм помолиться, один - фарисей, другой - мытарь, который выколачивает подати у бедных людей, - сказала сестра. - Фарисей молился так: "Боже, благодарю тебя, что я не такой, как прочие люди - грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь!" Мытарь же, ударяя в грудь, говорил и говорил только одно: "Боже, грешен я! Будь милостлив ко мне, грешному!" И ушел оправданный! А фарисей так и не получил прощения!
- Я знаю эту басню. Иисус всегда злобно поносил нас.
- Он видеть вас не мог! - сказала Мария. - Как вы надменно ходите по улицам, ожидая приветствий. Как ищите первенства и почестей, как молясь, оборачиваете головы, чтобы узнать, видят ли это люди, как творите милостыню напоказ. Он смеялся над вашим благочестием, и его насмешки поражали вас в самое сердце. Вашу ненависть к нему могла утолить только его смерть! Только убийство!
Старший брат сказал фарисею, улыбаясь.
- Вот женщины, вот женщины! Сами завтра же не вспомнят, что наговорили.
- Не убийство, а казнь, - отвечал фарисей. - Это разные вещи. Допрос его совершался с участием свидетелей.
- Лжесвидетелей, - сказала сестра.
- Приговор был вынесен по закону.
- Почему же вы судили его тайно, а не на людях?
- Люди приветствовали решение суда. Когда его вели на место казни, они кричали: распни, распни!
- Несчастные! Несчастные! Несчастные! - простонала Мария.
- Мария должна успокоиться, - сказал старший брат. - Она устала, ее можно понять.
Фарисей обратился к римлянину.
- Но вы-то!.. Этот Иисус причинил бы много зла не только нам, но и Риму!
- Я, знаете ли, частное лицо. Эта проблема меня мало интересует.
- А если бы возбужденный им народ перестал платить подать Римской империи? Это, извините, коснулось бы и вас!
- Будем объективны, он, напротив, советовал платить подать Риму.
- Только из-за презрения и нежелания с вами спорить, - сказала сестра.
- Спорить он, положим, безумно любил и спорил по поводам, гораздо менее важным, - сказал фарисей. - И не ради того, чтобы выяснить истину, а только для того, чтобы победить в споре! Любыми средствами! Особенно в присутствии зрителей! Политик был, политик!
- К политике, положим, он вообще относился иронически, - заметил римлянин.
- Как и вы, кажется! - сказала сестра.
- Да, как и я.
- Удобная позиция. В любом случае вы оказываетесь выше всех.
- Политик был! И дальновидный! - сказал фарисей. - Несмотря на то, что о гражданском управлении он имел самое неясное представление. Его рассуждения о царях и властях были потешны!
- Они кажутся потешными вам! - воскликнула сестра. - Потому что Он не давал себе труда разобраться в ваших муравьиных интригах! Но у него было точное отношение ко всем чиновникам: каждый из них враг людям!
Скучно, скучно слушать вас, - сказал римлянин. Злость всегда скучна. Особенно вы, девушка. Вам ли не знать, что он хотел создать убежище только для души! Среди господства злобы и грубой силы!
- Тогда объясните мне, за что Его преследовали и убили, если Он такой безобидный человек.
- Разрешите не объяснять. Вам будет трудно в этом разобраться. Вам обоим.
- Почему же это мне будет трудно в этом разобраться? - спросил фарисей.
- Не он политик, а вы политики, вы! А всякий, кто занят политическими страстями, не может простить другим, если они ставят что-то выше его партийных идеалов!
- Он ненавидел богатых и знатных! - сказала сестра.
- Но он никогда не собирался занять их место. Он хотел уничтожить богатство и власть, но не овладеть ими.
- Все-таки уничтожить!
- Но не оружием. А посредством душевной чистоты.
- А я утверждаю: он хотел основать новое государство, - сказал фарисей. - Хотел беспорядка и революции.
- Вот это ближе к истине, - сказала сестра.
- Но к кому он обращался за помощью? - сказал римлянин. - К самым невоинственным людям. К женщинам и детям, к униженным и смиренным. Революция? Возможно. Но какая? Когда все, что сейчас значительно, перестает быть важным!
- Вот, вот что самое гнусное! - сказал фарисей. - Он хотел поколебать закон, который существовал века и пребудет вечно. А теперь - где он, ваш Иисус? И в чем его учение? Нас трое здесь, и мы не можем прийти к согласию. Как же придут к согласию тысячи и тысячи?
- А ты пойди по городам и увидишь, как приходят к согласию тысячи и тысячи, - сказала сестра. Он теперь недоступен вам, а последствия Его дел даже представить трудно. Вас же запомнят лишь потому, что вы один миг стояли на его пути!
- А вот за эти слова ты будешь проклята, - с тихой яростью проговорил фарисей. - И весь этот дом проклят. Пусть будет дом этот пуст!
- Зачем вы так? - в панике спросил старший брат.
- И все живущие здесь прокляты! Ты кто? Брат? Тоже проклят...
И покинул дом.
- Дождались, - сказал сестре старший брат.
И покинул дом.
- Дождались, - сказал сестре старший брат.
- И вы тоже - зачем было вмешиваться? - сказал он римлянину. - Я вообще ни за что попал... Не знаю, как вы, а мне пора.
- Беги, беги, все равно ты уже проклят, - сказала сестра.
- Вот и все, - сказала Мария. - Это ты уходишь навсегда, больше сюда не вернешься.
- Зачем же так! Сейчас мне нужно будет уехать. Но не на век же.
- Конечно, поезжай, у тебя много дел. И еще с нами сколько времени потерял.
- Поверь, Мария. Я хотел тебе только добра. Если бы ты меня слушала, то могла бы неплохо жить, даже не представляешь как! И тебе, - обращаясь к сестре, - я хотел добра. Предпочитаешь пропасть ни за что - твое дело. Иисус учил делать добро, а среди вас добро делаю я один. И для вас, - обратился он к римлянину, - я немало постарался. А ради чего? Не знаю. Они думают, ради выгоды. Что же, пусть будет так. Зато вы набрались впечатлений, будет о чем рассказать в Риме. А я что получил? Проклятье!..
Неожиданно для себя опустился перед Марией на колени. Мария положила руку на его голову. Старший брат поднялся, ушел.
- Вот еще одного нет... Мальчик, да ведь ты есть хочешь.
- Вспомнила.
- Давайте все поедим.
Ставит на стол хлеб, кувшин с молоком.
- Вина нет. Вы, наверно, привыкли с вином.
- Все хорошо. Не беспокойтесь, пожалуйста, - сказал римлянин.
Мальчик поднял голову, беспокойно проговорил:
- Мам, кто-то ходит...
- Никто не ходит, тебе показалось... Римлянин сказал, обращаясь к сестре:
- Я грубо с вами говорил, простите.
- Что там. Я в жизни не такого наслышалась.
- А Иисус говорил: где соберутся вместе несколько человек и вспомнят о Нем, там Он и будет среди них, - сказал мальчик.
- Наверно, Он имел в виду, что Его будут вспоминать, - сказала Мария. И правда, вот вспоминаем.
- Мне хотелось бы как-нибудь помочь вам, - сказал римлянин. - Я даже знаю как, но не решаюсь сказать.
- Тогда не говорите.
- По-моему, кто-то ходит, тебе не показалось.
- А мне показалось.
- Вот я и говорю.
- Вам надо подумать о младшем сыне, - сказал римлянин Марии. - Мальчик непрактичный, лишен ярко выраженных склонностей. Мы тут с ним побеседовали. Ему бы надо учиться, иначе он пропадет.
Мария сказала мальчику:
- Ты хочешь уйти от нас?
- Почему уйти?
- Он боится вас огорчить, - сказал римлянин.
- Вы уже обо всем договорились? - спросила Мария.
- Мама, ты сама подумай. Что мне здесь делать? И наоборот, что меня ждет там. Разве можно сравнить?
Так вот в чем дело, - усмехнулась сестра. - Тут беспокоились, какой сувенир предложить гостю, а он, оказывается, сам себе приглядел. Живой сувенир, можно демонстрировать в Риме. Смотрите, настоящий брат Иисуса! Какой забавный! Какой милый недоразвитый мальчик! Говорят, что у его брата тоже не все в порядке!
- Несправедливо, - сказал римлянин.
- Может быть.
- Ты знаешь, с кем ты говоришь? - вступился за римлянина мальчик. - Его носят на носилках. У него в Риме свой дворец из мрамора!
- Зачем так? Это не имеет никакого значения, - сказал римлянин.
- Почему же, нам интересно, - сказала сестра. - Его носят на носилках. Это существенно.
- А знаешь, что такое Рим? - продолжал мальчик. - Кто не видел Рима, тот все равно, что не жил на свете! Там есть цирк! Чтобы его пройти в длину, нужно десять минут времени! Там всюду памятники и статуи! Люди со всего света приезжают, чтобы их посмотреть!
- А у нас зато какая речка, - сказала Мария. - Найдешь ли там такую речку?
- У нас купаются в бассейнах, - сказал римлянин.
- Разве можно сравнить бассейн с речкой!
- Вот именно, разве можно сравнить! - сказал мальчик.
- Здесь у тебя товарищи. Не жалко с ними расставаться? Ведь это уже навсегда!
- А там другие товарищи найдутся, не хуже.
- Таких уже не найдешь.
- Почему не найду?
- Они над тобой будут смеяться.
- С чего же они будут надо мной смеяться?
- Уж поверь, что будут.
- Тогда я сам буду над ними смеяться.
- Нет, мальчик, у тебя не получится.
- Все равно я не буду здесь жить. Мне все время мерещится, что тут кто-то ходит.
- Кто ходит, сынок?
- Кто! Иисус.
- Тебе это неприятно?
- А кому приятно...
- Иди, - решительно и горько сказала Мария.
- Мама, если ты не хочешь, я не поеду!
- Хочу я, малыш, хочу.
Слезы вдруг подступили к горлу мальчика.
- Как же ты будешь здесь?... Одна, без никого.
- Почему одна? Мы с сестрой будем, вдвоем.
- Решайте же что-нибудь. - сказал римлянин. - Если ты хочешь остаться...
- Нет!.. Я не знаю!.. Прости меня, мама! - закричал мальчик.
- Придет время, вы поймете, что это к лучшему, - доброжелательно сказал римлянин.
- Да, да. Тогда уж не тяните, - сказала Мария.
- Я поесть не успел, а она меня гонит, - захныкал мальчик.
- Возьми с собой хлеб и сыр, - не глядя, сказала Мария.
- Ничего, мы в городе поедим, - сказал римлянин. - Вставай, мальчик. Проститесь с ним все-таки.
Мария обняла мальчика, покачивает, словно баюкает.
- Прости, маленький, обидела тебя. Не вспоминай этого! Если там, среди увлечений и веселья, что-нибудь случайно напомнит тебе наш дом, то вспоминай лучше, как мы сидели за столом все вместе. А твой хозяин...
- Не называйте меня так, - сказал римлянин.
- Может быть, он полюбит тебя. А нет - и так проживешь. Нельзя в одном птичнике растить орленка и цыплят. Орленок взлетит и разобьется о крышу, а цыплята разбегутся кто куда.
Она отклонилась, посмотрела на мальчика внимательно, и правой рукой сверху вниз, потом слева вправо - осенила его крестом.
- Ты что, - испугался мальчик.
- Это так, на прощанье... Брата вспоминай, Иисуса. Это - всегда, где бы ты ни был.
- Надеюсь, увидимся, - сказал римлянин.
- Где уж, теперь едва ли.
Римлянин за руку вывел мальчика в темень ночи. На холмах горели костры тех, кто не утратил веру в Марию.
- Пустеет дом, пустеет, - сказала Мария.
- Нашел время, негодяй, когда уходить.
- Я его плохо проводила. Никогда не получается, простишься как попало...
- Ничего, Мария. Я обещаю, что не уйду.
- Лучше, чем дома, тебе нигде не будет. Только и ты уйдешь.
- Куда?
- Уйдешь, чтобы сгореть огонечком. Быстро сгоришь. Мало кому посветишь.
- Нет, что же получается? Значит, они добились своего? Оказалось, достаточно расправиться только с одним человеком! Только Иисуса нет! И все рухнуло. Каждый тащит кусок Его идеи, кому какой по силам. Тошно, Мария, тошно. Он говорил - надо радоваться жизни. Ему хорошо было, тогда. А сейчас? Чему радоваться... Должна сказать, Мария, что люди молодые, наше поколение, не все понимают в его учении. Мы, например, не собираемся подставлять другую щеку! Мы не хотим ждать, когда все само собой образуется.
- Погибнешь, сестра моя, погибнешь. Все равно ничего не изменить.
- Кто знает.
- Много крови прольется...
- Я тут должна сходить, в общем, меня там ждут. Если кто-нибудь зайдет, будет меня спрашивать, скажи, ушла по делу. Ничего, что я ухожу? Я ненадолго. А ты отдохни пока.
Костры на холмах все горели.
- Иди, иди. Я действительно пока отдохну... Видишь, Сын мой, что творится. Вот и сестра моя побежала куда-то. В какое-то место. Знаю, почему она бежит отсюда. Чтобы я не увидела ее погибель. Хорошо, что не увижу... Не увижу, как Твой брат будет торговать Твоим именем. Не увижу, как другой Твой брат станет потешать римлян. Не увижу... Получается, что фарисей был прав. Все ушли, осталась я одна. В пустом доме, точно. Пошлет сюда людей, чтобы посмотрели на меня. Как я живу в пустом доме. И будут говорить: а фарисей это предсказал. Что делать, надо жить. Надо ждать. Может быть, они еще и вернутся... Может быть, и Ты вернешься? Вспомнишь дорогу в родной дом? Неведомы Твои дела. Все равно знай, я жду Тебя. Я долго могу ждать, сколько нужно. Явишься - а я дома, я здесь...