- Для того я пришел сюда, чтобы сообщить, что произошло. Потому что тебе теперь предстоит совсем другая жизнь. Теперь, Мария, ты будешь жить иначе.
- Ты уж не пугай меня...
- Вечером все мы, Его ученики, собрались как прежде за трапезой, чтобы вместе вспомнить учителя. Двери были заперты. Как вдруг Он появился среди нас - никто и не заметил как, когда - и сказал: "Мир Вам". Только два слова, больше ничего не сказал. На руках и ногах Его были раны от гвоздей. Но мы ничего не смогли сказать Ему в ответ. Мы растерялись. Хотя Он сам говорил нам при жизни: там, где соберутся во имя Его, Он будет между ними.
- Мне думается, он сказал это все же в переносном смысле, - заметил старший брат.
- И стол не накрыт, мало ли что, - заволновалась Мария, - вдруг заявится голодный. А то всегда так: забежит, нашлось что-нибудь - поест, а не сообразишь сразу - уже куда-то дальше пошагал.
Женщина бросилась к Марии, опустилась перед ней на колени. Мария испугалась.
- Ты что? Вставай сейчас же, что это тебе в голову взбрело!
- Мария, ты, Его мать, поймешь меня. Прости за просьбу такую... Мальчик мой, сын мой болеет. Все говорят, надежды нет. Устала я, устала. Укрепи меня в моей надежде! Благослови!
- Вот о чем я тебе говорил, - сказал ученик. - Теперь к тебе многие придут, Мать Божья. И те, кто не верил в Него, попозже, но придут.
- Да что мне делать с ней? Так и будем стоять?
- А ты возложи ей на голову руки и пожелай добра.
- Ну вот, возложила...
- Пожелала добра?
- А как же.
- Вот и все. А теперь, женщина, вставай и можешь идти. И рассказывай всем то, что я рассказал. И ссылайся прямо на меня.
Женщина поднялась с колен.
- Ну, Мария, думали ли мы... Вчера еще... Могли ли мы думать?!... обращаясь к сестре, - Что, девочка, можно ли было подумать?
Поцеловала ее.
- А вы ссоритесь. Разве можно сейчас ругаться? Подошла к старшему брату, поцеловала трижды.
- Сейчас все должны в мире жить. Поцеловала мальчика, тот смутился.
- Отворачивается... Да что ты отворачиваешься, твой брат воскрес! В такой день все могут целоваться! Иисус воскрес!
Поцеловала и римлянина.
- Иисус воскрес!
- Ладно, иди, - сказал ученик. - Только будешь рассказывать - не путай ничего. А то сейчас начнут добавлять своего, кто во что горазд, что было, чего не было. Иди и говори громко, не бойся, теперь пускай они боятся!
Женщина пошла. Ученик в двери провозгласил:
- Люди, выходите! Распахните двери, теперь бояться нечего!
Слышится голос женщины:
- Люди, выходите! Теперь бояться нечего! Теперь пусть они боятся! Иисус воскрес! Теперь все переменится! Теперь всем воздается! Иисус воскрес!...
Ученик обратился к Марии:
- Людей не бойся, кому нужна помощь - помоги.
- Как я могу. Я не умею ничего...
- Сумеешь.
- Да уж поверь, что не сумею. Если он больной. Или она бесплодная. Что же я могу поделать? Только позориться. Я и сказать им ничего не могу.
- Но Он ведь твой сын.
- Ну, мой.
- Бог почему-то именно тебя избрал для этого?
- Ну, меня...
- Почему так случилось? Мы, сознаться, думали над этим. Пытались постичь. Некоторые, честно говоря, дивятся. Действительно, есть женщины и поумнее, и покрасивее. Этого ты не будешь отрицать?
- В том-то и дело. Я и сама, сознаться, думала да и бросила. Но теперь-то что делать? Ты говоришь, надо что-то делать.
- Но, с другой стороны. Посмотри на себя. И вы посмотрите. Тебе сколько лет? Уж под пятьдесят, наверно.
- Да, уж скоро.
- Ну. А ты все такая же, как прежде.
- Когда - прежде?
- Когда ты его родила.
- А правда. Я как-то не обращала внимания, - сказала сестра.
- Это не чудо?
- А я обращал внимание. Думаю, что такое? - сказал мальчик.
- Вам пятьдесят лет? - удивился римлянин. - Хотя, конечно... Ну да, меньше и быть не может... Да вас надо показывать римским дамам!...
- Вы скажете, - смутилась Мария.
- Не нам с вами найти ответ на эту загадку. Она еще будет привлекать к себе лучшие умы, - сказал ученик. - А пока - прощай, Мария.
- Остальные для тебя уже не существуют, - сказала сестра.
- Стараешься меня в чем-то уличить. Конечно, я попрощался бы со всеми и с тобой.
- Значит, я не поняла. Думала, ты все забыл, дорогой.
- Нет, я не забыл.
- А ты хочешь, напомню, милый.
- Не стоит.
- Может быть, я тебя обидела, любимый?
- Нет.
- Или ты успел в кого-нибудь влюбиться, ненаглядный?
- У меня были другие заботы.
- А ведь грешил, грешил, друг мой!
- Если глаз твой соблазнит тебя, вырви его и брось от себя. Вот что Он говорил.
- Но любовь - она разве не от Бога? Бог и сам любил.
- Но не так, как ты думаешь.
- Что я думаю - это для тебя темная ночь, тебе этого не понять. Значит ты решил совсем покончить с этим, нежный друг?
- Да, решил.
- Ради чего же, свет мой?
- А ради того лишь, чему Он учил: оставьте дом, и братьев, и сестер, и жену ради меня и взамен получите во сто крат больше.
- Теперь поняла. Желаю тебе получить побольше, сладостный мой!
- Если бы я хотел получить побольше житейских благ, ты могла бы надо мной посмеяться. Но ты видишь, я нищ. И так проживу до конца своих дней. Не земных удовольствий мы ищем. Земную жизнь мы посвятим Ему. Хватило бы сил нести Его учение людям.
- И детей у вас не будет?
- Значит, не будет.
- Кто же примет Его учение из ваших рук, когда вы состаритесь?
- Человеческий род не вымрет.
- А вдруг за вами все пойдут? Все станут такие же праведные, как вы?
- Все, положим, не пойдут.
- На это, значит, рассчитываете... В общем, понятно.
- В таком тоне я отказываюсь продолжать разговор. Мария, скажи ей!
В двери он остановился перед людьми, которые не решались войти.
- Заходите, не бойтесь. Она здесь, она ждет вас!
- Начинается, не пора ли нам восвояси, - сказал римлянину старший брат.
- Нет, нет, не пора.
- Как угодно.
Тем временем люди входили в комнату. Здесь горькие судьбы, скудные жизни, годы болезней, унижения.
- Вы тоже слышали? - сказала Мария. - Пришли порадоваться с нами? Спасибо. Мы и сами только что узнали, никак не опомнимся!
Люди смотрели на нее молча.
- Благослови, Мария, - попросила женщина. - Коснись!
И тут же, поднимая на руки и протягивая к ней детей, стали просить другие:
- Коснись, Мария!
- Коснись своей рукой!
- Коснись, Мария, благослови! Что тебе стоит!
- Боюсь, что не будет толку от этого, - сказала Мария.
- Ты Его мать! Ты не должна отталкивать от себя! - сказал старик.
- Ну, хорошо, если вы просите, вот, коснулась.
- Пустите-ка, незрячий я, никак не подойти.
- Что тебе, вот я...
- Прозреть бы мне, милая.
- Как же я могу это сделать, сам подумай!
- А ты попробуй, вдруг получится.
- Да уж поверь, что не получится!
- Если ты действительно Его мать - быть этого не может. Люди снова заволновались.
- Благослови, Мария.
- Коснись, Мария.
Они приближались к ней, теснили.
- Благослови, Мария!
- Коснись!
- Не прогоняй нас!
Мария вырвалась, отпрянула от них.
- Не умею я этого! Уходите!
- Тихо все! - вскричал старший брат. Люди смолкли.
- Не на площади, в доме находитесь! Давайте-ка сначала все выйдем. Потом снова войдете, но уже по одному. Я прав, Мария? Нельзя же так.
- Нельзя так, нельзя, - согласилась Мария.
- Тогда скажи, чтобы все вышли. А потом будут входить по очереди. И ты с каждым поговоришь.
- Я с каждым поговорю.
- Слышите? Просят Вас.
Люди стали выходить из комнаты.
- И договоритесь сами, кто за кем будет входить. А кого уже благословили, те с Богом идите по домам.
Закрыл за последним дверь, придержал ее, обернулся.
- Мария, ты встала бы лучше здесь, посередине.
- Может ты встанешь вместо нее? - сказала сестра.
- Не можешь успокоиться. Не время, честное слово... Теперь, Мария, слушай внимательно: говори только самое необходимое. Ничего лишнего. Сказала и тут же замолкни. Они сами додумают, что нужно.
- Может быть, ты за нее и скажешь?
- Понадобится - скажу не хуже других. Мария, готова? Впускаю.
Он открыл дверь.
- Кто первый? Снова прикрыл дверь.
- Опять слепец.
- Не хочу, не хочу! - взмолилась Мария.
- Ты не понимаешь, его нельзя прогнать ни с чем.
- Не пускай его сюда! Старший брат приоткрыл дверь.
- Придется немного обождать. В сторону, пожалуйста. Кто следующий?
В комнату протиснулся человек с нервным лицом.
- Простите, что я вторгаюсь к вам. Я околачиваюсь около вашего дома со вчерашнего дня.
- Садитесь, пожалуйста, - пригласила Мария.
- Благодарю вас. Мне надо с вами поговорить. Хотя говорить, возможно, и нет смысла. Я несчастлив, живу безрадостно. Почему? В том-то и дело, что причины, пожалуй, и нет. Кроме разве лишь моей собственной глупости. Правда, эта глупость особая, глупость образованного и даже мыслящего человека. Дело в том, что моя жизнь состоит из делания глупых поступков и разнообразных страданий по этому поводу. Просыпаюсь утром, вспоминаю, что было вчера, и сразу же начинаю вот так мотать головой и бормотать: "Нет, нет". То есть, не было этого, не было! Но это было, ничего уже не исправить. Вы никогда не мотаете головой?
- Нет.
- Причем поступки мои не злобные и корыстные, наоборот! Я непрерывно думаю о ближних, как выражается ваш сын, жертвую ради них самым дорогим. Но потом и очень скоро именно из-за этого начинаю тяготиться, бежать именно от тех самых людей. Ваш сын учил: давайте и воздается вам. Но если ты отдал самое дорогое свое человеку скверному, который надменно принял это и теперь смотрит на тебя сверху вниз? Правда, ваш сын говорил: любите врагов ваших. Но как этого добиться? Вероятно, надо сначала приучиться любить хороших людей, а потом уже попытаться любить и других. Может быть, они до сих пор были обращены к тебе дурной стороной, как и ты к ним. А вдруг обернутся хорошей, как и ты?... Но я обижаю и самых близких - отца, мать! Потом мотаю головой, а уже поздно. Начинаешь думать: как же так - я одинок и печален, ведь это грешно и глупо! Тогда бросаюсь в соблазны веселой жизни - и опять стыд и похмелье. У вас бывает стыд и похмелье?
- Нет.
- Видите... Чего ради я терзаю себя в этой единственной жизни? Что возместит мне эти дурацкие терзания? Загробная жизнь? В загробную жизнь мне трудно поверить. Я преклоняюсь перед вашим сыном, его учение - это, в сущности, гениальные уроки практической морали. И служат они не только для того, чтобы делать людям добро, но для излечения своей собственной души, для покоя и гармонии здесь, внутри! Но - загробная жизнь? Вероятно, поверить в нее мне мешает образование, знание конкретных наук... Но предположим, что после этой жизни ничего не будет. Тогда значит, что все это - земля, солнце, птицы - все только временное, несущественное? Я имею в виду тех, кому трудно поверить!... Да, но ведь можно быть свободным от религиозной веры и все же оставаться нравственным человеком. Делать добро и не терзаться суетой. Разумеется, для этого надо много сердца и ума. Но поначалу хотя бы понять!...
Он вдруг рухнул, уткнулся головой в колени ей. Она с трудом его подняла. Он заговорил не сразу.
- Благодарю вас. Этой беседы я не забуду... И вышел.
- Видишь, как просто? - сказал Марии старший брат.
- Умный человек.
- Невропат, - сказала сестра.
- А знаете, ваш Бог приносит больше пользы, чем римские конкуренты, заметил римлянин.
За дверью все громче голоса. Старший брат отправился наводить порядок, но было уже поздно. В комнату опять входил слепой, с ним другие.
- Мы уже договорились - по одному человеку, - сказал старший брат. - А тебя я вообще просил обождать.
- Мы ждали. Мария, но ты не зовешь нас, - сказал слепой. - Очередь все растет, если ты будешь медлить, мы так и не дождемся! Там все здоровые, они могут подождать, а нам трудно.
Мария вскочила.
- Не сумею я этого! Не умею! Говорите - я мать! Ну и что! Своих матерей вы уже не просите, чтобы они вас исцелили!
- При мне к твоему сыну однажды подошел человек в проказе. Иисус очистил его. Все это видели! А мне, незрячему, не удалось приблизиться к нему! Помилуй меня, Мария! Мы верим тебе, почему ты сама себе не веришь! Сжалься надо мной, попробуй!
- Попробуй, Мария! - сказал старший брат. - Почему не попробовать? Иисус тоже не знал своих возможностей, а потом узнал и видишь, что получилось?
- Уходите отсюда! Уходите! - кричала Мария. Из двери на нее печально смотрел ученик.
- Дурные слухи догнали меня в пути. И я вернулся. Говорят, ты заставляешь ждать пришедших к тебе людей за дверью дома.
- Мы прибегли к этому только ради удобства, - оправдывался старший брат.
- Не с тобой говорят. Твой сын, Мария, никогда не заставлял людей ждать за дверью дома. Твой сын попросил бы их зайти.
- Нечего им заходить - у меня дела.
- У тебя сейчас нет более важных дел.
- Я три ночи не спала, у меня семья не кормлена, я три дня в доме не убиралась!
- Надо, чтобы было чисто в душе, а не в доме.
- В душе у нее чисто, - сказал старший брат. - Она Иисуса родила! Не забывайте все же, куда вы пришли!
- Ну что я могу сделать, если он от рождения слепой? - сказала Мария.
- А что в таких случаях делал твой сын? - спросил ученик.
- Не знаю...
- Все знают, одна ты не знаешь.
- Я не видела. Дома он этого не делал.
- Кто истинно верит, тому не надо видеть.
Мария молчит.
Ученик задумался, потом сказал печально и сурово.
- Ради твоего сына я хотел молчать. Но теперь скажу. Ради него же.
Пришедшие в дом люди слушали его тревожно.
- Однажды мать Иисуса и братья стояли у дома, где Он беседовал с людьми, и хотели поговорить с ним. Он же, узнав о том, проговорил: кто мать моя и братья мои? И указал рукой на учеников своих: вот мать моя и братья мои! Ибо кто будет исполнять волю Отца моего небесного, тот мне брат, и сестра, и мать! Было так, Мария?
- Не знаю, в дом нас не пустили... Но кто не пустил, не знаю.
- Кто же, ты думаешь, мог вас не пустить?
- Да вы же и не пустили!
- Зачем же это нам понадобилось вас не пускать?
- Вы ему даже не сказали, что я пришла! Боялись, что люди увидят его с нами и скажут: а не плотников ли это сын? Да вот же его мать и братья, мы же их всех знаем, чем же он от них отличается? И начнут сомневаться в нем. А Он Божий сын! Он Божий сын! Божий сын!
- В каком смысле? - спросил старший брат.
- Тебе этого не понять. Это только Он знает, и я знаю.
- А я утверждаю, что ученики были ему роднее, чем родственники. Не здесь Его дом, а Там, - сказал ученик.
- А все-таки, когда он узнал, что за ним придут стражники, он пожалел нас! Он совершал пасху не дома, а у чужих людей! Это чтобы я не видела, как его забирают и избивают кольями!
- Не потому Он совершал пасху у чужих людей, а потому что они были ему роднее, чем родные! Он как говорил? Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее! И враги человеку домашние его! Кто любит отца и мать более меня - тот не достоин меня!
- Это неправда! - воскликнула сестра. - Он любил мать. Ты бы умел так любить! Вы говорите, Иисус добрый. А кто Его этому научил? Вы говорите, Иисус смиренный. Откуда это у Него? Восхваляете за то, что Он был тверд и не отрекался от истины. А она? Зачем же ты требуешь, чтобы мать Его говорила не то, что думает!
- А хотите знать? - сказала Мария. - Если бы Он пришел сюда еще раз, вы бы снова предали Его и стояли бы в сторонке и смотрели, как Его распинают!
Тогда ученик сказал голосом сильным и ясным.
- Братья мои! Покиньте этот дом. Здесь нет и следа Того, Кто некогда жил. Здесь не найдем мы Его. Пускай же в этот день, когда всюду праздник, здесь будет пусто, как пусто везде, где Его нет.
- Не осуждай нас за то, что мы сюда пришли, - сказал старик.
- Как я могу осуждать вас, если я сам сюда пришел.
- Не осуждай нас и ты, Мария. Мы просили того, что тебе не по силам.
- Я не осуждаю вас. Хотя все, что он говорит, - клевета. Иисус никогда не стыдился нас. Если бы Он презирал своих близких, разве он мог бы любить других? - сказала Мария. И обращаясь к ученику, добавила: - И сестру свою Он любил сильнее, чем ты любил ее, хотя и не клялся, как ты. Не потому ли и советовал нам: не клянитесь!
- Что же нам делать теперь? Кого слушать? Вы бы решили между собой. Кого нам просить о помощи? - спрашивал старик.
- О помощи просить - это его. Он ученик Его. Он вместе с Ним ходил по дорогам, запоминал Его слова, переспрашивал, что они значат. Для чего же и учил их Иисус? Для того, чтобы теперь они учили вас...
Люди оборотились к ученику. Теперь уже к нему простирали свои руки.
- Благослови! Ты был с Ним, ты Его ученик, благослови! - просили люди, окружали его.
- Благослови сына моего! Коснись моего мальчика!
- Коснись свой рукой!
- Коснись, что тебе стоит!
- Прозреть бы мне, коснись!...
Ученик не сразу решился, затем коснулся одного, другого.
- Блаженны страдающие, ибо утешатся. Блаженны милосердные, чистые сердцем, только они войдут в царство небесное. Бог избрал вас, бедных, униженных, смиренных, чтобы посрамить богатых, надменных, переполненных собой, мир вам... Благодарю вас за то, что вы верите в Его силу... Благодать тебе. Иди. Мир тебе. Отправляйся... И ты утешься в своей скорби!
Получив благословение, люди, один за другим, покидали дом.
- А ты что остался? - сказала сестра. - Иди, исцелитель, паси свое стадо!
- Он всегда исцелял больных, и не тебе, Мария, отнимать веру у тех, кто страдает. Но речь идет не только о верящих в Него, а также о врагах! Когда Он изгонял торговцев из храма, они Его спросили: как ты докажешь, что имеешь право так поступать? Он должен был доказать это своими чудесами!
- Простите, Мария, что я вмешиваюсь, но мне думается так, - сказал римлянин. - Скорее всего, вы правы, слухи о его чудесах - это фантазия толпы. Но поймите, ради своей великой задачи он вынужден был подтверждать эти слухи. И творить некоторые так называемые чудеса.
- И потом, Мария, в сущности, ведь Он творил чудеса, но, может быть, в другом смысле, - сказала сестра. - Он возвращал зрение тем, кто ослеплен духовно!
- Нет, зачем же так, не надо подменять, - сказал ученик.