Пыльная поверхность асфальта теперь была покрыта кровью и собачьими трупами, в воздухе висел синий и горький пороховой дым. Поскальзываясь на рассыпанных гильзах, прапорщик бросился поднимать Сергеева. Вытирая ему лицо носовым платком, он приговаривал:
– Ничего, ничего, жить будешь… Главное – глаза целы…
– Товарищ прапорщик, все куда-то пропали! И у складов никого, и в столовой, и часовых на местах нет… – Сержанта трясло от пережитого ужаса. – Они кинулись на нас из-за угла – целая куча чёртовых собак… Мы начали стрелять – но всё произошло так быстро! Один я уцелел, остальные…
– Потом расскажешь – надо в казарму бегом. Там есть бинты в аптечке, а то истечёшь тут кровью…
Лейтенант вспомнил, что в казарме оставалось ещё десять человек. Оружейка открыта, но приказа выдать оружие не было – кто знал, что события будут развиваться так быстро? Десять человек безоружных, а он, лейтенант – человек, который отвечает за рядовых, – вспомнил о них только сейчас. Михаил развернулся и побежал к казарме, слыша за собой топот ног остальных.
Ещё на бегу он услышал жуткие крики и понял – опоздали. Из разбитых окон казармы выскакивали собаки – от их пушистых лап оставались на белой штукатурке стены бурые отпечатки… Он вскинул автомат, ловя в прицел разбегающихся тварей, и решительно нажал на спуск. Животные кинулись наутек, но несколько собак остались лежать, запятнав ошмётками тел белую стену казармы. Сзади заговорили автоматы сержантов – лицо Сергеева было перекошено жуткой гримасой, и он не отпускал спусковой крючок, пока не кончился магазин, поливая длинной очередью разбегавшихся зверей. И всё-таки их оставалось слишком много – собаки были проворны, и попасть в них оказалось непросто. Основная часть успела разбежаться.
Влетев внутрь казармы, Борух ожидал увидеть кровавое побоище, но помещение было совершенно пустым. Только рядовой Михайлов, которого совсем недавно так обругал прапорщик, лежал головой в оружейке, держась застывшими руками за разорванное горло. Он успел схватить автомат – но не смог даже присоединить магазин.
– Набирайте патроны, – бесцветным голосом сказал прапорщик Мешакер, – их ещё много, а мы остались одни.
Ему не давала покоя мысль – куда делись солдаты? Разбежались? Но куда? Вокруг гарнизона степь, бежать некуда. Погибли? Но как? Почему нет крови и следов борьбы?
Вздрогнув, прапорщик отогнал от себя эти рассуждения. «Не знаешь, что делать, – поступай по уставу!» – вот первая, и главная армейская мудрость. Про собак в уставе ничего не писано, но на то он и устав, чтобы быть универсальным. На гарнизон совершено нападение – это факт. Есть потери – тоже факт. А были ли это собаки, морские свинки или маленькие зелёные человечки – дело десятое. Задача военного – доложить командованию, занять оборону и ожидать приказа. По идее, старшим по званию среди уцелевших был Миша – он и должен принять командование. Но субординация для Боруха никогда не была на первом месте – отчасти поэтому он и просиживал штаны в каптёрке на хлебной, но непрестижной должности старшины. Надо сказать, что старший прапорщик Мешакер переквалифицировался в каптёрщики недавно, но информацией относительно его сложной военной биографии владел только покойный ныне героический подполковник, под началом которого Борух служил довольно долго. Даже его личное дело, которое хранилось в штабном сейфе, представляло собой лишь образец скучной бюрократической фантастики, соотносясь с реальностью лишь фамилией и личным номером. Однако не надо думать, что Родина забывает своих героев. Помнит – она всё помнит. И откладывает на дальнюю полку то, что сейчас не нужно, но может ещё пригодиться. А быть старшиной даже самого заштатного гарнизона, как ни крути, куда лучше, чем лежать в безвестной могиле…
Поэтому прапорщик Мешакер отнюдь не собирался ставить жизнь свою и личного состава в зависимость от приказаний зелёного, как огурец, младшего лейтенанта. Впрочем, Миша Успенский совершенно ошалел от происходящего и тихо сидел на столе в оружейке, вовсе не пытаясь принять командование. Устремлённый вовнутрь взгляд, отрешённое выражение лица и напряжённая поза – типичный синдром «боевого шока», который переживают почти все, побывавшие в первом серьёзном бою. Потом это проходит – если дожить. «Сейчас бы водки стакан ему накатить…» – подумал Борух. Однако чего нет, того и взять негде. В каптёрке, конечно, была заначка, и не одна – но не бежать же за ней? Борух хорошо разбирался в шоковых состояниях – если лейтенанта не привести в чувство, то боец из него будет никакой. Руки не поднимутся, ноги не пойдут – психика заторможена, и сознание оглушено. Младший состав перенёс первое боестолкновение гораздо легче – сержант Птица перематывал бинтами руку Сергееву, который, шипя и матерясь, свободной рукой пытался стереть подсыхающую кровь с лица, а ефрейтор Джамиль Алиев, прислонившись к стене, держал под прицелом разбитые окна казармы. Руки его слегка дрожали, но лицо было спокойным – джигит, однако форс держит.
Засунуть в сапоги можно любого, но это не сделает его военным. Солдат – это всего лишь слово. Борух давно понял, что воином может стать далеко не всякий – требуется достаточно редкий набор личных качеств: терпение – чтобы выносить рутину армейской жизни, быстрый, но не слишком глубокий ум – чтобы оперативно соображать в быстро меняющейся обстановке, но не взбеситься от абсурдности военных будней, и самое главное – почти детский азарт, стремление к победе любой ценой, без раздумий над тем, что эта победа даст лично тебе. Себя к идеальным воякам прапорщик не причислял, считая серьёзным недостаткам излишнюю склонность к абстрактным рассуждениям, однако примечать таких людей умел и широко этим пользовался. Птица, Сергеев и Джамиль были отмечены им с момента поступления на службу. Не то чтобы в своём новом качестве Борух всерьёз собирался с кем-либо воевать, но подбирать хорошую команду стало уже безусловным рефлексом. Всегда полезно знать людей, на которых можно положиться в критический момент. Ну что ж, он был рад, что не ошибся, – ребята показали себя хорошо. Во всяком случае, они были живы и сохранили боеспособность в ситуации сколь опасной, столь и абсурдной, что уже немало. Мишу Успенского он в этом качестве не рассматривал, более того, всегда считал, что в военное училище тот подался зря. Впрочем, рассуждать на эту тему было бессмысленно – надо использовать те ресурсы, которые оказались под рукой.
– Товарищ младший лейтенант! – обратился Борух нарочито официально.
– Да? – Успенский всё ещё пребывал в шоке, и реакция его была вялой.
– Бой ещё не окончен, мы получили только временную передышку. Надо принимать решение, что делать дальше.
На какие-то разумные предложения со стороны лейтенанта прапорщик не рассчитывал, но, если мозги у него заработают – это уже полдела. Пока что в таком заторможенном состоянии Миша годился только на собачьи консервы.
Лейтенант огляделся, как будто заново оценив обстановку. Видно было, что никаких идей у него нет, за исключением сильного желания проснуться и увидеть, что весь этот кошмар ему приснился. Да, к такому в училищах не готовят… К счастью, он оказался достаточно самокритичен, чтобы это признать.
– У вас есть идеи, прапорщик?
– Есть. Надо связаться со штабом округа и сообщить о ситуации.
– Но связи нет и мобильники не работают!
– Может, где-то кабель повреждён. А на складе стоит КШМ, там коротковолновая радиостанция. Связаться можно хоть с Австралией.
Лейтенант явно оживал – в глазах появились отсветы мыслей. И первая мысль была очевидной для любого офицера – перевалить ответственность на командование. Пусть штабные думают, у них звёздочки больше.
– Но… Машина на консервации!
– Ерунда – развернём генератор, заправим и запустим.
– Хм… Я не уверен, что помню, как пользоваться этим старьём…
– Я помню – ничего сложного. Это же военная техника – там всё на табличках нарисовано, чтобы самый тупой солдат понял.
На самом деле Борух не верил в возможность связаться с городом по радио. Однако сидеть на месте и ждать неизвестно чего было ещё хуже. Казарма явно не годилась на роль опорного пункта – слишком много окон. Если противник предпримет решительную атаку, то они успеют максимум выпустить по полрожка, а потом дело дойдёт до ближнего боя, в котором шансов практически нет. Прапорщику было ясно – сидя в казарме, они утрачивают тактическую инициативу, предоставляя выбор образа действий противнику. Он не сомневался, что дело не в собаках, – то, что он успел разглядеть и понять в штабе, ставило его перед фактом – есть разумный и опасный враг, который уже доказал свою способность действовать организованно и быстро. Борух начал привычно думать за противника, представляя себе ситуацию с точки зрения военной логики и не смущаясь его природой. Чего ожидает враг от остатков гарнизона? Очевидных действий – ввиду недостатка численного состава занять круговую оборону и ждать подкрепления. Рано или поздно начальство озаботится молчанием военного городка и начнёт выяснять обстановку. Противник не располагает огнестрельным оружием, и противопоставить массированной атаке ему нечего – как только перестанет работать эффект неожиданности, он обречён. Что бы Борух сделал на его месте? Поскольку потери в живой силе врага явно не волнуют, то самым разумным выглядит любой ценой подавить сопротивление и уничтожить свидетелей – тогда вернувшиеся в гарнизон войска будут долго выяснять, что же здесь произошло, и окажутся не готовыми к новому коварному нападению. Ну кто, скажите на милость, будет ожидать нападения от собак? Вполне возможно, что уже сейчас противник накапливает силы для штурма, следовательно, надо перехватить инициативу.
– Так, вскрывайте цинки с патронами, снаряжайте магазины – идём на прорыв.
Тягостное ожидание разом сменилось быстрой и осмысленной деятельностью – заскрипели крышки цинков, защелкали, укладываясь в магазины, зелёные цилиндрики патронов. Сергеев сноровисто сматывал набитые рожки попарно изолентой. К сожалению, ничего, кроме автоматов, в оружейке не было – ещё один аргумент для выдвижения к складу. Прапорщик не отказался бы от десятка осколочных гранат – незаменимая вещь при численном превосходстве противника.
Погромыхивая полными подсумками, держа автоматы на изготовку, небольшой отряд выстроился посреди казармы. Прапорщик был краток:
– Быстро выпрыгиваем через дальние окна и бегом продвигаемся к складу. В случае нападения не останавливаться – прорываемся с ходу. Держаться середины дорожки, подальше от стен и окон, по сторонам глядеть внимательно, огонь по обнаружении противника без команды. Патронов не жалеть, пленных не брать. Доступно?
– Так точно! – нестройно, но уверенно ответили солдаты. Лейтенант промолчал.
Выскочив в окно первым, Борух сдержал рефлекторный порыв уйти в перекат – стрельбы не ожидалось, и сбивать прицел противнику было незачем. Внимательно осматривая улицу, он краем глаза продолжал контролировать свою спонтанно образовавшуюся команду. Все действовали грамотно и собранно – выпрыгнув, на секунду замирали, обводя взглядом и стволом возможный сектор атаки, затем стартовали по направлению к складу. Только лейтенант зацепился ремнём автомата за створку окна и чуть не упал, но удержал равновесие и тоже побежал вслед за всеми. Борух мысленно пожал плечами – может, и выйдет толк со временем – и направился за ним, прикрывая отряд сзади. Никаких признаков готовящейся атаки не просматривалось, и можно было бы предположить, что кошмар закончился, – но, увы, то там, то тут мелькали быстрые неуловимые тени. Противник следил за передвижением отряда. Стрелять по смутным силуэтам прапорщик не счёл нужным – вероятность попасть была ничтожной, а вот нервы у всех не железные. Азартно грохочущие кирзачами солдаты слежки явно не замечали, а лейтенант вообще был сосредоточен только на том, чтобы не отстать от тренированных сержантов.
До склада было с полкилометра по прямой. Если держаться широких проездов – а Борух считал разумным избегать узких мест, где неожиданное нападение моментально перейдет в рукопашную, – то чуть больше. Отряд бежал быстро, но грамотно – не забывая смотреть по сторонам и держа автоматы на изготовку. Шумновато только – далеко им до настоящих разведчиков. Впрочем, счесть их выдвижение скрытным мог бы только самый махровый оптимист, так что пусть шумят. Борух к числу оптимистов не относился – отряд явно «вели», а значит, в лучшем случае, они немного опережают противника, которому понадобится время на передислокацию, либо, в худшем случае, команда двигалась прямиком в засаду – если враг понимал значение склада и предусмотрел этот прорыв.
Ворота в высоком заборе, окружающем бетонный параллелепипед склада, были приоткрыты. Прапорщик вспомнил, что здесь подвергся нападению Сергеев – и потерял пять человек. Асфальтированное пространство вокруг забора было обширным, хорошо просматривающимся и – пустым. Значит, засада – если она существовала – могла быть только внутри. А логика подсказывала, что засада просто обязана была существовать – не отдаст же противник склад без боя? Борух бы вот не отдал. В гостеприимно приоткрытую створку ворот хотелось кинуть гранату – но гранат не нашлось. Можно ещё отправить туда кого-нибудь наименее ценного – лейтенанта, например, – и посмотреть, что будет, но это было бы уже полным свинством.
– Сергеев, где на вас напали?
– Прямо возле КПП, товарищ прапорщик, сразу за воротами. Мы сунулись – в будке никого. Пока ребята клювом щелкали – псов из-за будки кинулось штук сто… Порвали вмиг, только я сообразил кувырком покатиться, стряхнул с себя этих тварей – и бегом.
– Молодец, что сообразил. Ворота оставались открытыми?
– Нет, я их закрыл – думал задержать. Но куда там… Они как-то ворота тут же открыли. Я рожок высадил – и драпать. Насилу утёк.
– Что думаешь, Миша?
– Думаю, засада, Борух.
– Ясный пень, что засада… Что делать будем?
Лейтенант пожал плечами:
– Нам надо на склад? Значит, пойдём вовнутрь. Лезть через стену глупо – значит, пойдём в ворота. Вопросы тактики оставляю тебе.
«Язвит – значит, оклемался», – с облегчением подумал Борух. Его вовсе не радовала перспектива нянчиться с обалдевшим лейтенантом.
– Сергеев!
– Я!
– Подходишь к воротам, распахиваешь створку – и сразу назад. Засекаешь движение – падаешь и откатываешься в сторону с линии огня. Мы прикрываем. Понял?
– Так точно!
– Остальные – смотрим глазами. Появится противник – стрелять только по команде. И осторожно – сержанта не зацепите.
Сергеев шёл к воротам как по минному полю – тихо и сосредоточенно. Подойдя, он на секунду остановился, глубоко вздохнул – и изо всех сил толкнул железную створку. Воротина с неприятным скрипом (опять не смазали, раздолбаи! – успел подумать Борух) распахнулась вовнутрь, и сержант кинулся назад. Прапорщик ещё раз порадовался сообразительности Сергеева – тот побежал не прямо, а чуть в сторону, чтобы не перекрыть линию огня. Однако эта предосторожность не понадобилась – за воротами была тишина и никакого движения.
– Так, войска, – скомандовал Борух, – через ворота бегом! Бдительности не терять! Я первый, за мной Миша, потом Джамиль и Птица, Сергеев прикрывает. Пошли!
Все предосторожности оказались излишними – за воротами было пусто, пыльно и уныло. Поблёскивали свежей краской двери склада, стояла рядами законсервированная техника, только непривычно пусты вышки часовых. Боруху эта тишина действовала на нервы: он предпочел бы атаку, стрельбу, любое действие – лишь бы не эту тягостную непонятность. Когда возникает огневой контакт с противником, по крайней мере становится точно известно, где тот находится… Весь опыт Боруха протестовал против идеи, что склад им просто так отдали – берите и пользуйтесь. Если у врага хватило ума разнести центр связи, то и важность склада он должен понимать не хуже, а тут – нате, никого. Значит, он, Борух, не сумел разгадать замысел противника – и это крайне плохо, поскольку непонятно, чего ожидать. Однако подчинённым об этом сообщать не следовало: уверенность в командире – первое дело.
– Птица – закрыть ворота, потом на вышку. Джамиль – сразу на вышку. Смотреть в оба! Стрелять на любое движение, кроме нашего. Сергеев – проверить КПП и с нами на склад. Бегом!
Ключи от склада у прапорщика, к счастью, были – ломать замки не пришлось. Между стеллажей плясали в солнечных лучах пылинки и пахло армией: кирзовыми сапогами, оружейной смазкой и хлоркой. Привычные запахи и безукоризненный порядок успокаивали. Хотелось верить, что броня крепка, что от тайги до британских морей мы по-прежнему всех сильней и что значение косинуса в военное время может достигать чёрт знает каких величин. Запакованная в ящики и аккуратно складированная согласно описи военная мощь внушала уверенность и невольный оптимизм. Вот как провернёт армейская машина своими шестерёнками – и сотрёт в порошок кого угодно…
Борух щелкнул выключателем – лампы под потолком не зажглись. Это было странно – но чёрт с ним, окна давали достаточно света. Он не нуждался в описях – склад находился в его ведении, и тренированная память хранила информацию о расположении всего, вплоть до последней портянки. Первым делом – оружие, потом – жратва, потом – всё остальное.
– Миша, принеси с той полки пять разгрузок и пять вещмешков, – кратко распорядился прапорщик и потащил с полки зелёный ящик с гранатами.
Распихивая по карманам разгрузочного жилета гранаты, перевязочные пакеты и автоматные рожки, прапорщик привычно подивился на расцветку «тайга», до крайности неуместную в степном гарнизоне. На фоне выгоревшего буро-серого пейзажа солдат в таком камуфляже напоминал подозрительного арлекина. Наверное, в таёжных гарнизонах на складах лежали жёлтые «песчанки» – обычное дело в армии…
Падающий из открытой двери солнечный свет на мгновение исчез – рука Боруха метнулась к автомату, но сразу расслабилась – вернулся Сергеев.
– Товарищ прапорщик… – Окончание фразы повисло в воздухе. Было видно, что сержант чем-то крепко озадачен.
– Докладывай.
– КПП проверен…
– Ну сопли не жуй, солдат! Что не так?
– Там… нет никого…
Борух пожал плечами:
– А ты ожидал найти там роту голых баб?
– В смысле… Вообще никого… Трупов тоже нет.
До прапорщика дошло:
– А много было… трупов?
– Пятеро ребят. А сейчас ни одного – кровь только на полу.
Ситуация Боруху категорически не нравилась. Зачем утащили трупы? Жрать они их собрались, что ли? Бррр… Или это акция устрашения? Непонятно… А что непонятно – то, скорее всего, и опасно.