Очевидно, какие-то фигуры в администрации извлекали определенную пользу из его родства с Рифмачом. Как-никак в криминальном бизнесе традиционно крутились хорошие деньги, и, действуя разумно, можно было словить свой интерес, при этом не особенно замаравшись.
Как бы там ни было, Пастухов продолжал работать на прежнем месте, пересидев двух губернаторов и трех мэров. Наверно, каждый из новых руководителей извлекал какую-то пользу для себя, используя родственные каналы Пастухова. А может, и области кое-что перепадало.
С этим-то человеком и свел меня Раменский. Мы подъехали к мэрии вечером, и Андрей Васильевич, сидя в автомобиле, сверял время на своем «Роллексе» с сигналами точного времени по «Радио-один».
Ровно в шесть из здания вышел тот самый худощавый джентльмен, которого я видела в зале кафе «Нимфа». Это и был Пастухов.
— Вот, Юрий Ильич, — представил меня чиновнику Раменский, — это моя Женя. Помимо разнообразных талантов и внешности, которыми ее щедро наградила природа, моя знакомая еще и толковый бизнесмен.
— Да? — вяло отозвался Пастухов. — Очень рад за вашу знакомую. И что же дальше?
— Я полагаю, что вы усмотрите определенный интерес в сфере ее деятельности, — терпеливо объяснял Раменский. — Более того, вы можете поставить идею — заметьте, я дарю вам ее просто так, исключительно из доброго отношения — на поток с тем, чтобы извлекать из этого в дальнейшем неплохие дивиденды.
— Вкратце изложите, — попросил Пастухов. В его голосе я не заметила ни малейших признаков какой-либо заинтересованности.
— Идея такова, — тут же оживился Андрей Васильевич. — Женя — полиглот. У нее столичная подготовка в одном из военных заведений, она, кстати, из генеральской семьи. Вы понимаете, к чему я клоню?
— Пока нет, — коротко ответил Пастухов сухим голосом. — Но вы продолжайте, продолжайте, я еще располагаю кое-каким временем.
— Перехожу к главному, — объявил Раменский. — Мы создаем фирму…
— Мы?
— Ну вы, мы — там посмотрим, главное сейчас — получить положительное решение… Ну вы понимаете, о ком я сейчас говорю.
Пастухов кивнул.
— Создается фирма, — Раменский решил употребить нейтральный оборот, — которая специализируется на разговорных иностранных языках. Профиль самый широкий. Сюда ведь и японцы ездят, и голландцы, верно? Во-от. А параллельно с этим…
— Можете не продолжать, — прервал его Пастухов. — Я все уяснил.
Юрий Ильич внимательно посмотрел на Раменского, как бы взвешивая серьезность его намерений. Потом он перевел взгляд на меня и тихо сказал:
— Я провентилирую этот вопрос. Мне нравится подход, совмещающий языковую и профессиональную подготовку в бизнесе, который вы имеете в виду. Завтра в десять я вам позвоню.
Пастухов сдержал обещание. Ровно в десять в автомобиле Раменского раздался звонок.
Юрий Ильич связался с моим боссом по мобильному телефону и таким же надтреснутым, бесцветным, как и вчера, голосом предложил обсудить главные детали — в том числе и финансирование проекта — «непосредственно на месте», как он выразился.
Было сделано также весьма существенное добавление. Пастухов счел долгом уточнить:
— На встречу должна приехать ваша протеже Охотникова. К сожалению, ваше присутствие, Андрей Васильевич, пока нежелательно.
— Да-да, я понимаю…
— После известных событий, — продолжал Пастухов, — мой родственник не хочет с вами встречаться. Впрочем, думаю, что в случае успеха предложенной вами деятельности ситуация может измениться. Пока же мой родственник воспринимает ваше предложение как жест доброй воли и намерение загладить прошлые ошибки. Но этого еще недостаточно — так он просил вам передать…
— Знаете, Юрий Ильич, я очень рад, — с предельной искренностью проговорил в трубку Раменский, а сам с хитрецой подмигнул мне.
* * *Загородный дом Рифмача сильно отличался от резиденции моего босса.
Если у Раменского каменное строение и сад с частью леска можно было бы сравнить с имением, то владения Фомичева напоминали крепость.
Трехэтажное здание имело пристройки в два этажа и одноэтажный флигель. На самом верху дома красовалась башенка, украшенная развевающимся на зимнем ветру флагом с изображением вставшего на дыбы дракона, который извергает струю красного пламени.
Подъезжая на выделенном мне Раменским «Опеле» к комплексу зданий, принадлежащих Фомичеву, я подверглась проверке еще до того, как притормозила у шлагбаума перед железными воротами, снабженными табличкой с таким вот любопытным текстом:
«Внимание! Вы приблизились к частным владениям! Здания и прилегающая территория охраняются. Любые попытки самовольного проникновения внутрь могут привести к опасным последствиям!»
И ниже красовался еще один плакат: «Проезд контролируется охранной фирмой „Атос“.»
А еще приблизительно за сто метров до шлагбаума я стала замечать замаскированные на деревьях видеокамеры и локаторы, встроенные в столбики по обеим сторонам шоссе, — они как бы создавали подобие ограждения, хотя овраг справа был неглубоким, а слева кювета вообще не было, лишь шумел ветвями еловый лес.
Эти невыразительные столбики служили как бы коридором проезжающей машине и вели ее только вперед — с какого — то участка пути развернуться уже было невозможно, и волей-неволей случайно заехавший сюда человек должен был притормозить у ворот с постом охраны.
Тут его ожидали тщательная проверка документов и пристальные взгляды постовых, сверяющих фото в паспорте с его физиономией.
— Охотникова Евгения Максимовна, — произнес вслух зверского вида человек в утепленном хаки с автоматом через плечо.
Он ушел с моим паспортом в будку, оставив меня под присмотром двух таких же молодцов. Через стекло я видела, как он сверяется с журналом, где, очевидно, должна была быть записана моя фамилия и указано время, в которое я намеревалась прибыть.
— Все правильно, — так же жестко сказал он, возвращая мне паспорт.
— Конечно, — подтвердила я, пряча документ.
— Поедете направо, потом прямо, — показал мне дорогу охранник. — Скорость ограничена до сорока километров в час. Когда вырулите на центральную дорогу, снизьте скорость до пяти.
Я последовала приказу охранника и уже через несколько минут с положенной скоростью проехала по узкому шоссе между тесно растущих елей, выкатила на центральную дорожку, которая вела к едва видневшемуся впереди дому-крепости Роберта Ивановича Фомичева.
Глава 4
Меня, разумеется, ждали. Уже на центральной дорожке раза два мне попадались фигуры в полушубках, которые провожали мою автомашину взглядом, что-то сообщая при этом по рации, — мол, объект приближается.
У крыльца, которое также было украшено фигурами драконов — видимо, не так давно, уж больно новенькими казались скульптуры, — меня встретил строгий вежливый человек в добротном костюме из черной шерстяной ткани. Он открыл передо мной дверь и пригласил в дом, пообещав, что за машиной присмотрят.
— Замечательно. Тогда уж и вымойте ее заодно, — нагло попросила я.
— Хорошо, — после секундной заминки произнес встретивший меня человек, хотя по выражению его глаз можно было представить, что ему хотелось сказать совсем другую фразу и совсем другим тоном:
«А тут вам, между прочим, не автомойка, милочка. Пользуетесь, блин, гостеприимством».
В холле меня сначала вежливо проверили металлоискателем и только потом пригласили пройти.
— Роберт Иванович ожидает вас, — сообщил мне один из людей, облаченных в такой же черный костюм, как и у человека, встретившего меня, наверное, в угодьях Рифмача этот прикид выполнял роль униформы. — Хозяин просил вас пожаловать к обеду — все сейчас будут садиться за стол.
— Очень приятно, — отозвалась я, хотя картина, которую я нарисовала в своем воображении, приятной мне отнюдь не казалась.
Совместные трапезы у бандитов — это особый ритуал, который в некоторых группах неукоснительно соблюдается. За едой решаются самые важные вопросы дальнейшей деятельности, обсуждается текущая ситуация и распределяются обязанности, а подчас и выносятся приговоры.
Приглашенные к столу переходят тем самым как бы в ранг посвященных, и это налагает на них определенные обязательства. Мне такая перспектива не очень нравилась, но не принять приглашения я не могла.
Но оказалось, что за столом сидит вовсе не десяток мордоворотов во главе с хмырем-главарем, а очень даже изысканное общество.
— Прошу вас, госпожа Охотникова, — тихо сказал мне прислуживающий за столом человек, отодвигая для меня старинный стул с высокой резной спинкой и сиденьем из красного бархата.
— Присоединяйтесь, Евгения Максимовна, — раздался сиплый голос.
— Присоединяйтесь, Евгения Максимовна, — раздался сиплый голос.
В торце стола сидел плюгавый человек, который, судя по всему, был главным в этой компании. Роберт Иванович Фомичев оказался человеком, которому уже перевалило за шестьдесят, и было видно, что он добился в жизни многого, хотя и заплатил за это очень дорогую цену.
«Проклятые рудники», — шутили мы в школе, когда на нас нападал приступ кашля — в преддверии ли простуды, либо когда школьник просто подавился коржиком в буфете во время большой перемены.
Голос же Роберта Ивановича напоминал голос человека, который в феврале неделю пил пиво из бочки, сидя в ледяном погребе.
Черты его лица — жесткие, как бы небрежно вырубленные топором из подвернувшегося под руку куска древесины, также не располагали к сердечному общению с этим человеком. Тонкие длинные губы, чуть задранный кверху нос, у которого будто бы случайно отхватили самый кончик, оттопыренные уши, глубоко посаженные темные мутные глаза, рваный шрам на низком лбу — короче, типичный «преступный тип» в физиогномической классификации Ломброзо.
Переходя на более возвышенный язык, можно было бы сказать, что его лицо несло на себе печать многих лет, проведенных в зоне, что невозможно было «поправить» ни за какие деньги ни на каком заграничном курорте.
— Вы предпочитаете обычную кухню или вегетарианскую? — осведомился Фомичев.
— Спасибо, обычную, — ответила я. — У вас очень уютный дом.
Роберт Иванович Фомичев довольно улыбнулся и понимающе кивнул. Комплименты он явно любил, хотя и знал им истинную цену.
— Подновили немного перед приездом большого гостя, — пояснил он. — Кстати, позвольте вам представить: моя дочь Ксения.
Подбородок Рифмача чуть приподнялся по направлению к светловолосой девушке, сидевшей от него слева. Та подарила мне белозубую улыбку.
— Ее жених господин Джон Беннет, английский коммерсант, — подбородок переместился на стройного молодого человека, сидевшего рядом с девушкой.
Ксения наклонилась к нему и что-то быстро зашептала на ухо своему суженому.
— Nice to meet you, — с максимальной сердечностью обратился ко мне англичанин.
— Он не петрит по-нашему, — без смущения пояснил Рифмач. — Зато дочурка моя все перевести может, она у меня в Лондоне учится. Они и познакомились там, на этих… как их… дебри, что ли?
— Дерби, папа, — поправила его дочь. — Это такие скачки.
— Во-во, — удовлетворенно кивнул Рифмач. — И Джон говорит, что ему тут нравится и что он не прочь бы сюда переселиться.
Рифмач подмигнул сидевшей справа от него молоденькой девице довольно вульгарного вида. Она явно была из породы «любовниц бандитов» — Рифмач периодически поглаживал ее по руке, и я заметила, что пару раз он под столом хватал ее за коленки.
— Лучше бы наоборот, — еле слышно произнес лысый длинноносый парень, расправлявшийся с ногой индюшки. — Как вы думаете, Роберт Иванович?
— А что? Мы и в Англии такой домик забабахать можем. Это у нас без проблем. Вот что, Кент, набросай-ка за недельку смету, если сам вызвался. Ты же у нас головастый по жизни, вот и прикинь на досуге. Да вот и с нашим бухгалтером посоветуйся. Да, Валентина Егоровна? Присоединитесь к нашим общим усилиям?
Рифмач кивнул женщине бальзаковского возраста, сидевшей рядом с лысым; та мгновенно изобразила на лице готовность сесть за калькуляцию.
Фомичев был явно доволен тем, что сумел между делом нагрузить работой сотрудников. Роберт Иванович с особой рьяностью принялся за птицу, пренебрегая специальными столовыми приборами из серебра и разрывая куски прямо руками.
Кроме самого Рифмача, его дочери с женихом, бухгалтера Валентины Егоровны и лысого, который, очевидно, отвечал за общую координацию, за столом сидели еще три человека. Одного из них я уже имела возможность повидать, правда, совершенно в другой обстановке.
Юрий Ильич Пастухов откровенно напивался. Чиновник мэрии больше налегал на водку, не замечая ни дорогих коньяков, ни элитных французских вин.
Разносивший блюда человек не успевал наполнять его рюмку — Пастухов опрокидывал в себя одну за одной, явно стремясь набрать «свою» дозу.
Женщина в татарском наряде возле него — супруга Пастухова — с неодобрением поглядывала на Юрия Ильича. Сама она вяло потягивала фруктовый сок и изредка ковырялась в овощном салатике, наверно, соблюдала диету; судя по ее талии, пока безуспешно. Время от времени она решительно отодвигала от себя салат и углублялась в самоучитель татарского языка, беззвучно шевеля при этом жирно накрашенными губами.
Последний персонаж за обеденным столом не требовал напряжения мозговых извилин для того, чтобы установить его статус.
Петро — так периодически обращался к нему лысый — явно был «быком», руководителем боевого отряда Фомичева. Квадратные плечи, круглая харя, золотая цепь на шее в два пальца толщиной. В общем, герой нашего времени. Надеюсь, что это время когда-нибудь кончится…
Тем временем Ксюша перевела Беннету фразу своего отца. Тот сразу оживился и затараторил — Ксюша едва успевала за ним.
— О, это очень интересный проект! — Тут Ксюша прыснула в кулак и пояснила отцу: у Джона в Гриноке дом в два раза меньше этого, а в Лондоне он снимает квартиру. Джон говорит, что в Англии жить хорошо и удобно и что там не бывает таких морозов.
— Вот и славно, — кивнул Рифмач и тут же настороженно поинтересовался у дочери: — А чего это он так прибедняется? Бизнес вроде неплохой, Кент справки у тамошних юристов наводил. Иначе, думаешь, я согласился бы на ваш брак? Он что, не может виллу себе купить?
— Да нет, папа, ты просто не понимаешь, — принялась объяснять Ксюша. — Он может и виллу, и остров, но… у них так не принято. По крайней мере в тех кругах, где вращается Джон.
— Ну так надо менять нравы, — резонно заметил Рифмач. — Чего стыдиться-то, если деньги честно заработал? У нас все гораздо проще.
— И Джон еще говорит, что в Британии нет такой преступности, как здесь, — продолжала переводить Ксюша. — Он считает, что в России сейчас очень силен криминальный элемент, и это одна из основных проблем, которая требует незамедлительных действий.
Рифмач поперхнулся индюшкой. Все за столом замерли. Петро, Кент и Валентина Егоровна выжидательно смотрели на босса. Только Пастухов продолжал пить водку, а его супруга снова уткнулась в самоучитель.
— Особенно в вашем городе, говорит Джон, — добавила Ксюша. — Он прочитал в газетах, что недавно у вас была целая серия громких заказных убийств. Джон был просто потрясен этим. Куда же смотрит ваша полиция, спрашивает он? Неужели нельзя что-то предпринять?
Судя по тому, что Ксюша нарушила мирную обстановку за обедом, она либо была изрядной стервочкой, либо наивной дурочкой, которая представления не имеет о том, чем занимается ее отец.
Наверно, она полагала, что такие замки можно строить на деньги, которые получены от честной торговли пирожками на проспекте…
Пауза несколько затянулась. Джон Беннет сидел с дурацкой улыбкой на лице и ждал, что ему сейчас ответит будущий тесть.
Роберт Иванович Фомичев в раздражении бросил недоеденное крыло на фарфоровую тарелку, вытер пальцы и углы рта салфеткой и усмехнулся.
— Проблема существует, что и говорить. Но ведь вспомните мировую историю. Потомки пиратов — Морганы, да, теперь одни из самых богатых и уважаемых людей в мире! Да и в Америке с этой проблемой разобрались. Теперь эти деньги работают на благосостояние всей страны. Вот и у нас будет то же самое.
Похоже, Роберта Ивановича не очень удовлетворил собственный ответ. Он скомкал салфетку, бросил ее на стол и приказал своему соратнику:
— Кент, объясни-ка ему популярно, что я имел в виду! У тебя это лучше получится.
— Видите ли, — мгновенно затараторил лысый, положив нож и вилку, — в России существуют условия, отличающиеся на данный исторический период от условий так называемых цивилизованных стран. Экономика страны в развале, кризис власти очевиден. И, как это ни парадоксально, некоторые наиболее прогрессивные… э-э… теневые бизнесмены берут на себя роль стабилизационного фактора. Вот посмотрите сами…
И дальше все в том же духе. Подобные теории мне не раз приходилось слышать от самых разных людей — от бандитов до пенсионеров на лавочках. И те и другие говорили с пылкой убежденностью, демонстрируя подозрительную подкованность в социологии.
Джон Беннет выслушал его, молча кивая, а потом вдруг спросил:
— Скажите, господин Кент, а ваши предки родом случайно не из Британии?
Фомичев хрипло рассмеялся.
— Его предки родом из Бердичева, — ответил он за Кента. — Их имена-отчества русскому человеку ни в жизнь не выговорить. А Кент — это у него кли… то есть дружеское прозвище в нашем коллективе.