Я обещала делать все, что он захочет.
– Blood! – крикнул Максим, и вдруг шелкоголовый отступил и отпустил ее. Свет ламп немного притушили так, чтобы они не ослепляли. Арина стояла, озираясь вокруг диким взглядом, а Курт как ни в чем не бывало подлетел к ней с большой пушистой кистью – подправить макияж. А затем вдруг поднес к ее лицу пипетку, и красная, не слишком приятно пахнущая жидкость полилась по ее подбородку, имитируя стекающую с уголка губы кровь.
– Что это? – воскликнула она. Максим стоял в тени, защищенный стеной из света, и ничего не отвечал, будто его тут и не было. Арина почувствовала, что начинает дрожать, но, видимо, эта физиологическая реакция вполне устраивала Максима. Никто не стал ее успокаивать.
«Возможно, они даже на это рассчитывали», – подумала Арина, принимая из рук Курта новое бордовое яблоко.
– Поехали, – крикнул Максим. – Белоснежка, ты должна лечь на пол перед камином.
– Что? – Голос почти не слушался ее, и она понимала, что сейчас заплачет, не выдержит напряжения. Неужели он позволит какому-то тренированному красавчику с обмотанной головой овладеть ею на полу у камина?
– Ложись на пол, – голос Максима звучал уверенно, не допускал никаких возражений. Невозможно. Она не может этого сделать. Но чьи-то руки уже аккуратно помогают ей лечь на ледяной пол. Слезы наполняют глаза, искусственный снег летит в лицо, и темный каменный пол покрывается белыми хлопьями, идеально похожими на настоящие.
– Смотри на меня, – говорит Максим, и голос его звучит откуда-то совсем рядом. Оказывается, он тоже опустился на пол и смотрит прямо ей в глаза. – Ты должна лежать неподвижно. Ты мертва. Ты откусила от яблока – оно отравлено.
– Я не хочу, – прошептала Арина, чувствуя, как чья-то рука ложится ей на талию. Арина замирает, в ее глазах – паника и слезы, ее взгляд фокусируется на Максиме. Он именно так и хотел.
Именно так. Никаких призывных взглядов, улыбок, ничего эротичного. Холод и отчаяние, тревожное чувство невосполнимой потери, сорванный цветок, попранная природа. Он увидел этот кадр еще в первую минуту знакомства с ней.
«Беззащитная женщина так возбуждает», – подумал он.
Действие двигалось дальше. Мужская рука на белоснежной ткани – символ власти. Она побеждена. Это чистый нуар. Она лежит на каменном полу, широко открытые синие глаза застыли, глядя в одну точку, в самую пустоту небытия. Тонкая струйка крови стекает с уголка губ. Она только что откусила кусочек яблока, каплю отравы, дочь Евы, пострадавшая от тех же завистливых рук.
Уничтоженная невинность – вот что он хотел показать.
Следующий кадр – и остатки крови летят на белоснежное платье. Парень, гном № 1, по команде Максима разрывает на ней корсет, и обнаженная грудь становиться видна взглядам.
– The cage![7] – кричит Максим, радуясь тому, что от Белоснежки его отделяет стена из яркого света. Она уже всерьез рыдает, когда в зал вносят огромную клетку – в таких держат хищников, когда их нужно перевезти из одного зоопарка в другой. Ей нужно войти туда. Белоснежное платье надорвано и залито кровью. Макияж размазался. Она сидит, сжавшись в комок, в клетке, но опытные руки Хельги отрывают ее ладони от плеч. Она сидит, усталая и безвольная, с отрешенным лицом, и сквозь широкие проемы в прутьях клетки отлично видна ее обнаженная грудь. То, что надо.
Он должен был ее предупредить.
Он не мог ее предупредить. Она ни за что бы не сыграла это. Это совсем не так просто – разыграть бурю таких чувств. Отчаяние, стыд, чувство предательства. Беззащитность. Все это лучше всего снимать, когда эти чувства настоящие. Парни № 2–7, гномы, зашли в зал. Головы замотаны черным шелком, ему не нужны их лица. Ему нужны только крепкие, беспощадные и властные мужские тела. Они распределяются вокруг клетки, их руки – на прутьях, они просовывают ладони сквозь них и тянут их к Белоснежке, к ее обнаженной груди.
– Смотри на них! – командует он.
– Оставь меня! – умоляет Арина. Камера работает. Сегодня же она захочет от него уйти.
– Это только съемка, Белоснежка, – говорит он, но его голос жесткий – как ножом режет. Для нее съемка давно закончилась. Это – чистая пытка, но она ведь не может сбежать, она – натурально – заперта в клетке.
– Посмотри на них! Что ты чувствуешь? – спрашивает Максим, и она невольно подчиняется, бросает взгляды вокруг. Так много мужчин. Что она чувствует? Страх и унижение. Щелк, щелк. И что-то еще. Щелк, щелк.
– Я чувствую, что я – вещь, – говорит вдруг она. И это – правда. Она растворилась и потеряла себя. Она сидит в клетке, в окружении безликих мужчин. Она не принадлежит себе больше.
– Снято! – крикнул Максим, и вдруг, как по мановению палочки, все закончилось и все ушли. Лампы погасли, и вместо них загорелись настольные светильники. Гномы ушли, обмениваясь какими-то тихими комментариями на немецком и чему-то посмеиваясь. Курт погромыхал чем-то в кухне – видно, складывал приспособления, потом крикнул что-то Максиму и укатил на своем фургончике. Хельга тоже больше не появилась в гостиной.
Съемка была закончена, и им тут было больше нечего делать.
19
Арина сидела, не шевелясь, и считала до ста. Досчитав, она начинала обратный отсчет. Она видела, что все ушли и что все кончилось, но ей просто хотелось больше ни о чем не думать и ничего не знать.
Тридцать восемь…
Тридцать семь…
Тридцать шесть…
– Белоснежка, ты как? – Максим подошел к клетке и наклонился, чтобы помочь ей выйти из клетки, но она лишь отвернулась в угол, прижав колени к подбородку и натянув до плеч окровавленное платье.
Тридцать пять…
Тридцать четыре…
Тридцать три…
Максим вздохнул, разглядывая с сожалением девушку, отвернувшуюся к стене. Постояв так, он опустился на пол и сел рядом с открытой дверцей клетки.
– Я свинья, и я говорил тебе об этом, – сказал он будничным тоном.
– А я не поверила, – после долгой паузы прошептала Арина.
– Зря. – Максим покачал головой и протянул руку, положил ладонь ей на плечо. Она напряглась всем телом, но руку убрать не смогла – сил у нее совсем не осталось.
– Это страшно – чувствовать, что ты совершенно бессильна, да? – спросил он, и его рука сжала ее плечо сильнее. Она вскрикнула, пытаясь ему воспрепятствовать, но он все же заставил ее выйти из клетки.
– Да, это очень страшно, – бесцветно согласилась она, отвернувшись. Он приподнял ее, усадил к себе на колени и принялся укачивать, как ребенка.
– Это может быть и потрясающе, – нашептывал он как бы между прочим. – Просто мы застали тебя врасплох. Если бы ты знала…
– Если бы я знала, меня бы тут не было, – бросила она все так же бесцветно.
Он кивнул:
– Справедливое замечание. Но ты просто не понимаешь. Ты Белоснежка. Это будут потрясающие кадры, совершенно потрясающие. Ты великолепно отработала, – сказал он, обнимая ее. Она не препятствовала ему, но давала понять, что ей глубоко безразлично, что делают его руки. И губы.
– Мне наплевать. И я не Белоснежка.
– О, но для меня ты Белоснежка. – Максим приблизил ее лицо к своему. Арина закрыла глаза и попыталась отвернуться, но ускользнуть не удалось. Настойчивые губы завладели ее губами и страстно впились в них. Он наслаждался ее неподвижностью и отстраненностью.
«Ты – моя девочка, – подумал он про себя. – И никуда я тебя не отпущу».
Он раздвинул языком ее губы и проник к ней в рот, жадно обследуя каждый уголок, прикасаясь к зубам, язычку, посасывая его кончик. Он с силой отвел ее прижатые к оголенной груди руки в стороны.
– Мне нравится, когда твоя грудь открыта.
– Я устала. Я хочу домой, – слабо уворачивалась Арина, стараясь не поддаваться его поцелуям и сводящему с ума запаху его тела. Он слишком близко, устоять трудно.
– Мне нравится, что ты устала, – прошептал он. – Я хочу трахнуть тебя прямо здесь, у камина. Усталую и измученную.
– Я не хочу этого, – возразила Арина, хотя это и не было правдой. Стоило ей услышать, как он произносит это ужасно грубое слово – «трахать», как уже знакомый жар физического желания внутри заставил ее тело напрячься и выгнуться дугой. Она глубоко вдохнула. Его горячий взгляд прожигал ее, он склонился и провел языком по ее напрягшемуся соску. Ей хотелось пойти еще дальше и позволить ему еще больше. Впрочем, позволить – это слово совсем не для Максима. Он приходит и берет свое. Он самоуверенный, эгоистичный, с каким-то странным, сумасшедшим и извращенным чувством красоты. И все же… именно это и возбуждает сильнее всего.
– Ты мне врешь, моя Белоснежка, – рассмеялся Максим и склонился к ее обнаженной с одной стороны груди. Он захватил сосок двумя пальцами и слегка сжал его. Арина невольно простонала в ответ на огненную искру, пролетевшую от соска по всему телу.
– Не вру, – уперлась она, крепко зажмурившись. Не поддаться его взгляду было бы невозможно.
– Не вру, – уперлась она, крепко зажмурившись. Не поддаться его взгляду было бы невозможно.
– Я накажу тебя за это вранье, и очень скоро. Открой глаза, моя принцесса, и скажи мне, что не хочешь меня, – потребовал Максим и нежно отвел ладонью волосы с ее лица. – Ты так прекрасна. Я так хочу сделать тебе больно. Ты позволишь мне это?
– Ты уже сделал, – прошептала она.
– Я хочу еще, – прошептал он, оголяя вторую ее грудь. Она не удержалась и открыла глаза. Его лицо было совсем близко. Он смотрел на нее с восхищением. Она знала, что косметика потекла и черные разводы вокруг глаз, наверное, ужасные. Ему нравится, когда она заплаканная и беззащитная.
– Почему ты хочешь сделать мне больно?
– Я хочу, чтобы ты была моей полностью. Чтобы ты делала все, чего я захочу. Я хочу владеть тобой.
– Как вещью? – смутилась она, но Максим не стал отвечать. Он резко рванул платье и разорвал его до конца. Оно повисло на ней лохмотьями. Только тонкие трусики защищали ее теперь, и от этого ощущения беззащитности и доступности, близости его рук у Арины закружилась голова.
– Что ты чувствуешь? – спросил он, целуя ее ладонь. И вдруг улыбнулся и положил ее ладонь к ее же груди. – Смотри, какая ты упругая, нежная. Как я могу не хотеть этого?
– А где все твои гномы в шарфах? – спросила Арина. Ей хотелось его позлить.
– А ты хочешь, чтобы они к нам присоединились? – хмуро осведомился Максим. – Я предпочел бы ни с кем тебя не делить.
– Странно, а у меня сложилось совершенно другое впечатление, – хмыкнула Арина и с радостью отметила злость в глазах Максима. Он захватил руками оба ее запястья и резко завел их ей за спину. Она вскрикнула, хотя это и не было больно. Беззащитность. Так она, кажется, назвала этот день. Что ж, название в полной мере себя оправдывает. Ее груди поднялись выше, и напряженные соски теперь смотрели точно вперед. Арина чувствовала вздыбленный член прямо между своих ног – он был настолько тверд, что, казалось, может проникнуть в нее прямо сквозь ткань. Максим сжал ее запястья сильнее.
– Я могу сделать с тобой все, что захочу. Зря ты связалась со мной, потому что теперь я тебя не отпущу. И лучше не зли меня. Ты получишь своего первого мужчину, моя дорогая Белоснежка. Получишь по полной программе, – он отпустил ее руки, провел ладонями по ее ребрам, слегка задев груди большими пальцами. Он ухватился за тонкие перемычки-веревочки на ее трусиках и натянул их так, что ткань впилась ей в тело. Его пальцы нырнули под трусики и достигли нежной складки ее половых губ. Арина была уже совсем влажной, и ее тело невольно потянулась навстречу его пальцам, желая, чтобы это прикосновение стало сильнее, настойчивее. Максим улыбнулся, притянул Арину к себе и хищно поцеловал ее, почти укусил.
– Какие сладкие губы. Не зли меня, если не хочешь, чтобы завтра твои губы болели, – странно возбуждающий запрет заставил Арину только впиться в его губы сильнее.
– Я буду злить тебя, сколько захочу, – выкрикнула Арина, с трудом подавляя стон наслаждения. Ее мышцы сходили с ума и начинали дикую пляску от малейшего его прикосновения. О, как она хочет его. Пусть будет больно, плевать.
– Ах, так! Значит, ты злишься? – спросил он с улыбкой и вдруг обхватил ее затылок и резко приблизил ее лицо к своему. – Тогда сопротивляйся мне, договорились?
– Что? – изумилась она. – Зачем?
– Это будет такая игра! – и он улыбнулся ей. Дурманяще и соблазнительно. – Только играть по-настоящему, всерьез. Идет?
– Можно пинаться и кусаться?
– Легко! – усмехнулся Максим. – Если именно этого тебе сейчас хочется.
– Сейчас мне хочется тебя убить! – призналась Арина, и глаза ее загорелись. Но не успела она прийти в себя и осознать всю глубину и порочность сделанного ей предложения, как Максим вдруг приподнял ее и бросил на пол – грубо и, да, довольно болезненно. Еще миг – и игра началась. Накрыв запястья своими руками, он вставил колено между ее ног.
– Я буду кричать, не сомневайся! – зловеще предупредила Арина. – В кухне твоя богоподобная Хельга, она вызовет полицию.
– Я рискну, – хищно улыбнулся Максим и впился губами в ее сосок. Он поддел его языком и принялся теребить, не давая ей двинуться с места. Второе колено заняло позицию рядом с первым, и он расставил их в стороны, заставляя тем самым и ее ноги разъехаться куда шире, чем она бы хотела. Холодный пол леденил спину, что было совсем не плохо в такой жаркий вечер.
– Чувствуешь меня? – Максим прижался возбужденным членом к ее паху. – Я скоро буду там, в тебе. Я буду трахать тебя, пока ты не зарыдаешь и не станешь меня умолять остановиться.
– Ни за что! – прошипела она, изображая злость. – На помощь! – она кричала громко, хотя и без паники в голосе.
– Кричи, Белоснежка, кричи громче. Никто не придет, – недобро осклабил губы Максим. – Ты ничего не сможешь сделать.
Арина попыталась высвободить руки, но это было невозможно. Не хватка, а сталь. Но затем он сам отпустил ее руки, и, ухватив двумя руками нежную ткань ее трусиков, рванул и разорвал их, одним махом оголив ее ничем не защищенный теперь лобок. Будь ты проклята, Хельга, со своей эпиляцией.
– О, это мне нравится, – усмехнулся вспотевший и лохматый Максим, оглядев ничем не прикрытую складку, ярко-красный, пульсирующий бугорок клитора. Он облизнулся и обжег Арину горячим похотливым взглядом. Жесткое выражение красивого лица сводило ее с ума, и тело совсем не хотело сопротивляться, но Арина решила играть до конца. Он хочет ее? Ни за что!
Подгадав момент, когда его взгляд снова опустился между ее ног, Арина сильно дернулась – и, неужели, ей удалось вырвать руки. Тогда она рванулась всем корпусом и выскользнула из-под его тела. Между ними теперь был уже целый метр, и Арина совсем не собиралась останавливаться. Улыбка исчезла с лица Максима, когда он с изумлением понял, что упустил ее и она бежит к двери.
– Да ты не шутишь! – воскликнул он и бросился ей наперерез. Она не успела, упустила буквально долю секунды, и выход в кухню оказался для нее отрезанным. Тогда она развернулась и бросилась в другую сторону, к другой двери. Максим зарычал и в три прыжка нагнал ее. Его рука скользнула по ее волосам, но Арина вдруг пригнулась и подставила ему подножку.
Отец Арины никогда особенно не выпивал, а если и выпивал, то никогда не буянил, ни на кого не бросался. Но вот о дядьке, материном брате, который тоже жил в деревне под Владимиром, сказать этого было нельзя. Если уж дядька Степан напивался, то начинал дурить. То ему шпионы мерещились, то инопланетяне – но с одним и тем же результатом. Он все время лез на рожон, и у всех членов их семьи за годы практики – праздники, дни рождений, свадьбы, крестины, да мало ли – выработался какой-никакой опыт.
И у Арины тоже.
Максим, не ожидавший такой подлости, споткнулся и упал на пол, выматерившись по-английски. Получи, гад! Фотографировать меня вздумал, да еще в клетке? Хоть бы словом обмолвился. Белоснежка?!
– Даже не думай! – хмуро пригрозил Максим, когда Арина подбежала к двери, ведущей в глубь замка.
– Удобно лежать? – хихикнула Арина и нырнула в открытую дверь. Максим последовал за ней. Он почти нагнал ее в глубине коридора, ведь он знал этот дом, а она – нет. Чтобы спастись от него, Арине пришлось нырнуть еще за одну дверь. Она захлопнула ее перед его носом, повернула замок и прижалась лбом к прохладному тяжелому дереву. Неужели она убежала? Арина огляделась и расхохоталась. Угораздило же ее запереться в роскошной спальне. Что дальше?
Неожиданный и сильный удар в дверь. Он что, с ума сошел? Он разнесет дверь в чужом доме? Арина облизнула губы и судорожно огляделась вокруг, пытаясь придумать, что делать дальше. Комнату сотряс еще один удар.
– Я все равно доберусь до твоей сладкой задницы, слышишь? – Голос злой, и насмешливый, и совершенно, совершенно заведенный. О, горячо! Арина вдруг заметила собственное отражение в зеркале. Чумазая и растрепанная, в разорванном и перепачканном платье, губы красные, обнаженное тело – вот, значит, что заводит его. Власть.
– Никогда! – крикнула Арина и бросилась к окну, пытаясь понять, как его открыть. Интересно, что он будет делать, если она реально выберется на улицу и побежит в таком виде по дороге? Как далеко зайдет его власть, если она добежит до полиции? Черт, как же открывается это окно.? А, вот ручка!
Арина дернула ручку, и окно распахнулось, но произошло это практически одновременно с тем, как тяжелые петли все же поддались яростным ударам Максима. Он стоял на пороге – глаза горели неподдельной яростью. По щеке текла кровь, наверное, порезался обо что-то, когда упал. Он заметил открытое окно и, не медля ни секунды, бросил свое тело на Арину. Он схватил ее за волосы и втащил обратно в комнату и впечатал в стену, игнорируя ее крики.
– Закроем это окно, да? Чтобы не дуло, – он произнес это тоном, каким мог бы говорить маньяк, добравшийся наконец до своей жертвы. Арина знала, что все это – такая жесткая сексуальная игра для взрослых, и все же, если бы сейчас она по-настоящему решила остановиться, это вряд ли бы ей удалось. Одним резким движением Максим стащил с нее платье и схватил ее за запястья. Выкрутив ей руки и убедившись, что на сей раз Арина хорошо зафиксирована и действительно вся в его власти, он огляделся и расхохотался.