Три пары глаз в задумчивости на минуту обратились к зеркалу. Затем Патти продолжила свое повествование.
– За обедом дядя Том велел мне рассказать о чемодане. Все смеялись. Это была очень занимательная история. Я рассказала им, как вся школа ходила на выступления песенного клуба и вся целиком влюбилась в третьего мужчину с правого края и как мы все вырезали его фотографию из программки и вклеили в наши часики. И о том, что я сидела напротив него в поезде и как мы перепутали чемоданы. Мистер Харпер – тот, который сидел рядом со мной – сказал, что это самая романтическая история, какую он только слышал в жизни, и что свадьба Луизы ничто в сравнении с этим.
– Ну а как же чемодан? – уточнили подруги. – Вы так ничего больше и не предприняли?
– Дядя Том снова позвонил утром на железную дорогу, и станционный смотритель сказал, что он связался по телеграфу с тем человеком, у которого оказался чемодан юной леди. И тот человек возвращается через два дня, так что я должна оставить его чемодан в багажном отделении на станции, а он там же оставит мой.
– Почему же ты его не оставила?
– Я возвращалась другой дорогой. Так что придется отправить его отсюда.
– А что ты надела на свадьбу?
– Платье Луизы. То, что мой наряд отличался от наряда других подружек невесты, не имело значения, так как я была главной подружкой, и все равно должна была одеться по-другому. Целых три дня я была взрослой – и мне ужасно жаль, что мисс Лорд не видела, как я в настоящем бальном платье, с высокой прической, разговаривала с мужчинами!
– Ты рассказала директрисе?
– Да, я сказала ей, что это не мой чемодан, но не упомянула, что он принадлежит третьему хористу с конца.
– И что она сказала?
– По ее мнению, было очень легкомысленно с моей стороны убежать с багажом незнакомого мужчины и остается лишь надеяться, что он истинный джентльмен и отнесется к этому снисходительно. Она позвонила в багажное отделение, чтобы сказать, что чемодан здесь, но не могла послать Мартина на станцию сегодня, так как он уехал на ферму за яйцами.
Перерыв кончился, и девочки толпой вернулись в здание школы, чтобы собрать книжки, блокноты и карандаши и приступить к выполнению домашних заданий. Все, проходившие мимо комнаты номер семь, забегали послушать новости. Каждая узнавала историю чемодана, и каждая ахала при виде его содержимого.
– Как пахнет табаком и лавровишневой водой! – сказала Розали Паттон, с восторгом принюхиваясь.
– О! Пуговица отрывается! – воскликнула Флоренс Хиссоп, заботливая хозяйка. – Патти, где у тебя черные шелковые нитки?
Она вдела нитку в иголку и закрепила пуговицу, а затем смело примерила пиджак на себя. Восемь других последовали ее примеру, и каждая трепетала от прикосновения ткани. Пиджак был рассчитан на гораздо более крупного человека, чем любая из присутствующих. Даже на Айрин Маккаллох он выглядел мешковатым.
– У него ужасно широкие плечи, – сказала Розали, поглаживая атласную подкладку.
Они решились осторожно взглянуть и на другие предметы одежды.
– О! – взвизгнула Мей Мертл. – Он носит синие шелковые подтяжки!
– И еще что-то синее, – пискнула Эдна Хартуэлл, заглядывая через ее плечо. – Это пижама!
– И подумать только, что такое случилось с Патти! – вздохнула Мей Мертл.
– Почему нет? – рассердилась Патти.
– Ты такая молоденькая и такая… э…
– Молоденькая! Видела бы ты меня с высокой прической!
– Интересно, чем это кончится? – спросила Розали.
– Кончится тем, – брюзгливо сказала Мей, – что заведующий багажным отделением доставит этот чемодан по адресу, и Джермейн Хиллард-младший никогда не узнает…
В дверях появилась горничная.
– Простите, – пробормотала она, с изумлением глядя на Айрин, которая все еще была в пиджаке, – но миссис Трент хочет, чтобы мисс Патти Уайат спустилась в гостиную, а я должна отнести вниз чемодан. Джентльмен ждет.
– О! Патти! – ахнули все находившиеся в комнате. – Сделай высокую прическу – быстро!
Присцилла схватила косы Патти и обвила их вокруг ее головы, пока остальные, взволнованные и трепещущие, засовывали пиджак в чемодан и закрывали крышку на замок.
Они все толпой последовали за ней и повисли на перилах под опасным углом, напрягая слух. Но из гостиной не доносилось ничего, кроме жужжания голосов, перебиваемого иногда раскатами басовитого смеха. Услышав, что парадная дверь закрылась, все они, как одна, высыпали в коридор и прижались носами к стеклу. Коротенький плотный мужчина, похожий на немца, вперевалочку вышел из ворот и направился к конке. Они смотрели ему вслед широко раскрытыми, испуганными глазами, а затем, без единого слова, обернулись, чтобы встретить Патти, тащившую наверх свой злополучный чемодан. С первого взгляда она поняла, что они уже всё видели. Упав на верхнюю ступеньку, она прислонилась головой к перилам и расхохоталась.
– Его имя, – выдохнула она наконец, – Джон Хотчстетер младший. Он оптовый торговец бакалейными товарами и ехал на съезд бакалейщиков, где должен был выступить по вопросу сравнительных характеристик американских и импортных сыров. Он совсем не страдал оттого, что остался без своего парадного костюма – говорит, что никогда не чувствовал себя в нем удобно. Он объяснил съезду, почему он не при параде, и это была самая забавная речь того вечера.
Тут зазвонил звонок, призывая всех заняться домашними заданиями.
Патти поднялась и направилась в сторону Райского Коридорчика, но приостановилась, чтобы бросить через плечо еще одну подробность:
– У него есть своя милая девчушка, как раз моего возраста!
Глава 5. Медовый месяц стариков Фланниган
Благоразумно учитывая собственную выгоду, семейство Мерфи избрало своей небесной покровительницей св. Урсулу. Оно состояло из мистера Патрика Мерфи с супругой, одиннадцати маленьких Мерфи и бабули Фланниган, занимало пятикомнатный домик рядом с воротами школы Св. Урсулы и существовало за счет искупительных пожертвований шестидесяти четырех учениц этой школы и периодических трудов Мерфи-отца, который, когда бывал трезв, мог считаться довольно умелым каменщиком. Именно он построил большие въездные ворота и длинную каменную изгородь, окружавшую десять акров школьной территории. Он же заложил фундамент нового крыла, известного как Райский Коридорчик, построил все школьные дымоходы, выложил каменными плитами подъездные дорожки и теннисные корты. Школа была настоящим памятником его долгой и неторопливой карьеры.
Мистер и миссис Мерфи, проявив необыкновенную предусмотрительность, окрестили своего первенца в честь школы. Урсула Мерфи, возможно, звучало не слишком пышно, но малютка была щедро вознаграждена за ношение такого имени тем, что регулярно получала обноски нескольких поколений девочек из школы Св. Урсулы. Какое-то время даже существовала опасность, что она будет погребена под горой нарядов, но ее родители скоро нашли торговца подержанной одеждой, который освободил бедную крошку от части непосильного груза.
Вслед за Урсулой на свет стали с завидной регулярностью появляться другие маленькие Мерфи, и одной из легендарных привилегий школьниц стало обеспечивать младенцев именами и подарками ко дню крещения. Миссис Мерфи руководствовалась отнюдь не исключительно корыстными соображениями, обращаясь со своей почти ежегодной просьбой: она ценила художественное качество имен, которые предлагали девочки. Эти имена отличались оригинальностью, которую она сама, при отсутствии надлежащей литературной подготовки, никогда не смогла бы обеспечить. Выбор имен стал делом политики, почти такой же сложной, как выборы президента старшего класса. Разные группировки предлагали разные имена, голосованию предшествовали пламенные агитационные речи, и на него выносилось не менее полудюжины вариантов.
Было, правда, одно ограничение. Каждый младенец должен был иметь святого покровителя. На этом Мерфи настаивали твердо. Однако, тщательно изучив списки христианских мучеников, девочки умудрились выискать множество малоизвестных святых с весьма необычными и колоритными именами.
Пока перечень отпрысков Мерфи звучал так: Урсула Мария, Джеральдина Сабина, Мьюриел Вероника и Лайонел Амброуз (близнецы), Эйлин Клотильда, Джон Дрю Доминик, Дельфина Оливия, Патрик (он родился во время летних каникул, и многострадальный священник настоял, чтобы мальчика назвали в честь отца), Сидни Орландо Бонифас, Ричард Хардинг Габриел, Йоланда Женевьева. На этом список заканчивался, пока однажды утром в начале декабря Патрик-старший не появился возле дверей школьной кухни с известием, что еще одно имя – для мальчика – будет весьма кстати.
Школа немедленно целиком вошла в комитет по выбору имени. Было рассмотрено несколько вариантов, и дискуссия становилась горячей, когда на ноги вскочила Патти Уайат с предложением назвать ребенка Катбертом Сент-Джоном. Предложение встретили криками ура, а Мей Ван Арсдейл в негодовании покинула комнату. Решение было принято единогласно.
Школа немедленно целиком вошла в комитет по выбору имени. Было рассмотрено несколько вариантов, и дискуссия становилась горячей, когда на ноги вскочила Патти Уайат с предложением назвать ребенка Катбертом Сент-Джоном. Предложение встретили криками ура, а Мей Ван Арсдейл в негодовании покинула комнату. Решение было принято единогласно.
Катберт Сент-Джон Мерфи был окрещен в следующее воскресенье и получил в подарок золоченую ложечку в зеленой плюшевой коробочке.
Вся школа была так восхищена удачным предложением Патти, что в награду ее избрали председателем рождественского праздничного комитета. Рождественская елка была традиционным благотворительным мероприятием и устраивалась ежегодно со времени основания школы. Подход к воспитанию в школе Св. Урсулы был всесторонним. Образовательные планы включали развитие самого широкого спектра женских добродетелей, величайшей из которых считалось активное участие в благотворительности – не современной, научной благотворительности века машинного производства, но тихой, старомодной, которая оставляет приятное тепло в сердце щедрого дарителя. Каждый год на Рождество наряжали елку, накрывали ужин и приглашали детей бедняков, живших по соседству. Этих детей собирали на праздник сами школьницы, которые ездили от дома к дому, в санях или в экипаже – в зависимости от глубины выпавшего снега. Девочки считали этот праздник самым интересным в учебном году, и даже бедные дети, когда им удавалось преодолеть первое смущение, находили его довольно приятным.
Первоначально предполагалось, что у каждой девочки будет свой собственный протеже и она сможет посетить его семью, чтобы войти в личные отношения с представителями неимущих классов. Она должна была изучить конкретные нужды опекаемого ею ребенка и подарить что-нибудь действительно полезное – например, чулки, брюки или фланелевую нижнюю юбочку.
Это были восхитительные проекты, но на практике они потерпели полную неудачу. Св. Урсула находилась в зажиточном районе, в окружении поместий богатых и праздных людей, и пролетариат, лепившийся к окрестностям этих поместий, был в изобилии обеспечен возможностями для заработка. В первые годы, когда школа была мала, бедных детей хватало на всех учениц, но, когда Св. Урсула выросла, а количество бедных, похоже, уменьшилось, школа столкнулась с явным дефицитом. Зато многочисленные Мерфи всегда оставались под рукой, и за это их ежегодно щедро вознаграждали.
Патти вступила в должность председателя и назначила несколько подкомитетов, а для себя, Конни и Присциллы оставила самую приятную работу – выбрать получателей подарков от Св. Урсулы. Это означало возможность провести несколько восхитительных дней за пределами школьной территории. Краткая прогулка за стенами тюрьмы так же вдохновляет заключенных, как путешествие по всей Европе тех, кто на свободе. Почти целую неделю они обходили соседние дома, однако результат оказался неутешительным: нашлось только девять подходящих детей, не считая выводка Мерфи, и ни одного из этих девяти нельзя было с чистой совестью назвать бедным. Дети трезвых, трудолюбивых родителей вполне могли удовлетворить свои скромные рождественские запросы без всякой школьной благотворительности.
– И есть только шесть Мерфи подходящего возраста, – проворчала Конни, когда в холодные зимние сумерки они возвращались домой после бесплодного двухчасового путешествия.
– Значит, один ребенок на каждые пять девочек, – уныло кивнула Присилла.
– Ох, до чего я устала от занятий благотворительностью! – взорвалась Патти. – Это просто забава для девочек, и ничего больше. То, как мы вручаем свои подачки всем этим прекрасным людям, просто оскорбительно для них. Если бы кто-нибудь сунул мне розовый накрахмаленный кисейный чулок, набитый конфетами, и сказал, что это за мое хорошее поведение, я бы швырнула его им в лицо.
В моменты раздражения грамматика Патти была не совсем безупречной.
– Ну, не расстраивайся, Патти! – утешающе сказала Присцилла, подхватывая подругу под руку. – Давай еще раз зайдем к Мерфи и снова их пересчитаем. Может быть, мы кого-нибудь пропустили.
– Близнецам еще нет пятнадцати, – сказала Конни с надеждой. – Я думаю, они подойдут.
– А Ричарду Хардингу почти четыре. Он достаточно большой, чтобы обрадоваться елке. Чем больше Мерфи мы сможем заполучить, тем лучше. Они почти всегда рады вещам, которые мы дарим.
– Да, я знаю, они рады! – проворчала Патти. – Мы учим их навеки оставаться чертовыми побирушками… Я пожалею, что употребляла жаргон, если мы не сможем найти более удачного применения нашим штрафным деньгам.
Денежные средства на устройство елки ежегодно обеспечивал введенный в школе налог на жаргонные словечки. Св. Урсула требовала уплаты штрафа в один цент за каждое употребленное в обществе вульгарное слово или выражение. Разумеется, в приватной обстановке собственной комнаты, в лоне избранной для себя школьной «семьи», это суровое правило соблюдалось не так строго. Ваши ближайшие подруги не жаловались на вас – если не считать периодов враждебности и отчуждения. Но ваши знакомые, враги и учителя делали это, а порой обостренная совесть заставляла вас самих сообщать о своем прегрешении. Во всяком случае, средства от налога на жаргон поступали в праздничный фонд постоянно. Когда комитет открыл копилку в этом году, там оказалось тридцать семь долларов и восемьдесят четыре цента.
После непродолжительных протестов Патти все же позволила подвести себя к дверям дома Мерфи. Она была не в лучшем расположении духа, а визит означал необходимость поддерживать беседу. Девочки застали всю семью в сборе: Мерфи весело проводили время в переполненной кухне. Все двенадцать детишек болтали одновременно, один визгливее другого, в напрасных попытках перекричать друг друга. Тушеная капуста, еще стоявшая на плите, наполняла кухню не слишком благоуханным паром. Бедная старая бабушка Фланниган была зажата в тесном углу возле очага шумными, толкающимися детьми, которые лишь изредка проявляли надлежащее уважение к ее сединам. Девочки полюбовались младенцем, пока Йоланда и Ричард Хардинг с липкими руками и физиономиями вертелись у них на коленях. Миссис Мерфи тем временем рассуждала, с сильным ирландским акцентом, о достоинствах имени «Кутберт Сен-Джан». Оно, по ее словам, понравилось ей не меньше остальных. Оно наверняка принесет удачу ребенку – ведь он будет носить имена сразу двух святых. Миссис Мерфи от души поблагодарила юных леди.
Патти оставила Конни и Присциллу поддерживать беседу с хозяйкой, а сама втиснулась в уголок возле стула бабушки Фланниган и присела на ящик с растопкой. Мать миссис Мерфи была печальной старухой, с обворожительной речью и манерами Ирландии прошлого поколения. Патти находила бабулю самым интересным членом семейства Мерфи и любила слушать рассказы о ее девических годах, когда та служила горничной в замке лорда Стерлинга в графстве Клэр, а молодой Таммас Фланниган приехал и забрал ее с собой в Америку, где собирался сделать состояние. Таммас был теперь старым, скрюченным ревматизмом, но в его проницательных голубых глазах и озорной ирландской улыбке бабушка по-прежнему видела паренька, который когда-то ухаживал за ней.
– Как себя чувствует ваш муж в эту зиму? – спросила Патти, зная, что идет кратчайшим путем к сердцу старой женщины.
Та с дрожащей улыбкой горестно покачала головой.
– Я не слышала о нем четыре дня. Таммас больше с нами не живет.
– Как жаль, что вас разлучили! – сказала Патти с живым сочувствием, но не до конца понимая, насколько болезненную тему затронула.
Речь старой женщины полилась словно река, прорвавшая паводковый шлюз.
– Урсула и Джеральдина становятся взрослыми, и к ним ходят молодые мужчины, а потому им понадобилась гостиная, так что пришлось отобрать комнату у нас с Таммасом. Меня отправили на чердак, к четырем младшим девочкам, а Таммаса послали к моему сыну Таммасу. Жена Таммаса согласилась пустить Таммаса спать у них в кухне – в виде платы за то, что он будет носить растопку и воду, но сказала, что не может взять нас обоих, так как сдает комнаты постояльцам.
Патти в молчании на миг слегка склонила голову набок, пытаясь разобраться в этом хитросплетении Таммасов.
– Сочувствую! – сказала она, ласково положив ладонь на колено старой женщины.
Глаза бабушки Фланниган наполнились слезами – у стариков они всегда близко.
– Я не жалуюсь. Таков уж этот мир. Старые должны уступать место молодым. Но как мне одиноко без него! Мы прожили вместе сорок семь лет и хорошо знаем привычки друг друга.
– Но ваш сын живет не очень далеко. – Патти, как могла, попыталась утешить старушку. – Вы, должно быть, будете часто видеться с вашим мужем.
– Нет! Это все равно, что муж умер – между нами полторы мили, а мы оба с ревматизмом.