Глаза бабушки Фланниган наполнились слезами – у стариков они всегда близко.
– Я не жалуюсь. Таков уж этот мир. Старые должны уступать место молодым. Но как мне одиноко без него! Мы прожили вместе сорок семь лет и хорошо знаем привычки друг друга.
– Но ваш сын живет не очень далеко. – Патти, как могла, попыталась утешить старушку. – Вы, должно быть, будете часто видеться с вашим мужем.
– Нет! Это все равно, что муж умер – между нами полторы мили, а мы оба с ревматизмом.
Часы показывали уже четверть шестого, и гостьи встали, чтобы удалиться. Им еще предстояло пройти полмили и переодеться к обеду.
На прощание старая женщина крепко сжала руку Патти. Похоже, несколько слов сочувствия, сказанных случайной посетительницей, принесли ей больше утешения, чем присутствие целого выводка буйных внуков.
– Разве это не ужасно – быть старым и просто сидеть и ждать смерти? – содрогнулась Патти, выходя с подругами в холодную темноту зимнего вечера.
– Ужасно! – искренне согласилась Конни.
– Идем скорее! Иначе опоздаем к обеду, а сегодня дают курицу.
Они направились к зданию школы бодрой рысцой, требовавшей глубокого дыхания и не позволявшей вести беседу, но ум Патти работал так же быстро, как ее ноги.
– У меня совершенно замечательная идея, – с пыхтением выговорила она, свернув в ворота и стремительно продвигаясь по дорожке к большому освещенному дому, широко раскинувшему оба свои крыла им навстречу.
– Какая? – спросили подруги.
В эту минуту до них долетели настойчивые звуки гонга, и за окнами замелькали торопливые фигуры: звонок, призывавший к приему пищи, всегда находил более живой отклик, чем тот, который призывал на занятия.
– Я расскажу вам после обеда. Сейчас нет времени, – ответила Патти, на бегу скидывая пальто.
Они расшнуровали блузы, пока с топотом поднимались по задней лестнице, и стащили их через головы в холле второго этажа.
– Помедленнее, пожалуйста! – умоляли они спускающуюся в столовую процессию, которой пересекли путь. Обед был единственной трапезой, на которую ученицы ходили по парадной лестнице, покрытой ковром, а не по задней, обитой жестью.
Их вечерние платья были, к счастью, не мятыми и на месте. Девочки влезли в них без особых церемоний и, раскрасневшиеся, с немного встрепанными волосами, извиняющиеся, появились в столовой как раз в тот момент, когда кончилась молитва. Опоздать к молитве означало получить только одно замечание, первое блюдо обходилось дороже, а второе еще дороже. Наказание возрастало в геометрической прогрессии.
В начале часового перерыва перед вечерними занятиями три подруги отделились от танцующих в холле и удалились в уголок пустой классной.
Патти взгромоздилась на парту и откровенно поведала о своих чувствах.
– Мне надоело, что директриса читает молитвы и произносит речи о красоте рождественского духа и о том, как похвально сделать счастливыми множество маленьких детей, хотя сама отлично знает, что для нас это просто забава. В нынешнем году я председатель праздничного комитета и могу поступить так, как мне хочется. Хватит с меня этой фальшивой благотворительности! Я не стану устраивать никакой елки для детей!
– Никакой елки? – растерянно переспросила Конни.
– Но что же ты собираешься делать с тридцатью семью долларами и восемьюдесятью четырьмя центами? – спросила практичная Присилла.
– А вот что! Слушайте! – И Патти приступила к изложению своих идей. – По соседству с нашей школой нет детей, которые хоть в чем-то действительно нуждались бы, но бабушке и дедушке Фланниган помощь необходима. Бедная старушка, такая добрая и кроткая, вынуждена жить среди этих ужасных, визгливых и липких маленьких Мерфи, а дедушка Фланниган втиснут в кухню Таммаса-младшего и должен выполнять поручения своей невестки, совершенно ужасной женщины. Бабушка Фланниган все время тревожится о муже, потому что у него ревматизм, но никого нет рядом, чтобы втирать ему мазь или заставлять носить теплое нижнее белье. Они любят друг друга, как любая другая супружеская пара, и разлучить их только потому, что Урсула хочет принимать гостей, – это просто возмутительно!
– Ужасно, – согласилась объективная Конни, – но я не думаю, что мы чем-то можем помочь.
– Да можем же! Вместо того чтобы устраивать елку, мы снимем тот пустой маленький коттедж на Лавровой аллее и починим дымоход – Патрик может сделать это бесплатно, – и вставим новые окна, и завезем мебель, и устроим их там хозяйствовать вдвоем.
– Ты думаешь, мы сможем сделать это на тридцать семь долларов и восемьдесят четыре цента? – уточнила Присилла.
– Вот тут-то и поможет благотворительность! Если каждая девочка в школе две недели будет обходиться без карманных денег и пожертвует их на наш проект, то у нас окажется больше сотни долларов, а на такую сумму можно совершенно великолепно обставить домик. И это была бы настоящая благотворительность! Ведь отказаться от карманных денег в предпраздничные дни особенно трудно.
– Но захотят ли девочки расстаться со своими деньгами?
– Мы устроим так, что им придется это сделать, – заявила Патти. – Соберем общее собрание и произнесем речь. А потом все пройдут гуськом мимо стола председателя, и каждая внесет свое имя в список. Ни одна не посмеет отказаться на виду у всей школы.
Огонь в сердце Патти зажег ответное пламя в двух других сердцах.
– Отличная идея! – объявила Конни.
– Это будет такое веселье – обставлять домик! – сказала Присилла. – Почти как самим выходить замуж.
– Вот именно, – кивнула Патти. – У этих бедных стариков давно не было возможности спокойно посидеть наедине друг с другом. Мы снова подарим им медовый месяц.
На протяжении следующего часа Патти, судя по ее виду, учила геометрию, но мысленно уже подрубала простыни, полотенца и скатерти. Был четверг, а по четвергам, с восьми до девяти вечера, обычно проходили занятия по «этикету». Девочки одна за другой величественно спускались вниз, входили в гостиную – Клэр Дюбуа, в роли лакея, объявляла о каждой посетительнице, – и пожимали руку хозяйке, пожилой мамаше, которую изображала Конни Уайлдер, и ее начинающей выезжать в свет дочери, на голову выше самой мамаши. Юную дочь изображала Айрин Маккаллох, самая высокая в школе. Учительница гимнастики, распределявшая роли, обладала чувством юмора. От каждой гостьи ожидалось приличествующее случаю высказывание – запретной была лишь тема погоды.
– Миссис Уайлдер! – экспансивно воскликнула Присцилла, шагнув навстречу хозяйке с протянутой рукой. – И дорогая маленькая Айрин! Даже не верится, что этот ребенок действительно так вырос. Кажется, еще вчера она была совсем крошкой и только начинала ходить…
Присциллу поддержала Патти.
– Моя дорогая миссис Уайлдер, – начала она с ирландским акцентом, которому могли бы позавидовать Мерфи, – вы слышали новость? Мистер Таммас Фланниган с супругой сняли в этом году коттедж в Лавровой аллее. Каждый день во второй половине дня они принимают гостей. Летом у них будут подавать лимонад и имбирные пряники, а зимой суп и сэндвичи. Вы с Айрин непременно должны побывать у них.
В этот момент «этикет» кончился, и три подруги уединились в комнате Патти и Конни в Райском Коридорчике, где закрылись от посетительниц. Время между девятью и половиной десятого было привычным часом визитов в Св. Урсуле. Разумеется, предполагалось, что эти тридцать минут будут заняты подготовкой ко сну, но, если вы умели раздеться в темноте, можно было посвятить их светскому общению.
«Легли спать! Просим не беспокоить!» – гласила записка, которую они прикрепили к двери, но оживленные речи за дверью противоречили написанному.
– Отличную я подала идею насчет лимонада и супа, правда? – спросила Патти.
– «Прежде всего благотворительность не должна выглядеть как подаяние. Вы должны помогать людям самим содержать себя», – процитировала Присцилла фрагмент последней лекции по социологии.
– Мы будем ставить маленькие столики под яблоней летом и в гостиной зимой, – строила планы Патти, – и все школьницы, и те, кто проезжает мимо в своих автомобилях, будут останавливаться, чтобы выпить лимонада. С девочек будем брать по пять центов, а с автомобилистов по десять.
– Слушайте! Давайте заставим Патрика и Таммаса вносить по доллару в неделю на содержание дедушки и бабушки, – предложила Конни. – Старики, должно быть, съедают на добрый доллар картофеля там, где живут сейчас.
Они продолжали шепотом обсуждать свой план еще долго после того, как прозвенел звонок «отхода ко сну» и пришлось погасить свет, так что Присцилла, с похвальным желанием остаться незамеченной, была вынуждена проползти на четвереньках мимо открытой двери Мадемуазель, чтобы добраться до своей комнаты в конце коридора.
На следующий день, как только прозвенел звонок, объявивший дневной перерыв в занятиях, они получили разрешение выйти за пределы территории школы и быстрым шагом отправились по делам. Их намерением было собрать всю необходимую информацию – прежде чем обратиться со своим предложением к общему собранию школы.
– Сначала зайдем к Патрику и Таммасу и заставим их пообещать по доллару, – сказала Патти.
Патрик с готовностью пообещал доллар – Патрик всегда был горазд на обещания, – и обрадованные девочки бодро направились к Таммасу-младшему. На заднем крыльце они увидели дедушку Фланнигана – он озабоченно вытирал ноги: бедняга всякий раз трепетал как тростиночка, слыша гневные речи своей бойкой на язык невестки. Таммас-младший, после того как его отвели в сторону и изложили ему весь проект, решил, что сможет давать два доллара в неделю. Затравленное выражение на его лице мгновенно сменилось более спокойным. Он явно был рад спасти отца от деспотизма своей жены.
Девочки ушли, твердо решив осуществить задуманное. Оставалось только снять коттедж, вовлечь в это дело всю школу и подшить простыни.
– Идите и приценитесь к мебели и обоям, – распорядилась Патти, – а я пока решу вопрос насчет коттеджа. Встретимся у фонтанчика с содовой.
Агента по операциям с недвижимостью, владевшего коттеджем, она застала в офисе на втором этаже здания банка и сбила его цену с девяти долларов в месяц до семи, проявив при этом – как ей казалось – великолепную деловую хватку. После этого она сообщила ему о готовности снять коттедж на год.
– Договор аренды не понадобится, – сказал он. – Достаточно устной договоренности и ежемесячной оплаты.
– Я не могу решиться на это дело без договора аренды, – сказала Патти твердо. – Вдруг вы захотите продать коттедж или что-нибудь еще случится, и тогда нам придется съехать.
Джентльмен, которого позабавила ее принципиальность, заполнил бланк договора и подписал в качестве одной из сторон сделки. Затем он передал перо Патти и указал строку, оставленную для подписи второй стороны.
– Сначала я должна проконсультироваться с моими партнерами, – объяснила она.
– О, понимаю! Пусть они также подпишут здесь, а потом вы принесете договор мне.
– Все подпишут? – с сомнением в голосе уточнила она, разглядывая довольно ограниченное место для подписи. – Боюсь, тут не хватит места.
– Сколько у вас партнеров?
– Шестьдесят три.
На мгновение он растерянно уставился на нее, затем его взгляд упал на вышитые буквы «Св. У.», украшавшие рукав ее пальто. Он запрокинул голову и расхохотался.
– Прошу прощения! – извинился он. – Но вы меня немного ошеломили. Я не привык вести дела в таком крупном масштабе. Чтобы быть законной, – объяснил он серьезно, – бумага должна быть подписана всеми участниками сделки. Если здесь недостаточно места, вы можете приклеить… э…
– Приложение? – предположила Патти.
– Вот именно, – согласился он и проводил ее с вежливым и серьезным поклоном.
В тот же вечер, когда звонок возвестил о конце занятий, Патти, Конни и Присцилла вскочили на ноги и объявили о созыве общего собрания школы. За удалившейся мисс Джеллингз закрыли дверь, и на протяжении следующего получаса все три произносили речи – то по очереди, то в унисон. Они обладали даром убеждения и сумели добиться своего. Праздничному фонду были обещаны карманные деньги – возражающих не нашлось, и все школьницы прошли, одна за другой, мимо стола председателя и подписали договор аренды.
Две недели в Св. Урсуле кипела работа – так же, как и в коттедже на Лавровой аллее. Фактически пришлось на время включить и его в территорию школы. Девочки работали там группами все свое свободное время. Подвал был выбелен комитетом, состоявшим из четырех учениц, которые вошли туда в синих костюмах, а вышли пятнистыми, словно яички ржанки. Таммас-младший предлагал выполнить за них эту работу, но они не пожелали от нее отказаться. Правда, они позволили ему покрыть клеевой краской потолки и оклеить обоями стены, но полы, двери и оконные рамы выкрасили самостоятельно. В вечерние часы отдыха они уже не танцевали, а сидели плотной фалангой на лестнице, подшивая простыни и скатерти. Дом предстояло обставить с великолепием, которого бедная миссис Фланниган в своей супружеской жизни никогда не знала прежде.
Накануне Рождества, когда все было готово, школа в полном составе, вытерев ноги о коврик возле двери, прошла на цыпочках с последним инспекционным визитом. В коттедже было три комнаты, не считая погреба и пристройки для дров. Бумажные обои и мебельные чехлы из вощеного ситца в гостиной, разукрашенные пылающими розовыми пионами и густой листвой, оказались, на взгляд некоторых, немного кричащими, но глаза у дедушки и бабушки уже сдавали, так что им нравились яркие цвета. К тому же в результате искусных расспросов удалось выяснить, что пионы – любимые цветы бабушки. В кухне были красные занавески, яркий красный половик, а у очага – два удобных кресла. Подвал до верху заполнили припасами со школьной фермы (вклад мисс Салли в общее дело): картофеля, капусты, моркови и лука должно было надолго хватить для приготовления ирландской тушеной баранины с овощами. Ящик для растопки был полон, а в углу даже стояла пятигаллонная жестянка керосина. Шестьдесят четыре пары глаз внимательно обозревали комнаты, чтобы удостовериться, что ничего существенного не было упущено.
Оба семейства – Мерфи и Фланниган – все эти дни пребывали в состоянии крайнего возбуждения в связи с предстоящим переездом пожилой пары. Даже супруга Таммаса-младшего вызвалась вымыть окна в новом домике и целую неделю почти не сердилась. Старик уже и не ожидал такого от жизни. Когда пришло время, миссис Мерфи тайком упаковала вещи бабушки и нарядила ее в лучшее платье – под предлогом, что ее отвезут в экипаже на рождественский ужин, где она встретится наконец со своим мужем. Такая перспектива привела старую женщину в состояние радостного возбуждения. Дедушку приготовили к поездке, использовав ту же простую тактику.
Патти, Конни и Присцилле, как инициаторам всего предприятия, было поручено устроить стариков на новом месте, но они тактично делегировали это право сыну и дочери. Они только убедились, что огонь в очаге разведен, лампы зажжены, а кошка – там даже была кошка – спит на коврике у камина, и, как только стук колес экипажа перед крыльцом возвестил о прибытии Мартина и его пассажиров, тихонько выскользнули из домика через заднюю дверь и побежали домой к обеду в синеватых снежных сумерках.
Их встретил гам голосов.
– Бабушке понравились часы в гостиной?
– Она знает, как обращаться с жаровней?
– Они были разочарованы тем, что нет перины?
– Они обрадовались кошке? Или им больше хотелось бы попугая? (Школа разделилась по этому важному вопросу.)
В тот вечер за обеденным столом говорили только о коттедже в Лавровой аллее. Каждая из учениц была так же взволнована счастьем бабушки и дедушки, как собственными приближающимися каникулами. Все шестьдесят четыре планировали в первый же день по возвращении в школу выпить чаю из бабушкиных шести чашек.
Школьные правила позволяли в каникулы ложиться спать позднее обычного, так что в девять часов Патти и Присцилла получили разрешение сопровождать Конни и десяток других близких подруг на станцию, откуда тех должен был умчать к родным западный экспресс. На обратном пути, одни в «катафалке» и все еще кипя весельем рождественских поздравлений и прощаний, они проезжали мимо коттеджа в Лавровой аллее.
– Думаю, дедушка и бабушка еще не спят! – сказала Присцилла. – Давайте остановимся и пожелаем им веселого Рождества – просто для того, чтобы убедиться, что они всем довольны.
Мартина легко уговорили остановиться: он тоже не очень строго соблюдал дисциплину в каникулы. Патти и Присцилла направились к двери, но в нерешительности остановились при виде картины, открывшейся перед ними в освещенном окне. Ворвавшись в маленький домик с шумными рождественскими приветствиями, они грубо нарушили бы уединение влюбленных. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что новоселье было счастливым. Бабушка и дедушка сидели перед огнем в своих удобных креслах-качалках с красными подушками, лампа заливала ярким светом их сияющие лица, и, держась за руки, они улыбались, глядя в будущее.
Патти и Присцилла на цыпочках сошли с крыльца и влезли обратно в «катафалк», став вдруг немного серьезнее и сдержаннее.
– Знаешь, – задумчиво сказала Патти, – они так довольны, как если бы жили во дворце, имели миллион долларов и шикарный автомобиль! Забавно, правда, как какая-то мелочь может сделать людей счастливыми?
Глава 6. Серебряные пряжки
– Три недели сидеть в четырех стенах с двумя самыми глупыми девчонками в школе…
– Малыш Маккой не так уж плоха, – сказала Конни в виде утешения.
– У нее кошмарные мальчишечьи ухватки!
– Но она довольно забавна.
– Она так вульгарно выражается! И вообще, на мой взгляд, она просто невыносима!
– Ну, во всяком случае, Харриет Гладден…
– …поистине ужасна, и ты это знаешь. Я гораздо охотнее встретила бы Рождество с мраморным плачущим ангелом на чьей-нибудь могиле.