В бездонных карманах Максима, кроме тупых приколов вроде засахаренных мух, обнаружилась еще и отмычка. Глядя, как ловко он ею орудует, я не сдержала любопытства:
– Где ты приобрел навыки грабителя?
– Сидел по малолетке на острове «Огненный», – обронил он, – там и прошел курс молодого взломщика.
– Здорово! – одобрила я его очередное вранье. – Маленькая деталь. Подростки в печально известное место не попадают, там держат преступников, которым смертная казнь заменена пожизненным заключением. Только не говори, честный ты наш, что в виде исключения для тебя там оборудовали спецкамеру, в которой Максик провел пару лет, затем приехала бабушка, забрала внучка и определила его в детдом.
Товарищ по охоте на холодильник распахнул дверь.
– Прошу, чертоги жратвы готовы принять прожорливую, но прекрасную принцессу, обладающую даром ясновидения. Моя юность протекала именно так, как ты рассказала. Вау! В шкафах полно хавки! Устроим пикник здесь или унесем добычу в пещеру?
– Лучше побыстрей убраться в номер, – предложила я.
– Мудро. Хватай вон тот поднос, – распорядился Максим.
– Тише, – шикнула я, – слышишь голос?
– Не-а, – прошептал Макс.
Я подкралась к зарешеченному открытому окну. Так и есть, во внутреннем дворике ресторана находится официантка Светлана. Вместо того чтобы мирно спать в своей каморке, девица болтает по сотовому.
– Хорошо, – говорила Света, абсолютно уверенная, что ее не слышит ни одно живое существо, – уже иду! На площадку, где летний бассейн. Поняла, прибегу через минуту, серьги и кулон со мной. А что я получу в награду? Вадим Никитович, вы меня не обманете?
Зашуршал гравий, уличные фонари были погашены, но полная луна хорошо освещала официантку, быстро шагавшую по дорожке.
– Вадим Никитович? – напрягся Максим. – Она говорила с мужем Лидии, господином Краснопольским? Крутой поворот событий.
– Пошли скорей к бассейну, – предложила я, – попробуем незаметно подсмотреть. Только лучше не идти за Светой – вдруг она нас заметит! Воспользуемся другой дорогой, выйдем через грязелечебницу.
Мы оставили поднос с продуктами, забыли запереть дверь в ресторан и на цыпочках побежали по коридору, ведущему в процедурную. Естественно, створка оказалось заперта. Максим не сразу справился с замком, а потом провозился с дверью, ведущей к бассейну.
Пока он, чертыхаясь сквозь зубы, орудовал отмычкой, я пыталась сквозь стекло рассмотреть территорию вокруг водоема. Но на улице по-прежнему не работало освещение, а луна, как нарочно, зашла за тучу.
– Готово, – прошептал Максим.
Мы выскользнули на улицу и, согнувшись в три погибели, стали красться к бассейну. Пошел дождь, сначала мелкий, потом капли стали тяжелыми.
– Видишь кого-нибудь? – еле слышно спросил Макс.
Я помотала головой.
– Жаль, я фонарь не прихватил, – не успокаивался Максим, – но, похоже, там никого нет! Черт, мы опоздали!
– Надо изучить местность, – без особого восторга сказала я.
– Пока я шуровал отмычкой, сладкая парочка ушла. Сейчас они могут быть где угодно, – возразил Максим. – Мы их не отыщем, мокнуть никто не будет.
Дождь превратился в непрерывный ливень.
Макс дернул меня за руку:
– Бежим в дом, завтра прижмем Светлану и устроим ей допрос с применением пыток. Я служил в тюрьме на базе Гуантанамо, научился там всяким штучкам.
– Ты невыносимый врун, – констатировала я и понеслась назад.
Когда мы очутились в лечебнице и снова на цыпочках пошли в жилую часть, Макс неожиданно сказал:
– Я не лгу, у меня синдром Питера Пэна, мальчика, который отчаянно не хотел стареть. Но признайся, тебя перестало раздражать мое поведение?
По счастью, как раз в этот момент мы очутились около двери в мою спальню, и я, удачно избежав необходимости отвечать на вопрос, юркнула в номер. Макс не стал стучать, а ушел спать, я села на кровать и, стаскивая с себя до нитки промокшую футболку, поняла: Макс абсолютно прав. Меня больше не бесит его идиотская манера вести беседу вкупе с привычкой подсовывать людям засахаренных мух и жвачку с зубами. Более того, прикол с конфетой, склеивающей челюсти, неожиданно показался мне по-настоящему смешным! Наверное, пословица «с кем поведешься, от того и наберешься» справедлива на сто процентов. Возле Макса я невольно стала превращаться в восьмиклассницу.
Глава 21
Завтрак я позорно проспала, проснулась поздно, с огромным трудом заставила себя встать и пошла в бальнеолечебницу. Увидев меня, Маргоша затарахтела:
– Сегодня будем делать релакс. Как ночь прошла?
Естественно, у меня не было ни малейшего желания говорить болтливой медсестре правду, поэтому я предпочла отделаться стандартным ответом:
– Замечательно.
Маргоша, бесцеремонно нарушив границы моего личного пространства, почти вплотную приблизилась ко мне и, понизив голос до шепота, сказала:
– Вот ужас!
Остатки сна разом с меня слетели.
– Что случилось?
– Про Свету, официантку из столовой, слышали?
По моей спине побежали мурашки.
– Нет, она уволилась?
Маргоша закатила глаза.
– Если бы. Умерла.
Я схватилась рукой за стену.
– Когда? Отчего?
Медсестра оглянулась.
– Алла Михална велела молчать, пообещала вон без выходного пособия выпереть, если мы сболтнем правду, поэтому я только вам расскажу. Света утонула в бассейне, ну, том, который на открытом воздухе. Ее рано утром Василий, дворник, нашел, он же тело из воды вытаскивал.
Я молча смотрела на Маргариту, а та принялась строить догадки.
– Алла Михална строго-настрого запрещает служащим лечиться в «Вилле Белла».
Один раз повариху Елену Сергеевну ревматизм скрутил, и она попросила хозяйку:
– Можно Маргарита мне согревающую процедуру сделает? Спина невыносимо болит, ни сесть, ни встать. Маргоша после службы останется, не в ущерб клиентам кабинет займу.
Но хозяйка встала на дыбы:
– Никогда. Чтобы пройти курс грязевых ванн и обертываний, люди платят немалые деньги, никому не понравится, что эксклюзивные услуги получает даром обслуживающий персонал. Ступай в районную поликлинику, лечись по месту жительства, нечего лезть туда, где оказывают помощь богатым.
Никто из горничных, официанток, медсестер и прочих наемных работников не имеет права греть косточки в бане, заниматься в фитнес-зале или купаться в бассейне.
Но вчера стояла очень душная ночь, дело шло к грозе, в воздухе, ставшем вязким, начисто пропал кислород. Наверное, Света чуть не задохнулась в своей крохотной спаленке без окон, вот и решила освежиться, подумала, что поздней ночью ее никто не заметит, прыгнула в бассейн и утонула.
– Менты приезжали из Ларюхина, – в манере рэпера декламировала Маргоша, – шито-крыто дело провернули. Уж не знаю, сколько Алла Михална нашим дуракам в фуражках отсчитала, чего им наобещала, но «синие птицы» сами унесли труп Светланы за ограду. Бассейн Алла Михална, экономящая даже на хлебе, сливать не стала, чистильщика не вызывала, приказала только бросить в воду побольше дезинфекции. Евлампочка Андреевна, – с жаром бубнила медсестра, – вы туда купаться не ходите, мало ли что. Если совсем жарко станет, лучше в номере из душа облиться.
– Очень странно утонуть в бассейне, – только и сумела вымолвить я.
– Почему? – возразила Маргоша. – Можно и в луже тапки отбросить! Светка плавать не умела.
– Плавать не умела! – эхом отозвалась я.
– Ага, – кивнула Маргоша, – даже по-собачьи у нее не получалось. Я знаю, что произошло! Света спустилась в мелкую часть, там по пояс, начала приседать, а тут молния как сверкнет! Небось она перепугалась, отпустила ручку, за которую держалась, и тю-тю. Вот жизнь какая: сегодня бегаешь по кругу, зарабатываешь, потом брык! И ничего из накопленного тебе уже не понадобится.
Я не стала выслушивать сентенции Маргоши, быстро развернулась и поспешила к выходу.
– Евлампочка Андреевна, – удивилась медсестра, – вы куда? А процедурка?
– Позже загляну, – отмахнулась я.
– Потом времени не найдется, – попыталась остановить меня Маргарита, – лучше сейчас.
– Не могу, – на ходу заявила я, – совсем забыла про суп! Поставила мясо варить, не выключила горелку, выкипит бульон!
Маргоша не произнесла ни слова, я выскочила из лечебницы и помчалась в жилой корпус. Уже подбегая к рецепшен, подумала, что версия про суп в люксе на несуществующей плитке прозвучала по меньшей мере нелепо. Следовало придумать нечто более правдоподобное. Полагаю, к ужину вся «Вилла Белла» будет шептаться о спонтанно возникшем сумасшествии госпожи Романовой, Маргоша не откажет себе в удовольствии посудачить на мой счет.
Дежурная за стойкой изобразила улыбку.
– Евлампия Андреевна! Как отдыхается? Замечательный август в нынешнем году, тепло, словно в Дубае.
Я оперлась о полированную пластиковую панель.
– Евлампия Андреевна! Как отдыхается? Замечательный август в нынешнем году, тепло, словно в Дубае.
Я оперлась о полированную пластиковую панель.
– Не подскажете, господин Краснопольский в номере?
Блондинка покосилась на доску с ключами.
– У них с женой двойной люкс, дверь одна, кто-то в комнатах есть, но Вадим Никитович или Лидия Константиновна, не скажу. А вы им позвоните!
Мне хотелось побеседовать исключительно с мужем Лидии, поэтому я изобразила растерянность.
– Вдруг они спят, не хочется будить людей, нет ли другого способа выяснить, кто из семьи Краснопольских еще не покидал номер?
Администратор повертела в пальцах шариковую ручку.
– Может, в гараже посмотреть? Без машин им в Москву не попасть.
– Отличная идея! – похвалила я сметливую блондинку. – А на чем ездят Краснопольские?
– Как все, на «Бентли», – прозвучало в ответ.
– Подскажите номера автомобиля, – не успокоилась я, – если все ездят на «Бентли», то как найти машину Краснопольских?
– У Лидии Константиновны тачка шоколадного цвета, – пояснила красотка с рецепшен, – одна такая на стоянке, а у ее мужа черная, зато номер неприятный, 666, число дьявола.
– Похоже, господин Краснопольский совсем не суеверен, – сказала я и пошла на большую парковку, где стояли машины клиентов.
Просторное кирпичное помещение освещалось крохотными лампочками, тот, кто хотел выгнать на волю железного коня, должен был сам зажечь неоновые лампы, дававшие мертвенно-голубой свет. Я не стала увеличивать хозяйский счет за электричество и пошла вдоль рядов дорогих автомобилей, выискивая номер 666.
Машина светло-коричневого цвета обнаружилась в небольшом боковом кармане, около нее осталось свободное пространство, как раз для еще одного «Бентли», а на чисто вымытом бетонном полу остались отпечатки диковинной формы. Я присела рядом и начала внимательно их изучать. Комочки глины почти точно повторяли рисунок протектора шин. А в каком случае остается такой след? Только если вы промчались по мокрой проселочной дороге, а потом оставили тачку в гараже. Глина подсохнет и вывалится, едва ваш «Бентли» (у вас же, как у всех, – «Бентли»?) захочет уехать прочь. От Москвы до Ларюхина ведет хорошее шоссе, но вот дальше короткий путь от поселка к клинике проходит по грунтовой, присыпанной щебнем дороге. Алла Михайловна не желает тратить деньги на обустройство чужой собственности, а местная власть, очевидно, нищая. Представляю, как ругаются водители несметно дорогих тачек, когда им в стекло или в бампер попадает острый камушек. Кстати говоря, я, имеющая в своем распоряжении бюджетную малолитражку, тоже разозлилась, увидев небольшой отрезок утрамбованного тракта. Значит, Вадим был здесь вчера. Дождь начался поздно вечером, до этого стояла замечательная погода, и грязь никак не могла набиться в протекторы. А вот щебенка...
Из «Бентли» послышался тихий стон, такой мучительный, что я, не подумав о последствиях, рванула на себя переднюю дверцу машины.
– Что нужно? – хриплым голосом спросили с заднего сиденья.
– Вам плохо? – воскликнула я.
– Хорошо, – мрачно ответила девушка, подняла голову, и я сразу узнала Лиду Пронькину, вернее, Краснопольскую.
– Вы заболели? – не отставала я, изучая красные глаза и распухший нос молодой женщины.
– Аллергия замучила, черемуха цветет, оставьте меня в покое, – буркнула Лида, – откуда вы только взялись!
Я захлопнула дверцу водителя, открыла заднюю и уселась около Лиды.
– У вас аллергия на пахучие белые цветочки?
Лидия дернулась.
– Да!
– Но они распускаются в мае или самом начале июня, но никак не в августе. И почему вы сидите здесь одна? – не отлипала я. – Вы плакали, стонали. У вас проблема со здоровьем?
Лида всхлипнула.
– Нет.
– Вас кто-то обидел?
Краснопольская обхватила себя руками и ответила почти спокойно:
– Нет.
Я вспомнила книжку Вульфа.
– До сих пор я видела вас в красивых костюмах бежевого или дымчато-розового цвета. Похоже, вам по вкусу неяркие, но светлые тона.
Пронькина кивнула, я обрадовалась ее позитивной реакции.
– Но сейчас на вас темно-серая бесформенная хламида, смахивающая на балахон. Полные женщины носят подобную одежду, полагая, что она зрительно отнимет у них пару десятков килограммов. Зряшная надежда: танк, замотанный в брезент, никогда не будет напоминать кузнечика. Так почему вы вырядились столь странным образом? Наряд не похож на траурный, зато за версту кричит о вашем желании стать незаметной.
Лида заплакала, я обняла ее за плечи.
– Иногда пооткровенничать с посторонним человеком лучше, чем раскрыть душу близкому родственнику. Очень скоро мы разъедемся в разные стороны и более никогда не пересечемся. Вдруг я смогу дать вам дельный совет? Если же мне не удастся помочь, я просто вас пожалею.
Лида откинулась на спинку сиденья.
– Кто были ваши родители?
– Мама пела в оперном театре, папа – доктор наук, академик, работал на оборону, – честно ответила я.
– Они хорошо зарабатывали? – неожиданно спросила Лидия. – Семья жила богато?
Я улыбнулась.
– По советским понятиям – да, имелся весь набор благ, к которому стремился среднестатистический житель Страны Советов: просторная собственная квартира, дача с большим земельным участком, солидный доход. Мама воспитывала меня, работал только отец, он получал большую зарплату, увлекался коллекционированием картин, покупал много книг. Мы были типичными представителями интеллигенции тех лет: подписка на журналы «Новый мир» и «Москва», собрание сочинений классиков, стихи Евтушенко, Вознесенского, Рождественского, современные беллетристы. Часто ходили в театр, как драматический, так и оперный, не пропускали выставки. Наше материальное положение было намного лучше, чем у многих. Но родители никогда не выпячивали свое благополучие, хотя мы каждый год ездили в Крым и не экономили ни на еде, ни на отдыхе.
Лида протяжно вздохнула.
– Они вас любили?
– Как все папы и мамы, – грустно сказала я, – прощали мне плохие отметки, мелкие шалости. Справедливости ради следует отметить, что я не очень безобразничала, была тихой, болезненной троечницей. Мне и в голову не приходило хулиганить.
– У нас с Соней все сложилось иначе, – сказала Лида. – Мама очень любила отца. Один раз, выпив на Новый год слишком много шампанского, она мне сказала: «Ради Кости я готова на все. Прикажет он выпрыгнуть с пятнадцатого этажа – прыгну без колебаний». Согласитесь, такое признание пугает, кстати, в тот момент, когда оно было сделано, родители прожили в браке много лет.
Удивительно, какие длинные корни пускают в душе обиды детства и отрочества. Лида, забыв обо всем, стала вываливать передо мной проблемы школьных и студенческих лет.
С раннего возраста Лида с Соней слушали неумолчную песню мамы:
– Папочка так ради вас старается, извольте оправдать его доверие. Пронькины должны быть лучше всех.
Каждую пятницу вечером дочери демонстрировали отцу отметки. Как и многие погодки, они учились в одном классе.
Константин Львович изучал дневники и, если там не было проблем, сухо говорил:
– Естественно, Пронькины всегда и во всем лучшие.
Но иногда отец сдвигал брови и мрачным голосом осведомлялся:
– Тут учительница написала: на этой неделе Лидия сбавила в успеваемости и получила замечание по поведению. Безобразие, ты меня глубоко разочаровала. Почему ты не лучшая?
– Папочка, я уступаю по оценкам только Соне, – один раз заикнулась Лида, – а поведение – это ерунда, училка просто ко мне придирается.
Константин Львович в сердцах отшвырнул дневник.
– Лучшая – это значит лучшая. Добивайся того, чтобы учительница говорила: обе Пронькины – маяки класса. Теперь о поведении. Хочешь быть похожей на отвратительных пигалиц, которые ругаются матом, курят, красятся в сто слоев и теряют девственность в подъезде, едва перейдя в седьмой класс?
– Нет, – чуть не зарыдала от нарисованной перспективы девочка.
– Тогда веди себя безупречно, – отрубил Константин Львович и повторил: – Я глубоко разочарован.
Нина Олеговна и Константин Львович никогда не наказывали дочек. Отец не хватался за ремень, мать не произносила каноническую фразу:
– Марш в угол.
Ни Лиду, ни Соню не лишали подарков, сладкого, не запугивали отменой празднования дня рождения или поездки на море. Нет, родители спокойно объясняли детям их ошибки, и жизнь входила в прежнее русло. Но чем старше становилась Лида, тем сильней ей хотелось, чтобы взрослые заорали, затопали ногами, надавали ей пощечин. Фраза «Я глубоко разочарован» была для Лидочки хуже любого, самого ужасного скандала и порки мокрыми розгами.
Глава 22
Хоть родители и поощряли соперничество между детьми, девочек связывали нежные отношения. Соне нравились в школе все предметы, Лида больше тяготела к математике. Сочинения в старших классах превратились для Лиды в муку, но бойкая Сонечка, строчившая опусы с пулеметной скоростью, успевала помочь сестре.