Смотрит и ждет.
Всегда.
Каждый день!
Каждую минуту!
Уже целый год…
Вот по этой причине и надо было завтра утром повторять историю и французский. А значит, надо было выспаться. А значит, надо было, чтобы звонок перестал мешать. А значит…
Никита полязгал многочисленными замками и приотворил дверь. Осторожно высунул нос… и в образовавшуюся щель немедленно порскнуло что-то серое, пушистое, довольно толстое.
Порскнуло – и прошмыгнуло через прихожую в коридор, ведущий на кухню.
– Вот привет, – растерянно сказал Никита. – Кошка! Это она, что ли, звонила?!
Представить себе кошку, которая нажимала бы на кнопку звонка, не мог даже он со своим чрезмерно буйным воображением.
Так говорили мама, бабушка, папа, школьные учителя… Никита довольно-таки здорово злился, когда про это слышал.
Воображаешь – значит, выдумываешь, так? А он не выдумывал! Он и правда видел то, что видел!
К примеру, он иногда видел двух человек вместо одного. Нет, у него не двоилось в глазах! Потому что, когда двоится, видишь двух одинаковых людей. А Никита видел разных. Вернее, это был один и тот же человек, но как бы в разном настроении. Одно лицо у него могло быть веселым, а другое – грустным. Или одно добрым, а другое – злым. Или человек вообще мог пытаться идти в разные стороны…
Всякое бывало! Вот, к примеру, буквально только что он увидел тень без головы…
Тень без головы увидел, а в звонке совершенно ничего, никаких приспособлений, ни хитрых, ни примитивных, не обнаружил, как тщательно ни смотрел.
Получалось что? Или он их просто не заметил, или кошка все-таки сама…
Ну, это уж полная ерунда!
Никита пошел на кухню.
Честно говоря, он был даже рад, что в квартиру забежала кошка, и вовсе не собирался ее выгонять. Ему давно хотелось завести кошку или собаку. Но собаке будет, конечно, скучно: Никита целый день в школе, отец сутками на работе. А кошка может целый день спать, а вечером встречать хозяев у двери.
Это же здорово: вот Никита возвращается из школы, а она мчится в прихожую, мяукает радостно, подставляет голову под его руку, чтобы погладил, потом бежит на кухню, призывно оглядываясь, и он ее кормит… А ночью кошка забирается на Никитину кровать и устраивается у него в ногах. Или под боком. И мурлычет, пока не уснет.
«В холодильнике есть молоко и колбаса, – вспомнил Никита. – Для молока надо сегодня найти какое-нибудь ненужное блюдечко, а завтра можно попросить у папы денег и купить такие красивенькие плошки. Пластиковые. Одну для воды, другую для еды. И еще туалетный лоток. И кошачий корм. И травку пророщенную, чтоб стояла на подоконнике, а кошка ее ела…»
На кухне кошки не оказалось.
– Кис-кис! – сказал Никита. – Кис-кис-кис!
Кошка не шла.
Никита немного подождал. Потом прошел, киская, по комнатам.
Заглянул за диваны, под столы.
Кошки нигде не было.
Куда ж она пропала?!
Никита вернулся на кухню – и чуть не упал.
На табурете у стола сидел какой-то старик.
Никита оглянулся – дверь-то на площадку он оставил открытой! Заходи кто хочешь. Вот кто хочешь и вошел…
«Я гонялся за кошкой, а этот дед проник в чужую квартиру, – подумал Никита словами, которые довольно часто слышал от отца и его друзей-сослуживцев. Они даже дома разговаривали в основном о работе. – Дед проник в чужую, в смысле в нашу, квартиру, а кошка тем временем убежала».
– Потерял чего, хозяин молодой? – уютно усмехаясь, спросил старик.
Он был весь какой-то серый, точнее сивый, будто бы покрытый пылью, в замусоленной рубашке в мелкий горошек. Седая бороденка, седые нависшие брови, смешные усы… И яркие, веселые серые глаза.
Старик обхватил себя руками и попросил:
– Растопи печурку, сделай милость, а? Я гораздо озяб в сенях-то. Шибко уж они просторные, небось и не натопишь их!
Обалдевший Никита послушно взял спички и зажег одну из газовых горелок.
Незваный гость осторожно протянул к ней ладони, поросшие белым волосом, и похвалил:
– Хороший у тебя костерок! Беда, маленький, да ладно, спасибо и на том.
– Здравствуйте, – наконец вымолвил Никита, растерянно вертя спичечный коробок. – Вы… кто?
– А суседка я, – пояснил гость. – Дедушка-суседушка.
– Вон что! – облегченно сказал Никита. – Сосед! Вы, наверное, в наш дом недавно переехали, потому я вас ни разу и не видел. Вы с какого этажа? Из какой квартиры?
– Я суседка-то не твой, милочек. Не твой… – Глаза старика смотрели из белых зарослей оценивающе: – Это ты, значит, и есть мэрген, да еще и шаман? По виду и не скажешь. Хлипок больно. Иль потайное оружие скрываешь?
Кто такой мэрген, Никита отлично знал. По-нанайски это значит – «богатырь». Одна из самых любимых его сказок так и называлась: «Мэрген и его друзья». Мама ее сто раз ему читала, да и сам он тоже читал.
Слово «шаман» тоже было хорошо знакомым.
Но почему дед этот называет и мэргеном, и шаманом его, Никиту Зеленина? Смеется, что ли?
Нашел богатыря! Нашел колдуна!
Вообще дед очень странный. Говорит, что он сосед, но при этом – не Никитин сосед.
Чей же тогда?
И с чего он вдруг зашел в чужую квартиру?
А кошка-то! Где вообще кошка-то?!
Никита вдруг ощутил, что в кухне вкусно пахнет свежим, только что скошенным сеном.
Ох, какой же расчудесный запах!..
Обычно вот так расчудесно пахнет летом, когда косят траву на газонах.
Никита невольно глянул на окно: форточка закрыта, ну и все-таки октябрь сейчас – какое может быть свежее сено? Да еще на кухне!
– Почему я мэрген? – спросил он, отчего-то выбрав из десятка вопросов, мельтешивших в голове, именно этот.
– Вот я и говорю, слабоват на вид, – покачал головой дед-сосед, вернее дед-не-сосед. – Однако дзё комо не должен был ошибиться…
«Какой еще дзё комо?» – удивился Никита.
Вдруг темная тень мелькнула перед окном – птица снова чиркнула крылом по окну. Раздался противный такой скрип, у Никиты аж челюсти свело! А дед просто подскочил на табурете! Его глаза даже потускнели от ужаса!
– Ты дверку-то прикрыл, милок? – спросил он охрипшим голосом.
– Ой, нет! – спохватился Никита и, зачем-то сунув коробок в карман, понесся в прихожую.
Мигом запер все замки и только-только щелкнул последней защелкой, как в дверь снова позвонили!
«Так, – догадался Никита, – все же Валерка гениальный изобретатель. Дверь откроешь – все в порядке, звонок не звонит. Только закроешь – он опять начинает нервы мотать. И, главное, на площадке никого нет!»
Совершенно машинально он глянул в глазок – просто чтобы убедиться: за дверью – никого. Однако чуть не рухнул где стоял, увидав на площадке того же самого старика, который вроде бы должен сидеть на кухне и греть ладошки над газовой горелкой!
Вот – сивенький весь и седенький, белесая бороденка, рубашонка в мелкий горошек.
Как же он умудрился выскочить из квартиры?!
«А может, мне это снится?» – призадумался Никита.
– Впусти меня, милок, – простонал старик. – Обогрей! Шибко здесь холодно, в твоих сенях!
Никита поморгал-поморгал, потом, ни слова не говоря, пошел на кухню.
На лавке по-прежнему сидел давешний старикан и вытаращенными глазами смотрел на дверь.
– Это он? – прошептал, кивком указывая в сторону прихожей, а значит, и входной двери.
Никита кивнул, мигом поняв, кого дед имеет в виду.
– Ну и каков он нынче из себя, ирод этот? – стонущим шепотом спросил гость.
– Один в один вы, – сказал чистую правду Никита.
– Вот же сила нечистая! – пробурчал дед сердито. – Ни стыда у него, ни совести!
Звонок заставил его снова подскочить. Гнев с лица сошел, теперь оно опять стало испуганным.
– Не открывай! – простонал дедок. – Нипочем! Иначе нам обоим карачун настанет!
– А там кто? – спросил Никита, которого все происходящее не только не слишком пугало, но даже почти не удивляло.
«Все-таки это сон, – успокоил он себя. – А во сне чего только не насмотришься!»
– Он – ну, тот, который за дверью, – почему на вас так похож? – допытывался Никита. – Вы с ним братья-близнецы? Или, может, двойняшки?
Тут он едва не расхохотался, потому что вспомнил ужасно смешной сюжетик из одного старого-престарого «Ералаша». Этот сюжет еще папа в детстве смотрел и тоже над ним хохотал. Там один мальчишка подошел к двум абсолютно похожим малышам с лопатками и спрашивает:
– Вы двойняшки?
– Нет, – отвечают малыши, – мы близнецы.
– Значит, двойняшки! – уверяет мальчишка.
– Нет, близнецы!
– Значит, двойняшки!
И так они еще долго спорили, пока не появился еще один малыш, неотличимый от тех двух, и не сказал:
– Чего пристал? Мы не двойняшки, а тройняшки. Я писать ходил!
Конечно, сейчас Никита смех сдержал. Гость мог решить, что смеются над ним, а над взрослыми смеяться не стоит, даже если очень хочется. Невежливо, а главное, неполезно для здоровья. Пришлось бы объясняться и извиняться.
А впрочем, дед все равно не оставил Никите времени ни на смех, ни на извинения, ни на объяснения.
А впрочем, дед все равно не оставил Никите времени ни на смех, ни на извинения, ни на объяснения.
– Да что ж ты несешь, мэргенушко, батюшко?! – вскричал он сердито, всплеснув руками. – Брат! Двойник! Вот удумал, а?! Знаешь, кто он такой? Это для нас для всех наиперший враг!
– Для кого «для нас для всех»? – уточнил Никита. – Для нас с вами или в смысле и для России?
Дед посмотрел на него снисходительно:
– Для нас! Для России! Подымай выше, мэрген! Для всего мира подсолнечного!
Тут Никита не удержался и все же хихикнул.
Он-то раньше думал, что подсолнечным бывает только масло… А оказывается, и мир!
– Веселишься? – горько спроси дед. – А вот поди-ка на него еще разок погляди! Думаю, у него уже сила изошла – мою личину на себе держать. Увидишь теперь, каков он на деле! Но только смотри не открывай дверь! Ни за что! Поклянись!
– Да не открою я, – сказал Никита. – Зачем мне?
– Нет, ты поклянись! – не унимался дед. – Поклянись, что ни за что не откроешь! Ни за какие коврижки!
– Чем же клясться? – спросил Никита.
– Чем? – дед призадумался. – Ну, ты просто побожись. Только не стой рядом со мной. В сенцы ближние выйди.
– А почему? – удивился Никита.
– Да что ты все спрос да спрос! – рассердился старик. – Почему, почему! По кочану да по капусте! Иди вон в сенцы да божись! Только на меня при этом не смотри!
Никита вышел в коридор, но не удержался – глянул-таки через плечо. И увидел: дед мало того что под стол залез – еще и табуреткой загородился!
– Не смотри на меня, говорено же! – донеслось до Никиты сердитое шипенье. – Божись давай!
Никита послушно отвернулся и пробормотал, уставившись в стенку:
– Ей-богу, никому не открою дверь!
– Побожился? – донесся сдавленный голос.
– Все в порядке, – отозвался Никита и отправился к дверям, от которых несся очередной звонок.
Между прочим, дедушка-суседушка совершенно напрасно заставлял Никиту божиться. Потому что не только за какие-то там коврижки, но и вообще за все сокровища мира он не открыл бы двери тому кошмарику, которого разглядел в глазок!
От облика прежнего маленького, добродушного дедули ничего не осталось. Косматый, желтолицый, морщинистый, огромный старик маячил за дверью! Одет он был в бесформенный черно-серый (такое ощущение, что изрядно подернутый плесенью!) балахон, а на шее висели какие-то погремушки типа древесных корешков и просверленных камушков.
Его узкие черные глаза, чудилось, прожигали дверь насквозь. Из косогубого рта вырывалось не то рычание, не то шипение:
– Впусти меня! Приюти! Обогрей! Сил нет! Сейчас упаду да помру! Слабый я! Старый! Смилуйся!
Если бы Никита решил задавать вопросы, так сказать, по теме, первый был бы такой: раз вы, дедушка, такой старый и слабый, как говорите, отчего не постучали в какую-нибудь дверь на первом этаже, а поперлись аж на пятый, вдобавок без лифта? А во вторую очередь Никита спросил бы: кто ж просит о помощи таким злобным, угрожающим голосом?!
Впрочем, ни вопросы задавать, ни в какие-то разговоры пускаться с этим ужасным стариканом Никита не стал. Он просто повернулся – и дал деру прочь от двери.
Стало страшно! И даже не жуткая морда, которую он увидел в глазок, напугала Никиту, а то, что на площадке находился еще кто-то, кроме черного старика. Этот неизвестный то ли за спиной старика прятался, то ли вообще внутри него сидел!
Как это могло быть?! Никита не знал…
И еще… На площадке металась и плясала тень старика.
Эта тень была без головы!
Что, опять показалось? Не много ли нынче кажется?!
Вбежал в кухню. Дедка-суседка так к нему и бросился:
– Ну что? Видел? Каков он?
– Ужас… – еле смог пошевелить губами Никита.
– Вот! – зачем-то погрозил ему пальцем дедок. – А я что говорил! А ты божиться не хотел!
– Он кто такой, этот?.. – Никита помахал руками вокруг головы, изображая косматые волосы.
– Сам толком не ведаю, – вздохнул дед. – Знаю лишь, что нечисть злая, могучая! Я и сам, известное дело, нечистик, но мои проказы с евонными и равнять нельзя.
– Вы нечистик? – озадаченно нахмурился Никита. – В каком смысле?
– Говорено же тебе – суседка! Дедушка-суседушка! – повторил старик. – Неужто не понимаешь?
Никита поднял было плечи – пожать ими, – да так и остался стоять в этой позе, потому что грохот, раздавшийся из прихожей, заставил его окаменеть от ужаса.
Стучали в дверь. Нет, стучали – это не то слово!
В нее колотили так, словно хотели вышибить из косяка! Ломились яростно, и диву можно было даваться, что никто из Никитиных соседей не выскочил на площадку и не накричал на нарушителя ночного спокойствия.
Не исключено, что кто-нибудь все же высовывался. Но увидел эту жуткое существо – и счел за лучшее убраться в свою квартиру и запереться на все замки.
Конечно, могли бы в полицию позвонить или в МЧС…
А может, позвонили – и сейчас примчится наша кавалерия?
Как бы она не опоздала. Дом, честное же слово, вот-вот развалится!
– Чего ж это я стою колом? – вдруг спохватился дед. – Пора спасаться! Не то костей не соберем! Пойдут клочки по закоулочкам!
Он пошарил по карманам своих потертых штанов, попрыгал, потряс руками – и вдруг отовсюду на пол посыпалось сено. Похоже было, что перед тем, как наведаться к Никите, этот дедушка-соседушка долго лежал на каком-то там сеновале, вот сухая пахучая трава и набралась ему в карманы, в рукава, за пазуху и даже – Никита не поверил глазам, когда понял, во что был обут его ночной гость! – в лапти.
Потом старик проворно собрал сено – до последней травиночки! – закрутил его в тугой пучок, подсунул к горящей газовой горелке – и с этим маленьким факелом в руках со всех ног кинулся в прихожую.
Никита – за ним.
Честно говоря, он решил, что дедок сейчас бросится сражаться с этим ужастиком, который колотил в дверь. Типа, огнем пугать его будет. Хотя сначала понадобилось бы отпереть все замки и засовы, на которые дверь была заперта. А это, честно говоря, легче было сказать, чем сделать!
Однако дедка и в мыслях не держал кидаться в драку. Он подскочил к двери и принялся обводить ее горящим пучком сена. И над полом проводил дымную полосу, и под потолком, подпрыгивая при этом так высоко, словно был не древненьким старичком, а каким-нибудь резиновым мячиком с повышенной прыгучестью.
Никита стоял разинув рот и изумленно замечал, что стук в дверь становится все слабее и слабее, а потом и вовсе тишина наступила. В этой тишине вдруг раздался какой-то свистяще-шелестящий звук, как будто что-то пролетело по лестничной площадке – да и унеслось на нижние этажи. А потом Никита расслышал, как внизу грохнула дверь подъезда.
Дед облегченно вздохнул, смахнул пот со лба и сунул тлеющий жгут сена в карман штанов.
Никита аж ахнул – дырку ведь прожжет! – но ничего такого не случилось.
Это было удивительно, как, впрочем, и все, что здесь происходило.
Но, честно говоря, Никита не очень-то активно удивился. Спать вдруг захотелось ужасно! Ну просто хоть падай прямо на пол в прихожей!
Только как с этим дедом-соседом-не-соседом быть? Хорошо бы ему повежливей намекнуть, что ночь не лучшее время по гостям ходить…
– Пора двигать отсюда, покуда эта тварюга не надумала возвертаться, – проворчал дедок себе под нос и оценивающе оглядел Никиту: – Ну что, мэргенушко-шаманушко? Обувка у тебя крепкая? Ты кожушок какой-нито накинь да треухом не забудь головушку накрыть. Небось не лето на дворе!
– А зачем мне одеваться? – спросил Никита, так страшно зевая при этом, что сам ни слова из того, что сказал, не понял.
А вот незваный гость, как ни странно, все отлично понял! И ответил:
– Затем, что пора нам в путь, мэргенушко!
После этих слов старик подскочил к Никите – и вдруг мягко прикрыл ему лицо своей морщинистой волосатой ладонью.
– В дальний путь пора, шаманушко! – успел еще услышать Никита – и задохнулся от резкого запаха сена.
* * *– Гаки, намо́чи горо! Гиагда горо, чадоа!..
Никите снилась песня. Снился женский голос – сизый, прохладный, плавно переливающийся, как амурская волна ясным осенним днем. Голос то блуждал в тайге, то взмывал к вершинам синих сопок[12], то исчезал на дне реки, то снова появлялся, качаясь на волнах.
Голос был знакомый. Никита знал, что слышал его раньше! Он вырос под этот поющий голос! Вырос под мамины песни! И под эту песню! Человек говорит: «Ворон, до моря далеко!» – а тот смеется: «Пешком далеко, а я уже там!»
Никита знал, что нельзя просыпаться, ведь мамин голос утихнет! – но ничего не смог с собой поделать – и проснулся.
Однако родной голос по-прежнему выпевал:
– Гаки, намо́чи горо! Гиагда горо, чадоа!..
Никита открыл глаза и увидел над собой низкий бревенчатый потолок.
Что еще такое?!
Суматошно огляделся.
Тут не только потолок бревенчатый! Кругом такие же стены с аккуратно проконопаченными пазами. В одной стене вырублено небольшое окошечко, в нем пыльное, мутное, треснутое стекло.