Рудольф в задумчивости потер рукой подбородок.
– Скажите, кузен, – спросила Амалия, – я не прошу вас выдавать своих секретов, но… скажите: то, где именно находится Висконти в Париже, вы выяснили сами, своими силами, или кто-то со стороны дал вам знать об этом?
– Я узнал со стороны, – буркнул Рудольф. – Что меня, надо сказать, весьма удивило.
– И кто был осведомителем?
– Так, – сказал Рудольф, недовольно морщась, – мелкая сошка из парижского преступного дна.
Амалия вздохнула:
– Меня с самого начала насторожило, что и вы, и Пирогов оказались в одном и том же месте, в одно и то же время и с одной и той же целью: найти Висконти. Это не могло быть простым совпадением. Его сообщники всерьез хотели от него избавиться.
– Ваша версия многое объясняет, – согласился Рудольф, – но почему тело оказалось в шкафу, остается неясным.
– Оно оказалось в шкафу, потому что его туда засунули, – отрезала Амалия. – Может быть, я даже знаю, кто это сделал, а может, и нет. В любом случае это не имеет значения. Я иду на риск, кузен, и вы должны мне помочь. Я собираюсь найти «Леду».
– Сейчас? – ужаснулся Рудольф. – Но ведь почти полночь!
– Узнаю немецкую пунктуальность, – вздохнула Амалия. – Запомните: ночь – самое подходящее время для темных дел. Вы со мной?
– Я с вами. Но…
– Кто найдет картину, у того она и останется. Договорились?
– Договорились, – покорно сказал немец. – Кузина, у меня голова идет кругом. Вы знаете, где находится «Леда» Леонардо?
– Мне кажется, да. Висконти не зря сел на этот корабль. Но от потери крови он плохо соображал, иначе не стал бы искать картину в первом классе. И вот еще что, кузен. Я полагаю, там будет не только «Леда». Если Висконти готовился покинуть Италию, он должен был захватить с собой и остальные картины. У него был Тициан, набросок Боттичелли и еще несколько холстов. Если до «Леды» первым доберетесь вы, мне бы хотелось получить кое-что из оставшегося. Вы согласны? По-моему, это будет вполне справедливо.
– Кузина, – сказал Рудольф смиренно, – я преклоняюсь перед вами. Из одного грязного платка вы вывели застреленных сообщников и трагическую историю жизни итальянского аристократа. – Заметив, что глаза Амалии сверкнули, он примирительно вскинул руки. – Хорошо-хорошо, молчу. А что делать с телом Висконти?
Амалия подумала.
– Платок и паспорт нам больше не нужны, билет тоже. Книжку я оставлю у себя, может, удастся обнаружить в ней что-нибудь интересное. – Она закусила губу. – Делать нечего, положите его обратно в шкаф, в той же позе, в какой он был.
Платок, сигареты, паспорт и билет перекочевали обратно в карманы покойного. Амалия открыла шкаф, и Рудольф не без труда поместил туда тело бедняги Висконти, после чего родственники с облегчением покинули каюту.
– Я на минутку к себе, – пояснила Амалия. – Подождите меня у дверей.
Она вернулась с ридикюльчиком и в другом, более темном пальто, в котором ее силуэт почти сливался с ночной мглой.
– Я готова, – сказала Амалия.
– Но куда мы идем? – спросил ошарашенный Рудольф.
– А разве я не сказала? – удивилась моя героиня. – В багажное отделение первого класса.
Глава девятая,
в которой гаснет свет
– По-моему, я сошел с ума, – признался Рудольф.
После ряда мелких приключений им все-таки удалось добраться до отсека, где хранился багаж путешественников первого класса. Все подходы к нему находились под неусыпным наблюдением, потому что небожители зачастую перевозят с собой имущество, которое может соблазнить какую-нибудь нестойкую духом личность посягнуть на него, а, как известно, богач без имущества все равно что нищий. Поэтому владельцы кораблей делали все, чтобы охранять вверенные им ценности, и первый же матрос, которого засекли наши авантюристы, имел при себе заряженный пистолет.
– Это мне не нравится, – пробурчал Рудольф. – Надеюсь, вы захватили с собой ваш канделябр?
– Дался вам тот несчастный канделябр, – фыркнула в сердцах Амалия. Она подобрала с палубы моток веревки и метнула его в воду. Раздался негромкий плеск. – Помогите! – завизжала девушка что было сил. – Какая-то женщина бросилась в воду! На помощь!
Страж ринулся к борту, а Рудольф с Амалией счастливо проскользнули мимо него.
– Кузина, – шепнул Рудольф с чувством, – у меня нет слов.
После «женщины» при встрече с каждым новым матросом-охранником в воду угодили: ребенок, второй помощник Марешаль и пассажирка первого класса. Утопив всех, кого только можно, кузены наконец достигли цели.
Гигантский трюм тянулся, сколько хватало взгляда. В полумраке терялись очертания каких-то диковинных груд, на которые, чтобы предохранить их от перемещения при качке, были наброшены специальные сетки, прибитые к полу. Амалия невольно поразилась количеству барахла, которое перевозили с собой пассажиры. Громадный черный рояль поблескивал лакированным боком, зияли пустотой старинные шкафы, из-под каких-то тюков высовывался даже обломок колонны, похожей на античную развалину. Внезапно где-то в глубине раздался сдавленный хрип, и Амалия, испуганно пискнув, вцепилась в рукав Рудольфа. Хрип повторился ровно двенадцать раз, после чего захлебнулся и умолк.
– Боже мой, – тихо рассмеялся Рудольф, у которого тоже мурашки бежали по коже, – да ведь это же часы! Полночь!
Амалии стало стыдно своего страха. Она отпустила кузена и тут же, завизжав еще громче, вновь вцепилась в него. В проходе сидела маленькая серая мышка и лапкой разглаживала усы. Услышав истошный вопль Амалии, она подпрыгнула, сделала полный оборот вокруг себя и исчезла между бесформенных тюков.
– Не орите так! – взмолился Рудольф. – Вы переполошите весь корабль!
– Я испугалась! – просипела Амалия в свое оправдание, еле переводя дух.
– Тайный агент, – поучительно сказал Рудольф, – не должен бояться каких-то жалких грызунов, которые не могут причинить ему никакого вреда.
– Вам легко говорить, – оскорбленно отозвалась Амалия. – А я терпеть не могу мышей!
Здесь, в трюме, раздавалось множество странных, тяжелых звуков, которые на палубе почти не ощущались. Где-то рядом, в машинном отделении, рокотали машины, и пол сотрясался мелкой дрожью, вторя их неустанному движению. «Мечта» разрезала волны, и корабль вздыхал, стонал, кряхтел и содрогался. Скрипело дерево, и седой Атлантический океан, в котором бесследно исчезла мадам Эрмелин, бился в обшивку судна, недоумевая, что за вызов ему брошен этой игрушкой из стали и человеческой мысли. Он хотел раскусить корабль, как орех, но тот не поддавался и упорно, неуклонно продолжал свой путь. Амалия невольно поежилась: она чувствовала себя так, словно находилась в брюхе огромного животного.
– Иона во чреве кита, – пробормотал Рудольф, и Амалия поняла, что он думает о том же самом.
Именно тогда он и сказал:
– По-моему, я сошел с ума… И что же мы будем искать здесь?
– «Леду», – коротко ответила Амалия, возвращаясь к действительности.
– Да? – вздохнул Рудольф, с тоской оглядывая громоздящиеся вдоль прохода необъятные груды поклажи. – И где же она, интересно?
– Я думаю, – сказала Амалия несмело, – она в багаже Мерсье.
Рудольф остолбенел.
– Мерсье! Позвольте, так ведь это негоцианты из Марселя? Какого черта…
– Он и она, – напомнила Амалия. – Не знаю, как их зовут, вернее, звали, – поправилась она, – но уж точно не Мерсье. Я думаю, они и были сообщниками Висконти.
Рудольф задумчиво поскреб подбородок.
– Неплохо. Дайте-ка я разовью вашу мысль. Девица – любовница Висконти – убедила его принять ее план, так? Но у девицы был еще один дружок, и они уже в самом начале решили сохранить деньги и картину для себя. Сначала они попытались сдать нашего аристократа, а потом, поняв, что не отвяжутся от него, решили убить. Пиф-паф, два выстрела, и чета Мерсье уже никогда не будет плавать на пароходах. Однако картина уже в багаже, она погружена. Так?
– Они хотели начать новую жизнь в Америке, – вставила Амалия. – Заметьте, не у них одних новая жизнь ассоциируется с Новым Светом. Большинство людей думает, что стоит только пересечь океан, и от старых неприятностей не останется и следа. Что же до багажа, то он абсолютно точно прибыл на борт. Я узнала об этом от Марешаля, когда наводила у него справки об отсутствующих.
– Итак, «Леда» где-то здесь, и поэтому Висконти покупает билет третьего класса и является на корабль. Гм! Логично… – Рудольф поморщился. – Чересчур логично! Надо быть последним идиотом, чтобы поверить в это. С чего мы начали? С грязного платка и двух отсутствующих пассажиров первого класса. И к чему пришли? К пошлейшей трагедии в духе какого-нибудь… Эй, куда вы?
– Искать багаж четы Мерсье.
– Так просто? – крикнул фон Лихтенштейн уже в пространство – Амалия удалялась от него, не слушая, что он ей кричит. – Кстати, не забудьте, там повсюду мыши! Несметные полчища мышей, которые спят и видят, как бы полакомиться вашими сахарными косточками. – Спина Амалии дрогнула, но девушка не остановилась. – Черт подери, – процедил германский агент, – и что прикажете делать с такими родственничками? Погодите, Амалия, я с вами.
– Искать багаж четы Мерсье.
– Так просто? – крикнул фон Лихтенштейн уже в пространство – Амалия удалялась от него, не слушая, что он ей кричит. – Кстати, не забудьте, там повсюду мыши! Несметные полчища мышей, которые спят и видят, как бы полакомиться вашими сахарными косточками. – Спина Амалии дрогнула, но девушка не остановилась. – Черт подери, – процедил германский агент, – и что прикажете делать с такими родственничками? Погодите, Амалия, я с вами.
Они миновали рояль и двинулись в глубь отсека. В трюме было дьявольски холодно, и вскоре два доблестных агента разных государств уже клацали зубами.
– Двадцать минут первого, – ворчал Рудольф, ежась и поглядывая на часы на цепочке. – Моя мама говорила, что всякий порядочный человек должен в это время быть в постели.
Возле каждой сетки, скрывающей под собой багаж пассажиров, были начертаны на полу мелом какие-то совершенно непонятные знаки, напоминающие иероглифы. Багажных бирок с именами пассажиров не было видно, и Рудольф здорово приуныл.
– Похоже, что придется переворачивать тут все вверх дном, – бурчал он, искоса поглядывая на невозмутимую Амалию. – Как было бы просто, если бы…
– Кузен!
– А?
– Вы бы не могли немного помолчать? Я думаю.
– О чем? – спросил германский агент, подняв воротник и зябко передергивая плечами.
– Рояль – это наверняка вещи сеньоры Кристобаль, – говорила меж тем Амалия. – Колонна… Дайкори? Он, кажется, серьезно интересуется искусством. Или Фоссиньяк, художник, у которого жена из Бельгии? У Мерсье, которых мы ищем, наверняка должен быть компактный багаж.
– Вот как раз компактный, – проворчал Рудольф, указывая на гору багажа высотой в два человеческих роста.
Но Амалия только скользнула по горе взглядом и покачала головой.
– Нет, это голландец…
– Откуда вы знаете? – спросил германский агент.
– Детский велосипед. Смотрите!
– Но у художника тоже двое детей, между прочим.
Амалия тяжело вздохнула.
– Этот велосипед, – с раздражением пояснила она, – годится для ребенка до пяти лет. У художника дети девяти и десяти лет. Ясно?
– Яснее некуда, кузина. Смотрите, здесь всего шесть сундуков.
Общими усилиями агенты стащили сетку. Каждый взял на себя по три чемодана, содержимое которых вскоре было выставлено на всеобщее обозрение.
– Что у вас?
– Четыре галстука…
– Дамские панталоны…
– Книги…
– На каком?
– На английском. «Духи и способы общения с ними». Звучит?
– Гм! Похоже, кузен, мы с вами осквернили багаж миссис Рейнольдс.
– А галстуки? – вскинулся германский агент. – Зачем миссис Рейнольдс галстуки?
– Мэри упоминала, что ее дядя живет в Америке, – отозвалась Амалия. – К несчастью, он еще не умер, поэтому миссис Рейнольдс, страдая от того, что не может пообщаться с его духом, везет ему в подарок из Европы галстуки. Другого объяснения у меня нет.
– Ну и цвет… Я бы скорее удавился, чем надел такой.
– Я же вам объяснила, кузен. Это она из мести…
– С вами не соскучишься, кузина!
– Как и с вами, дорогой кузен…
Рудольф неожиданно прислушался и вскочил на ноги.
– Тише! Сюда идут…
– А, дья…
Книги оказались завернутыми в панталоны, панталоны полетели в чемодан, чемодан в спешке задвинулся под сетку, отодранную с одного края… Агенты разбежались: Амалия – влево, Рудольф – вправо.
По проходу шли двое вооруженных стражей.
– Мне послышался шум в багажном…
– Думаешь, воры?
С бьющимся сердцем агент кайзера и агентша русского императора прислушивались к разговору матросов. Случайно Амалия глянула в проход и закоченела. Посередине его валялся ярчайший ядовито-желтый галстук с красными цветами.
– Не знаю… – промолвил первый матрос неуверенно.
Рудольф, ежась от холода, спрятался за роялем. Услышав писк, он поднял голову. На крышке рояля сидела мышь и озадаченно смотрела на него.
Не дойдя десятка шагов до изобличающего галстука, стражи остановились.
– Смотри-ка, рояль…
– Он принадлежит той певице.
– Ты ее слышал?
– Ага… Она сегодня пела в салоне. Жаль, эта сволочь Робер услал меня к вахтенному… Так и не дал дослушать, гнида.
Мышь пискнула, вскочила на плечо Рудольфа, пощекотала ему усами шею и по сюртуку ловко стала спускаться на пол. Германский агент стоял, боясь пошевельнуться и обливаясь холодным потом. Ощущения от прикосновения проворных лапок были далеко не такими приятными, как может показаться. Мышь меж тем завершила свое путешествие, выбежала в проход, но, завидев двух огромных матросов, заметалась и быстро юркнула в какую-то щель.
– Это мышь, Жан… Пошли отсюда.
– Свет… Надо забрать лампу, не то этот гад опять будет ругаться.
Шаги удалились. В глубине трюма чьи-то спеленатые часы прохрипели час ночи. Матросы унесли единственную лампу. Дверь за ними захлопнулась, и в конце девятой главы наступила кромешная тьма.
Глава десятая,
в которой тайные агенты блуждают во тьме
– Рудольф!
– А?
– Вы где?
– Сам не знаю. Подождите, я к вам подойду… О, черт!
– Осторожнее!
– Дьявол, как тут темно!
– Вы себе ничего не сломали?
– Нет! Какого черта, спрашивается, я послушался вас и приперся сюда? Ради каких-то дамских пан… А-а!
– Осторожно, там где-то валяется галстук.
– Спасибо, я уже зацепился за него и упал. Вы очень добры!
– Рудольф!
– Ну что?
– Кузен, вы целы?
– Да. Знаете, чего я сейчас хочу?
– Чего?
– Быть круглым сиротой. Не иметь ни отца, ни матери, ни дяди, ни тети, ни отдаленной кузины!
– Ай, кузен! Это вы?
– Я. По-моему, меня нельзя спутать с мышью. Даже в темноте…
– Что вы делаете, кузен?
– Ищу фонарь.
– Вы не там его ищете!
Пощечина, как артиллерийский салют, прогремела на весь трюм.
– Знаете что, если вы так истолковываете мои самые невинные намерения, ищите свет сами!
– Кузен, вы не могли бы помолчать немного?
– Молчу. Надо же, по вашей милости я теперь замурован в трюме… Тьфу! Вся венская разведка будет надрывать животы, когда узнает, что…
Во мраке, как бабочка, вспыхнул огонек, и в его свете обнаружилось лицо Рудольфа – красное, удивленное.
– Что это? – моргая от неожиданности глазами, выдавил из себя он.
– Свеча, – довольно сказала Амалия. – Отправляясь сюда, я захватила с собой на всякий случай свечу и спички. За предусмотрительность.
– Знаете, кузина, – пробормотал вконец ошарашенный Рудольф, – я должен вас поцеловать.
– Вы уже пытались это сделать, – сухо оборвала его Амалия. – Учтите, что расплавленный воск очень горячий, так что лучше не злите меня. Идем!
– Куда?
– Искать «Леду».
– Вы в св-воем уме? – воскликнул Рудольф. От изумления он даже начал заикаться.
– Тогда сидите тут один в темноте и продолжайте мечтать осиротеть, я не буду вам мешать, – съязвила Амалия и повернулась, собираясь уйти.
Представив себе, как по нему во мраке начнут прыгать развязные мыши, германский агент похолодел.
– Ну, нет, – с жаром возразил он, кидаясь следом за огоньком, – ни за что!
Однако Амалия внезапно остановилась и посветила немного вбок. Взорам агентов предстали четыре простеньких чемодана, накрытые сеткой.
– Мой коричневый, – быстро сказала Амалия. Коричневый чемодан был больше остальных.
– Мой черный, – буркнул Рудольф нехотя.
– Тот, что с железной ручкой, тоже мой.
– Я беру серый.
Родовитый граф фон Лихтенштейн и его прелестная кузина (тоже, между прочим, из дворян), как самые обычные воришки, вцепились в сетку и обоюдными усилиями содрали ее. Корабль застонал и заохал. Рудольф позеленел.
– Не время страдать морской болезнью, друг мой, – деловито произнесла Амалия, завладевая тяжеленным коричневым чемоданом и тем, что с железной ручкой.
Свеча, криво прилепленная на полу, освещала лица кузенов, колдующих над застежками. Наконец крышки откинулись, и на лице Рудольфа проявилось разочарование.
– Четыре сорочки и серый фрак, – объявил он. – А у вас?
– Дюжина платков.
– Если бы мне кто-нибудь когда-нибудь сказал, – ворчал Рудольф, роясь в стопках одежды, – что я буду копошиться в чужих вещах…
– Кузен!
Побледнев, Амалия извлекла из чемодана продолговатый предмет, напоминающий футляр для трубы. Рудольф тяжело задышал и стал лихорадочно перекидывать вещи в своем чемодане. Вскоре второй футляр оказался у него в руках.
– Держу пари, это багаж музыкантов, – проворчал он, чтобы успокоить себя.
– В первом классе из музыкантов едут только сеньора Кристобаль и ее аккомпаниатор Шенье, – напомнила ему Амалия. – Но Шенье – пианист, а сеньора и вовсе певица.
Она открыла футляр, заглянула туда и побледнела еще больше. Рудольф, следуя ее примеру, глянул в свой – и побагровел.
– Какие-то холсты, – пробормотал он. Голос плохо ему повиновался. – Но ведь «Леда» была на дереве…