Рудольф заинтриговал ее тем, что не рвался угождать ее желаниям, не восхвалял ее красоту и вообще не стремился к ее обществу. Вначале она подозревала, что это тонкий (впрочем, не такой уж тонкий, а довольно избитый) трюк с целью привлечь ее внимание. Она решила отплатить ему той же монетой и сделалась с ним учтиво-холодна. Как человек, вращающийся в свете, она в совершенстве владела всеми оттенками обращения с людьми и была уверена, что ее преувеличенная вежливость его заденет, он вынужден будет признать свое поражение. Ничуть не бывало: толстокожий немец, казалось, вполне доволен был таким положением вещей и по-прежнему не горел желанием общаться с ней. Эжени пришла к выводу, что он гораздо хитрее, чем кажется, и невольно прониклась к нему уважением.
Деламар, перекинувшись с Амалией и ее кузеном несколькими словами, отошел. Из курительной комнаты вернулся герр Кляйн и, взяв под руку свою жену, направился к выходу. Рудольф мрачно покосился на чету из Эльзаса, и Эжени была готова поклясться, что оба – и муж, и жена – поежились под его взглядом. Впору было подумать, что они боятся его! Вот бы еще узнать, отчего? И Эжени смело ринулась в атаку.
– Здравствуйте, господин граф! Вы меня помните? – проворковала она.
Рудольф высказался в таком духе, что забыть ее он не смог бы при всем желании, и Эжени расцвела, приняв его слова за комплимент.
– Месье Деламар говорил мне, что вы очень близко к сердцу приняли смерть мамы, – продолжала она. – Вы и представить не можете, как я вам благодарна за это! – И тут же без перехода спросила: – А что вы думаете о политическом положении в Европе? Я слышала, канцлер Бисмарк…
Тут Амалия, не выдержав, исчезла. Странное дело: она вовсе не имела никаких видов на своего неожиданного родственника, но наблюдать, как возле него кружит эта маленькая глупенькая хищница, оказалось выше ее сил. И Амалии подумалось, что всякая женщина, какой бы разумной и уравновешенной она ни была, по природе собственница. Девушка ускорила шаг и вскоре была уже возле своей каюты.
Рудольф, поняв, что кузина не вернется, тихо выругался по-немецки. Если бы иллюминатор был чуточку пошире, германский агент не задумываясь бросился бы в него, но от самоубийства его спасло своевременное появление Луизы Сампьер. Она подошла к кузине, и Рудольф, обрадовавшись возможности скрыться, скороговоркой пробормотал какое-то невнятное извинение и сбежал, оставив Эжени гадать, уж не потеряли ли ее миллионы своей привлекательности, если от нее спешат со всех ног.
Войдя в свою каюту, молодой человек первым делом проверил, на месте ли картина. Амалия ему нравилась, но менее всего он хотел бы оказаться снова обманутым ею. Кроме того, Рудольф ни на минуту не забывал, что на корабле находятся представители конкурирующей австрийской разведки, и был готов к любому подвоху с их стороны. Покамест, однако, все обстояло благополучно, ибо Леда по-прежнему улыбалась ему своей невыразимо нежной улыбкой. Рудольф поспешно накрыл ее матрацем и сел в кресло.
«Все-таки в прежнее время умели рисовать, – подумал он. – Не то что сейчас».
Амалия, которой наскучило читать Золя, наведалась в библиотеку и взяла там биографию Леонардо работы Клише, члена Французской академии. Ничего нового для себя она из книги не почерпнула. Все то же самое: мать – крестьянка, отец – нотариус, мальчик был левшой, с детских лет проявлял необыкновенный талант к рисованию, знал другого титана Возрождения – Микеланджело, но, как часто бывает, оба художника на дух не выносили друг друга. Тут Амалии пришлось прерваться, потому что к ней пришла Ортанс Эрмелин. Под глазами у молодой женщины лежали тени. Она улыбнулась жалкой, вымученной улыбкой и сказала, словно извиняясь:
– Я не спала всю ночь.
– Я понимаю, – мягко проговорила Амалия. – Присаживайтесь, пожалуйста. Я могу чем-нибудь помочь вам?
Ортанс села и прижала руку ко лбу. Казалось, она находится на пределе сил.
– Вы не знаете, – робко спросила она, – месье Деламар… он нашел его?
– Кого?
– Леонара. – Ортанс зябко передернула плечами, словно, когда она произносила это имя, ей внезапно сделалось холодно. – Ему удалось что-нибудь выяснить?
– Пока ничего, – ответила Амалия.
Ортанс помолчала.
– Я бы предпочла, чтобы все это оказалось чьей-нибудь шуткой, – промолвила она внезапно изменившимся голосом. – Я… Мадам Дюпон, мне страшно. Я боюсь.
– Ничего, – сказала Амалия, чтобы хоть как-то приободрить ее. – Мы вас не оставим.
Ортанс поднялась с места.
– Спасибо, – проникновенно промолвила она. И, уже от двери: – Спасибо вам.
К ужину Амалия переоделась в очаровательное платье цвета бирюзы, и Рудольф загрустил, подумав, что испытывает к ней отнюдь не родственные чувства.
«А может, она тоже ко мне не равнодушна? – подумалось ему. – Не зря же она так легко рассталась с мыслью заполучить Леонардо!»
Амалия беседовала с американцем, время от времени через плечо улыбаясь кузену, рассеянно глядевшему в ее сторону. Эжени вовсю кокетничала с графом, а ее муж делал вид, что ничего не замечает, но, несмотря на это, Рудольфу было не по себе от заигрываний мадам Армантель, и он уже не знал, куда от нее деться. Так что, когда маркиз Мерримейд пригласил его сыграть в карты, Рудольф с благодарностью ухватился за предложение.
Он проиграл около сотни франков и ушел к себе. В десять часов он собрался лечь спать, но тут в дверь постучали. Постучали не тихо и вежливо, а решительно и настойчиво. Проклиная все на свете, Рудольф пошел открывать.
На пороге стоял сыщик Деламар. Вид у него был весьма растерянный. За спиной сыщика маячили фигуры второго помощника Марешаля и кого-то из стюардов. Одного взгляда на их лица хватило Рудольфу, чтобы все понять прежде, чем Деламар открыл рот. А тот произнес:
– Месье граф, я бы попросил вас пройти со мной. Случилось крайне неприятное происшествие.
– Неужели мы сбились с курса и плывем к островам людоедов? – осведомился Рудольф, но его шутка не смогла развеселить стоящих на пороге людей. – Хорошо, только я оденусь.
– Он или она? – спросил он у Деламара, когда с переодеванием было покончено и Рудольф, тщательно заперев свою каюту, двинулся вслед за сыщиком и его сопровождающими.
– Простите, месье? – вскинул брови Деламар.
– Кристиан или Ортанс? – повторил свой вопрос, конкретизировав его, германский агент.
– Не он и не она, – коротко ответил сыщик. – Вы сами увидите.
Он отворил дверь, и Рудольф шагнул за ним в незнакомую каюту. У стола в полутьме сидел человек. Одна его рука перевешивалась через подлокотник кресла. Глаза были открыты, но блеск их не был блеском глаз живого человека. Нижняя челюсть безвольно отвисла.
– Адвокат Боваллон? – пробормотал ошеломленный Рудольф. – Однако!
И тут он заметил нечто, что заставило его похолодеть. В груди адвоката торчал нож для разрезания страниц. Тот самый нож, который он видел не так давно в руках у Амалии.
Глава пятнадцатая,
в которой сыщик Деламар оказывается на высоте
Рудольф отлично понял, зачем его привели сюда: понаблюдать за его реакцией. На языке самого агента ситуация, подобная той, в которую он угодил, называлась «попасть в переплет». Во-первых, он и Амалия не могли понять, зачем ввязались в расследование, которое их совершенно не касалось. Во-вторых, налицо был труп с орудием убийства, недвусмысленно уличающим его кузину. Разумеется, могло быть и так, что Деламар не имел понятия о том, кому принадлежал нож, а Руди он вытащил из постели, потому что ему позарез понадобился совет независимого лица. Но мысленно Рудольф прикинул, какое количество народу могло видеть нож у Амалии, и сразу же понял, что шансы на то, что его кузину не раскроют, крайне невелики. Тем не менее он решил держаться до последнего и не выдавать ее, пока это будет возможным. Впрочем, помимо ножа, имелось еще одно странное обстоятельство, которое его насторажило. Дверца сейфа за спиной Боваллона была приоткрыта, а ведь именно в сейфе адвокат собирался спрятать драгоценности, принадлежавшие покойной мадам Эрмелин. Тут уже попахивало уголовщиной. Или же все-таки и это убийство было делом рук мстительного Леонара? Но чем ему мог насолить семейный адвокат Эрмелинов?
Надо отдать Рудольфу должное – он проделал все, что от него ожидали. Сначала он в великом удручении вскричал:
– О боже!
Затем трагически:
– Он мертв?
Затем изумленно:
– Но как? Почему?
Подойдя на полшага ближе:
– Его зарезали? Кто?
И наконец:
– Позвольте! А сейф-то открыт! Так его что, еще и ограбили?
Деламар не спускал с агента глаз, но Рудольфу на это было решительно наплевать. Вид мертвого адвоката не произвел на него никакого впечатления, но излишнее спокойствие в данной ситуации могло быть расценено как отягчающее обстоятельство. Рудольф в своей жизни успел порядочно насмотреться на трупы – сначала на медицинском факультете, где он считался подающим надежды студентом, затем – при пожаре берлинского театра, когда добровольцем нанялся вытаскивать обугленные тела из-под развалин, и наконец – во время Франко-прусской войны десять лет тому назад. В армию Рудольф тоже пошел по собственному желанию. Уже оттуда он попал в секретную службу при Министерстве иностранных дел, где хорошо себя зарекомендовал, и ему давали только самые ответственные и важные поручения, вроде поисков картины Леонардо.
Деламар не спускал с агента глаз, но Рудольфу на это было решительно наплевать. Вид мертвого адвоката не произвел на него никакого впечатления, но излишнее спокойствие в данной ситуации могло быть расценено как отягчающее обстоятельство. Рудольф в своей жизни успел порядочно насмотреться на трупы – сначала на медицинском факультете, где он считался подающим надежды студентом, затем – при пожаре берлинского театра, когда добровольцем нанялся вытаскивать обугленные тела из-под развалин, и наконец – во время Франко-прусской войны десять лет тому назад. В армию Рудольф тоже пошел по собственному желанию. Уже оттуда он попал в секретную службу при Министерстве иностранных дел, где хорошо себя зарекомендовал, и ему давали только самые ответственные и важные поручения, вроде поисков картины Леонардо.
– Скажите, пожалуйста, вы узнаете этот нож? – осведомился сыщик, в упор глядя на Рудольфа.
Германский агент вздохнул.
– Гм… Ручка отделана перламутром… Мне кажется, я… – Он уставился на Деламара с крайне озадаченным видом. – Но… Не может быть!
– Расскажите, пожалуйста, где вы видели этот нож в последний раз и почему думаете, что узнали его, – бесцветным голосом попросил сыщик.
Рудольф еще несколько минут протомил Деламара, изображая смущение и озадаченность, и наконец сознался, что похожий нож для разрезания страниц он видел, кажется, у мадам Армантель, которая любит читать. Впрочем, он совершенно в этом не уверен, и то, что нож почему-то оказался в груди у адвоката, наверняка чистая случайность.
– Мадам Армантель, – устало сказал сыщик, – считает, что «Собор Парижской богоматери» – роман месье Дюма и что Жорж Санд – мужчина.
Рудольф ухмыльнулся.
– Вам повезло, дорогой мой! Я-то не имел случая проверить ее литературные познания. По правде говоря, – прибавил агент, покачнувшись на носках, – меня в ней это совершенно не интересовало.
Деламар сделал вид, что не заметил намека.
– Скажите, – настойчиво спросил сыщик, – а больше вы ни у кого не видели похожего ножа?
Рудольф понял, что дальше ломать комедию бесполезно, и даже более того – так он может лишь обратить подозрения сыщика в уверенность. Поэтому фон Лихтенштейн приставил палец к носу, обошел труп и наконец выдал радостное открытие, что вроде бы такой же нож он видел у своей кузины, мадам Дюпон, но ей совершенно не свойственно избавляться от людей подобным способом.
– Значит, нож все-таки ее, – вздохнул Деламар. – Похоже, мне придется допросить вашу кузину. – Он кивнул Марешалю, и тот исчез.
– Может быть, вы мне скажете все-таки, что тут произошло? – не выдержал Рудольф. – Очередное убийство, совершенное помешанным Леонаром? Или тут постарался ваш знаменитый вор, как его… Белоручка?
Деламар немного подумал.
– Нет, – сказал он спокойно. – Это не его стиль. Поверьте, я знаю, что говорю. Он вор, чрезвычайно ловкий и изобретательный, но не убийца. Ни в одном из ограблений с его участием не наблюдалось кровопролития. Поэтому, кстати, его и называют Белоручкой: он всегда работает исключительно чисто.
– C’est le premier pas qui coûte[16], – со смешком заметил Рудольф.
Деламар развел руками.
– И это тоже верно. Но пока я знаю примерно столько же, сколько и вы. Где-то час тому назад ко мне явился взволнованный старший стюард и сообщил, что одна из горничных обнаружила труп. Я сразу же поспешил сюда и увидел, что месье Боваллон зарезан, сейф открыт, а драгоценности мадам Эрмелин пропали. На сей раз факт убийства налицо, и капитан корабля попросил меня провести расследование по всей форме. Чем я, собственно, и занимаюсь.
– Сначала надо вызвать врача, – буркнул Рудольф, – чтобы он как можно точнее установил время смерти.
– Это уже сделано, – ответил сыщик. – Доктор Ортега осмотрел труп и сказал, что адвокат был убит приблизительно в полдевятого вечера. Где-то в промежутке от восьми пятнадцати до восьми сорока пяти.
– Есть свидетели убийства? – деловито осведомился Рудольф. – Кто-то, кто видел, как посторонние входили в каюту или выходили из нее в указанное вами время?
– Я еще не успел всех опросить, – сказал Деламар, словно извиняясь. – Впрочем, те люди, с которыми я побеседовал, клянутся, что никого и ничего не видели.
– Необходимо допросить всех – как прислугу, так и пассажиров, – заявил Рудольф. – Кроме того, хорошо бы все-таки установить, с чем мы имеем дело. Что это – убийство с целью ограбления? Или снова дал о себе знать загадочный месье Леонар Тернон?
Сыщик задумчиво потер подбородок.
– Если бы убийство было делом рук месье Тернон, – сказал он наконец, – я полагаю, он бы оставил записку, как и в первом случае. Однако ничего подобного я не обнаружил.
– Тогда это убийство с целью ограбления, – сделал вывод Рудольф. – Не знаю, замешан ли тут ваш хваленый Белоручка, – ведь преступление вполне мог совершить и другой грабитель. В любом случае, если произошло ограбление, вам достаточно отыскать пропавшие драгоценности, а значит, следует обыскать каюты всех, кто имеет доступ на эту палубу. Чудес не бывает, месье. Если кто-то взял драгоценности, он должен был их спрятать, а спрятать их можно только на корабле. Кстати, кроме драгоценностей, ничего не пропало?
– Кажется, ничего, – нерешительно ответил Деламар. – Впрочем, вы совершенно правы, месье. Надо позвать господина Эрмелина, может быть, преступник взял еще что-то.
Дверь растворилась, и на пороге показалась Амалия, за которой следовал Марешаль.
– Будьте добры, – обратился к тому сыщик, – пригласите сюда месье Кристиана Эрмелина. А вы, сударь, – сказал Деламар старшему стюарду, который во время разговора сыщика с агентом не трогался с места, – разбудите пассажиров первого класса. Не исключено, что кто-то из них мог видеть убийцу.
Стюард и второй помощник вышли. Деламар обернулся к Амалии.
– Добрый вечер, сударыня… Простите, что приходится вас беспокоить, но, как вы видите, произошло убийство. – Деламар пытливо всмотрелся в лицо Амалии. – Скажите, вам знаком этот нож?
– Боюсь, что да, – со вздохом ответила Амалия. – Это мой нож для разрезания страниц. – Она нахмурилась. – Ума не приложу, кто мог взять его.
– Где и когда вы видели свой нож в последний раз? – осведомился Деламар, доставая карандаш и записную книжку.
– Сегодня днем, – ответила Амалия, подумав. – Я взяла в библиотеке новый роман Золя, где страницы не были еще разрезаны. Но роман мне не понравился, и я отнесла его обратно, а вместо него взяла другую книгу, биографию Леонардо. Ее уже читали до меня, так что нож мне не понадобился.
Сыщик быстро-быстро записал что-то в своей записной книжке.
– Кто-нибудь заходил к вам в каюту в это время?
Амалия кивнула.
– О да. Маркиза Мерримейд, миссис Рейнольдс, сеньора Кристобаль, мистер Ричардсон, Эжени Армантель, мой кузен и Ортанс Эрмелин. Еще несколько раз появлялись горничные.
– Ага, – со значением промолвил Деламар. – Не сочтите за нелюбезность, – вкрадчиво продолжал он, – но не могли бы вы сказать мне, где вы были около половины девятого вечера?
– То есть после ужина?
– Да.
Амалия улыбнулась.
– Боюсь вас разочаровать, месье Деламар, но я была у себя и читала все ту же биографию. – Она поколебалась. – Несколько раз ко мне заглядывала горничная Марианна, так что можете заодно справиться у нее.
– Я обязательно это сделаю, – отозвался сыщик и повернулся к Рудольфу: – Кстати, а что вы делали около половины девятого, господин граф?
– Я играл с маркизом в карты, – ответил германский агент.
– Это было до восьми часов, – как бы между прочим заметил Деламар. – Так утверждают лакеи, которые находились в салоне.
Рудольф потер переносицу.
– После игры в карты, – сказал наконец он, – делать мне было нечего, и я отправился к себе.
– У вас есть свидетели, которые могут подтвердить это?
– Есть, – сухо отозвался Рудольф, которому все меньше и меньше нравился оборот, который принимал разговор. – Господь бог, например, и все его архангелы, серафимы и херувимы могли бы подтвердить, что я не заходил к Боваллону с ножом моей кузины, чтобы прикончить его. Но среди пассажиров, я думаю, мало кто может похвастаться даром всеведения.
– Честно говоря, я не понимаю, к чему все эти расспросы, – вмешалась Амалия. – Разве данное убийство – не дело рук Леонара?
Рудольф объяснил ей, что никакой записки не найдено, а драгоценности мадам Эрмелин бесследно исчезли.
– Так что теперь для меня дело чести – отыскать их, – добавил сыщик. – Ведь страховая компания просила меня сделать все, чтобы охранить их от посягательств, а теперь получается, что я не справился со своей задачей. – Он прищурился. – Совсем забыл спросить: вы не были прежде знакомы с месье Боваллоном?
– Нет, – ответила Амалия.
– Нет, – отозвался Рудольф.
– То есть у вас не было причин…