— Здравствуй, Янат. Хорошо выглядишь.
— Как мама?
У нее внезапно возникло стойкое чувство, что они только что начали игру и только от ловкости игроков зависит, кто станет победителем, а кто проигравшим. Вопросы издалека. Значащие и ничего незначащие одновременно.
— Может тебе стоит приехать? Повидать ее. Заодно увидишь и сестру.
— Вы уже знаете, кто будет у Жданы? Мальчик, девочка или мальчик-девочка? — она хмыкнула, увидев, как он нахмурил брови. Эта манера у них была одинакова.
— Янат, ты язва.
— Знаю. Не приеду. Туда во всяком случае. Я двадцать лет подарила колонии, каждые полгода шлю эти долбанные анализы…
— Не ругайся, — спокойным голосом перебил он.
— Да, папа. Я просто знаю, как это будет. Поживи немного на территории лабораторий, Янат. Дай мы понаблюдаем смену цикла, Янат. Давай еще пару анализов, Янат. Хре. фиг им! Я полжизни провела подопытным кроликом ради великой и благой цели. Я знаменитость. Меня это бесит. Мне хочется жить, и не зависеть от желаний и настроений людишек в белых халатах. Обезьянка в пластиковой клетке…черт.
— Ты ведь сама знаешь, почему. И лукавишь сейчас. Тебе очень многое позволено.
— Это потому, что я наполовину человек. И то, что я твоя дочь, конечно. Поэтому они не пытаются присвоить мне статус биообъекта и не помещают пожизненно в карантин, как-то пытались проделать с мамой. Когда Ждана родит и если она родит шанта, у них будет новый подопытный кролик и возможно, возможно, меня они оставят в покое.
— Ты эгоистка, — чуть суше, чем мог бы произнес отец. Янат пожала плечами. Ей было больно обсуждать эту тему. Не только за себя. За них всех.
— Пап, — несколько секунд спустя, продолжила она, — я не для того, чтобы выяснять отношения связалась с тобой.
Ее известный отец, инспектор межгалактической службы Богдан Шептунов, человек, снявший с планеты неконтактный статус и женатый на инопланетянке-аборигенке, медлил с ответом. Затем, все же произнес. Тяжелые слова его, словно капли воска падающие на кожу, вызывали у Янат краткие вспышки боли. Ей стало стыдно. Правда, лишь на мгновение.
— У Жданы дефектный ген, что, по словам ученых, гарантирует вшитые проблемы наследникам с вероятностью девяносто восемь процентов, напоминаю. К тому же, у нее по большей части мой генотип, человеческий. А для исследований им, прежде всего, необходим тип шанта. Ребенок с малой долей вероятности родится шанта и с еще меньшей без дефектного гена. Ты единственная в своем роде, пока. Но это не главное. Ты с такой легкостью и в таком тоне говоришь о своей сестре и будущем племяннике. Это меня пугает. Что случилось?
— Ничего. Скажи им, что я люблю их и скучаю, — Янат на секунду прижала руку к губам и затем легонько махнула пальцами в сторону, — и после моего следующего задания, я приеду, обещаю. Но лучше, если мы пересечемся на Янусе.
— Какого задания? — Янат с удивлением поняла, что хватка у отца по-прежнему железная. Он либо что-то знал, либо безошибочно вычислил в ее голосе нужные ударения.
— Ты помнишь Ингу? — спросила она.
Отец откинулся в кресле и прищурился. Его пальцы постукивали по столу, по ту сторону экрана, а она по эту чувствовала предвкушение острой схватки. Чуяла его воинственный настрой. Почему, интересно? Он всегда показывал свое отношение к ее профессии внешним неодобрением. "Риски слишком высоки", — сказал как-то, — "а ты мой ребенок. Мне просто не может быть все равно". Но, тем не менее, в эту часть ее жизни не вмешался ни разу.
— Вы около года не работаете вместе. До этого она шесть лет была твоей напарницей.
— Да. Мне сказали, что месяц назад она пропала во время экспедиции.
— Ага, — в голосе отца Янат услышала неприкрытый сарказм, — помниться, ее судьба тебя не особо волновала. Вы плохо расстались. Она избегала общения с тобой. Считала двинутой. А контактер, по ее мнению, не может быть без башни. Это ты мне рассказывала еще тогда. И вдруг, ее жизнь стала тебе небезразлична?
Янат смутилась, начала невольно оправдываться, прежде чем почувствовала это и оборвала себя.
— Все же шесть лет что-то да значат, пап. Мы были подругами и какого черта? Я что, должна плюнуть и забыть? Стоп. Хватит ловить меня на живца. В общем, дело обернулась так. Два дня назад меня вызвал Кривленко и сказал, что я получила новое задание. В составе внеочередной экспедиции, чья цель найти Ингу и ее напарника, и провести параллельно научные изыскания.
— Для такой белиберды тебя не отправляют обычно. В чем подвох? — внезапно голос отца стал очень напряженным, а в его взгляде (нет, не может быть) Янат разглядела хорошо скрываемый страх.
— В планете. Это Навь.
— Нет, — сухо и совершенно без эмоций произнес он.
— Я
— Нет, — перебил отец, и его губы на мгновение сжались так плотно, что превратились в линию, — я приложу все усилия и задействую все свои связи, чтобы ты туда не полетела.
— Ты не можешь, — Янат горячей волной накрыли гнев и раздражение. — Это моя жизнь! Мне тридцать. Пора бы смириться с тем, что я вольна принимать решения сама. Я не совета прошу. Я ставлю тебя перед фактом!
— Нет, — грубо и окончательно.
Вдруг, ее осенило. От понимания по коже волной побежали мурашки.
— А что ты сделаешь? — тихо и мягко спросила Янат, — отдашь меня ученым? Опять? Почему у тебя такая реакция, папа? Даже Кривленко лгал мне в глаза, говоря о поездке, как о ничего не значащей прогулке под луной. И я впервые видела, чтобы он так откровенно изворачивался, обходя острые углы моих вопросов. Что там такого? Что такого страшного находится на этой планете?
4 глава
Вечер подкрадывается, словно большая кошка, тихо ступая мягкими лапами. Наплывает серебряной дрожью воздуха, лиловыми и розовыми тенями. Первые летучие мыши с пронзительным писком покидают чердак и пикируют мошкару в воздухе. От вьющейся по забору розы, чьи бутоны почти полностью закрыли собой сетку, разливается сладкий аромат. Сейчас он особенно чувствуется, на изломе дня, когда остывающая земля отдает свой жар, насыщенный запахами — цветов, травы, ягод, сухой пыли, куриного помета и едва уловимый сырости. Тем временем, тени недавно прозрачные и легкие темнеют, вбирая в себя черноту, становятся плотными и тяжелыми. Дымка над крышами, расцвеченная золотистым сиянием тускнеет, но небо! Небо пронзительной, глубокой синевы, чистой и насыщенной по цвету. Гладкое, как след от утюга на простыне. Стремительно накатывает сумрак. Торопливо, давясь углами, поглощает улицу, дома, деревья. Последние розоватые блики на скатах крыш ярко вспыхивают и гаснут, уступая право царить ночи.
От реки волнами набегает прохлада. Воздух становиться сырым и от него зябко. Хочется укутать плечи шалью, курткой, хоть чем-то. Небо уже антрацитовое. Поле, на которое звездный пахарь щедрой рукой вот-вот кинет пригоршню алмазов. Бледная, почти белая луна, с кляксами на изнеможенном челе неторопливо плывет в вышине. Она круглая, яркая, и, несмотря на эту свою бледность, слишком яркая. Как прореха на занавеске, сквозь которую лучиком бьет свет.
Мир вокруг изменяется. Тухнут краски, уходят цвета, но вместе с тем на место жаркой, пыльной солнечной реальности приходит другое настоящее. Мрачное, загадочное и, как ни странно, уютное.
Лягушаче-жабий хор выводит песнь песней. И то, что поначалу казалось лишь раздражающим шумом: пронзительно-назойливым, монотонно-раздражающим, внезапно приобретает очарование. Каждый певец этой арии обладает своим неповторимым голосом, один квакает тихо и хрипло, другой пронзительно, надрывно, добираясь до самой высокой ноты. Вместе они создают мелодию. Самую настоящую мелодию ночи. Успокаивающую, расслабляющую, умиротворяющую. В громкое кваканье вплетается шелест листвы, порывами ветра вплетаемый в песнь песней.
Где-то мяукнула, зашипела и коротко рявкнула кошка. Сразу всполошились, залаяли собаки, беспроводной телеграф сообщений подхватила одна — другая — третья и понесло, понесло в сторону. Вскоре слышно лишь отдельное ваф-ваф, хриплое и ленивое. Затем пропадает и это эхо. Словно тонет во всеохватной темноте.
И тут вспыхивает маленький желтый огонек. Лампочка во дворе. Черные листья винограда окружают ее словно лавровый венок голову мудреца. Решетка беседки сделанная из простой проволоки и узких, проржавленных труб слегка прогибается под тяжестью виноградной лозы. Она хорошо разрослась, полностью заплела решетку и превратила неприглядную конструкцию в зеленое волшебство. Крупные кисти, густо улепленные мелкими красно-черными ягодками, свисают с нее, мерцая под светом лампы подобно изысканным драгоценностям. Листья узорной вышивкой ложатся на небо, практически скрыв его. Дрожащие зеленые усики отбрасывают длинные таинственные тени. А в лягушачий хор вступают сверчки. Их смычки взрывают однотонную музыку, добавляя очаровательную нотку баловства и грусти. От реки снова тянет холодом, к запахам речного ила и сырости примешивается что-то еще, плохо уловимое и знакомое. В палисаднике с легким хлопком открываются бутоны лунника. Огромные плафоны лимонного цвета, прозрачные в призрачном, серебряном воздухе едва слышно шелестят. А плотно свернутые бутоны прямо на глазах разворачиваются, являя чудо из чудес — мохнатую, нежную сердцевинку.
Виноградная лоза пахнет терпко. Кисло и терпко. От этого запаха щиплет кончик языка. Около лампочки уже целая эскадрилья мотыльков круг за кругом заходит на сближение с маленьким желтым солнцем. Самые безрассудные, те, чьи инстинкты влекут их к смерти сильнее других, бесстрашно бросаются прямо к раскаленному стеклу и обожженные, хрупкой невесомой оболочкой падают вниз. Немногие выжившие приходят в себя и вновь, как солдаты камикадзе, раз за разом повторяют самоубийственный путь.
В воздухе что-то есть. Некий смутно знакомый аромат, ощущение, что-то близкое и далекое, вызывающее внутреннюю сильную дрожь. Заставляющее сжиматься горло от неохватного и неописуемого восторга предчувствия. Одинаково ужасного, неотвратимого и чудесного. Оно бьется внутри, но все еще не вылетает. Словно ждет сигнала. Например, мощного порыва ветра, который будет трепать верхушки старых тополей по-над рекой. С шумом пролетит над полями кукурузы, прогонит волну на глади озера, взбаламутит воду в реке и заставит собак тихо подвывать в будках. Ветра злого, колючего, взметающего пыль и мусор с дороги. Ветра веселого, язвительного и зовущего. Вверх.
5 глава
Янат открыла глаза. Потерла ладонью щеку, зевнула громко и прищурилась. Как ее угораздило заснуть за столом, она знала. Перебор он всегда перебор. Конечно, подумала, что организм за два месяца криосна отоспится с запасом. А поскольку знакомство с членами экспедиции, будущими товарищами проводится через сутки после выхода из оного, она решила заняться полезным делом. Изучить материалы по Нави подробнее. И так как Янат делала все и всегда с небольшим перебором, то… Ее вырубило под утро, причем намертво. Жаль, никто не предупредил, а сама она подзабыла, что после выхода из глубокого анабиозного сна, тело должно восстановиться. В течение суток, хотя бы. Даже такое как у нее. Свою беспечность в таких вопросах Янат считала данностью, точнее чертой характера, которую не вытравить. Поэтому, в том числе Инга с ней и развязалась. Из-за беспечности и пренебрежения правилами. Янат почти что слышала голос Инги: "Ты эгоистка, Яна. Такой и останешься. Пока речь шла о том, чтобы прикрыть тебя от начальства, написать отчет или пересчитать твои данные, мне не требовалось больших усилий, чтобы чуток отступить в сторону. Я даже смеялась вместе с тобой над некоторыми вещами. Но сейчас ты просто подставила меня. Мало того, ты могла погибнуть и, это стало бы моей ответственностью. Я бы взвалила ее на себя, но не при этих обстоятельствах и никогда больше".
Она скривилась и потерла глаза кулаками. А ну и черт с ним. О Нави вспомнить практически ничего не удалось, в голове потоком стояла каша из образов. Кто-то, теперь она вспомнила, говорил, что и мозги в первые сутки не очень работают. Да кому они нужны были, те предупреждения? Скорее всего, она проспала официальную церемонию приветствия. Если судить по оранжевой мигающей кнопке коммутатора, ее пытались найти. С другой стороны ничего особо важного не произошло, иначе нашли бы. Впрочем, проснулась Янат, не от того что выспалась. Назойливо как комариный писк, именно так (ее перекосило от досады) пищало устройство управления в каюте. Что значило, за дверью некто и этот некто хочет войти. Янат съежилась на стуле, и активно потерла лицо ладонями. Зевнула, широко, от души, лениво вытянула палец и ткнула в кнопку. Затем развернулась и демонстративно откинулась на спинку стула, досадуя на некоторую одеревенелость рук и ног, ноющую спину и наверняка помятую физиономию. Но если некто очень спешит, пусть смотрит как есть. Она снова зевнула, уже не прикрывая рта.
Дверь в каюту с тихим шипением ушла в сторону, и Янат увидела мужчину, достаточно высокого, чтобы ей пришлось приподнять подбородок вверх при разговоре. Сухощавый, в свободного кроя комбинезоне, с болтающимся на шее жетоном-капсулой. Черные глаза и золотисто-желтая кожа.
"Вот это да!" — Янат едва справилась с удивлением, поскольку такого не видела на борту корабля никогда. Птаирянин.
— Янат Шептунова? — с легким присвистом, как будто когда-то шепелявил, но после курса интенсивного исправления речи осталась лишь тень этого дефекта, спросил мужчина.
— Ага, — она с интересом смотрела на него. Слишком пристально, ожидая, что он смутится таким демонстративным рассматриванием, но нет.
— Вы не пришли на вводную. Меня предупредили, что вы особа, скажем так, специфическая, но профессионал. Поэтому, я решил зайти, познакомиться, ну и заодно уточнить пару вопросов.
— Так, да? — Янат почувствовала закипающее раздражение. В отличие от своих спокойных и молчаливых родителей, она отличалась неуравновешенным характером и резкостью, — Они правы. Я специфическая, но менее специфическая, скажем, чем птаирянин на борту межгалактического крейсера. Ваша колония очень далеко отсюда, и насколько я помню, птаириане не слишком жалуют остальную вселенную. Могу я узнать ваше имя? Раз уж вы в курсе моего.
Она заметила, что брови мужчины на мгновение поднялись в удивлении, словно он не понимал причин направленной на него агрессии. (Ну да, ну да) Затем, он изобразил вежливую улыбку на лице и слегка поклонился.
— Кэро сохо Пта Эргос.
Янат скривила губы, оценив важность момента. Перед ней находился в своем роде уникальный субъект.
— Значит, ваш род ведется от первых колонистов земли на Птаире? Аристократия воочию, так сказать. Как вам удалось убедить совет отпустить вас? Родственники посодействовали? Я много читала о вашей колонии в свое время и, мне казалось, — она запнулась на полуслове, наблюдая, как Кэро подошел к ее койке и спокойно сел, невозмутимый и сдержанный. Лишь глаза его сверкали очень знакомым блеском (ярости).
— Я тоже много читал о вас, Янат. О вашей уникальности. В этом вы, пожалуй, меня даже переплюнули.
Походило на оскорбление. Тонкое, почти неощутимое и явное вместе с тем. Янат улыбнулась. Парень оказывается из обидчивых. Что ж, она не могла не признать, тут он прав. Она перегибала.
— Ладно, познакомились и ладно. Сведениями из научных журналов обменяемся позже. Скажите, Кэро. Я могу вас так называть? Так вот, какого черта вы ко мне приперлись?
— Мы с вами напарники. Если бы вы прочитали ваш копибук, и посетили вводную, мне не пришлось бы "припираться". — На этом слове присвистывание стало явным, и Янат посмотрела на жителя Птаира внимательно, — Но поскольку с завтрашнего дня начинается активная фаза подготовки, а мы по неприятному совпадению напарники и их нам подлежит проходить вместе, хотел уточнить, где вас искать в следующий раз. Раз уж завязался разговор по душам Янат, что интересного вы успели узнать про Навь?
Она покосилась на галограф и улыбнулась чуть дружелюбнее.
— Проверили записи в библиотеке?
Он фыркнул:
— Еще чего. Просто девушка на выдаче разрешений любит проговаривать вслух последние номера при маркировке. Я ваш знаю. Увы.
Янат вздохнула и немного расслабилась. Ей хотелось пить.
— Значит, вы в курсе ситуации, да? А мое личное дело почитать успели? Или вас только предупредили о моей "специфичности"? Может вы из тех, кто любит сам узнавать подробности? — она немного наклонилась вперед и посмотрела на него с почти открытой насмешкой.
— Сдается мне, вы себя немного переоцениваете, Янат. Я не просил напарника. Отчасти это дело случая, отчасти воля нашего непосредственного начальства здесь. Мне сообщили, что мы с вами хорошо подойдем друг другу. Так решил психолог. Что с вами непросто, но вы хороший специалист. Что касается личной заинтересованности. Да, вы же понимаете, несмотря на видимую компанию землян, среди нас таковых практически не будет. Экспедиция не просто так названа межгалактической. Все эти прелестные шторки на глаза не более чем формальность. Мы все давным-давно инопланетяне. Но только у вас, пожалуй, столь явно прослеживаются гены чужой цивилизации. Поэтому с вами так носятся, а?
— Ага, — она хмыкнула, — Кэро, диалог занимательный, но если вы заметили, я спала прямо на столе и пускала слюни на него же. Мне бы искупаться, поесть, поспать, — она сделала заметную паузу, — по-человечески. Говорите, что там нам надо обсудить и катитесь колбаской. Мы еще надружимся сполна. Впереди два месяца на корабле и бог его знает, сколько на Нави.
Он едва заметно вздрогнул, и огня в черных глазах прибавилось.
"Ого! Не любят аристократы Птаира женской несдержанности. Или я просто выкладываюсь, пытаясь продемонстрировать ожидаемый сволочизм? С чего бы это?"
Янат тяжело поднялась, потянулась, закряхтела и снова потерла лицо ладонями. Что-то вся ситуация начала ее раздражать. Кэро встал тоже.
— Вы, пожалуй, выспитесь, как следует. Возможно, тогда разговор пойдет легче, и приятнее покажутся лица. Завтра сбор в девять по местному времени в просмотровом зале номер восемь. Обзорная лекция по Нави, ну и прочее.