— Вот черт! — Белов ожидал чего угодно, но только не этого.
Савин снял с плеча белое полотенце, бросил его на ринг и тут же полез под канаты. По правилам бокса это означало, что он снимает своего бойца с поединка. Попросту говоря, капитулирует. Формально осудить его было трудно. Но в торопливости движений и какой-то извиняющейся походке безошибочно прочитывалось, что тренер действует не по своей воле.
Все прочие звуки потонули в реве толпы. Степанцов не сразу понял, что происходит. Он взглянул на Альберта. У доктора был остановившийся взгляд; он, не отрываясь, смотрел куда-то за спину Сергея. Официальный врач матча сложил большой и указательный пальцы в колечко — «окей!» — кивнул и почему-то ушел.
Степанцов почувствовал, как рефери хлопает его по плечу. Он через силу обернулся. Рефери указал ему на синий угол. Сергей перевел глаза ниже... На красном настиле ринга белело позорное пятно. Нерастраченная в бою ярость подступила к горлу. Степанцов дернул плечом, скидывая руку рефери. Он побежал вдоль канатов, отыскивая еще одно белое пятно. И он его увидел.
— Ублюдки! — орал Степанцов, переводя взгляд с Буцаева на Белова. — Довольны? Сговорились, да? А только — хрен вам! Я все равно не лег!
Насмешливая улыбка тронула губы Буцаева. Тонкие черные усики дрогнули и, как часовые стрелки, показали без десяти два. Роман Остапович поднялся.
Он был доволен исходом поединка, но все же — не до конца. Догадайся старик выбросить полотенце чуть пораньше... Тогда Храбинович подавился бы своей овсянкой. Подавился, но деньги все равно бы выплатил.
А теперь... Никому не позволено обманывать Буцаева! Он обещал, и он приведет свою угрозу в исполнение. Красавец взял помятую шляпу (воспоминание о ее бесславной гибели болью отозвалось в его сердце) и пошел по проходу. Ему еще надо было найти Tory, Хасана и Реваза. Придется поговорить кое с кем в раздевалке и пригласить прокатиться за город. То есть — в пустыню.
Белов и Лайза с растерянным видом смотрели на боксера.
— Саша, почему он ругается на тебя? — спросила Лайза. —Ты разве в чем-то перед ним виноват?
Белов не знал, что ей ответить. Это был один из тех редких случаев, когда он не мог найти подходящие слова. Что-то здесь не срастается... Боксер обращался явно к нему, но что он говорил — нельзя было понять за ревом трибун...
— Удачного боя, брат! — передразнил Белова Степанцов, напомнив фразу, услышанную от Белова в Москве. — Надеюсь, для тебя он был удачным?
Брат... — процедил он сквозь зубы и сплюнул.
Подошедший Савин пробовал его успокоить, но Сергей его оттолкнул.
— Сними с меня перчатки и больше не трогай!
— Сережа, — пробовал объясниться тренер. — Ты... многого не знаешь...
— Я знаю только то, что вижу, — отрезал Степан-цов. — И подними, наконец, это дурацкое полотенце!
Савин помог ему снять перчатки. Сергей подошел и обнял нетвердо стоявшего на ногах Хьюитта. Честь и достоинство — прежде всего. Они должны показать публике, что отношения на ринге и за его пределами — совершенно разные вещи. Между ними нет никакой вражды. Просто бокс.
— Техническим нокаутом... победу одержал... Норман Хьюитт!--объявил ведущий.
Рефери поднял вверх руку чернокожего бойца. Хьюитт выглядел ошарашенным; казалось, он до сих пор не понял, что произошло. Альберт взял халат и набросил на плечи Степанцову. Тот пролез под канатами и, не оглядываясь, пошел в раздевалку. За спиной остался красный настил ринга. На него не стыдно было пролить свою кровь; красное на красном почти незаметно. Но белое на красном, это...
Сергей старался ни о чем не думать, но одна мысль неотступно преследовала его. «Да лучше бы я там умер. А так... Позор!» Он шел и не смотрел себе под ноги ему казалось, что всюду на полу разбросаны белые полотенца.
XIV
Хасан все пять раундов и четыре перерыва был занят пристальным созерцанием ножек одной блондинки, сидевшей неподалеку. Посмотреть и впрямь было на что. Гладкие, блестящие и упругие, как кегли, ножки были несказанно хороши. Ну а длина платья была подобрана таким образом, что оно, скорее, не скрывало, а напротив — открывало прелести хозяйки, выставляя их для всеобщего обозрения.
Видимо, той частью мозга, которая не была поражена перекисью водорода, блондинка подозревала, что ее ногам придется вступить в трудный бой с боксерским матчем, и решила подстраховаться. Время от времени она перекладывала ноги; одну на другую, потом обратно. Этого оказалось достаточно, чтобы все мужчины, сидевшие на ее ряду и четырьмя рядами ниже, как по команде, оборачивались и внимательно следили за рокировкой, стараясь не упустить ни одной детали.
— Эй! — Гога толкнул Хасана в бок, — Смотри! Босс!
Что до Хасана, то он был парализован, поэтому не сразу отреагировал на возглас Гоги. Пришлось подкрепить слова побудительным толчком.
— Эй! Смотри! Босс! Он нас ждет!
— Иду, иду, — отозвался Хасан, не сводя глаз с блондинки.
Она собиралась вставать, и Хасан боялся пропустить самое интересное. Восемь раз подряд он сумел разглядеть белое кружевное белье, сквозь которое просвечивал темно-рыжий стриженый кустик, и теперь замирал в ожидании чуда: а ну, как на девятый оно окажется голубым, или розовым, или черным? Сам он больше всего любил леопардовую расцветку, но на такую щедрую милость судьбы не приходилось даже надеяться.
— Послушай, с ним что-то не то! — сказал Гога.
. — А-а-а! — отмахнулся Хасан.
— Он без шляпы, — сказал Гога.
— Вах! — Хасан моментально вскочил, забыв о блондинке; ее белье и нежном кустике. — Чего же ты сидишь, ишак? Пошли скорее!
Расталкивая зрителей, они бросились вниз по проходу
Когда они подбежали к Буцаеву, рядом с ним уже стоял «серый кардинал» — Реваз.
— Я хочу забрать его прямо из раздевалки, — втолковывал ему Роман Остапович.
— Везде охрана, босс, ничего не получится, — рассудительно возразил Реваз.
— Черт! Я же сказал — «хочу», а как это сделать, придумай сам!
— Хорошо, босс. Я постараюсь.
— Вы, два остолопа! — накинулся Буцаев на подоспевших Гогу и Хасана. — Надо будет затолкать его в багажник и вывезти за город! Я все понятно объясняю?
Гога развел руками.
— Как это сделать, босс? Кругом полно народу!
— Как, как! — вскричал Буцаев — Спроси вон у него! — и ткнул пальцем в Реваза.
Тот кивнул: мол, успокойся. Что-нибудь придумаем.
— И, кстати, — продолжал Буцаев, обращаясь к Ревазу. — Ты видел человека, который сидел рядом со мной?
— Который сидел на вашей шляпе, босс? — уточнил Реваз.
Буцаев стал пунцовым.
— Да, он самый. Узнай, кто это.
— Я и так знаю. Это Белов, босс, — сказал Реваз и саркастически улыбнулся.
— Белов? — Роману Остаповичу это имя было смутно знакомо: — Что, тот самый Белов?
— Тот самый, — подтвердил Реваз, и выражение его лица недвусмысленно намекало на то, что взыскать с обидчика стоимость шляпы вряд ли удастся.
— Хорошо, — повелительно сказал Буцаев. — С Беловым мы разберемся потом. А пока я хочу заняться боксером.
Голос ведущего, льющийся из мощных колонок, возвестил, что победу одержал Норман Хьюитт.
Через несколько минут показался Степанцов. Он возвращался в раздевалку.
— Ну что стоишь? — набросился Буцаев на Рева-за. — Пора действовать!
— Окей, босс! Я только прикидываю, где здесь... — Реваз внимательно огляделся. Он что-то искал.
— Что?
— Да так, ничего. Сейчас увидите.
Он достал из кармана табличку сотрудника казино «Тадж-Махал» и повесил ее на лацкан пиджака. Подобные штучки имелись у него на все случаи жизни, и поэтому Реваз был незаменим.
— Ждите меня здесь, босс, и что бы ни случилось, никуда не уходите. Я скоро вернусь.
Лысый коротышка юркнул в толпу...
Возгласы ликования постепенно сходили на нет. Все понимали, что от такой неубедительной победы у обеих сторон осталось очень дурное послевкусие.
Даже болельщики Хьюитта выглядели разочарованными, а уж немногочисленные поклонники Степанцова и вовсе чувствовали себя обманутыми. Лайза взяла Белова под руку, и они медленно пошли в плотном людском потоке, направлявшемся к выходу из зала.
— По-моему, что-то здесь не так, — сказал Саша.
— Ну что же может быть не так? — удивилась Лайза. — Мне кажется, все правильно. Ведь ему разбили лицо, дальше могло быть только хуже! Нет, я полностью согласна с тренером! Он поступил правильно! А если бы этот Хьюитт его убил?
Белову стало смешно и грустно одновременно. Лайза замечательная женщина, но она ничего, совершенно ничего не понимает в боксе. Она видит только внешнюю сторону событий и не замечает подводных течений, скрытых камней, словом, всех тех тонкостей, которые понятны только специалисту или фанату этого вида спорта. Его, например, в свое время просветил Фил, с которым они не раз обсуждали видеозаписи боев, знаменитых боксеров. Как ей втолковать, что бокс не просто драка, а интеллектуальный и психологический поединок вроде покера или шахмат? Здесь тоже важны и умение просчитывать ходы, и сила духа, и уверенность в себе. Разница в том, что бокс ничьих не признает!
А Лайза... Что Лайза? Объясняй не объясняй, все равно она ничего не поймет.
— Да, наверное, ты права, — примирительным тоном сказал он. — Тренер поступил разумно...
Только сам он, конечно, так не думал! Все крутилось, как карусель, но крутилось вокруг одной и той же оси. Полотенце, тренер, белошляпый.
Белошляпый, тренер, полотенце... Но больше всего Белова задевало то, что Степанцов решил, будто он с Буцаевым заодно.
«Конечно, завелся парень. Проиграл. Я бы на его месте...» — здесь в рассуждениях Белова наступала остановка. Он анализировал ситуацию и приходил к выводу, что он бы на месте боксера прежде всего попробовал бы разобраться.
Белов оглянулся на двери ведущие в служебные коридоры. Где-то там должна быть раздевалка Сергея. На пятачке перед дверью он увидел своего помешанного на белом цвете знакомца и рядом с ним — двух небритых чернявых молодцев, недобро посматривающих по сторонам.
— Пойдем в номер, дорогая! — Белов подхватил Лайзу под локоть и ускорил шаг.
— Куда ты так торопишься? Мы не заглянем в казино?
— Милая, ты же знаешь: я не люблю азартные игры, — ответил Белов.
— Ни за что бы не поверила, — усмехнулась Лайза. — Я не встречала человека, более азартного, чем ты. Одни твои вулканы чего стоят...
— Ну, как ты можешь сравнивать, лучик? — с мягким укором сказал Белов. — Вулканы — это одно. Там экстрим настоящий, а здесь дурацкий.
Подумаешь, шарик прыгает, и фишки на столе лежат. В чем азарт? Отдать деньги за то, чтобы посмотреть, Как прыгает шарик?
— Конечно, тебя этим не проймешь, — подхватила Лайза. — Тебе надо, чтобы все вокруг горело, извергалось и взрывалось. И чем опаснее — тем лучше.
— Точно! — охотно согласился Белов. — На том стоим...
Они вышли из «Тадж-Махала». До «Кристалла» было совсем недалеко. Они прошли два квартала по ярко освещенной улице и оказались на пороге своего отеля.
— Вот растяпа! — воскликнул Белов. — Я же совсем забыл спросить у него...
— Что забыл? — насторожилась Лайза.
— Да так, ничего существенного, — Саша пожал плечами, будто речь шла о каком-то пустяке. — Ничего особенного, но спросить надо. Поднимайся в номер, я скоро приду. Ладно?
Лайза пробовала возразить, но Белов запечатал ее рот нежным поцелуем. А потом попросил:
— Закажи в номер ужин и, пожалуйста, побольше шампанского.
— Шампанского? Что ты собрался отмечать?
Белов обезоруживающе улыбнулся.
: — Еще один день, прожитый вместе, моя прелесть!
Этот маленький бар размещался неподалеку от зала игровых автоматов, и публика здесь была соответствующая. Не миллионеры, просаживающие за рулеткой и блэк-джеком целые состояния, а мелкие чиновники, школьные учителя и водители, выбиравшиеся в Лас-Вегас два-три раза в жизни, — в основном для того, чтобы сделать фотографии на память и проиграть пару сотен баксов на «одноруких бандитах».
— Шампанского? — переспросил бармен.
— Да-да, мне нужна бутылка шампанского, — нетерпеливо ответил лысый коротышка.
На груди у него красовалась табличка сотрудника казино. Бармен согнулся под стойкой, долго там копался, потом извлек на свет Божий бутылку дешевого шампанского.
— Только оно не очень холодное, — нерешительно начал бармен.
На человеческом языке это означало, что шампанское попросту теплое. Холодильник был забит более ходовыми напитками; теми, что разбирали в первую очередь — джин, недорогой виски, ром, «Кока-кола» и тоник. Другое дело — в центральном зале. Вот там шампанское лилось рекой, соседствуя с коньяком и виски как минимум двенадцатилетней выдержки.
— Это хорошо, — ответил коротышка, протягивая деньги. — От холодного у меня болит горло.
Бармен стал отсчитывать сдачу, но коротышка остановил его.
— Не надо, — и поспешил прочь от стойки.
— Эй, мистер! — крикнул ему вдогонку повеселевший бармен. — Будьте осторожны, когда начнете открывать! Оно ведь...
Коротышка не дослушал. Он криво улыбнулся, и в следующее мгновение его уже не было. Исчез, словно испарился.
Сергей Степанцов, мрачный и подавленный, вошел в раздевалку. На входе по-прежнему стояли те же самые «гориллы». Один из охранников сочувственно улыбнулся боксеру, но Сергей не обратил на это внимания. Все! Карьера рухнула. Одному богу известно, скольких трудов ему стоило пробиться на американский профессиональный ринг. И какие надежды он возлагал на этот поединок. Скоро — титульный бой: Если бы он победил, то через два месяца встречался бы с Робином Куком, чемпионом мира в полутяжелом весе. А это уже другой уровень.
О деньгах он почти не думал. Сейчас они беспокоили его меньше всего. Главное — пробиться. Профессиональный бокс — то же самое шоу. Здесь как в Голливуде. Важно не то, как ты бьешься, а то, на кого люди приходят посмотреть. Сотни, а то и тысячи превосходных бойцов по всему миру остаются невостребованными — только потому, что публике в них что-то не нравится. Сергей наконец-то получил заветную путевку, и вдруг... Такая обидная осечка! Но самое обидное было то, что другого такого случая больше не представится. Судьба не дает второго шанса, если ты прозевал первый.
Степанцов расшнуровал боксерки, скинул трусы и пошел в душевую. Там он включил сразу два соседних душа: один сделал горячим, а второй — холодным и так по очереди переходил от одного к другому, постепенно приходя в себя.
Хлопнула дверь. В раздевалку вернулись Савин с Альбертом. Они вполголоса переругивались, но Сергей не прислушивался к их разговору. Ему еще предстоял серьезный разговор с тренером, а пока он хотел одного — обо всем забыть. Смыть с себя горечь поражения, сбросить тяжесть позора. Вода шумела так успокаивающе... Он встал посередине между обоими душами и уперся руками в стену, чувствуя, как левой половине тела становится горячо, а правую — пробирает приятный холодок...
— Что это у тебя в руках? — спросил Буцаев, показывая на коричневый бумажный пакет.
— Бомба, босс. Сначала я подумал о пожарной сигнализации, но потом решил, что это слишком банально, — пояснил Реваз.
Буцаев понял едва ли половину из того, что он сказал.
— Банально? — переспросил он.
— Ну конечно. Это уже было как минимум в шестидесяти голливудских боевиках. Вспомните: «Крепкий орешек»... — коротышка начал загибать пальцы.
— Достаточно, — отмахнулся Роман Остапович. — Я все равно не понимаю, как ты ухитрился протащить сюда бомбу. Здесь такая охрана... И такие металлоискатели, что они реагируют даже на железные зубы Хасана.
— Золотые, босс, — оскалился Хасан, демонстрируя блестящие клыки.
— Значит, у них хреновые металлоискатели, — отрезал Буцаев. — Что дальше?
— Очень просто, босс, — ответил Реваз, — предоставьте это дело мне... — он взял Хасана под руку. — Пойдем со мной, джигит!
— Куда? — насторожился Хасан. .
— Пойдем, пойдем. Вот увидишь, тебе понравится. Ты давно .уже хотел туда попасть. А ты, — обратился Реваз к Fore, — следи за охранниками у двери раздевалки. Как только они уйдут, путь свободен.
— Я понял, — хохотнул Гога, — тут мы заходим и берем его тепленьким.
— И везем в пустыню, — заключил Буцаев...
Реваз с Хасаном прошли по коридору мимо раздевалки русского боксера, повернули за угол и остановились перед белой пластиковой дверью. Реваз отдал ему сверток.
— Как только я уйду, — сказал он, — зайдешь внутрь, досчитаешь до пяти и дернешь вот за это колечко, — Реваз приоткрыл пакет и показал на проволочное кольцо.
В это время дверь открылась, и на пороге появилась женщина в вечернем платье. Она неодобрительно покосилась на странную парочку, надменно поджала губы и пошла по коридору в сторону главного зала казино. Хасан зачарованно смотрел ей вслед.
— Эй! Приди в себя, я здесь! — Реваз пощелкал перед его носом пальцами.