Он немного смутился: она не похожа на писателя, публикующегося в «Плейбое», но он уверен, что читал эту статью не так давно.
Она с улыбкой кивнула.
– Статья про изнасилования. Я была на стороне мужчин, для разнообразия. Точнее, я писала про ложные обвинения в изнасиловании, предъявляемые женщинами-неврастеничками, которым нечего больше делать, кроме как заманивать мужчину домой, а потом поджимать хвост и кричать, что их изнасиловали.
– Верно. Это та статья, которую я помню. Мне она понравилась.
– Неудивительно.
Она постаралась удержаться от смеха.
– Ну и ну. Смешно, но я думал, что это написал мужчина. Выглядит как мужская точка зрения. Полагаю, именно поэтому я рассчитывал, что у меня будет брать интервью мужчина. Я не тот человек, к которому обычно отправляют женщин для разговоров.
– Почему нет?
– Потому что иногда, дорогая леди, я веду себя как дерьмо.
Он рассмеялся глубоким сочным смехом, и она присоединилась к нему.
– Так вот чем вы занимаетесь? Это вам доставляет удовольствие?
Он внезапно по-мальчишески смутился и сделал глоток кофе.
– Да, возможно. По крайней мере иногда. Писать доставляет вам удовольствие?
– Да. Я люблю этим заниматься. Но слово «удовольствие» звучит как-то неосновательно. Вроде хобби. Я на это смотрю не так. Писать для меня очень важно. Очень. Это серьезно, серьезнее, чем многие другие вещи, которыми я занимаюсь.
Она почувствовала себя странно обороняющейся под его молчаливым взглядом. Словно он заставил ее поменяться ролями и сейчас берет у нее интервью.
– То, что я делаю, тоже важно для меня. И серьезно.
– Я поняла это по вашей книге.
– Вы читали ее? – Он удивился, и она кивнула.
– Она мне понравилась.
– Следующая еще лучше.
Как скромно, мистер Джонс, как скромно!
– Новая книга менее эмоциональна и более профессиональна.
– Первые книги всегда эмоциональны.
– Вы писали книги? – Он снова поменялся с ней ролями.
– Пока нет. Скоро напишу, я надеюсь.
Внезапно это ее задело. Она – писательница, упорно работает последние семь лет, а он написал не одну, а уже две книги. Она позавидовала ему. И не только из-за этого, но и из-за других вещей. Его стиль, его мужество, его стремление следовать своим принципам и бороться за то, во что верит. Но, с другой стороны, ему нечего терять. Она вспомнила умерших жену и ребенка и почувствовала нечто уязвимое в нем, спрятанное где-то очень глубоко.
– У меня еще один вопрос, после чего мы можем приступить к интервью. Что означает «К» в вашем имени? Почему-то «К. С. Миллер» не звучит как имя.
Она рассмеялась и на мгновение захотела сказать ему правду: Кассия. «К» означает Кассия, а «Миллер» – фальшивка. Он явно такой человек, которому нужно говорить только правду. Меньшим не отделаешься, да и не захочешь. Но она должна быть благоразумной. Глупо бросить все на карту из-за момента честности. В конце концов, Кассия – необычное имя, а он может увидеть ее фотографию где-нибудь, и не успеешь оглянуться, как…
– «К» означает Кейт. – Имя ее любимой тети.
– Кейт. Серьезное имя. Кейт Миллер. Кейт Серьезная Миллер.
Он улыбнулся ей, закурил очередную сигарету, и она почувствовала, что он подсмеивается на ней, но по-доброму. Взгляд его глаз снова напомнил ей отца. Странным образом они были похожи. То, как он смеялся, проницательно смотрел, словно знал все ее секреты и только ждал, чтобы она сама рассказала о них. Будто ему хотелось увидеть, сделает ли она это. Но что этот человек мог знать? Ничего. Кроме того, что она здесь, чтобы взять у него интервью, и что ее зовут Кейт.
– О’кей, леди, давайте закажем завтрак и приступим к работе.
– Прекрасно, мистер Джонс, я готова, если и вы готовы.
Она вытащила блокнот с заметками, которые сделала накануне вечером, достала из сумочки ручку и удобнее устроилась на стуле.
Он говорил в течение двух часов, останавливаясь на подробностях, с удивительной откровенностью рассказывая о шести годах, проведенных в тюрьме. О том, каково это было – жить, не зная срока заключения, о чем он поведал ей в деталях: калифорнийский феномен, когда преступников приговаривали к сроку «от пяти лет до пожизненного» или «от трех лет до пожизненного», оставляя решение за советом по условному освобождению или за тюремными властями. Даже судья, выносивший приговор, не мог повлиять на срок, который заключенный проведет в тюрьме. Однажды попав в клещи неопределенного срока заключения, человек может чахнуть в тюрьме всю жизнь. И со многими так и происходит. Они забыты, затеряны, уже не способны к реабилитации и настолько утратили надежду на освобождение, что им стало все равно, выйдут они на свободу или нет. Наступает время, когда это перестает иметь значение.
– Но что касается меня, – сказал он с кривой ухмылкой, – они не могли дождаться момента, когда от меня избавятся. Я стал колоссальным гвоздем у них в заднице. Никто не любит людей со способностями организатора.
Он организовал других заключенных в комитеты, выступая за улучшение условий работы, более честный разбор дел, достойные условия свиданий с женами, доступные возможности для самообразования. Одно время он был представителем всех этих комитетов.
Он рассказал ей также о том, как сам угодил в тюрьму. Он говорил об этом с удивительным отсутствием эмоций.
– Двадцать восемь лет, и все еще придурок. Нарывался на неприятности, я полагаю, устав от жизни, которую вел. Я был пьян в стельку, канун Нового года, ну и остальное вам известно. Вооруженное ограбление, не слишком круто, чтобы не сказать больше. Я захватил магазин спиртных напитков с помощью ружья, которое даже не стреляло, и смылся с двумя ящиками бурбона, ящиком шампанского и сотней баксов. Я действительно не хотел брать эту сотню, но они всучили ее мне, ну, я и взял. Мне просто нужна была выпивка, чтобы славно провести время с приятелями. Я пришел домой и устроил грандиозную попойку. Которая завершилась тем, что чуть позже полуночи меня уволокли в тюрьму. С Новым годом! – Он смущено улыбнулся, а потом его лицо сделалось серьезным. – Сейчас это кажется смешным, но это не так. Ты разбиваешь множество сердец, когда вытворяешь что-нибудь в этом роде.
Кассии все это показалось очень несправедливым. Конечно, это была возмутительная выходка. Но шесть лет и жизнь его жены в обмен на три ящика спиртного? У нее защемило сердце, когда в ее воображении возникли сцены в «Ла Гренуй», в «Лютеции», у «Максима» и у «Аннабель». Стодолларовые обеды и целые состояния, расходуемые на реки вина и шампанского.
Люк перешел к своей юности в Канзасе. Время без особых событий, когда основными проблемами были его рост и интерес к жизни, причем и то и другое не соизмерялось с его возрастом и «общественным положением». Несмотря на предупреждения Симпсона, что Люк может отказаться отвечать на личные вопросы, Кассия обнаружила, что он очень открыт и с ним легко разговаривать. Спустя какое-то время ей казалось, что она знает о нем все. Она перестала и делать заметки. Легче проникнуть в душу человека, если просто слушать его – взгляды на политику, интересы, мотивы, жизненный опыт, высказывания о людях, которых он уважает, и тех, кого не может терпеть. Она потом по памяти сможет восстановить это с более глубоким пониманием.
Больше всего ее удивило в нем отсутствие ожесточения. Он был решителен, сердит, напорист, высокомерен и несгибаем. Но в то же время страстен в своих убеждениях и сострадателен к людям, которых любит. А еще у него очень приятная манера смеяться. Взрывы басистого смеха часто звучали в маленькой гостиной его номера, когда она задавала ему вопросы, а он потчевал ее рассказами о давних временах. Было уже больше одиннадцати часов, когда он потянулся и встал со стула.
– Мне неприятно это говорить, Кейт, но нам придется остановиться на этом. В полдень я выступаю еще перед одной группой, и до этого мне нужно кое-что сделать. Могу я заинтересовать вас еще одной лекцией? Вы хороший слушатель. Или вам уже пора возвращаться в Нью-Йорк?
Он кружил по комнате, засовывая бумаги и ручки в карманы, и посматривал не нее взглядом, которым обычно одаривают друзей.
– Честно говоря, и то и другое. Мне нужно возвращаться. Но я хотела бы послушать ваше выступление. Что за группа?
– Психиатры. Предмет выступления – рассказ из первых рук о психологических эффектах пребывания в тюрьме. И они, возможно, захотят узнать, насколько реальны угрозы применения психохирургии в тюрьмах. Они все время об этом спрашивают.
– Вы имеете в виду фронтальную лоботомию?
Он кивнул.
– И такое часто случается? – изумилась она.
– Даже нечасто – это чересчур много. Но я не думаю, что это происходит часто. Может быть, время от времени. Лоботомия, шоковая терапия, и все это отвратительное дерьмо.
Она мрачно кивнула и посмотрела на часы.
– Я съезжу заберу свои вещи и встречусь с вами на выступлении.
Она мрачно кивнула и посмотрела на часы.
– Я съезжу заберу свои вещи и встречусь с вами на выступлении.
– Вы остановились в гостинице поблизости?
– Нет, мой агент устроил меня в чьих-то апартаментах.
– Очень удобно.
– Очень.
– Вас подвезти? – Он спросил это запросто, пока они шли к двери.
– Нет, спасибо, Люк. Мне по дороге нужно сделать еще несколько остановок. Встретимся на вашем выступлении.
Он не настаивал, лишь рассеянно кивнул, пока они ждали лифта.
– Мне будет интересно почитать статью, когда она выйдет.
– Я попрошу моего агента выслать вам гранки, как только мы получим их.
Они расстались около отеля, и она завернула за угол и села в такси. Стояла прекрасная погода, и будь у нее чуть больше времени, она прошла бы пешком весь путь от отеля до апартаментов на Лейк-Шор-Драйв. Теплый осенний день, а когда она добралась до апартаментов, снова увидела яхты, скользящие по озеру.
Ее шаги эхом разлетелись по комнатам, когда она взбежала по лестнице за своими вещами. Она накрыла чехлом аккуратно заправленную кровать и опустила шторы. Рассмеявшись, она представила, что сказал бы Люк, если бы увидел все это. Это никак не увязывается с образом Кейт. Что-то ей подсказывает, он этого не одобрил бы. А может быть, его это позабавило бы, и они вместе поснимали бы чехлы со всей мебели, зажгли бы камин, и она могла бы сыграть кабацкую музыку на огромном рояле внизу, чтобы оживить это место. Смешно представлять, что можно проделывать все это в компании Люка. Но он кажется человеком, с которым можно от души повеселиться – похихикать, подразнить, погоняться друг за другом. Он ей понравился, и он не знает, кто она такая. Это счастливое чувство безопасности, а в голове у нее уже начал складываться план статьи.
Выступление Люка оказалось интересным, и группа собралась очень восприимчивая. Она делала кое-какие записи и рассеянно отрезала кусочки от стейка, лежавшего перед ней на тарелке. Люк сидел за длинным, уставленным цветами столом, а она сидела рядом с ним. Время от времени он поглядывал на нее с лукавым смехом в изумрудно-зеленых глазах. Однажды, подняв свой бокал, он отсалютовал собравшимся и подмигнул ей. Это чуть не заставило ее рассмеяться перед серьезной аудиторией психиатров. Она почувствовала, что знает Люка лучше, чем кто-либо из присутствующих, может быть, даже лучше, чем вообще кто-нибудь еще. Этим утром он рассказал ей так много; дал возможность заглянуть в святая святых, что, по предсказанию Симпсона, ей никогда не удастся сделать. Ее терзало чувство стыда, потому что она не может ответить взаимностью.
Вылет ее рейса был назначен на три часа, значит, нужно уйти с обеда в два. Он как раз закончил говорить, когда она поднялась со стула. Он занял свое место на помосте, и вокруг него собралась обычная толпа поклонников. Она хотела просто тихо уйти, не беспокоя его выражениями благодарности и не прощаясь, но это выглядело бы как-то неправильно. Ей захотелось сказать ему хоть что-нибудь, прежде чем уйти. Не очень-то хорошо копаться в прошлом человека в течение четырех часов, а потом просто исчезнуть. Но оказалось практически невозможным пробиться сквозь толпу, окружавшую его стол, и когда ей это наконец удалось, она очутилась прямо за его спиной, в то время как он оживленно разговаривал с кем-то. Она легко коснулась его плеча и очень удивилась, когда он подпрыгнул. Ведь он не похож на человека, которого можно напугать.
– Не стоит делать таких жестов, когда имеешь дело с человеком, который провел шесть лет в тюрьме. – Его губы улыбнулись, но глаза остались серьезными, почти напуганными. – Я нервничаю, когда у меня за спиной кто-то стоит. Сейчас это уже рефлекс.
– Извините меня. Я просто хотела попрощаться. Мне нужно успеть на самолет.
– О’кей, дайте мне одну секунду.
Он поднялся, чтобы проводить ее в вестибюль, а она пошла к своему месту за столом, чтобы взять пальто. Но Люка перехватили по дороге, и он опять оказался окруженным людьми, а она беспокойно переминалась с ноги на ногу около двери. Больше ждать она не могла. Хорошо ли, плохо ли, но ей нужно идти. Она не хотела опоздать на свой рейс. Бросив последний взгляд на него, она тихо выскользнула из комнаты, пересекла вестибюль и взяла свой чемодан у швейцара, который открыл перед ней дверцу такси.
Она устроилась на сиденье и улыбнулась. Хорошая поездка, и статья будет замечательной.
Она не видела Лукаса, стоявшего под навесом позади нее с выражением разочарования на лице.
– Черт!
Ну, хорошо, мисс Кейт Миллер. Мы еще посмотрим. Он улыбался, возвращаясь в аудиторию. Она понравилась ему. Она была такой ранимой, такой забавной. Крошечная женщина, которую хочется подбросить в воздух и поймать в свои объятия.
– Вы догнали молодую леди, сэр? – Швейцар видел, как он бежал за ней.
– Нет. – Он широко улыбнулся. – Но я ее догоню.
Глава 9
– Звонил мне? Что значит, звонил мне? Я только что вошла в дом. И откуда он узнал, как связаться с вами? – Кассия была в ярости на Симпсона.
– Успокойтесь, Кассия. Он позвонил около часа назад, и, как я полагаю, журнал отправил его ко мне. Ничего смертельного не произошло. И он был исключительно вежлив.
– Ну и что он хотел?
Говоря по телефону, она одновременно раздевалась; ванна уже наполнялась водой. Было без пяти минут семь, а Уит сказал, что заедет за ней в восемь. Они должны быть на приеме в девять часов.
– Он сказал, что статья не будет законченной, если вы не включите туда отчет о собрании по поводу моратория на тюрьмы, которое состоится завтра в Вашингтоне. И он будет очень признателен, если вы не отдадите статью в печать, пока не добавите это. Кассия, это звучит разумно. Если уж вы летали в Чикаго, то, безусловно, можете съездить в Вашингтон на полдня.
– В какое время состоится собрание, где он требует моего присутствия?
Черт побери этого Лукаса Джонса. Он настоящая чума или по меньшей мере эгоист. Она сделала наброски в самолете, и хватит, хорошенького понемножку. Ее чувство триумфа быстро испарилось. Человек, который позвонил еще до того, как она сошла с трапа самолета, наверняка станет любопытствовать.
– Собрание по мораторию состоится завтра днем.
– Дьявол. И если я полечу самолетом, меня наверняка увидит какой-нибудь чертов светский репортер, который решит, что я направляюсь на прием, и попытается заполучить какую-нибудь информацию. И закончится все это тем, что на меня накинется куча папарацци.
– Но по дороге в Чикаго этого не случилось, верно?
– Нет, но Вашингтон гораздо ближе к дому, и вы это знаете. Я никогда не летаю в Чикаго. Может быть, мне лучше поехать завтра на машине. Боже, ванна! Подождите.
Симпсон подождал, пока она завернет кран. Казалось, она нервничает, и он предположил, что поездка вышла суматошной. Но она храбро справилась с задачей, взяла интервью, и, слава богу, никто не узнал ее. Если бы это случилось, она всю жизнь попрекала бы его. А сейчас она может брать сколько угодно интервью. И Джонс, казалось, очень доволен ее работой. Он упомянул, что они провели вместе почти четыре часа. Должно быть, она умело взялась за дело, и когда Джонс упоминал «мисс Миллер», было очевидно, что он не имеет ни малейшего представления, кто она такая. Так в чем тогда проблема? Почему она так нервничает?
Она со вздохом взяла трубку.
– Вы что, пытались там утонуть?
– Нет. – Она устало рассмеялась. – Не знаю, Джек, извините, что я набросилась на вас, но я действительно нервничаю, что придется делать это так близко к Нью-Йорку.
– Но сегодняшнее интервью прошло успешно, не так ли?
– Да. Очень. Но как вы считаете, этот мораторий действительно важен для статьи, или Люк Джонс решил стать звездой и хочет получить как можно больше внимания?
– Когда он звонил, мне кажется, он высказал разумное предложение. Это другая сфера его деятельности, и это может прибавить веса статье. Атмосферу по крайней мере. Решать вам, но я не вижу никакого вреда в том, чтобы вы поехали. Я знаю, из-за чего вы волнуетесь, но вы сами видели в Чикаго, что проблем с этим не было. Никаких папарацци, и он не имеет ни малейшего представления, что вы не К. С. Миллер.
– Кейт. – Она улыбнулась про себя.
– Что?
– Ничего. Ох, я даже не знаю. Может быть, вы и правы. Во сколько начинается собрание? Он сказал?
– В полдень. Он прилетит утром из Чикаго.
Она на минуту задумалась, потом кивнула в трубку.
– Хорошо. Я сделаю это. Полечу чартерным рейсом. Это достаточно безопасно. И я успею вернуться к завтрашнему вечеру.
– Прекрасно. Вы сами позвоните Джонсу, чтобы подтвердить свой приезд, или это сделать мне? Он просил подтверждения.
– Зачем? Чтобы он смог подыскать другого биографа, если я не поеду?
– Ну, ну, не нужно быть такой сварливой. – Симпсон рассмеялся помимо своей воли. Бывали времена, когда ее следовало бы хорошенько шлепнуть по заднице. – Нет, он говорил что-то насчет того, чтобы встретить вас у самолета.