В лифте она рассмотрела невыразительную обложку книги. На обороте не было фотографии Лукаса Джонса, только краткая биография, которая сообщила ей о нем гораздо меньше, чем Симпсон. Это показалось странным; из услышанного сегодня утром она уже имела четкое представление об этом человеке. Она ожидала, что у него будет неприятное лицо, скорее всего, он невысокий, приземистый, суровый и, возможно, полный – и дьявольски напористый. Шесть лет в тюрьме меняют человека, и они, безусловно, не могли украсить его. К тому же вооруженное ограбление. Наверняка маленький толстый человечек с ружьем в винном магазине. А теперь он уважаем, и ей предлагают взять у него интервью. Тем не менее, несмотря на разговор с Симпсоном, она знает, что не сможет сделать этого. Он сказал несколько важных замечаний о ее жизни, но интервью с Лукасом Джонсом или с кем-либо другим все равно остается в области невозможного и неблагоразумного.
Она совершила глупый поступок. Отправилась на обед с Эдвардом.
– Я думаю, что ты не должна этого делать. – Он был категоричен.
– Почему нет?
Она словно подстраивала ему ловушку; она знала, что он скажет. Но не смогла удержаться от желания подразнить его.
– Ты знаешь, почему нет. Если ты начнешь брать интервью, это первый шаг к тому, что кто-нибудь пронюхает, чем ты занимаешься. Ты можешь на этот раз выйти сухой из воды, Кассия. Но рано или поздно…
– Значит, ты считаешь, что я должна прятаться всю жизнь?
– Ты называешь это прятаться? – Он демонстративно сделал жест рукой, указывая на предназначенные для избранных залы ресторана «Каравелла».
– В определенном смысле – да.
– В том смысле, который ты имеешь в виду, я считаю это благоразумным.
– А как же моя жизнь, Эдвард? Что ты скажешь об этом?
– Что скажу? У тебя есть все, что ты желаешь. Твои друзья, комфорт, писательская деятельность. Чего тебе еще не хватает, кроме мужа?
– Его больше нет в моем списке для Санта-Клауса, дорогой. И да, я хочу большего. Честности.
– Ты говоришь ерунду. Из-за этой честности ты рискуешь своей частной жизнью. Вспомни работу, которую ты так хотела получить в «Таймс» много лет назад.
– Это было совсем другое.
– Почему?
– Я была моложе. И это не была карьера, просто работа, я хотела кое-что доказать.
– А сейчас разве это не то же самое?
– Может быть, нет. Может быть, речь идет о моем душевном здоровье.
– Господи, Кассия, не говори глупостей. Ты совсем взвинчена после того, как сегодня утром Симпсон задурил тебе голову всяким вздором. Будь благоразумна, этот человек имеет корыстный интерес в отношении тебя. Он смотрит на все со своей точки зрения, а не с твоей. Для своей выгоды, а не твоей.
Но она знала, что это неправда. И еще она теперь знала, что Эдвард напуган. Даже более напуган, чем она сама. Но чего он боится? И почему?
– Эдвард, что бы ты ни говорил, рано или поздно мне придется делать выбор.
– Из-за интервью для журнала? Интервью с бывшим уголовником?
Он не просто напуган, он в панике. Кассия почти почувствовала жалость к нему, когда осознала, чего он так боится. Она окончательно ускользает из-под его влияния.
– Дело вовсе не в этом интервью, Эдвард. Мы оба это знаем. Даже Симпсон знает это.
– Бога ради, тогда в чем же дело? И почему ты говоришь какие-то странные вещи о душевном здоровье, свободе и честности? Все это не имеет смысла. Может быть, кто-то в твоей жизни давит на тебя?
– Нет. Только я сама.
– Но в твоей жизни есть кто-то, о ком я не знаю, не так ли?
– Да. – Честный ответ доставил ей удовольствие. – Я не думала, что ты рассчитываешь знать все о моих делах.
Эдвард смущенно отвел взгляд в сторону.
– Я просто хочу знать, что с тобой все в порядке. И это все. Я предполагал, что у тебя есть кто-то еще, кроме Уита.
Да, дорогой, но предполагал ли ты, почему? Безусловно, нет.
– Ты прав.
– Он женат? – практично спросил он.
– Нет.
– Нет? Я был уверен, что он женат.
– Почему?
– Потому что ты так таинственна на его счет. Я просто предположил, что он женат или что-то в этом роде.
– Ничего подобного. Он свободен, ему двадцать три года, он художник и живет в Сохо. – Эдварду понадобится время, чтобы переварить это. – И к твоему сведению, я его не содержу. Он живет за счет благотворительности, и ему это нравится.
Она почти получила удовольствие, а Эдвард стал выглядеть так, словно его вот-вот хватит удар.
– Кассия!
– Да, Эдвард? – сладко пропела она.
– Он знает, кто ты?
– Нет, и его это вообще не интересует.
Она знала, что это не совсем так, но она также знала, что он никогда пальцем о палец не ударит, чтобы узнать что-нибудь о другой стороне ее жизни.
– А Уит знает об этом?
– Нет. С какой стати? Я не рассказываю ему о своих любовниках, а он не рассказывает мне о своих связях. Это по-честному. Кроме того, дорогой, Уитни предпочитает мальчиков.
Она не ожидала увидеть такое выражение лица у Эдварда. Кажется, он не слишком удивился.
– Да я слышал. Я только не знал, в курсе ли ты.
– Я в курсе. – Они понизили голос.
– Он сам сказал тебе?
– Нет, кто-то другой.
– Мне жаль. – Он отвел глаза в сторону и похлопал ее по руке.
– Не переживай, Эдвард. Мне все равно. Может быть, я выражаюсь слишком резко, но я никогда не была влюблена в Уита. Мы просто используем друг друга. Не очень-то приятно в этом сознаваться, но это факт.
– А другой мужчина, художник, – это серьезно?
– Нет, это приятно, с ним легко и весело, и это отдых от утомительных светских обязанностей. Не беспокойся, никто не собирается сбежать с моими деньгами.
– Это не единственная моя забота.
– Я рада это слышать.
Почему ей внезапно захотелось причинить ему боль? Но он сам приставал к ней как не в меру усердный туристический агент, который всячески пытается заманить ее на ненавистный ей курорт. Однако у него ни малейшего шанса на успех.
Он больше не упоминал интервью, пока они не вышли из ресторана и не остановились у выхода, поджидая такси.
– Ты собираешься это сделать?
– Что?
– Интервью, которое Симпсон обсуждал с тобой.
– Не знаю. Я хочу подумать.
– Хорошенько подумай. Взвесь основательно, насколько это важно для тебя и какую цену ты готова заплатить. Возможно, тебе не придется платить эту цену, а возможно, придется заплатить с лихвой. Но, по крайней мере, будь готова, рассчитывай, на какой риск ты идешь.
– Неужели это такой ужасный риск, Эдвард? – Ее глаза снова стали нежными, когда она посмотрела на него.
– Не знаю, Кассия. Я действительно не знаю. Но почему-то я подозреваю, что, несмотря на то, что я скажу, ты все равно сделаешь по-своему. И я только могу ухудшить дело.
– Нет. Но, возможно, мне придется сделать это.
Не для Симпсона. Для себя.
– Так я и думал.
Глава 7
Самолет сел в Чикаго в пять часов пополудни, меньше чем за час до выступления Лукаса Джонса. Симпсон попросил разрешения использовать апартаменты своего друга на Лейк-Шор-Драйв. Другом этим была престарелая вдова, чей муж учился с Симпсоном в одном классе. Она проводила зиму в Португалии.
Когда такси свернуло на набережную, Кассия начала испытывать растущее возбуждение. Она, наконец, приняла решение. Сделала первый шаг. Но что, если все это окажется больше того, с чем она способна справиться? Одно дело – сидеть за своей пишущей машинкой и называть себя К. С. Миллером и совершенно другое – брать интервью у известного человека. Конечно, Марк тоже не знал, кто она такая. Но это совсем другое. Его самый дальний горизонт не выходил за пределы его холста, и даже если бы он узнал, ему было бы все равно. Он посмеялся бы, но это не имело бы для него значения. Лукас Джонс может оказаться совсем другим. Он может попытаться использовать ее известность в своих целях.
Она постаралась отбросить свои страхи, когда такси остановилось напротив адреса, который дал ей Симпсон. Одолженные апартаменты располагались на девятнадцатом этаже солидно выглядевшего здания неподалеку от озера. Паркетный пол в фойе эхом отразил ее шаги. Ее поразила причудливая хрустальная люстра под потолком. Призрачная форма большого рояля молча скрывалась под чехлом от пыли неподалеку от лестницы. Большой холл с огромными зеркалами вел в гостиную. Еще несколько чехлов от пыли, две люстры и сделанная из розового мрамора каминная полка в стиле Людовика XV, мягко отражавшая свет, падавший из холла. Мебель под чехлами выглядела массивной, и Кассия с любопытством переходила из комнаты в комнату. Винтовая лестница вела на верхний этаж. Наверху, в главной спальне, она отдернула занавески и подняла кремовые шелковые шторы. Озеро, окрашенное в цвета заката, с лениво плывущими по нему яхтами завораживало. Было бы чудесно прогуляться по берегу и полюбоваться озером, но ее занимали другие мысли. Лукас Джонс – и каким он окажется.
Она прочитала его книгу и была удивлена, что она ей понравилась. Кассия была готова невзлюбить его, хотя бы потому, что интервью стало яблоком раздора между ней, Симпсоном и Эдвардом. Но она забыла обо всем остальном, читая книгу. Автор хорошо владел словом, прекрасно выражал свои мысли и отличался приятным чувством юмора и нежеланием принимать себя всерьез, несмотря на увлечение своим предметом. Его стиль на удивление не совпадал с его личной историей, даже трудно поверить, что человек, который провел большую часть юности в судах по делам несовершеннолетних и в тюрьмах, так мастерски владеет пером. Тем не менее время от времени он сознательно использовал тюремный жаргон и калифорнийский сленг. Его книга представляла собой необычную комбинацию догм и убеждений, надежд и цинизма, приправленных легкой усмешкой и немалой долей высокомерия. Казалось, он существует в нескольких ипостасях. Он больше не тот, кем был раньше. Он решительно стал тем, кем стал, и это главная ценность его жизни. Читая его книгу, Кассия позавидовала ему. Симпсон прав. Косвенным образом это книга о ней. Тюрьма может быть разной – даже обедом в «Ла Гренуй».
Она прочитала его книгу и была удивлена, что она ей понравилась. Кассия была готова невзлюбить его, хотя бы потому, что интервью стало яблоком раздора между ней, Симпсоном и Эдвардом. Но она забыла обо всем остальном, читая книгу. Автор хорошо владел словом, прекрасно выражал свои мысли и отличался приятным чувством юмора и нежеланием принимать себя всерьез, несмотря на увлечение своим предметом. Его стиль на удивление не совпадал с его личной историей, даже трудно поверить, что человек, который провел большую часть юности в судах по делам несовершеннолетних и в тюрьмах, так мастерски владеет пером. Тем не менее время от времени он сознательно использовал тюремный жаргон и калифорнийский сленг. Его книга представляла собой необычную комбинацию догм и убеждений, надежд и цинизма, приправленных легкой усмешкой и немалой долей высокомерия. Казалось, он существует в нескольких ипостасях. Он больше не тот, кем был раньше. Он решительно стал тем, кем стал, и это главная ценность его жизни. Читая его книгу, Кассия позавидовала ему. Симпсон прав. Косвенным образом это книга о ней. Тюрьма может быть разной – даже обедом в «Ла Гренуй».
Ее представление о нем стало более ясным теперь. Глаза-бусинки, нервные руки, сутулые плечи, выпирающее брюшко и редкие прядки волос, прикрывающие блестящий лысеющий лоб. Непонятно, почему, но ей казалось, что она знает его. Она даже могла представить себе, как он говорит, читая его книгу.
Мужчина внушительных пропорций вышел со вступлением к речи Лукаса Джонса, в общих чертах яркими красками обрисовав проблемы профсоюзов в тюрьмах, шкалу зарплат (от пяти центов в час до четверти доллара в лучших заведениях), бесполезные профессии, которым там обучают, и невыносимые условия существования. Он говорил спокойно, без пафоса.
Кассия наблюдала за его лицом. Он устанавливал манеру и темп изложения. Неброско, негромко, но тем не менее очень внушительно. Больше всего на нее произвело впечатление прозаичное описание ужасов тюрем. Было странно, что они выпустили на сцену этого мужчину до Джонса; ему придется нелегко выступать после него. А может быть, и нет. Может быть, нервный динамизм Джонса будет выгодно контрастировать с более спокойной манерой изложения первого докладчика – спокойной, но полностью контролирующей зал. Характер этого человека заинтриговал ее настолько, что она забыла осмотреть присутствующих, чтобы удостовериться, что среди них нет никого, кто может ее узнать.
Она достала блокнот и сделала наброски о выступавшем, потом стала рассматривать собравшуюся аудиторию. Она заметила трех хорошо известных чернокожих радикалов и двух солидных лидеров профсоюзов, которые были знакомы с Джонсом с давних пор, когда он только начал свою деятельность. Среди присутствовавших она заметила несколько женщин, а в первом ряду сидел известный адвокат по криминальным делам, который часто выступал в прессе. Это были люди, которые большей частью хорошо знали обсуждаемую ситуацию и активно выступали за тюремную реформу. Ее удивило большое количество присутствовавших, и она с интересом разглядывала их лица и слушала окончание вступления. Все это происходило в пронзительной тишине. Ни шуршания, ни скрипа стульев, ни поисков сигарет и щелканья зажигалок. Никто, казалось, не шевелился. Все глаза были устремлены на человека, который сидел перед ними. Она права – Лукасу Джонсу придется нелегко выступать после него.
Она снова посмотрела на спикера. Он был чем-то похож на ее отца. Почти черные волосы и сверкающие зеленые глаза, которые, казалось, приковывали людей к их стульям. Он смотрел в глаза тем, кого он знал, задерживал на них свой взгляд, словно говоря только для них, а потом осматривал комнату, продолжая говорить тихим голосом. Его руки при этом оставались неподвижными, а лицо строгим. Но, казалось, что на его губах вот-вот появится усмешка. Интересные, грубоватые руки и невероятная улыбка. Его красота была, пожалуй, пугающей, но он ей понравился. Она наблюдала за ним, желая узнать о нем больше. Одет в старый твидовый пиджак; длинные ноги лениво вытянуты вперед. Внезапно его взгляд остановился на ней.
Она почувствовала, как он рассматривает ее точно так же, как она рассматривала его. Он долго и настойчиво держал ее в поле зрения, потом перевел глаза в другую сторону. Она испытала странное ощущение – как будто одной рукой ее схватили за горло и прижали к стене, в то время как другой погладили по волосам. Хотелось сжаться от страха и растаять от удовольствия. Ей внезапно стало жарко в комнате, заполненной народом, и она потихоньку стала оглядываться, удивляясь, почему этот человек говорит так долго. Вряд ли это вступление. Он говорил уже почти полчаса. Как будто хотел затмить Лукаса Джонса.
И тут до нее дошло, и она едва не рассмеялась в тишине комнаты: это не вступление. Человек, чьи глаза так недолго гладили ее, и есть Джонс!
Глава 8
– Кофе?
– Чай, если можно.
Кассия улыбнулась Лукасу Джонсу, когда он налил кипяток в чашку и протянул ей пакетик с чаем.
В номере повсюду виднелись следы частых гостей – бумажные чашки с остатками чая и кофе, открытые пачки печенья, пепельницы, переполненные окурками и скорлупой от арахиса. В углу комнаты бар, по-видимому, часто используемый. Непритязательная гостиница, небольшой, но удобный и уютный номер. Ей стало интересно, сколько времени он уже живет здесь. Невозможно понять, прожил ли он здесь целый год или поселился только сегодня. Много еды и питья, но все какое-то обезличенное. Казалось, что ему ничего не принадлежит, кроме одежды, которая на нем, и пакетика с чаем, который он вручил ей.
– Мы закажем завтрак из ресторана.
Она снова улыбнулась и стала пить чай, потихоньку разглядывая его.
– Честно говоря, я не слишком голодна. Так что это не к спеху. И между прочим, ваша вчерашняя речь произвела на меня большое впечатление. Вы чувствовали себя таким спокойным на сцене. У вас приятная манера излагать сложные вещи простым языком, не выглядя при этом самоуверенным из-за того, что вы знаете все это из первых рук, а ваши слушатели никогда ничего подобного не испытывали. Это настоящее мастерство.
– Спасибо. Очень приятно это слышать. Я думаю, все дело в практике. Я очень часто выступаю перед группами. А для вас проблема тюремной реформы внове?
– Не совсем. В прошлом году я написала пару статей о бунтах в двух тюрьмах в Миссисипи. Это было ужасно.
– Да, я помню. Основная идея тюремной «реформы» – это ничего не реформировать. Я думаю, что отмена тюрем в том виде, в котором мы их сейчас имеем, – это единственное здравое решение. Они в любом случае не приносят желаемого результата. Я работаю сейчас над мораторием на строительство тюрем, вместе с группой хороших людей, которые организовали это. Собираюсь вскоре перебраться в Вашингтон.
– А долго вы прожили в Чикаго?
– Семь месяцев. Это как бы мой центральный офис. Я работаю в гостинице, когда я здесь, выступаю с речами и занимаюсь кое-какими делами. Здесь я написал мою новую книгу, просто закрылся на месяц и сел за работу. После этого я стал таскать рукопись с собой и пишу в самолетах.
– Вы много путешествуете?
– Большую часть времени. Но возвращаюсь сюда, когда могу. Я могу запереться здесь и немного расслабиться.
Глядя на него, можно было с уверенностью сказать, что он делает это нечасто. Он явно не похож на человека, который знает, как остановиться или когда. При внешнем спокойствии внутри его чувствовалась мощная движущая сила. Его манера сидеть, почти не шевелясь, наблюдая за собеседником, напоминала осторожную стойку животного, нюхавшего воздух, чтобы обнаружить опасность и быть готовым прыгнуть в нужный момент. Кассия почувствовала, что он осторожен с ней и немного зажат. Чувство юмора, которое она видела в его глазах накануне, сейчас было тщательно спрятано.
– Вы знаете, я удивлен, что они прислали женщину, чтобы написать эту статью.
– Шовинизм, мистер Джонс? – Эта идея позабавила ее.
– Нет, просто любопытство. Вы, должно быть, хороший писатель, иначе они не прислали бы вас.
В этих словах был намек на высокомерие, которое она почувствовала в его книге.
– Я думаю, в основном они прислали меня, потому что им понравились две статьи, которые я написала для них в прошлом году. Полагаю, можно сказать, что я уже имела дело с тюремными проблемами.
Он улыбнулся и покачал головой:
– Странное выражение.
– Тогда считайте это «взглядом со стороны».
– Не уверен, что это выражение лучше. Вы никогда ничего не увидите со стороны. Или, может быть, вы, наоборот, видите более ясно? Но в этом нет жизни. Что касается меня, я всегда предпочитаю быть в центре событий. Вы либо находитесь там, либо нет. Со стороны – это такой безопасный и безжизненный способ делать что-либо. – Он улыбнулся, но фраза все равно прозвучала сурово. – Кстати, я читал несколько ваших статей, как мне кажется. Могло это быть в «Плейбое»?