– О, ради бога, Тиффани, заткнись. И почему бы тебе не отправиться домой и немного не протрезветь для разнообразия?
– Как можно говорить такие отвратительные вещи! – На глазах у Тиффани выступили слезы.
– Нет, Тиффани. Как можно смотреть на такое отвратительное зрелище?
Сказав это, Марина повернулась и отправилась в ту сторону, где стоял Халперн Медли. Она слышала, что они с Люсиль только расстались. А значит, сейчас самое удачное время, чтобы поймать его на крючок. Он такой же, как все мужчины после разрыва, – пришибленный, до смерти напуганный тем, что придется в одиночестве справляться с жизненными трудностями, скучающий по детям и одинокий по ночам. У нее трое детей, и она будет более чем счастлива следить за тем, чтобы Халперн был постоянно занят.
На площадке для танцев Кассия медленно кружилась в объятиях барона. К несчастью, Уитни этого не замечал, он увлеченно разговаривал с молодым брокером с длинными изящными руками. Часы, висевшие на стене, пробили три раза.
Тиффани, у которой уже кружилась голова, направилась в дальний конец зала и села на красную бархатную скамейку. Где Билл? Он что-то сказал о том, что ему нужно позвонить во Франкфурт. Франкфурт? Почему Франкфурт? Она не могла вспомнить. Но он вышел в фойе уже несколько часов назад? Все вокруг стало вращаться. Билл? Она не могла вспомнить, привез ли он ее сюда вечером, или его нет в городе и она приехала с Марком и Глорией? Черт, почему она не может вспомнить? Надо сосредоточиться. Она обедала дома с Биллом и с детьми. Или только с детьми? Были ли дети все еще с матерью Билла? Или нет? Ее желудок начал кружиться одновременно с залом, и она поняла, что ее сейчас стошнит.
– Тиффани?
Она увидела своего брата, Марка, с «этим» выражением на лице. За его спиной маячила Глория. Они образовали стену упрека между ней и туалетом, который черт знает где в этом проклятом отеле, или это чей-то дом? Она не могла вспомнить ни одной распроклятой вещи, дьявольщина.
– Марк… я…
– Глория, отведи Тиффани в туалет.
Он не стал тратить время на разговоры с сестрой. Он просто обратился к жене. Ему слишком хорошо известны все эти признаки. В прошлый раз, когда они отвозили ее домой, ее стошнило прямо в машине, и она испачкала все сиденье нового «Линкольна». Тиффани еще больше съежилась внутри. Она знала. В этом вся проблема. Сколько бы она ни выпила, она всегда знала. Она слышала интонации их голосов так явственно. Это невозможно забыть.
– Мне очень жаль. Марк, Билла нет в городе, и если ты можешь отвезти меня…
Она громко рыгнула, и Глория рванулась к ней, в то время как Марк сделал шаг назад с выражением отвращения на лице.
– Тиффани?
Она увидела Билла с его обычной рассеянной улыбкой.
– Я думала, ты был…
Марк и Глория отошли в сторону, а муж Тиффани взял ее за руку и повел как можно быстрее через залы, где еще оставались последние гости.
– Я думала…
Они уже добрались до фойе, а она забыла свою сумочку на скамейке. Кто-нибудь заберет ее.
– Моя сумочка, Билл, моя…
– Все в порядке, дорогая. Мы позаботимся об этом.
– Господи, мне так плохо, я должна сесть.
Ее голос не поднимался выше шепота, а про сумочку она уже забыла. Он шел слишком быстро, и от этого она чувствовала себя все хуже.
– Тебе просто нужно выйти на воздух.
Он крепко держал ее за руку и улыбался всем встречным, как директор на пути в свой офис. Доброе утро, доброе утро, привет, рад вас видеть. Улыбка не исчезала с его лица, но глаза оставались холодными.
– Я просто… я… ой!
Холодный ночной бриз ударил Тиффани в лицо, и она почувствовала, что ее голова проясняется, но содержимое желудка угрожающе подкатывает к горлу.
– Билл…
Она повернулась и бросила на него быстрый взгляд. Она хотела задать ему ужасный вопрос. Что-то заставляло ее сделать это. Спросить. Как ужасно. Господи, она молилась, чтобы не сделать этого. Иногда, когда она была очень пьяна, она хотела задать брату тот же вопрос. Однажды она даже спросила свою мать, и та дала ей пощечину. Очень больно. Этот вопрос мучил ее, когда она была пьяна. Шампанское всегда так действовало на нее, а иногда джин.
– Мы сейчас посадим тебя в уютное такси, и все будет хорошо, правда, дорогая?
Он снова нежно пожал ее руку, как чрезмерно заботливый метрдотель, и подал сигнал швейцару, стоявшему в дверях. Спустя мгновение около них уже стояло такси с открытой дверцей.
– Такси? А разве… Билл?
О господи, этот вопрос опять начал мучить ее, пытаясь найти выход из ее губ, из ее желудка, из ее души.
– Все хорошо, дорогая.
Билл наклонился, чтобы поговорить с таксистом. Он ее не слушал. Все разговаривали вокруг нее, поверх ее головы, в сторону, но никогда с ней. Она услышала, как он продиктовал таксисту их адрес, и стала еще более растерянной. Но Билл выглядел таким уверенным в себе.
– Увидимся утром, любимая.
Он чмокнул ее в щеку, дверь захлопнулась, и единственное, что она увидела, – это лицо швейцара, улыбавшегося ей, когда такси отъезжало от дома. Она нащупала кнопку, чтобы открыть окно, и судорожно нажала на нее. А вопрос все рвался наружу. Она уже не могла сдерживать его. Она должна спросить Билла, Уильяма, Билли. Они должны повернуть назад, чтобы она могла спросить, но такси уже отъехало от обочины, и вопрос вырвался из нее вместе с большим количеством рвоты, когда она высунулась в окно.
– Ты любишь меня?
Таксисту заплатили двадцать долларов, чтобы он доставил ее домой, что он и сделал, не говоря ни слова. Он не ответил на вопрос. Как и Билл. Билл поднялся в комнату, которую он снял в «Сент-Реджис». Обе девушки еще ждали. Миниатюрная перуанка и огромная блондинка из Франкфурта. А утром Тиффани даже не вспомнит, что накануне приехала домой одна. Билл был в этом уверен.
* * *– Готова уходить?
– Да, сэр.
Кассия сдержала зевок и сонно кивнула Уиту.
– Ну и вечеринка! Ты знаешь, сколько уже времени?
Она кивнула и посмотрела на часы.
– Почти четыре. Ты с утра в офисе будешь клевать носом.
Но он к этому привык. Он посещал подобные мероприятия почти каждый вечер. Или в Саттон-Плейс.
– Но я не могу лежать в постели до полудня, как все вы праздные леди.
Все?
– Бедный, бедный Уит. Как это печально.
Она похлопала его по щеке, они открыли дверь и очутились на безлюдной улице. Она тоже не могла лежать по утрам в постели. Ей нужно начать исследование для новой статьи, поэтому придется встать в девять часов.
– У нас запланировано что-нибудь подобное на завтра, Кассия?
Он остановил такси и придержал дверцу открытой для нее, пока она подбирала подол голубой атласной юбки и устраивалась на сиденье.
– Господи, надеюсь, что нет. После лета я еще не вошла в форму.
На самом деле ее лето не сильно отличалось от ритма жизни в Нью-Йорке. Но, по крайней мере, к большому ее удовольствию, там не было барона.
– Я чуть было не забыл – у меня ужин с партнерами завтра. Но, по-моему, в пятницу намечается что-то в «Эль-Марокко». Ты будешь в городе?
Они ехали по Парк-авеню.
– На самом деле, сомневаюсь. Эдвард пытается затащить меня на какой-то смертельно скучный уик-энд со своими старыми друзьями. Они знали моего отца.
Это всегда была надежная отговорка.
– Тогда в понедельник. Мы поужинаем в «Раффлз».
Она слабо улыбнулась и опустила голову ему на плечо. Все-таки ей пришлось солгать Уиту. У нее не было никаких планов провести уик-энд с Эдвардом, который отлично знал, что ее невозможно затащить на мероприятие, которое она только что описала Уиту. Она собиралась в Сохо. После сегодняшней ночи она заслужила это. И какое имеет значение маленькая ложь? Это ложь во благо. Она просто необходима для ее душевного здоровья.
– «Раффлз» в понедельник мне подойдет.
В любом случае ей понадобится новый материал для ее колонки к тому времени. А пока она сможет собрать информацию, позвонив некоторым подругам, чтобы «поболтать». Марина, например, замечательный источник. К тому же на сей раз она и сама станет замечательным объектом для светской хроники. Кассия не упустила ее заинтересованности в Халперне Медли во время вечеринки. И Халперн казался небезразличным к Марине. Кассия знала, почему ее подруга так заинтересовалась Халперном, но совсем не обвиняла ее. Остаться без средств к существованию ужасно, а Халперн – исключительно привлекательное лекарство от этой болезни.
– Я позвоню тебе завтра или послезавтра, Кассия. Может быть, мы сможем вырваться на обед. Найдем какое-нибудь забавное местечко.
– Уверена, что нам это удастся. Поднимешься выпить бренди или кофе? Или я приготовлю яичницу?
Ей меньше всего этого хотелось, но она чувствовала себя обязанной ему. Хотя бы яйца, если не секс.
– Я действительно не могу, любимая. Я и так буду завтра утром в офисе клевать носом. Я лучше немного посплю. И ты тоже!
Он погрозил ей пальцем, когда такси остановилось около ее двери, а потом поцеловал очень нежно, едва коснувшись губ.
Он погрозил ей пальцем, когда такси остановилось около ее двери, а потом поцеловал очень нежно, едва коснувшись губ.
– Спокойной ночи, Уит. Это был чудесный вечер.
– С тобой любой вечер чудесен, Кассия. – Он медленно проводил ее до двери и подождал, пока швейцар откроет ее. – Просмотри завтрашние газеты. Я уверен, что мы будем там повсюду. Даже Мартин Холлам, без сомнения, найдет, что сказать об этом платье.
Его глаза, светясь улыбкой, еще раз оценивающе осмотрели ее, и он поцеловал ее в лоб. Поразительно, как они перестали притворяться много лет назад. Легкий поцелуй, ласковое прикосновение. Она давно объявила, что она девственница, и он с облегчением ей поверил.
Она помахала ему вслед, и в полусне поднялась на лифте на свой этаж. Как приятно оказаться дома. Проходя через гостиную, она расстегнула молнию на платье и бросила его на кушетку, где оно может полежать до понедельника. Или до скончания века, насколько ее это волнует. До чего нелепый образ жизни! Такое ощущение, что каждый день Хеллоуин. Выряжаться на ежедневный маскарад, чтобы шпионить за своими друзьями! Кстати, это определенно первый сезон, когда она стала терзаться подобными мыслями с самого начала. Обычно проходило несколько месяцев, прежде чем они начинали донимать ее. В этом году чувство неудовлетворенности захватило ее слишком рано.
Она выкурила последнюю сигарету, потушила свет, и, как ей показалось, будильник прозвенел буквально через несколько минут. Часы показали восемь часов утра.
Глава 4
Кассия три часа работала над новой статьей, делая наброски, готовя беглые очерки о тех женщинах, о которых она, как ей казалось, кое-что знала, и черновики писем к людям, которые могли рассказать ей о них еще больше. Это должна была получиться серьезная, солидная статья от К. С. Миллера, и она была довольна проделанной работой. После этого она стала вскрывать свою почту и просматривать ее. Обычная стопка приглашений, парочка писем от поклонников, отправленных ей из журнала через ее агента, и записка от Эдварда о каких-то налоговых убежищах, которые он хотел обсудить с ней. Ничего из этого ее не заинтересовало, и она почувствовала себя слегка раздраженной. У нее был замысел еще одной статьи; может быть, это ее встряхнет. Об издевательстве над детьми в семьях среднего класса. Это будет острый и захватывающий сюжет, если Симпсон сможет найти, куда его пристроить. Ей стало интересно, задумывались ли об этом Марши, с их приемами на тысячи приглашенных. Об издевательствах над детьми. Или о трущобах. Или о смертной казни в Калифорнии. Это не слишком модные темы. Если бы они были модными, безусловно, ради них устраивались бы какие-нибудь благотворительные мероприятия – «роскошные» балы или «чудесные маленькие вернисажи», что-нибудь «первоклассное», под руководством светских львиц. В то время как Марина ждала бы распродажу в роскошном магазине Бенделя или охотилась бы за большими скидками у Орбаха, а Тиффани объявила бы такую тему «божественной».
Что с ней происходит, черт возьми? Какое ей дело до того, что Марина пытается выдать свои копии за оригиналы? И что из того, если Тиффани напивается до мертвецкого состояния каждый день уже до полудня? Какое это имеет распроклятое значение? Но это беспокоит ее. Господи, как же это беспокоит ее! Может быть, хороший секс успокоит ее нервы.
В половине первого она уже была у Марка в студии.
– Ого, леди, что с тобой?
– Ничего. А что?
Она стояла и смотрела, как он работает гуашью. Ей нравилось то, что он делает. Она купила бы у него эту работу, но не могла этого сделать и не могла позволить ему подарить ее ей. Она знала, что ему нужны деньги.
– Ну, по тому, как ты хлопнула дверью, я сразу понял, что ты не в порядке.
– Нет, просто я чувствую себя раздраженной. Наверное, все еще не приду в себя после перелета.
В ее глазах гнев уступил место улыбке, и она плюхнулась в кресло.
– Мне не хватало тебя вчера ночью. Иногда я хочу, чтобы ты никуда не отпускал меня от себя.
– А у меня есть выбор?
У него был удивленный вид, она рассмеялась и скинула туфли.
– Нет.
– Я так и думал.
Похоже, его это не волновало, и Кассия почувствовала себя лучше.
– Мне нравится гуашь.
Она выглянула у него из-за плеча, когда он отступил немного назад, чтобы оценить свою утреннюю работу.
– Да. Может быть, получится неплохо. – Он уплетал шоколадное печенье из коробки и выглядел довольным. Внезапно он повернулся к ней и обнял ее. – И чем ты занималась со вчерашнего дня?
– Ой, дай вспомнить. Я прочитала восемь книг, пробежала полтора километра, съездила на бал и выдвинула свою кандидатуру в президенты. Все как обычно.
– И где-то среди этой чуши скрывается доля правды, не так ли?
Она пожала плечами, и они обменялись улыбкой вперемешку с поцелуями. На самом деле ему все равно, чем она занимается, когда не с ним. У него своя жизнь, своя работа, своя мансарда, свои друзья. Ее жизнь принадлежит только ей.
– Лично я предполагаю, что доля правды есть в попытке выдвинуть свою кандидатуру в президенты.
– Я просто не в состоянии скрывать свои секреты от тебя, Маркус.
– Нет, – сказал он, осторожно расстегивая ее рубашку. – Совсем никаких секретов. А вот и секрет, который я искал. – Он бережно обнажил одну грудь и наклонился, чтобы поцеловать ее, в то время как ее руки скользнули ему под рубашку и обняли его. – Я скучал по тебе, Кассия.
– Даже вполовину не так сильно, как я скучала по тебе. – Перед ее мысленным взором пронеслись события вчерашнего вечера и танцующий барон. Она отстранилась от Марка и долго смотрела на него с улыбкой. – Ты самый красивый мужчина на земле, Марк Вули.
– И твой раб.
Она рассмеялась, потому что Марк не был ничьим рабом, и они оба знали это. Внезапно она, босиком, отпрянула от него и забежала за мольберт, прихватив коробку с печеньем на ходу.
– Эй!
– Ну, хорошо, Марк, настал момент правды. Что ты любишь больше – меня или свое шоколадное печенье?
– Ты что, сошла с ума? – Он бросился за ней, обогнув мольберт, но она уже прошмыгнула к дверям спальни. – Я люблю мое шоколадное печенье! А ты что думала?
– Ха-ха! Что ж, оно у меня!
Она вбежала в спальню и запрыгнула на кровать, пританцовывая и смеясь. Ее глаза сверкали, а волосы шелковыми черными прядями развевались по сторонам.
– Отдай мне мое печенье, женщина! Я зависимый!
– Дьявол!
– Ага!
С блеском в глазах он прыгнул к ней на кровать, забрал коробку с печеньем и бросил ее на кресло, покрытое овечьей шкурой. Потом он притянул Кассию к себе.
– Ты не только безнадежный шокоголик, Марк Вули, ты еще и сексуальный маньяк!
Она по-детски радостно рассмеялась, обнимая его.
– Знаешь, может, я подсел и на тебя тоже.
– Сомневаюсь.
Но он обнял ее еще сильнее, и они занялись любовью.
– Что ты хочешь на ужин?
Она зевнула и придвинулась поближе к нему в большой уютной кровати.
– Тебя.
– Это был обед.
– Ну и что? Издали закон, что я не могу получить за ужином то, что уже ел за обедом.
Он взъерошил ее волосы и прижался губами к ее губам.
– Послушай, Марк, будь серьезнее. Что еще ты хочешь? Помимо шоколадного печенья?
– Ну, стейк, омара, икру – как обычно. – Он не подозревал, насколько обычно это для нее. – Проклятье, я не знаю. Пасту, надо полагать. Может быть, феттучини. С соусом песто. Ты можешь добыть базилик? Свежий?
– Ты опоздал на четыре месяца. Сезон закончился. Как насчет устричного соуса?
– Годится.
– Тогда скоро увидимся.
Она провела кончиком языка по его спине, еще раз потянулась, а затем быстро соскочила с кровати, чтобы оказаться вне досягаемости его руки, которую он протянул к ней.
– Ничего не выйдет, Маркус. Или мы никогда не поужинаем.
– Да трахнись этот ужин.
Его глаза снова загорелись.
– Это ты трахнись.
– Как раз это я и имел в виду. Теперь ты все знаешь. – Он широко улыбался, лежа на спине и наблюдая за тем, как она одевается. – Ты зануда, Кассия, но на тебя приятно смотреть.
– На тебя тоже.
Его большое тело лениво вытянулось поверх простыней. Ей пришло в голову, когда она смотрела на него, что нет ничего прекраснее, чем дерзкая привлекательность молодого мужчины. Очень красивого молодого мужчины.
Она вышла из спальни и вернулась с хозяйственной сумкой в руке, одетая в джинсы и его рубашку, завязанную узлом под грудью. Волосы она завязала обрывком красной ленты.
– Я должен нарисовать тебя в таком виде.
– Ты должен перестать говорить глупости. А то я совсем зазнаюсь. Какие-нибудь пожелания есть?
Он улыбнулся, покачал головой, и она отправилась на рынок.
Поблизости располагались итальянские рынки, а она любила ходить за покупками для него. Здесь продавалась настоящая еда. Паста домашнего изготовления, свежие овощи, крупные фрукты, помидоры для сока, огромный выбор колбас и сыров, ждущих, что их потрогают, понюхают и унесут домой для королевской трапезы. Длинные батоны итальянского хлеба, чтобы нести их домой под мышкой, как это делают в Европе. Бутылки с кьянти, свисающие с крючков под потолком.