Вот уже и село показалось. Огней нет, только дома темнеют да дымы из труб в небо вертикально тянутся, предвещая мороз.
Осторожно, как всегда, Саша открыл дверь в избу и замер. Из комнаты доносился мужской голос. Саша прикрыл входную дверь, она скрипнула.
– Гостя ждешь? – спросил мужчина.
– Кого мне ждать? Говорю же тебе – одна живу, – ответила хозяйка.
– А вот я сейчас погляжу.
Саша шагнул за притолоку.
Дверь распахнулась, и в сени вышел мужчина. Саша ударил его ребром ладони по шее. Мужик обмяк и начал оседать. Саша подхватил его и затащил в комнату.
Его встретила побледневшая, держащаяся за сердце Пелагея Лукьяновна.
– Ой, лихо! Я уж думала – конец тебе. Ты что, убил его?
– Пока нет, сейчас очухается.
Саша сорвал с гвоздика кухонную тряпку и сунул мужику в рот. Расстегнув на неизвестном брючный ремень, завел ему руки за спину и стянул ремнем, как удавкой.
– Это кто такой? – поднял он глаза на хозяйку.
– Полицай. Я тебе говорила про него, Резаным его кличут.
Саша понял, что полицая надо убирать. И из избы, и из жизни. Зажился, гад, на свете.
Саша повесил через плечо винтовку полицая, натянул на его голову шапку.
– Лукьяновна, что он от тебя хотел?
– Говорил – ко мне партизаны по ночам ходят, вроде сам видел.
И тут Саша вспомнил, что мерещилась ему тень у забора. Выходит – не показалось.
– Хозяйка, у тебя самогон есть?
– Неуж пить собрался?
– Село от злыдня избавить хочу. И чтобы ни на кого подозрение не пало.
– Сейчас, сейчас, – засуетилась Пелагея Лукьяновна. Она исчезла в соседней комнате и вскоре вынесла пол-литровую бутылку мутного самогона.
– Даже много. Отлейте половину, сгодится еще.
Хозяйка послушно отлила половину самогона в какую-то склянку.
Вот теперь в самый раз. Саша сунул бутылку за пазуху. Плеснул из ковшика холодной водой в лицо полицаю. Тот вздрогнул, открыл глаза. Увидев Сашу, он задергал ногами и стал мычать.
– Хорош лежать, вставай! – остановил его Саша. – Сейчас к партизанам пойдешь – ты же их искал? А потом тебя, гниду, повесят, чтобы своим смрадным дыханием ты жизнь людям не отравлял.
Саша поднял полицая за воротник. Тот упирался, но Саша слегка врезал ему по печени.
Они вышли из дома и дошли до ограды. Место было тихое, подходящее.
Саша резко схватил полицая за шею и подбородок, рванул вверх и в сторону. Хрустнули позвонки, и тело полицая обмякло.
Саша вытащил изо рта Резаного тряпку и сунул ее к себе в карман. Потом расслабил ременную удавку на руках убитого и одну руку вытянул вперед. Плеснул немного самогона ему за воротник, а неполную бутылку вложил в карман полушубка и уже собрался уходить, как вспомнил о винтовке. Чуть не прокололся! Он пристроил винтовку за спину убитому, закинул ремень на плечо. Полюбовался делом своих рук. Со стороны ни дать ни взять – пьяный. Выпил изрядно, упал и замерз. К полуночи морозец градусов десять стал, поземка метет. К утру никаких следов не останется, ни одна собака не возьмет.
И все же Саша снял с себя телогрейку и полами ее замел свои следы. Потом быстро оделся, потому как ветерок мгновенно выстудил тело под рубахой, и вернулся в дом к Пелагее Лукьяновне.
Хозяйка смотрела на него с испугом, в глазах Саша прочел немой вопрос.
– Бывает, – успокоил он ее. – Шел пьяный, упал и замерз. У тебя, хозяйка, он не был, и ты его не видела. Проболтаешься кому-нибудь по женской глупости – быстро с ним встретишься на небесах.
– Ох, страсти-то какие! Так ты что, убил его?
– Я же сказал: он шел пьяный, упал и замерз насмерть. Небось у вас в селе каждую зиму такое бывает.
– Ну уж прямо каждую!
– Я спать пошел.
– А покушать?
– Завтра поем. Не буди меня.
Проснулся Саша поздно, уж солнце высоко стояло. Он посмотрел на часы – одиннадцать. Давно так не спал.
– Пелагея Лукьяновна!
Тишина. Куда хозяйка деться могла?
Саша оделся, умылся. Увидел на столе чугунок с картошкой, огурчики соленые. Он поел – аппетит был волчий.
Стукнула входная дверь, и в избе появилась хозяйка. Одета она была по-зимнему – валенки, пальто на ватине, шаль.
– Полицая нашли, Резаного. Немцы приезжали вместе с полицейскими из управы. Сказали – замерз пьяный.
– Так и я про то вчера говорил.
Хозяйка поглядела на Сашу странным взглядом – то ли со страхом, то ли с жалостью. А Саша улегся на кровать и стал считать, какой сегодня день. Выходило – ждать ему шара еще четыре дня. И на улицу выйти нельзя, все время дома сидеть придется. От безделья волком завоешь. Ни радио, ни газет – не говоря уж о телевизоре. По хозяйству помочь бы Пелагее Лукьяновне, те же дрова наколоть – да нельзя, увидят. Вот и бездельничал, ел да спал.
И что интересно: как очутился здесь, в 1941 году, так о Москве и о своей прежней жизни не вспоминал. Выживал, воевал с немцами – не до того было. А теперь вот маялся бездельем, и воспоминания нахлынули. Как там Антон без него? В аэропорту после взрыва суматоха была, неразбериха. Однако пусть и с задержкой, но Антон к нему домой приехал. В аэропорту удивился, наверное, что его, Сашки, нет, хотя договаривались, что встретит. Так и квартира заперта. В милицию запросто заявить может о пропаже друга. Хотя нет, заявление от него не примут – он не родственник. И с работы небось уволили за прогулы.
Вот появится шар, окажется он дома. Как объяснить друзьям и на работе, где он отсутствовал столь долгое время? Ведь даже из больницы позвонить можно, коли ногу сломал.
Саша стал перебирать варианты – что соврать и как выкрутиться, но ничего путного в голову не приходило. Потом засмеялся. Какие мелочи в голову лезут? Он с войны вернется – живой! Уже счастье само по себе, не всем так везло – а он о работе. Да в Москве всегда работу найти можно, если захочешь, тем более что у него прописка московская, квартира – не гастарбайтер какой-нибудь.
В последний день перед появлением шара он не знал, куда себя деть, и маялся. Даже хозяйка заметила:
– Ты не заболел ли часом?
Саша отшутился.
Он вышел сразу, как стемнело. С хозяйкой не попрощался, пообещав вернуться. Ушел с автоматом и «сидором». Случись обыск – ни к чему в избе оставлять опасные предметы.
Через пару часов он был уже на месте, у приметного деревца. Не зря зарубки ставил, нашел сразу. И мешок выкопал в пять минут.
На часы поглядывал часто, а время тянулось медленно. Он уже подмерз в телогрейке и сапогах. Наконец часы показали пятнадцать минут двенадцатого. Пора!
Саша вышел из леса, но потом вернулся. Снял автомат, расстегнул ремень – снял кобуру с пистолетом. Повесил оружие на сук. Если он в аэропорту окажется, то как будет выглядеть с оружием? Да еще после взрыва! Моментально повяжут – и в кутузку. Только нож в чехле во внутреннем кармане остался. Снаружи не виден, а расстаться с ним жалко – уж больно хорош. Конечно, среди пассажиров аэропорта он будет выглядеть белой вороной – в заячьей шапке, телогрейке и кирзачах. Да тьфу на них, лишь бы домой добраться!
Саша забросил мешок с драгоценностями за спину, вспомнил о «сидоре» с подрывной машинкой. «Сидор» пристроил рядом с оружием, на суку, и вышел в поле.
Часы показывали 23.40. Сашей овладело беспокойство. Он стоял, как столб в чистом поле, и вертел головой по сторонам. Плохо, если шар появится далеко, придется бежать. А насколько он помнил, шар появлялся ненадолго – на считаные минуты.
Внезапно на Сашу дохнуло волной теплого воздуха. Он обернулся. Знакомый зеленоватый шар был от него в полусотне шагов.
Саша бросился к нему, бежал – как на кроссе в армии. Перед шаром встал, обернулся, глубоко вдохнул, успокаивая дыхание, и вошел. Шар стал бледнеть, и Саша неожиданно увидел перед собой стены аэропорта, лежащих на полу убитых и раненых людей, черный дым; до него донеслись крики о помощи. Видение страшной картины побледнело и исчезло. На секунду перед Сашей появилось зеленоватое свечение – и темнота. Просто кромешная. И холодно. Где он?
Саша вытянул перед собой руки. Он что – в преисподней или где-то в подвале? Удивился, что не чувствует тяжести мешка с ценностями, присел, пошарил вокруг себя руками. Никакого мешка не было.
Ощупывая пространство перед собой, он осторожно двинулся вперед. Под ногами что-то хрустело, и явственно ощущался запах – запах тления и горелого. Саша споткнулся о какую-то железку, но устоял. Впереди смутно белел дверной проем.
Едва он вышел, как почувствовал под ногами ступеньки. Спустившись, он обернулся посмотреть, и из груди едва не вырвался звериный рык – это была сгоревшая заброшенная мельница, где погибли его друзья, где он принял свой последний бой и откуда исчез в зеленом шаре.
Саша в полный голос стал материться. Даже сам удивился, как много матерных слов и оборотов он, оказывается, знает. Его обещали вернуть в его время, в будущее, в Москву. А вернули сюда! Обманули, сволочи! Мешок-то с ценностями получили, и все! Кому ты нужен, лох и чмо!
Саше было плохо как никогда – даже закружилась голова и затошнило. Он уселся на ступеньки мельницы и обхватил голову руками. Похоже – в Москву, в свое время ему вернуться не суждено.
Разочарование его было столь сильным, что хотелось напиться или застрелиться, а с собой – ни водки, ни пистолета. Вот когда Саша пожалел об оставленном на дереве оружии и «сидоре»! Из оружия нож, еды – никакой. Придется ждать утра, а там идти на базу.
За десять дней его не забыли, и вопросов возникнет много. В первую очередь – где группа, и почему его не было десять дней? Почему он без оружия? Надо срочно придумывать хоть какую-то версию.
Сначала рассказать правду о мельнице – как полегла группа. Про шар молчать, конечно, все равно никто не поверит. Сказать, что из мельницы удалось сбежать? Тогда вопрос – а где пропадал все дни?
Пока Саша раздумывал, стало светать. Он замерз от неподвижности и вошел внутрь мельницы. Стены, пол, потолок были закопчены от пожара. Здесь же лежали его погибшие товарищи, вернее – не тела даже, а головешки. Небольшие, обугленные, прижавшие руки и ноги к телу, как будто они хотели спрятаться от огня, свернувшись в клубок. И оружие рядом валялось – закопченное, с оплавленными ручками.
У Саши на глаза навернулись слезы. Похоронить бы их по-человечески надо. А с собой – ни лопаты, ничего. «Ладно, – решил он, – пойду в отряд, вернусь с партизанами и лопатами, похороним ребят».
Снега в Белоруссии еще не было, но легкий морозец уже был. Деревья стояли с пожухлыми листьями, не успев их сбросить.
Прячась от немцев, идя по лесным тропинкам, Саша добрался до отряда.
И здесь его ожидал еще один удар. Схрон был взорван, от деревянной баньки остались одни головешки, вокруг – россыпи стреляных гильз. Немцы на отряд наткнулись или предатель привел? Сразу на память пришел Янек. Он на мельницу не явился, вместо него немцы нагрянули. Теперь вот и отряд разгромлен. Не предатель ли он? И вдруг испугался. Ведь таким же предателем могут считать его! Группу сгубил, сам исчез. А может – и расположение отряда выдал! В гестапо даже сильные люди иногда не выдерживали – у немцев мастера пыточных дел были. Таким образом, подозревать могут не только Янека, но и его! Вот дела! Всего десять дней, а столько плохих новостей. Вдобавок ко всему крышу над головой искать надо и оружие. Диверсант без оружия – как голый на улице, среди прохожих.
Ладно, оружие-то он добудет, не впервой – отберет у любого немца вместе с жизнью. Но вот куда пойти?
Для начала он решил наведаться в соседнюю деревню. Если везде гильзы валяются, наверное – в деревне слышали стрельбу и, может быть, знают подробности. Рискованно, конечно, без оружия в деревню соваться, наверняка полицаи есть, а может быть, и немцы. Но все-таки пошел.
Еще не доходя до деревни, Александр встретил деда, ведущего на веревке козу.
– Здравствуйте, – поприветствовал его Саша.
– Добрый день, милок.
– Деда, не слыхали ли вы, что здесь произошло?
– А ты кто, что интересуешься?
– Прохожий.
Дед хитро прищурился.
– Тоже из этих? – дед показал рукой на лес.
– Из этих, – не стал скрывать Саша.
– А где же твое ружье?
– Дед, ты если знаешь что, расскажи, – обозлился Саша.
– Так я ведь почти не видел ничего. С неделю назад, может – поболее чуть, в деревню приехали два грузовика, солдат полно. Жители сперва подумали – облава. А немцы в лес пошли. Потом слышим – стрельба! Да долго, едва ли не на полдня. Стихло все, потом немцы грузовики к лесу подогнали, покидали убитых партизан в один грузовик, своих убитых – в другой. Грузовики уехали, а немцы давай лес прочесывать цепью.
– И сколько немцев было?
– Много, кто их считал? Может, полсотни, может – поболе.
– И что, сразу с машин – и в лес?
– Ага. Офицер у них за главного был. А еще паренек с ним рядом, из наших.
– Почему так решил, деда?
– Так немцы все в форме, а этот в цивильном.
– Ты его видел? Как он выглядит?
– Издалека, да и глаза уже подслеповаты. Молодой, невысокий, в телогрейке.
«На Янека похож, – подумалось Саше, – ну прямо все в цвет! И на мельницу немцев навел, и на базу. Будь ты проклят, предатель!»
– Из наших уцелел кто?
Дед только руками развел:
– Ты, вьюнош, в село не ходи, там полицаи. Как кто незнакомый – сразу в район, в управу ихнюю тащат.
– Спасибо.
– Не за что, иди с Богом!
Саша скрылся в лесу. Под впечатлением от услышанного плохо помнил, как добрался до схрона. Картину он увидел ужасающую.
В схрон явно гранаты кидали – стены посечены осколками, лаз полуобвалился. Печь под навесом разрушена – тоже небось гранату в топку сунули. База перестала существовать, но даже если бы она и сохранилась, оставаться здесь нельзя – ведь немцы знают ее местонахождение и наверняка полицаи периодически будут сюда наведываться.
Он надеялся на базу, на партизан, но оказалось – зря. Прямо черная полоса в его жизни пошла. Что делать теперь? Пробиваться в Полоцк, выходить на подполье? Удастся ли? И еще: после потери группы на мельнице и разгрома партизанского отряда у подполья возникнут свои вопросы. Почему все погибли, а он остался в живых? Где пропадал все это время? И даже если он докажет свою невиновность, сомнения останутся и ему могут не доверять.
Саша вздохнул. Было жалко молодых парней, полегших здесь, на своей земле. Разве полутора десяткам слабо обученных и плохо вооруженных партизан возможно было устоять перед опытными вояками, в три раза превосходящими их числом? Таким образом, Полоцк отпадал, а больше податься было некуда. Хоть шалаш строй в лесу или землянку рой. В деревне – даже другой, не этой, что рядом с отрядом, – не спрячешься, полицаи заметят. К своим пробиваться? Далеко, до фронта километров четыреста, а может, и поболее. А впереди зима, холода, снег. На снегу все следы видны, много не повоюешь – немцы по следу в лес сразу нагрянут. И костер для обогрева или приготовления пищи только ночью развести можно, днем дым издалека виден. Партизанскую войну в теплое время вести хорошо, а зимой попробуй в снегу несколько часов в засаде пролежать – все причиндалы отморозишь.
В голову пришла мысль об Олесе, живущей под Пинском. Почему, он и сам объяснить не мог. Вспомнилось вдруг, и все. Зимние месяцы у нее переждать можно, а с весны, тем более летом – он в лесу не пропадет. Интересно, как там Мыкола и брат его? Живы ли?
И Саша пошел на юг. Компаса и карты у него не было, но направление он знал. Ножны с ножом на пояс повесил – проверил, как лезвие из ножен выходит. Слабоват нож против пистолета, а против автомата шансов вообще нет, но другого оружия у него и не было.
Он обошел Лепель восточнее, ночевал в заброшенной избушке – вроде лесного кордона. Есть хотелось просто ужасно. «Надо идти в деревню, разжиться едой, – решил Саша, – а то просто сил дойти не хватит». Уже третий день во рту не было ни крошки.
К полудню он вышел на опушку леса. За небольшой речушкой виднелось село. Саша решил понаблюдать, а потом пойти к избам.
Глава 8
Олеся
Немцы в деревне были – Саша это увидел сразу. По улице проехал мотоциклист. Немец остановился у единственного кирпичного здания, скорее всего – бывшего здания правления колхоза. Потом, когда Саша передвинулся по опушке левее, откуда село было лучше видно, он заметил два грузовика. Здесь явно квартировало небольшое тыловое подразделение. Сашу это устраивало. Он уже решил, что обзаведется в селе оружием и едой.
Обошел село по периметру, осмотрел. Из него вела одна грунтовая дорога с мостом через реку – на нем стоял пост из двух солдат. Ха, бутафория! Разве тот, кому надо проникнуть в село, пойдет по дороге? Практически от леса огороды деревенские начинаются, за ними – дома.
В обеденное время немцы собрались у длинного здания, наверняка – бывшей сельской школы. А теперь там расположилась столовая. Вот с нее он вечером и начнет свой набег на село. По крайней мере, хлебом точно разживется, а может – и чем посущественнее.
Догадка его подтвердилась, поскольку немцы заявились сюда на ужин. Было их около сорока – два взвода. Интересно бы узнать, чем они тут занимаются? От фронта далеко, для фуражиров – слишком много. Вывели с фронта для отдыха? Наверное, могли найти место получше.
Саша решил не строить догадки, а выяснить все ночью.
Когда на окрестности опустилась ночь, он двинулся в село. Сначала шел в полный рост, потом – пригнувшись. Сразу направился к зданию школы. По причине позднего времени она была закрыта. Конечно, ведь повара встают рано, к завтраку пищу приготовить надо. Чего им здесь в это время делать?
Недалеко от длинного здания Александр улегся за плетень и замер. Столовая – не воинский объект, не склад, но часового здесь поставить немцы вполне могли бы. Хотя что там охранять – котлы да ложки?