Вика и Женя были искусаны до смерти дикими пчелами или осами, или чем бы там ни было. Девочки во время вечернего привала пошли вместе в кустики, по понятным причинам и видимо наступили на улей. Они даже добежать до нас не успели, а только истошно вопили, где-то в глубине леса, никто не осмелился в полной темноте выступить им на помощь. Когда немного рассвело, мы нашли их мертвыми и нещадно обезображенными.
Наш оператор Иван, оступившись на склоне, скатился по нему кубарем и размозжил голову об огромный валун.
Алексей все время плетущийся сзади просто исчез, на очередном привале мы это с трудом заметили, так как с самого начала он был самым замкнутым и практически ни с кем не общался.
Оля и Кристина сдружились сразу, а череда ужасных происшествий еще больше скрепила узы их дружбы. Мы их нашли мертвыми утром, они спали в обнимку друг с другом у куста странного растения, которое за ночь успело основательно опутать их ноги. Девочек даже не трогали, мы боялись прикоснуться к ним, а странное вьющееся растение с каждой минутой все больше и больше закутывало их в свои объятия.
Нас осталось трое: я, Тимур и Ксения. Тимур, казалось, был на грани, он нервничал и кричал на каждого из нас, совершенно беспричинно. Он отказывался двигаться дальше, и я была с ним согласна. Ксения все время твердила о необходимости выйти из джунглей, о необходимости двигаться согласно проложенному маршруту, а когда услышала наш вердикт, то просто пришла в ярость. Не помню, как именно это произошло, но Тимур и Ксения в гневном порыве набросились друг на друга и, будучи более сильным, Тимур расколол голову ведущей острым камнем, что нащупал подле себя.
Глава 4. Конец шоу
Во время драки красная папка выпала из рук Ксении, листы из нее высыпались на землю, а их часть унесло быстрым ручьем. Когда после стычки Тимур приходил в себя, отмывая свои окровавленные руки, я совершенно бездумно в каком-то трансе принялась собирать листы и складывать их обратно в папку. Лишь спустя час я неожиданно проснулась от сна наяву, уставившись на последний лист, что подняла с земли. На нем была подробная карта острова, с отмеченными на ней ловушками, западнями и прочими опасными местами, с которыми мы уже познакомились и большей частью ожидающих нас впереди, а через череду этих флажком был проложен наш путь. Когда я рассказала обо всем Тимуру, он уже окончательно пришел в себя. Мы приняли решение, опираясь на данные карты выйти по безопасному маршруту на ближайшее к нам побережье.
Спустя тяжелые четырнадцать дней мы были эвакуированы с острова. Я и Тимур были объявлены победителями реалити-шоу «Остров» и получили ошеломляющие призовые, отчасти за наше молчание. О трагических «случайностях» во время съемок, было заявлено повсюду, отчего шоу стало еще более желанным уже для мирового зрителя и неповторимым в своем жанре. Семьям погибших были выплачены компенсации от организаторов шоу.
Первое время совесть терзала меня, но чем больше я лгала окружающим, тем больше сама верила в ложь. Сейчас я вспоминаю обо всем этом, как лишь о страшном и неописуемо ярком сне.
Дом престарелых
Вошедший сел на стул в углу, как бы не хотя быть в центре внимания и налил себе чая в кружку. Мы видим эту кружку, а потом камера отъезжает вправо по столу и становится видным, что остальные старики уже сидят вокруг вошедшего.
– то, что я хочу сказать вам, будет не совсем интересно.
От этого человека веяло огромной энергией, было ощущение, что он хочет сказать очень важную вещь, что он мог перевернуть горы, но, опять же, как все остальные старики, не может.
Такого человека должны слушать люди.
Он точно знает, что должно происходить и как, он знает что нужно делать, кто он сам и куда идти.
– это было давно, еще до войны. – внимание к старику оставалось такое же, но в нем появился проблеск еще большего интереса.
– я был певцом. Я пел о том, что войны и опасности никакой нет и о том наши дети будут петь и развиваться.
Меня можно обвинить в том, что я врал людям, но эти люди верили мне.
Война была, она была где-то далеко и одновременно близко, она приходила с каждым днем все ближе, но я пел, и пока я пел, приближение ее с каждым разом все больше замедлялось.
Когда я пел, мне казалось, что времени не существует и что никакой войны нет.
Меня обвиняли в том, что я глупец, врака, каждый день обманываю людей, но я не смогу сейчас никакими словами передать вам, что ты чувствуешь, когда в руках у тебя микрофон, в руках у тебя сила, и, возможно, у тебя не все хорошо в жизни, но ты поешь, и для этих людей ты – идеал, и ты не просто поешь, а поешь, что все хорошо, а перед тобой люди, и они верят тебе, верят тебе и всегда с тобой, какие бы проблемы и войны не стояли в рассвете будущего.
Ты хорошо осведомлен о том, что происходит на западе, какая там сейчас идет война, у тебя концерт и во время выступления по лбу у тебя текут маленькие капельки пота. Эти капельки вызваны не только физической стороной тяжести концерта. Они вызваны страхом. Тяжелым беспробудным страхом. Самым беспробудным страхом, который только можно себе представить.
Но ты поешь не в душе, перед тобой люди. И в их глазах ты видишь веру. Веру в то, что завтра будет лучше, чем сегодня. Веру в то, что моя музыка действительно может им помочь. Ты видишь в их глазах веру в себя.
Но ты знаешь, что не можешь им помочь. Даже если очень хочешь. Не получится.
Вы не видели их глаза, а если и видели, то, наверное, стояли тогда в толпе и слушали мою песню. И, предсавьте себе, каждый день петь, видеть перед собой эти глаза и знать, что ничего не можешь сделать.
Неловкое молчание воцарилось в столовой. Видно было, что эта обычная столовая отроду не видела таких людей.
– а что стало с вами потом?
этот человек задумался, но вопрос сбил его с волны мыслей.
– хороший вопрос.
Эти люди точно знали, что пока я на сцене, ничего просто не может с ними произойти. Они свято верили в то, что пока я с ними, никакая война им не страшна. И пока они в это верили, война не могла подойти к ним ближе, чем на сто километров.
Это было не выгодно местным властям.
Доллар падал, все их сбережения пропадали, и единственным выходом для них, чтобы не позориться, был мировой хаос. А если этот самый хаос остановится на кучке людей, слушающих какого-то бродягу с микрофоном, то хаос приостановится, а возможно остановится совсем.
Государство разработало план по снятию меня со сцены. Предлагались разные варианты моего праха. Но самый коварный и беспаливный, как это говорилось раньше, план, предложил человек по имени П.
Самое странное, что это был друг моего детства, мы родились в одном роддоме в один день, а потом жили в соседних квартирах и играли вместе на протяжении одинадцати лет нашей жизни.
Но даже когда моя семья переехала в другой город, мы все еще переписывались в социальных сетях и нередко проговаривали друг с другом час или два по телефону.
Это длилось четыре года.
А потом что-то случилось со мной или с П., но мы больше друг с другом не общались – единственная новость, которую я о нем слышал, это то, что он поступает на юридический и будет работать на государство.
Я с выбором на тот момент еще не определился, но выбор сделали за меня без моего ведома. Я должен буду поступить на экономический, во всяком случае, с таким образованием я не пропаду, говорили мне родственники.
Я не стал плыть против течения, и сделал так, как меня просили.
Я закончил пять курсов на отлично. Наградой мне было путешествие по Европе, Америке, я объехал почти пол света.
Но была одна проблема – доллар уже тогда начинал падать. Про меня быстро забыли. Я оказался один, без родственников, не зная местного языка, в стране, которая сама готова была меня забыть. Печально…
Я спал на улице и работал 12 часов в день, чтобы обеспечить себе хоть маллейшее существование. Я накопил денег, чтобы поехать домой, но меня потянуло дальше, вглубь Европы. И я повиновался инстинктам.
Пошли слухи о том, что наростает восстание.
В некоторых странах уже начался полноценный бунт, а я все был на чужине.
В то время я был близко от страны, к которой приближался бунт. В воздухе парило смятение. Никто не знал, что нужно делать и куда идти. В такой стране просто невозможно было находиться. И Я отправился на Родину.
В некоторых странах уже начался полноценный бунт, а я все был на чужине.
В то время я был близко от страны, к которой приближался бунт. В воздухе парило смятение. Никто не знал, что нужно делать и куда идти. В такой стране просто невозможно было находиться. И Я отправился на Родину.
К моему сожалению, на Родине тоже была атмосфера приближающегося восстания, приближающегося хаоса.
Тогда я понял, что нужно действовать и впервые в жизни взял в руки микрофон…
Я пропел примерно год. Это не очень много, но мне хватило.
Тем временем в правительстве уже созревал план по моему свержению и П. активно принялся за его исполнение.
Жизнь начала рушиться. В одну ночь я потерял все. Все, что у меня было.
Ночью меня разбудили и надели мне на голову мешок. Я потерял сознание, а когда проснулся, меня опрашивали. Я помню яркий свет в глаза, белый стол, белые стены, все абсолютно белое, и человека в костюме, который сидит за другим концом стола. Меня абсолютно ничего не спросили. Мы сидели и молчали минут пять. Я подсознательно понимал, что где-то видел этого человека, но не мог вспомнить где. Потом я понял, что это был П.
Я не понимаю, зачем он оставил меня в живых. Он мог спокойно меня убить, получить повышение по званию, переждать заранее распланированую революцию, а потом вместе со всеми строить новую жизнь со старым дядей, на которого надо работать.
Я опять потерял сознание. Проснулся я на свалке. Они меня туда выбросили. Дальше я помню только обрывки свойе жизни.
Вот что получалось – П. меня, как старого друга, не убивал, но избитый, напичканый чем-то и выброшенный на свалку выжить я уже не мог. Забавно…
Все планы правительства рушились – восстание пошло совсем не по плану, ибо все, что связано с хаосом, нельзя понять и даже предугадать.
Я не помню, как выживал.
Но потом вдруг тучи хаоса разошлись и началась новая жизнь…
Началась новая жизнь…
А дальше вы и сами все знаете.
У меня есть один вопрос – что потом стало с П.?
Молчание. Замешательство. На заднем плане встает один старик и выходит на свет как бы от свечи между рассказчиком и слушателями.
– вы хотите знать, кто этот П.?
Молчание.
– П. – это я…
Полнейшее замешательство. Все смотрят на Рассказчика, ждут его реакции, но он пока что просто сидит и смторит.
Вы не представляете себе, что я пережил за последние годы. С детства я мечтал быть суперагентом. Я играл с детьми по двору, я смотрел фильмы про Джеймс Бонда, играл в компьютерные игры про агентов. Я очень хотел стать Джеймс Бондом. Это была мечта всей моей жизни.
А потом произошло событие, перевернувшее мою жизнь с ног на голову.
Мы с друзьями играли в спецслужбу на заброшенном складе. Игра получалась веселой, нам никто не мешал, но вдруг мы заметили в центре склада группу людей, одетую в черные костюмы. Один из них передал другому чемодан, мы с друзьями спрятались за стенкой довольно далеко от этого места. Я убедительно просил своих друзей не шуметь, мое детское сердце чувствовало в этих людях опасность, но они меня не слушали. В итоге нас заметили.
К нам подошел один из охранников. Я понял, что нас хотят убить, но в это время к нам подошел босс одной из сторон и спросил, что мы тут делали. Большинство моих друзей начало плакать при виде грозно настроенного человека с пистолетом, и я понял, что надо что-то предпринимать. Я встал и с полной уверенностью произнес:
– мы шпионили… Играли в шпионов…
По выражению лиц я понял, что охранник опять готов меня убить, а вот босс одобрительно улыбнулся. Действительно ли он улыбался, я не знаю, поскольку я не видел его глаз. Босс одел очки и точно знать, что думают эти люди не мог знать никто, поскольку такие люди никогда не снимают очков.
– шпионов? Хорошо… Ты любишь играть в шпионов…
– П….
– П…
– да, очень.
– а хочешь работать шпионом?
я не знал, что отвечать.
– да.
– тогда иди и проследи, что бы вокруг этого заброшеного склада никого не было. А если кто-нибудь появится, сразу беги к нам. А если никого не будет, беги отсюда как можно дальше.
– хорошо. – я посмотрел на моих друзей. – хотя нет, стойте! Если вы хотите, что бы я отсюда убежал, значит, вы не хотите, что бы я видел вас и дальше. Значит, это для вас важно, и вы не хотите, что бы кто-нибудь кроме нас об этом узнал.
– черт, ты необычайно умен, парень! – даже не глядя на его глаза, я понял, что он удивлен – Давай ты будешь следить за безопасностью всех моих следующих сделок.
– давайте! – сказал я и только потом понял, как это слово изменило мою жизнь.
Лежа ночью в постели я все никак не мог заснуть и думал о происшествии. А потом понял, что это и есть какая-то секретная организация. И если буду хорошо учиться, то, возможно, меня примут туда работать. Хотя почему – возможно? Меня туда точно примут.
С тех пор я уже не мог спокойно спать, есть пить и сидеть. Мысль о том, что моя самая заветная мечта скоро сбудется не давала мне жить спокойно.
Я начал усиленно учить право. Я начал заниматься физкультурой. Я делал все, что мог для того, что бы работать в этой спец службе.
Я как будто провалился в черную дыру и попал в другое измерение.
Вся моя прошлая жизнь, школа, родители, друзья, все это как будто потеряло для меня свое прежнее значение, все это преобразовалось до неузнаваемости и предстало передо мной в другом, неведомом для меня еще виде.
И тогда мне впервые после происшествия на заброшенном складе стало страшно. Мне хотелось убежать от всего этого. Я думал, что усиленно продвигаюсь к работе на спецслужбу, но на самом деле я был похож на дурачка, ушедшего от этого мира и живущего под стеклянным куполом.
Но пути обратно не было. В конце концов я знал, что мне следует немного подождать и все это пройдет.
И вот я, задумавшись, открываю глаза и оказываюсь сидящим в большом черном кожаном кресле, на мне красивый дорогой костюм от»«бриони»», я смотрю на свой бейдж и не могу поверить своим глазам, но это действительно так – я заместитель директора спецслужбы, в которую хотел попасть.
Вокруг меня толпы подчиненных, в моих руках власть, флаг в моих руках, на столе план действий на ближайший промежуток времени, за спиной два гигантских амбала – моя личная охрана, и все это неописуемо сносит мне бошку. Весь этот придуманный пафос пьянит меня, но я не могу остановиться и что-либо с этим поделать.
День у меня насыщенный и долгий, мой организм настолько ждал этой работы, что готов работать днями без передышки. Все мои подчиненные знают и боятся меня, хотя я ничего такого для повышения свойе значимости не делал. Все меня боятся и уважают – все, кроме моего босса, того самого, со склада.
Чем больше я с ним работал, тем меньше я его знал. Он никогда не снимал очки. Никто не мог даже предположить, о чем он думает в данный момент. Он так же как и я, работал почти без передышек.
Он больше напоминал мне машину, чем человека. Я подозреваю, что он забыл, что такое эмоции много лет назад, но он мой босс, у нас общая спецслужба, впереди всемирная революция, которую мы собираемся взять под контроль и этот уличный певец, который мешает нам изо всех сил, возможно сам этого не подозревая. Да и само суперагенство было очень странным. Перед ним не было трудных целей и препятствий – все было достижимо, все было легко. Через радио и телевидение она влияла на подсознание людей и они хотели только того, что было нужно скперагенству.
Для этого суперагенства ничего не значила человеческая жизнь. Она могла легко убить того, кого могла, следов на месте преступления не находили, люди часто даже не замечали исчезновения их родного человека. Это суперагенство могло все и абсолютно все, и лично у меня не было сомнений в том, что она сможет удержать революцию под своим контролем. Пока я работал на это суперагенство, мне было нечего бояться. А вот что будет потом, когда начнется революция и нас, скорее всего, распустят…
– П. – говорит мне Босс и только тут я понимаю, что у нас планерка, в последний раз я ел семьдесят два часа назад, а спал три месяца назад, но я все еще могу работать. – что у нас с уличным певцом?