— А ты правда расстроишься, если я упаду и разобьюсь?
— Не просто расстроюсь, — заверил он. — Если это, не дай бог, случится, это будет самое большое горе в моей жизни.
— А сейчас? Сейчас я твое счастье?
— Сейчас ты мое счастье, — рассмеялся он и сгреб ее в охапку.
— Неужели ты меня так любишь?
— Люблю, Долькин. И если ты меня тоже любишь, ты дашь мне слово, что никогда в жизни больше не будешь высовываться в окно.
— Никогда-никогда не буду! Честное-пречестное!
Она сдержала свое слово, но любовь к высоте сохранилась, поэтому вопрос, где должна быть новая квартира, даже не стоял — только на последнем этаже и только в многоэтажном доме.
Долька была просто счастлива. Она сама обустроила квартиру, выбрала мебель, развесила по стенам свои рисунки с замками и сказочными чудовищами. Первое время Виталий часто навещал ее, подозрительно осматривался, нанял домработницу и даже тайком платил консьержкам, чтобы они «поглядывали, как тут чего».
Но тревоги были напрасны. Ничего страшного не обнаруживалось. Самодеятельные шпионки наперебой твердили, что девочка ведет себя вполне достойно. Ходят к ней, конечно, друзья и подруги, но все по виду очень приличные, никакого шума, гулянок, драк и прочих безобразий. Музыку вот только ужасную какую-то она слушает, но ведь они сейчас все, молодежь, такое слушают…
Виталий внимал этим рассказам, и от сердца потихонечку отлегало. Похоже, все-таки Долькины фокусы, как называла это Светлана, ушли в прошлое вместе с подростковым возрастом. И это не могло не радовать — как и то, что со времен «переселения» они с Долькой сумели не отдалиться друг от друга. Конечно, встречались они теперь реже, но все равно ведь встречались! Малахов ездил в Кунцево, Долька любила бывать у него в «конторе» и даже подружилась с его секретаршей Полинкой — девушки были ровесницами. Вот только родной дом испанская дочь предпочитала обходить стороной и с Ланой все еще была холодна. Ну тут уж, как говорится, ничего не попишешь.
Глава 5 Настоящая русская баба и ее родовое поместье
Услышав, что Долька пойдет в гости к Коллуэю вместе с ними, Лана лишь пожала плечами. Ее вообще не слишком радовал предстоящий визит, но совсем не потому, что супруга плохо относилась к Джозефу. Для нее, как и для очень многих бывших советских людей, Соединенные Штаты представлялись чем-то подобным земному раю, а их граждане, какими бы они ни были, приравнивались к небожителям. Всю свою молодость Лана, подобно миллионам соотечественников и соотечественниц, только и мечтала о том, чтобы уехать за рубеж. После перестройки и второго, удачного в финансовом отношении замужества Светлана Малахова наконец согласилась с тем, что «здесь тоже можно жить хорошо», но к иностранцам все равно продолжала относиться с некоторым благоговением. Словом, дело было не в Коллуэе, а в его недавно обретенной подруге Наташе.
— Ты что, серьезно думаешь, что я пойду в гости к этой шлюхе? — возмутилась Лана, когда Виталий сказал ей о приглашении партнера. — И буду сидеть за одним столом с девкой по вызову?
— Можно подумать, что на твоей вожделенной Рублевке живут другие, — парировал недовольный Малахов. — Ты и правда считаешь, что своих жен и любовниц предприимчивые ребята берут исключительно из монастырских школ? Небезызвестная тебе Анжелика, жена Никиты, до свадьбы танцевала стриптиз, а Борька Егорин свою Алису, чьим домиком в Усове ты так восхищаешься, первый раз вообще в кабаке снял за двести баксов. И тем не менее, когда они приходят в твой салон, ты рада-радешенька…
Лана надула губы и некоторое время помолчала.
— Да мне и надеть-то особо нечего… — проговорила она после паузы. И это следовало понимать как согласие.
Решать подобные проблемы Виталию было не впервой. Он слазил в бумажник — привычки пользоваться кредитными картами Малахов еще не завел и предпочитал, к неудовольствию супруги, расплачиваться наличными. Лана «прокатилась» по бутикам и вернулась с охапкой фирменных пакетов. Для визита к Коллуэю было выбрано темно-синее платье для коктейля — закрытое, демонстративно-скромное, не иначе призванное подчеркнуть контраст между хозяйкой с ее темным прошлым и «порядочной женщиной», пришедшей в гости. Виталий только усмехнулся про себя.
Формально Лана была права — совсем еще недавно Наташа действительно была самой настоящей «девушкой по вызову». Но разве это имело какое-то значение?
Они познакомились этой зимой, в феврале, в день рождения Виталия.
— Никаких вечеринок и гостей, — заявила тогда Лана. — Сорок лет не справляют — плохая примета.
Но Джозеф, обычно с таким вниманием относившийся к русским приметам и обрядам, на этот раз был категорически против. Идея празднования юбилея «а-ля рюсс» его очень увлекла.
— Нет, друг мой Вит, мы это дело обязательно отметим! Только ты и я. Но на широкой ноге. Я придумал — мы с тобой пойдем в русскую баню. А жену твою брать не будем. Хорошая она у тебя баба, но там нам ни к чему. Давай, любезный мой, отдельно: муха-муха, котлета-котлета. А с семьей ты загодя отметишь.
Малахов только улыбался этому сочетанию исковерканных поговорок. Ему было безразлично — в баню так в баню. Тем более что Джо самостоятельно выбрал заведение, все заказал и даже, что было для него совсем нетипично, оплатил.
В бане все было как обычно — отдельный зал, парная или сауна на выбор, бассейн, джакузи, комната отдыха, накрытый стол, бильярд, видео, караоке. И, разумеется, девочки, что же это за баня без девочек? Малахова уже давно было не удивить такими вещами. Попивая чай с лимоном (не только бабушка, покойная Вера Кузьминична, но и дед, обычно любивший принять на грудь, настаивали на том, что в бане надо пить только горячий чай, да и есть ничего нельзя — «иначе пар не по здоровью пойдет»), он вяло разглядывал ничем не прикрытые женские тела. Девчонок штук шесть, но все совершенно одинаковые, прямо как на подбор — да, юные, да, стройные, можно даже сказать, красивые, но ни на одной из них не хочется задержать взгляд. «Что ж вас, милые, в одном инкубаторе, что ли, разводят? — с раздражением подумал он. — Даже депиляция одинаковая. Хоть бы кто причесочку эротическую сделал на причинном месте…»
Может, лет двадцать назад от такого зрелища у него бы и разбежались глаза, как у ребенка в магазине игрушек. Но сейчас он просто не воспринимал этих стандартных красоток с выступающими ребрами и традиционным вторым размером груди как нечто сексуально-привлекательное. Наверное, это от сытости. Или от старости.
— Телятина, — презрительно бросил Виталий, кивком показав Джозефу на девушек. Телятина ему никогда не нравилась. В детстве он, житель сельской местности, ни разу ее не пробовал. В их поселке резали только птицу, свиней да взрослых коров. Просто так съесть теленка, который может еще вырасти и стать племенным быком или дойной коровой, никому и в голову не приходило. Оттого, когда Виталька встречал в книгах упоминание о поданной на английский завтрак холодной телятине, он представлял себе это блюдо как нечто невообразимо вкусное… и был очень разочарован, отведав его первый раз. Мясо как мясо, ничего особенного. Свинина гораздо вкуснее. А уж специфический запах, которым обладала сырая телятина, и вовсе его отпугнул. За то время, пока ему приходилось самому иметь дело с заготовками и транспортировкой, у него выработалась стойкая неприязнь к этому виду его товара.
Джо, потный, раскрасневшийся и очень комично смотревшийся в простыне, обернутой вокруг толстых чресел, и войлочной шапочке, отхлебнул пива и покачал в ответ головой:
— Э, нет, дружище, ты допустил ошибку! Посмотри туда!
Виталий глянул в ту сторону. В углу, удобно расположившись на широкой лавке, сидела полная светловолосая женщина и так же, как и Малахов, пила чай. Вздыхала, отирала тыльной стороной руки пот со лба и снова принималась вкусно, с удовольствием, прихлебывать.
Она сильно отличалась от остальных девушек, призванных скрасить досуг состоятельных джентльменов. И возрастом — ей явно было уже хорошо за тридцать, если не под сорок, — и пышными кустодиевскими формами. Белая, не тронутая искусственным загаром кожа, большая, уже несколько отвислая грудь, заметный живот, синеватые ниточки вен, кое-где просвечивающих на полных ногах, — все это составляло разительный контраст с отполированными массажистами и подкрашенными солярием телами остальных девушек. Она одна выглядела голой на фоне своих товарок.
У Виталия тут же появилась мысль, что он был бы совсем не прочь скрасить с ней свой досуг. Уже давно никакая женщина не вызывала в нем такого живого и горячего интереса. Ну разве что его «девушка из таверны», официантка в маленьком кафе… Но это были совсем разные чувства. Рядом с той его переполняли тепло и нежность. А здесь было просто острое физическое желание.
Она сильно отличалась от остальных девушек, призванных скрасить досуг состоятельных джентльменов. И возрастом — ей явно было уже хорошо за тридцать, если не под сорок, — и пышными кустодиевскими формами. Белая, не тронутая искусственным загаром кожа, большая, уже несколько отвислая грудь, заметный живот, синеватые ниточки вен, кое-где просвечивающих на полных ногах, — все это составляло разительный контраст с отполированными массажистами и подкрашенными солярием телами остальных девушек. Она одна выглядела голой на фоне своих товарок.
У Виталия тут же появилась мысль, что он был бы совсем не прочь скрасить с ней свой досуг. Уже давно никакая женщина не вызывала в нем такого живого и горячего интереса. Ну разве что его «девушка из таверны», официантка в маленьком кафе… Но это были совсем разные чувства. Рядом с той его переполняли тепло и нежность. А здесь было просто острое физическое желание.
«Однако что это меня так стало разбирать на старости лет? — усмехнулся он про себя. — Одна, другая… Правду в народе говорят — седина в бороду…»
Толстушка мигом почувствовала, что на нее смотрят, улыбнулась, как показалось Малахову, чуть смущенно, поставила стакан, украдкой поправила прядь растрепавшихся русых волос.
Будь его воля, он не стал бы спешить и еще долго не подзывал бы ее, наслаждаясь обменом взглядами, этой странной притягательной игрой, которая так сближает мужчин и женщин. Но рядом был Джозеф, для которого ничего подобного не существовало. Он не отводил глаз от пышной блондинки и только цокал языком:
— Хороша! Настоящая русская баба!
Он поманил ее, и женщина, повинуясь приглашению, тотчас поднялась с места и подошла к ним, не забыв прихватить с собой чай. Эта маленькая деталь почему-то умилила Виталия.
— Как тебя зовут? — спросил Коллуэй, одновременно хлопая рядом с собой ладонью по скамейке и тем самым приглашая женщину сесть.
— Наташей, — отвечала она, опускаясь рядом с ним. Американец пришел в восторг.
— Наташа! Самое русское имя — Наташа! Всех русских красавиц должны звать Наташа.
— Так и зовут, — усмехнулся Малахов. — В Турции, например.
Но заокеанский партнер, конечно, не понял шутки.
— При чем тут Турция? Я говорю про «Войну и мир». Наташа Ростова. Каждый, кто прочел эту книгу, немного влюблен в Наташу Ростову.
Виталий пожал плечами. Лично ему эта героиня Толстого никогда не нравилась. Он считал ее пустой, глупой и не в меру взбалмошной. К тому же он никак не предполагал, что воздействие русской литературы распространяется так далеко.
Женщина же слушала с улыбкой. Улыбалась она очень мило — не картинно, по-голливудски, дескать, у меня все о'кей и я всем довольна, а просто, естественно и как-то даже застенчиво. Не оставалось никаких сомнений, что слова Коллуэя ей очень приятны, хотя и слегка ее смутили.
— Ты иностранец, да? — догадалась она.
— Я из Америки.
— Надо же, а так хорошо говоришь по-русски… Как тебя зовут?
— Джо.
— Ну, это тоже настоящее американское имя! Так зовут всех ковбоев и шерифов в кино. Ты ковбой, Джо?
Коллуэй радостно расхохотался, расправил плечи и, как мог, втянул массивный живот:
— Я ковбой! Я ведь правда ковбой, да, Вит?
— Правда, Джо. Ты самый настоящий ковбой, только лошади и «кольта» не хватает.
Техасец сиял, как неоновая вывеска.
— А знаешь, Наташа, что больше всего любят ковбои? — спросил он, кладя руку на ее голое плечо.
— Понятия не имею! — отвечала женщина, придвигаясь к нему поближе. — И что же они такое любят?
— Русских красавиц!
— Скажите на милость! Никогда бы не подумала!
В отличие от большинства ее коллег, прибывших из дружественных Украин и Молдавии, Наташа оказалась действительно русской. Более того, практически москвичкой, точнее, уроженкой Подмосковья. У нее были довольно крупные черты лица, типичный русский носик уточкой — узкий, аккуратный и расширенный на конце, густые прямые волосы и темно-рыжие веснушки. Разумеется, Коллуэй просто не мог оставить без внимания такой типаж.
— Давайте выпьем за знакомство! — предложил он, отодвигая свое пиво. — Как у вас говорят: пиво без водки — ветер на деньги.
Наташа задорно переглянулась с Малаховым: мол, чудной у тебя друг. Виталий невольно улыбнулся в ответ. Она все больше нравилась ему своей теплотой, естественностью, непосредственностью. И даже запахом — от нее пахло женщиной, а не дорогим парфюмом.
После тоста за знакомство Джо тут же предложил другой — за именинника.
— Ой, а кто именинник? — тут же оживилась Наташа.
— Вит! — американец указал на него. — У него сегодня… как это… jubilee…[9]
— Юбилей, — неохотно перевел Малахов.
— Как жаль, что я не знала! — огорчилась женщина. — С днем рождения!
— Happy Birthday to you![10] — они пропели это хором, рассмеялись и снова чокнулись.
Малахов тоже опрокинул в себя рюмку и потянулся за закуской. Сегодня на бабушкино-дедушкиных заветах был поставлен жирный крест. А Наташа вдруг огорошила его неожиданным вопросом:
— Вит, а что бы ты хотел получить в подарок? Он чуть не поперхнулся ветчиной:
— Чего?
— Но ведь день рождения же! — она хлопнула светлыми ресницами. — А именинникам всегда дарят подарки.
Первый раз в жизни проститутка собиралась подарить ему подарок. Обычно они всегда норовили их получить… Малахов даже растерялся.
— Я бы сказал — поцелуй, но боюсь, что Джо меня пристрелит из ревности, — отшутился он. — Он же у нас ковбой! Горячий техасский парень…
— Это точно! — расхохотался Коллуэй и обнял Наташу, прижимая ее к себе. Она прильнула к нему, потерлась веснушчатой щекой о жирное красное плечо, чуть слышно промурлыкала что-то.
Когда женщина покинула их, удалившись в парную, Джо произнес тоном, не терпящим возражений:
— Она поедет со мной. Виталий пожал плечами:
— Можно прямо здесь. Вон, в кабинете. Все так делают.
— Нет, Вит, ты понимаешь меня недостаточно, — возмущенно замахал руками американец, словно Малахов сморозил чудовищную глупость. — Я не хочу просто трахнуть ее. Я бы сделал ее my girlfriend![11] Подруга. Она такая замечательная. Настоящая русская баба, не подделка!
Малахов улыбнулся. Джозеф считал себя искусным ценителем русских баб. И говорил об этом, точно о сувенирах на Арбате.
— А она согласна?
— Да. Я ей понравился. Ты же видел, — он занервничал. — Ты думаешь, она меня это… разводит? Хочет меня заблудить?
— Ты имеешь в виду «ввести тебя в заблуждение»? Или вкладываешь в это слово какой-то другой смысл? — Виталию впервые за весь вечер стало легко и весело. В конце концов, что плохого в том, что Джо нашел себе подругу? Даже если и проститутку. Почему нет? Как хочется простоты в том, что просто. Все мы одиноки, и всем нужно понимание и тепло. А эти двое очень подходят друг другу…
— Конечно, ты ей понравился. Думаю, она не будет иметь ничего против.
Американец вновь засиял.
Наташа вернулась из парной и стояла на железной лесенке бассейна, пробуя голой ногой подсвеченную воду. Вокруг ее головы было обмотано в виде тюрбана махровое полотенце, закрученное каким-то немыслимым, совершенно недоступным мужскому сознанию способом. Так она казалась еще более милой.
Виталию вдруг подумалось, что Лане, его супруге, никогда в жизни не пришло бы в голову вот так обмотать волосы полотенцем, да еще при людях. Фены, укладки, лаки, муссы, гели…
— Ты только пообещай мне одно. — Малахов положил ладонь на плечо партнера. — Не спеши жениться на ней, Джо. А еще лучше вообще никогда больше не женись.
Жениться Коллуэй пока не торопился, но в квартире на Тверской-Ямской Наташа, похоже, прижилась, если они даже решились устроить званый семейный обед. Этот визит немного беспокоил Малахова — он побаивался, что супруга с Наташей не найдут общего языка. А тут еще и Долька напросилась… Впрочем, может, оно и к лучшему. Вдруг сложности между матерью и дочерью сгладят напряжение между хозяйкой и гостьей — и наоборот. Как в математике: минус на минус дает плюс.
Из-за Дольки он тревожился еще и по другому поводу — все-таки ему не очень ловко было вести ее с собой в обычном для нее «готическом» имидже. Но девочка его не подвела. Она, к его радостному удивлению, привела себя в порядок — ни толстого слоя белой штукатурки на лице, ни прочей боевой раскраски не наблюдалось. Одета Долька была во все черное, но очень элегантно: кожаная короткая курточка, под ней изящная кофточка с глубоким, но не вызывающим вырезом, узкая, расклешенная книзу юбка и высокие сапоги. Виталий невольно залюбовался стройной фигуркой, издалека спешившей к его машине, — найти место для парковки в нешироком Калашном переулке оказалось нелегко.