Значит, на все про все у него осталось двое суток. Виталий застонал и спрятал лицо в ладонях.
— Ну почему?! Почему так рано? Мне же всего сорок лет…
— Всего? — переспросила она с усмешкой. — Ты же сам совсем недавно говорил: целых сорок. Мол, это уже солидный возраст, почти старость, все уже позади…
Но ему было не до ее иронии.
— За что? Чем я это заслужил? Что я сделал?
— Можно подумать, ты праведник! — снова усмехнулась она. — Поразмышляй-ка на досуге — есть ли на свете грехи, которых ты не совершил? Хотя бы за последний месяц? Слышал когда-нибудь о смертных грехах? Ну да ладно, я тебе не исповедник, и мне нет до этого никакого дела. И вообще, если бы я забирала вас в зависимости от того, кто как себя вел… Это уже каким-то детским садом попахивает, ты не находишь? Вот ты плохой мальчик, отправляйся в чулан. А ты хорошая девочка, на тебе конфетку.
— Тогда чем же ты руководствуешься в своем выборе? Почему одни уходят с тобой рано: в юности или даже в детстве… Да что там — сразу после рождения! А другие остаются жить до глубокой старости, когда и им существование не в радость, и сами они становятся в тягость окружающим? Кто это решает? Бог?
— Бог?… — повторила она задумчиво. — Знаешь, меня вообще всегда изумляли ваши людские представления о Боге и о Дьяволе. На самом деле все выглядит совсем иначе… Не сомневаюсь, что Сатану, каким вы его рисуете в ваших сказках, вы специально выдумали для того, чтобы оправдать свои же подлые стороны души. Да и Бог для вас — только способ решить проблемы. В церковь вы ходите, как в супермаркет, когда что-то понадобится — пошли мне, Боженька, прибыль побольше, должность новую или мужа чужого, а я тебе за это свечку поставлю…
— Но кто же тогда решает, жить нам или умирать? Неужели ты?
— Думаю, тебе знакомо такое понятие, как судьба… Каждому из вас предопределен некий путь, то, что вы называете «на роду написано». И обычно в течение земной жизни человек более или менее четко следует этому пути. От рождения и до встречи со мной.
— И что, эту программу никак нельзя изменить?
— В том-то и дело, что можно, иначе это было бы слишком скучно. На программу, как ты выразился, влияет очень и очень многое. Случай. Сам человек. Другие люди, которые его окружают. Всевозможные обстоятельства. Ну, в том числе и я. В конечном счете именно я принимаю решение, когда тот или иной человек покинет этот мир.
— И от чего же зависит это твое решение?
— Да каждый раз по-своему. Иногда просто от какой-то одной случайной фразы. Ведь каждый случай особенный. Не думаю, что для тебя будет новостью услышать, что все люди разные. При всей схожести, при многих общих чертах, все вы — особенные. И любой, кто стремится себя осознавать, готов бороться за эту свою особенность, отстаивать свое неповторимое «Я». Мир не случайно устроен так, что каждый человек — это центр вселенной. Во всяком случае, пока он живет на земле. Оттого-то я и хожу к вам, и разговариваю…
— И решаешь за нас, жить нам или умереть? — Он сам не знал, зачем расспрашивает ее так подробно. Да, конечно, хотелось узнать как можно больше… Но он уже не сомневался в том, что все усилия будут бесполезны. Его участь уже была определена.
— Ну, случается, даже вы берете на себя смелость решить, продолжится чья-то жизнь или оборвется. Один сам лезет в петлю, другой бьет соседа дубиной по голове, а третий приказывает сбрасывать бомбы на город. Но и тут не так просто… Кто-то умрет, а кто-то нет. Потому что его время еще не пришло.
— Зато мое пришло, — проговорил Малахов удрученно. — Мне предстоит провести два дня в ожидании, а потом…
— Ну, и что в этом страшного? Скажи мне, что плохого в смерти?
— Она… Ты… Со смертью все прекращается. Это необратимость. Это конец.
— А с рождением кончается внутриутробное существование ребенка. Еще раньше, когда его душа поселяется в тело матери, кончается ее существование подле Бога. И когда душа покидает землю, она тоже не исчезает, а просто переходит в другой мир. Мир, где все совсем иначе. Где все спокойно и размеренно. Так почему меня надо бояться?
Малахов промолчал. Ему вдруг пришло в голову, что он никогда не задумывался, почему люди страшатся смерти. Просто всегда воспринимал это как должное. Дама продолжала:
— Меньший страх — это страх потери близких. Многие опасаются, что их родитель, возлюбленный, супруг или ребенок умрут. Иногда для этого есть основания — болезнь, например, или опасное занятие, но часто этот страх возникает и просто так, безо всяких на то причин. Но вот что интересно! Когда тот или иной человек боится смерти другого, то он беспокоится совсем не о том, каково будет тому, кто умрет. Потому что природа ужаса перед чужой гибелью — это страх не за другого, а за себя. Ребенок боится смерти матери, потому что не знает, как выжить без нее, а мать страшится гибели ребенка из-за того, что ее пугают связанные с этим переживания, горе, отчаяние и одиночество… Пока человек рядом с вами, вы от него получаете что-то хорошее, неважно, денежное ли содержание или радость общения с ним. А когда он уходит, вы это теряете. Вот вы и обижаетесь. Он или она умер — ах, как мне теперь плохо.
И снова Виталий не нашелся что сказать. Он не был согласен с подобными утверждениями — и в то же время не мог привести ни одного аргумента против. А дама между тем говорила и говорила:
— Но, конечно, есть и другой, куда более сильный страх смерти — страх за самого себя. Вы боитесь собственной кончины и потому привыкли связывать со мной все самое негативное…
— Ну, не будешь же ты уверять меня, что умирать легко и приятно, — перебил, не выдержав, Виталий.
— Не буду, — согласилась она. — Переход в иной мир действительно не относится к сфере доступных вам удовольствий. Неважно, рождение это или смерть — ощущения не слишком комфортные. Но боитесь вы в конечном счете совсем не этого, а неизвестности. Она пугает вас везде, где бы вы ни были. Не исключено, что в том мире, где живут ваши души до рождения, ходит Жизнь — ну совсем как я, только, может быть, чуть помоложе, — и тоже каким-нибудь орудием, ну, допустим, вилами, гонит тамошних обитателей в этот мир. Мол, нечего тут прохлаждаться, пора вам жить. Идите рождайтесь. А те от нее врассыпную…
Малахов криво усмехнулся:
— Знаешь, хотелось бы верить, но… Я такой же, как и все. Тоже боюсь боли и страданий. Но сильнее всего — и в этом ты права — меня действительно пугает неизвестность.
— Успокойся. Со временем ты все узнаешь и поймешь, что не так уж это и страшно. То, что происходит перед встречей со мной, ты уже прочувствовал на себе, так?
— Разве со мной происходило что-то особенное?
— Конечно, какой же ты ненаблюдательный! Возьми хоть эти твои необъяснимые смены настроения. Они свойственны очень многим. Людей начинает кидать из крайности в крайность. То вдруг жизнь беспричинно становится не мила, то, наоборот, ни с того ни с сего просыпается безудержная радость бытия, хочется творить, петь, любить весь мир вообще и каждую попавшуюся под руку женщину в частности. Многих также тянет вспоминать все пережитое, помнишь, как у тебя это было недавно? На кухне?
— Откуда ты все это знаешь?
— Оттуда, что уже некоторое время наблюдаю за тобой.
— Начиная с казино, да?
— Даже раньше.
— Скажи, — не удержался от вопроса Виталий. — Почему я тебя тогда не испугался? Позавчера, когда увидел тебя здесь, сначала испытал просто-таки панический ужас. А тогда не было ничего похожего.
— Неужели не ясно? — удивилась дама. — Мне казалось, ты и сам можешь это сообразить.
— Потому что в казино ты пришла не ко мне?
— Ну конечно! Тогда я просто показалась тебе, чтобы подготовить к будущей встрече. Я считаю, что когда человека собираются убить, он имеет право знать об этом заранее.
Если бы сейчас с чистейшего, без единого облачка майского неба вдруг обрушился снегопад, Малахов изумился бы гораздо меньше. Он сидел как громом пораженный и не верил своим ушам.
— Меня… собираются убить?
Она кивнула так невозмутимо, точно речь шла о самых обыденных вещах.
— Ну а отчего, по-твоему, чаще всего умирают молодые бизнесмены? Ты здоров как бык, по натуре своей очень осторожен, экстремальными видами спорта не увлекаешься. Войн, эпидемий, природных катаклизмов вокруг тебя тоже не наблюдается. Значит, остается два варианта — несчастный случай или убийство. А все вариации уже внутри.
Малахов отказывался осознать смысл сказанного. Ему казалось, что он уже смирился с тем, что умрет через два дня. Но что это будет убийство…
— Кто? — спросил он, и голос почему-то прозвучал хрипло, точно при простуде. — Кто это задумал? Кто-то из конкурентов?
Она скривилась:
— Кто? — спросил он, и голос почему-то прозвучал хрипло, точно при простуде. — Кто это задумал? Кто-то из конкурентов?
Она скривилась:
— Ты еще скажи — мафия. Нет, дорогой, тут все гораздо интереснее… Отдать тебя мне хочет кое-кто, находящийся рядом с тобой. Из близкого окружения, как у вас это называется.
Час от часу не легче. Он еще готов был бы поверить, что его собираются «убрать» из-за бизнеса, как это случилось в свое время с Сашкой Семеновым. Хотя тоже маловероятно, но все-таки… А тут — кто-то из близких. Да чушь собачья!
— Этого не может быть! — сказал он вслух. Дама подняла одну бровь:
— У тебя есть основания мне не верить? Или у меня есть основания тебя обманывать?
— Нет, но… Ты скажешь мне, кто это? Она молча покачала головой.
— Ну почему? Почему же?
Дама чуть слышно вздохнула — или ему это показалось?
— Видишь ли, я принципиально не вмешиваюсь в ваши, людские, отношения. У вас друг с другом свои дела, а у меня с каждым из вас — свои. Быть может, ты и догадаешься, кто тот человек, который решил, что ему станет лучше, если ты перестанешь жить. Но скорее всего, ты так об этом и не узнаешь. Ты будешь ломать голову, перебирать кандидатуры, но этот человек так и останется для тебя вне подозрений. Это последний, на кого ты подумаешь. Тебе он всегда будет казаться невинным, как младенец. Малахов все никак не мог прийти в себя.
— И… что же теперь? Она улыбнулась:
— Помнишь наш прошлый договор? Об обмене?
— Да, помню, — кивнул он. — Ты сказала, что можешь забрать кого-то вместо меня…
— Именно так. От тебя потребуется только решить, кто же из вас уйдет со мной — ты или тот, кто задумал твое убийство.
— Вот оно что… — Виталий был в полном недоумении. — Постой, но ведь ты сама говоришь, что я могу так и не узнать, кто это… И что же, я должен буду отправить на смерть… неизвестно кого? Да еще из моего близкого круга общения?
— А так ли уж ты хочешь знать, кто это? — Дама снова поглядела на него поверх очков. — Признайся себе честно — готов ли ты взять на душу такой груз? Открыть, что близкий тебе человек, которым ты дорожишь и который якобы души в тебе не чает, тайно готовит твое убийство?
— Да, — быстро и уверенно заявил Малахов. — Горькая правда всегда лучше сладкой лжи. Лучше я буду знать, что мой сотрудник или даже друг меня ненавидит, чем продолжать доверять ему.
— Ну-ну, — отвечала дама с усмешкой. — Тебе решать. Хочешь знать, кто это, — ищи. Сам ищи, я тебе тут не помощник. Моя роль в этой истории совсем другая. Послезавтра я снова буду ждать тебя на этом месте. Ты приедешь и скажешь о своем решении. А теперь садись в свою машину и поезжай. У тебя еще много дел.
Что верно, то верно — дел у человека, который должен будет послезавтра умереть, всегда немало. Необходимо все закончить, успеть, подготовить, продумать… Хотя надо ли? Может, ну его к чертовой матери? Какая ему разница, что будет потом? А сейчас, в оставшиеся дни, даже часы, он может позволить себе все что угодно, любой поступок, любое безрассудство. Оглядываться и ограничивать себя уже не нужно — все равно вот-вот умирать…
Не успел он доехать до ближайшей деревни, как зазвонил мобильный.
— Зайка, а ты где? — пропел веселый голос Ланы. — Я встала, смотрю, а тебя нет.
— Да так, отъехал по делам. Часа через два буду, — отвечал Малахов.
— Ой, тогда меня уже не будет. Я скоро улетаю перышки чистить. Ты, надеюсь, не забыл, что мы с тобой сегодня приглашены на день рождения к Карине?
Ну конечно, это вылетело у него из головы. До того ли ему было сейчас?
— Лана, у меня нет никакого настроения… — начал было он, но супруга (то есть жена) не дала продолжить:
— Виталя, но ты с ума сошел! Это же Карина! Моя подруга и, между прочим, тетка твоего любимого заместителя Аркадия. Они все страшно обидятся, если ты не приедешь! А уж я как обижусь!
Обижаться Лана умела, и Малахов знал это. Менее всего ему хотелось тратить драгоценное оставшееся время на семейную ссору. Приходилось выбирать из двух зол — и день рождения явно был меньшим.
— Хорошо, уговорила, — сказал он со вздохом.
— Ну и чудненько! Значит, встречаемся дома в пять. Максим нас туда отвезет.
Он отшвырнул телефон на соседнее сиденье и посмотрел на часы. Оказывается, еще не было и половины двенадцатого. А значит, выходило, что Малахов провел на поляне перед сторожкой всего несколько минут. Как странно — ему казалось, что их разговор тянулся много дольше…
Дорога за окнами уже стала привычной. Виталий вел свой «Лексус» почти машинально и все прокручивал в голове недавно услышанное. Ему было странно, что он почти ничего не ощущал — ни страха, ни паники, ни отчаяния, ни боли. Зато голова была очень ясной. Вероятно, это был такой своеобразный шок — словно кто-то специально отключил его чувства и оставил работать мысли. Малахов перестроился в правый ряд и приступил к размышлениям.
Итак, кто-то из его близкого окружения замыслил его убийство. И ему, Виталию, обязательно надо выяснить, кто же это таков… Будем рассуждать логически и начнем с самого начала. Что это вообще такое — близкое окружение? Семья, друзья, работа… Вот вроде бы и все. Ну, семья исключается сразу. Друзья… Оказывается, не так-то и много у него друзей. Скорее это приятели, партнеры по бизнесу и прочие, как выражается Лана, фигуры из их круга. Борька Егорин, Никита, ну еще два-три человека… И тех уже можно назвать близкими только с натяжкой. Но с чего бы вдруг Борьке или тому же Никите его убивать? Ну, может, они ему завидуют, не исключено, что в глубине души недолюбливают, но затевать убийство — какой смысл? Они ведь ровным счетом ничего не выиграют от его смерти… А первый вопрос любого преступления — это всегда: «Кому выгодно?»
Значит, остается работа. Конкуренты (но она сказала, что они тут ни при чем!), подчиненные — весь штат его фирмы, начиная с секретарши Полинки и заканчивая Аркадием. Теоретически — чисто теоретически! — помощник мог бы ненавидеть своего босса и желать ему смерти… В этом ракурсе Аркадий выглядел бы подходящей кандидатурой, если бы не одно «но». Малахов ведь так и не успел сделать его своим компаньоном! А значит, Лошманову нет никакой корысти его убивать. Более того, внезапная кончина владельца компании может доставить ему массу проблем. Неизвестно, как еще Аркашка сработается с новым хозяином… А не исключено, что и срабатываться вообще не придется. Новый владелец фирмы обычно всегда стремится окружить себя своими людьми. Все то же самое относится и к Коле Тихомирову. Он человек очень мягкий, доброжелательный… Представить его в роли заказчика было просто невозможно.
Да, ни в бизнесе, ни где-либо еще подходящих кандидатур не находилось. Что же еще может считаться «близким окружением»? Женщины? Но у него давно никого нет, кроме Ланы. Не принимать же в расчет абсурдную версию, что муж фарфоровой куколки Анечки оказался патологическим ревнивцем, разузнал о приключениях своей женушки на Лазурном берегу и теперь жаждет крови соперника… Какие еще варианты? Соседи? Кто-то из живущих через стену в их доме на Басманной положил глаз на малаховские двухэтажные хоромы? Бред. Стоп, а если? — мысль пришла внезапно и так потрясла, что Виталий не заметил перемены сигнала светофора и едва успел затормозить перед наземным переходом. А если весь сыр-бор разгорелся из-за «Черной радуги»? Вдруг писатель, или его супруга, или их дети решили отомстить ему за то, что он лишил их родового гнезда? Нет, тоже чушь, попахивает какими-то старинными романами. Они с Ланой ведь не украли у Россихиных участок, а купили, деньги на счет переведены, Малахов лично это проконтролировал…
Он доехал до Москвы, так и не придя ни к какому мало-мальски приемлемому умозаключению. Возвращаться сейчас домой и проводить воскресный день наедине со всеми этими размышлениями не было никакого желания. Недолго думая, Виталий отправился на Покровку и вскоре уже сидел за столиком любимого кафе. Здесь, в привычной обстановке, рядом с дорогим сердцу им же самим ощипанным цветком, среди знакомых уютных ароматов, его посетили совсем другие мысли.
«Что я еще не сделал такого, что срочно нужно завершить? Может, составить завещание? Впрочем, нет необходимости. По закону и так все перейдет Лане и Дольке, включая банковские вклады. Лана, наверное, продаст фирму… Сама она с ней, конечно, не справится. Разве только сделает управляющей эту свою таинственную Таню Тосс… Значит, с супругой и с дочкой после моей смерти будет все в порядке, они не пропадут и будут обеспечены надолго. А про всех остальных нужно хорошенько подумать. Вспомнить всех, перед кем я виноват в чем-то и кому что-то должен, и постараться как-то решить эти вопросы за оставшиеся сутки. Вернуть все долги, вплоть до чужих книг и компакт-дисков…»