— Да, и еще одно. Будь осторожнее в своих словах! Помни все, о чем мы с тобой говорили.
Открыв глаза, Малахов не сразу понял, что с ним произошло. Он сидел на скамейке перед сторожкой, вокруг не было ни души. В голове катался тяжелый шар, словно с бодуна. Тучи совсем сгустились, небо сделалось свинцово-серым, поднялся холодный ветер. Не иначе собирался дождь, а возможно, и гроза.
— О господи! — пробормотал Виталий, озираясь по сторонам. — Так мне это приснилось… Боже всемогущий, ну и сон…
Он энергично растер лицо ладонями, чтобы хоть как-то привести себя в чувство, затем вытащил мобильник и набрал номер супруги. На этот раз трубку взяли почти сразу же, после третьего звонка. Судя по звуковому фону — музыке и громким веселым голосам, — Лана находилась в каком-то очень оживленном месте.
— Ой, зайка, как хорошо, что ты позвонил! — защебетала она, стараясь перекричать окружающий шум. — А я тебя набираю, набираю и никак не могу дозвониться, — ты то недоступен, то трубку не берешь… Не сердись на меня, пожалуйста, но тут такое дело — Алиска неожиданно позвала к себе на сейшн… Ты же понимаешь, я никак ей не могла отказать.
— Значит, тебя больше не ждать… — зачем-то уточнил Малахов. Как будто это и так не было ясно!
— Нет, давай отложим все до завтра, хорошо? Ты еще там, да?
— Да… Послушай, а эта твоя помощница, Татьяна Тосс… Она сейчас с тобой? — он и сам не знал, почему вдруг стал это выяснять.
— С чего это вдруг? — удивилась Лана. — Нет, конечно.
— Слушай, опиши мне, как она выглядит.
— Ну, ей около пятидесяти, среднего роста, стройная, даже худая… Волосы пепельные, прямые, примерно по плечи. Всегда очень прилично одета, со вкусом накрашена… А зачем это тебе?
— Да, понимаешь… — Виталий замялся. — Я вроде видел тут какую-то женщину… И подумал — вдруг это она?
— Ну что ты, этого никак не могло быть! Что бы ей делать там без меня? Да она и дороги-то не знает…
Глава 9 Условие обмена
Не успел Виталий выехать на Волоколамку, как разразилась сильнейшая гроза. Молнии сверкали прямо над головой, раскалывая свинцово-серое небо яркими трещинами, поминутно грохотал гром. Такого дождя в этом году еще не было — воистину «разверзлись хляби небесные». Вода лилась сплошной серой стеной, видимость была почти нулевая, никакие фары, никакие «дворники» не помогали. Обстановка на дороге сделалась опасной, машины ползли еле-еле. И если по направлению в город, куда ехал Малахов, автомобилей было еще не слишком много, то из Москвы тянулся сплошной поток. Ничего удивительного — пятница, вечер, люди стремятся за город. Понадеялись на русское «авось»: может, повезет и удастся проскочить до дождя…
Виталий был в напряжении. Он с детства не любил гроз — слишком уж много знал неприятных историй про молнии. А уж вести машину в такой ситуации — это вдвойне неприятно. Сейчас народ стал ездить черт знает как, не подчиняясь не только правилам дорожного движения, но и элементарной логике — причем, вопреки расхожему мнению, так поступают не только женщины, но и многие мужчины. Малахов уже несколько раз еле успевал уворачиваться от придурков, которым надоедало «тошнить», как выражаются водители, в общем потоке, и они вдруг решали вырулить на пустую (по их представлениям) встречную полосу, чтобы обогнать более терпеливых товарищей по несчастью. Конечно, подобные лихачества сходили с рук далеко не всегда. На протяжении пути Виталий уже трижды наблюдал последствия аварий — к счастью, без жертв и серьезных повреждений.
«А что, если этот странный, такой явственный, сон окажется вещим? — пронеслось вдруг в голове у Малахова. — Прямо сейчас кто-нибудь выскочит, как из-под земли, или не справится с управлением… Мы с ним столкнемся — и я разобьюсь насмерть…»
От этой мысли стало так жутко, что тело свело судорогой. Он еще больше снизил скорость и даже стал подумывать, не съехать ли ему на некоторое время на обочину и не постоять ли там, пока не придет в себя. Однако усилием воли он заставил себя собраться и в конце концов вернулся домой — очень медленно, но зато без приключений. Минувший день вымотал Виталия настолько, что у него едва хватило сил принять душ. Уже «на автопилоте», он добрался до своей спальни, упал на постель и мгновенно уснул.
Утро субботы началось для него весьма непривычно — его разбудила супруга. В девять утра Лана не только оказалась на ногах, но даже выглядела бодрой и свежей.
— Зайка, подъем, подъем! — она потянула с него одеяло. — Вставай скорее, нам же ехать надо! «Черная радуга» заждалась.
В этот раз она собралась на удивление быстро. Ничего не потерялось и не забылось, все подходило и сидело как надо. Отправились целой толпой аж на трех машинах. Возглавлял процессию «Вольво» цвета «мурена», где сидели Малаховы, в двух других были представители проектно-строительной компании «СТК-проджект» и видеооператор, на присутствии которого так настаивала Лана. Загадочной Тани Тосс с ними не было.
— А зачем она нам там нужна? — пожала плечами супруга. — Пусть занимается салоном, там же у меня сегодня много работы.
И Малахову нечего было на это ответить.
К удивлению Виталия, Максим, Ланин водитель, широкоплечий парень двухметрового роста, уже откуда-то знал маршрут. Изредка сверяясь с картой, он не только ухитрился ни разу не ошибиться в переплетении проселочных грунтовок, но даже подъехал прямо к «Черной радуге» — с другой стороны, минуя сторожку.
— Здесь дорога даже лучше, — объяснил он. — Все-таки грузовики приезжали, строительные материалы возили…
От вчерашней грозы не осталось даже воспоминаний. В небе сияло солнце, и даже земля кое-где уже успела просохнуть.
В мгновение ока Лана организовала всех на работу. В недостроенном доме и на поляне вокруг поднялась суета. Оператор снимал здание и участок с разных сторон, проектировщики что-то измеряли, размечали, горячо обсуждали, сама Светлана умудрялась быть одновременно в нескольких местах, контролируя и направляя действия каждого.
— Зайка, ну что же ты стоишь! — возмутилась она, подбегая.
— А что я должен делать? — отвечал несколько ошарашенный Виталий.
— Проследи, чтобы они правильно разметили территорию! Ну, где мы будем делать забор. Это же самое главное — огородить наши владения! Остальное может и подождать!
И Малахову ничего не оставалось, как заняться этим вопросом. И через некоторое время проектировщики, при помощи проволоки, увеличили размеры принадлежащего им участка более чем в три раза.
— Чтобы завтра уже начали ставить забор, слышите? — командовала Лана. — Пока можно что-то временное, не очень красивое, главное, чтобы было надежно.
Виталий чувствовал себя более чем странно. И дело было даже не в том, что он вообще не ощущал радости обладания «поместьем» «Черная радуга», не испытывал никакого удовольствия от участия в процессе строительства собственного дома, о котором столько мечтал. Мысли его то и дело уносились на другую поляну, к сторожке покойного лесника Кочеткова. Он с трудом подавлял в себе желание сходить туда и посмотреть, не сидит ли в причудливом кресле из древесных коряг странная женщина с завораживающим взглядом?
Обычно сны имеют привычку забываться. Утром, когда только-только откроешь глаза, еще можно припомнить довольно многое, но стоит встать с постели и погрузиться в привычную суету, как яркие образы и удивительные по своей силе ощущения (наяву почти никогда не испытываешь ничего подобного) начинают потихоньку выветриваться из памяти, и к вечеру, как правило, уже вообще не остается никаких воспоминаний.
Здесь все было иначе. Без особых усилий Малахов мог бы до мельчайших подробностей восстановить в сознании вчерашний сон, но не позволял себе этого делать. Всякое бывает в жизни, и яркие сны тоже. Не стоит придавать этому особого значения. И все же на поляну тянуло невыносимо, он едва удержался, чтобы не пойти туда. Помнится, женщина во сне сказала: «Приезжай послезавтра». Стало быть, в воскресенье, а сегодня суббота. Чушь собачья, конечно, он никуда не поедет, нечего тут завтра делать…
В Москву вернулись еще засветло. Лана высадила его из «Вольво» и тут же куда-то умчалась, не иначе делиться впечатлениями с подругами. Виталий поднялся было в квартиру, но сидеть дома совершенно не хотелось. Он набрал несколько номеров, предлагая встретиться, но безрезультатно — все друзья оказались заняты, Никиты не было в городе, Боря со своей Алисой собрались на какую-то нашумевшую театральную премьеру, и даже Долька, обычно всегда готовая примчаться куда угодно по первому зову отчима, как раз ехала на день рождения к институтской приятельнице. От скуки Малахов отправился в любимое маленькое кафе, но и там его ждало разочарование — «девушки из таверны» сегодня не было, вместо нее работала напарница, молоденькая узбечка или таджичка, довольно хорошенькая, но не вызывавшая в Виталии никаких эмоций. Он нехотя выпил кофе, отметил, как буйно разросся за время его отсутствия знакомый цветок с резными листьями и красными волосками, расплатился и вышел на улицу.
Теплый майский вечер был в самом разгаре, Малахов даже пожалел, что приехал сюда на «Лексусе» — сейчас самое бы время прогуляться пешком, полюбоваться весенними сумерками, поглазеть на прохожих… Он нехотя направился к машине, которую оставил чуть поодаль, но тут почувствовал рядом с собой отвратительный запах и услышал за плечом гнусавый голос: «Миленький, подай рублик-другой на хлебушек…»
Он обернулся. К нему приближалось отталкивающего вида существо, которое разве что с огромной натяжкой можно было назвать женщиной — грязное, растрепанное, пахнущее перегаром и давно немытым телом, с испитым лицом в синяках, одетое в какие-то невообразимые лохмотья. Виталий брезгливо посторонился и буркнул:
— Проваливай!
Обычно нищие понимали такого рода ответ с первого раза и тут же исчезали. Но эта оказалась не только недогадливой, но еще и настойчивой. А может, просто была слишком пьяна, чтобы соображать. Она пошатывалась и, похоже, с трудом держалась на ногах.
— Ну подай, — ныла бомжиха. — Что тебе стоит… Ты ведь богатый… Дай мне немножко денежек, я хлебушка себе куплю, кушать очень хочется…
— Сказал, отвали! — он повысил голос и отвернулся, чтобы хоть как-то скрыться от мерзкой вони. Как всякий много работающий человек, Виталий не терпел бездельников и попрошаек. Понятно, была бы еще старуха немощная. А то ведь, несмотря на запущенный вид, вполне здоровая и сильная тетка.
Однако нищенка не унималась. Она не только не оставила его в покое, но даже наоборот — следовала за ним по пятам и канючила:
— Ну да-а-ай… Ты же не хочешь, чтобы я с голоду померла… Малахов не выдержал и, с трудом борясь с подкатившей к горлу тошнотой, заорал:
— Да наплевать мне! Сдохнешь — только воздух будет чище! Должно быть, выглядел он в этот момент действительно очень грозно, потому что пьяная испуганно шарахнулась от него и забормотала: «Ну че ты, ну че ты…» Она подалась назад, оступилась, видимо, запнувшись обо что-то, неловко взмахнула руками, пытаясь удержать равновесие, упала навзничь и ударилась головой об угол каменной ступени. Бомжиха даже вскрикнуть не успела, просто дернулась несколько раз и затихла, уставив невидящий и моментально остекленевший взгляд в синее вечернее небо. Все произошло почти мгновенно, и он даже не сразу понял, что она мертва.
В первый момент Малахов онемел от ужаса. Он был уверен, что сейчас переулок наполнится криками, возбужденными голосами, к месту происшествия тут же стечется народ, примчится, воя сиреной, милиция. Свидетели дружно укажут на него, будут, перебивая друг друга, рассказывать, что произошло, стражи порядка запихнут его в свою машину и отвезут в отделение… Но ничего подобного не случилось. Народу в переулке было не так уж много, и никто из проходящих мимо даже не заметил падения какой-то пьянчужки. Прохожие были слишком заняты своей жизнью, чтобы обратить внимание на внезапное прекращение чужой. И Виталий понял, что сейчас легко и беспрепятственно сможет дойти до «Лексуса», сесть в него и уехать. И никто, ни одна живая душа никогда в жизни не вспомнит, что именно он стал невольным виновником гибели человека.
Он торопливо шагнул в сторону… и вдруг увидел ее. Снова, как и несколько недель назад, в саду у казино, она стояла над телом и смотрела вниз. На лице ее было то же самое выражение, что и тогда, но теперь Виталий понял, что оно означает. Это была удовлетворенность мастера своей работой. Работой мелкой, рутинной, малоинтересной, но которую изредка приходится выполнять даже лучшим специалистам. Не всегда повар-виртуоз готовит кулинарные шедевры — иногда он жарит и самую обыкновенную яичницу. Одаренный писатель иногда строчит на бегу коротенькие записки для родных «не волнуйся, буду поздно», а талантливому художнику может понадобиться быстро покрасить батарею отопления в своей квартире. И тогда они не вкладывают в этот труд всю душу. Просто закончат работу, кинут быстрый оценивающий взгляд, убедятся, что все сделано хорошо, и отправятся творить дальше.
Дама посмотрела на труп, потом подняла голову, встретилась глазами со взглядом Виталия и усмехнулась:
— А я ведь предупреждала тебя: будь осторожен в своих словах! Я ж тебе сказала, что иногда люблю зацепиться за одну случайную фразу. Иногда я исполняю подобные просьбы, будто бы оброненные невзначай. Ты пожелал ей смерти — и ее тут же не стало.
Только сейчас он разглядел, что одета дама в этот раз была ярко и броско, даже безвкусно. На плечах полушубок из натурального меха — это в мае-то месяце! — на голове блондинистый парик, в ушах огромные тяжелые серьги, на пальцах — множество золотых колец с крупными камнями. Дама была очень сильно накрашена, почти размалевана, но, несмотря на это, казалась намного моложе, чем в казино. И совсем не худощавой, даже наоборот, скорее полной.
«Наверное, именно так и представляла себе Смерть эта несчастная нищенка, — пронеслось в голове у Виталия. — Получается, для нее кончина была благом?»
Дама удовлетворенно кивнула:
— Молодец, догадался. Я смотрю, ты начинаешь соображать… Ну что, надеюсь, теперь ты мне поверил? И наконец-то перестанешь уговаривать себя, что я — только необычный сон?
Он хотел ответить, но она жестом остановила его:
— Помолчи! Сейчас не время и не место. Обсудим все завтра, как договорились.
Он был уверен, что не сможет заснуть в эту ночь, но снова мгновенно отключился, едва коснулся головой подушки. Вырубился, как говорила в таких случаях Долька. А около одиннадцати утра уже подъезжал к сторожке.
В глубине души он еще надеялся, что не встретит никого на поляне, но в то же время отчетливо осознавал, что надежды эти напрасны. И нисколько не удивился, увидев ее сидящей все на том же месте, в странном кресле. Скорее он изумился бы, если бы дамы там не оказалось. Но она была — а значит, им предстоял новый разговор.
— Ну, здравствуй, — строго сказала она. Сегодня у нее опять был новый имидж. Большие очки в толстой старомодной оправе, рыжеватые, точно подкрашенные хной, волосы собраны на макушке в небольшой пучок. Невзрачный темно-бордовый вязаный жакет, бежевая блузка с воротником-стойкой, коричневая юбка-миди и коричневые же туфли на плоской подошве. Настоящая училка — разве что указки и классного журнала с двойками не хватает.
Виталий вышел из автомобиля и молча направился к своему «старому месту» на лавке у стены. Приветствовать собственную смерть и уж тем более желать ей здравия ему показалось абсурдным. Женщина скривилась:
— Какой ты все-таки некультурный! Разве не знаешь, что не отвечать, когда с тобой здороваются, невежливо? И садиться без приглашения дамы — тоже дурной тон… Впрочем, откуда тебе это знать? Ты же как был, так и остался деревенским мальчишкой. Носишь галстуки за тысячу долларов, а не знаешь элементарных правил этикета. Собственную жену называешь супругой.
— А что в этом особенного? — не понял Малахов.
— То, что это не принято. Слова «супруг» или «супруга» можно употреблять только по отношению к кому-то другому: ваш — ваша или его — ее. А моя всегда только жена. Ладно уж, можешь сесть.
Виталий опустился на скамью, чувствуя себя просто по-идиотски. Он ожидал от этой встречи всего, чего угодно, — но уж никак не того, что Смерть будет учить его хорошим манерам.
— Ну что? — улыбнулась она. — Так и продолжаешь убеждать себя, что я сумасшедшая, сбежавшая из местного дурдома?
Он покачал головой:
— Тогда бы у тебя не было никаких сведений обо мне. А ты в курсе моего прошлого, моих воспоминаний, поступков, о которых никто не знал, моих мыслей… И потом, все то, что я испытываю, находясь рядом с тобой…
Он не договорил, прислушиваясь к своим ощущениям. В этот раз не было ни ступора, ни панического ужаса. Даже наоборот — он чувствовал себя довольно комфортно. Настолько, насколько может быть комфортно человеку, которому суждено вот-вот умереть.
Дама довольно улыбнулась и кивнула:
— Вижу, что ты не просто так потратил время между нашими встречами. Размышлял и кое до чего додумался сам… Что же, молодец. Не сомневаюсь, что у тебя накопилось множество вопросов — можешь задавать.
Так оно и было. Малахову не терпелось выяснить массу вещей, но начал он с самого главного:
— Когда я умру? Сегодня, сейчас? Она посмотрела на него поверх очков.
— За сегодня и завтра можешь не беспокоиться. Я тебе обещаю, что это произойдет после следующей нашей встречи, которая будет… Ну, скажем, опять послезавтра. Во вторник.
Значит, на все про все у него осталось двое суток. Виталий застонал и спрятал лицо в ладонях.
— Ну почему?! Почему так рано? Мне же всего сорок лет…
— Всего? — переспросила она с усмешкой. — Ты же сам совсем недавно говорил: целых сорок. Мол, это уже солидный возраст, почти старость, все уже позади…