Малахов едва слушал эту ничего не значащую болтовню. Он с тревогой ожидал главного вопроса — ответ на который он так и не сумел найти в своей душе за эти два дня. Но она явно не спешила поднимать эту тему и продолжала его подначивать:
— Ну что, мальчик-паинька, какой награды ты ожидаешь за свое примерное поведение? Неужели надеешься, что я сейчас расчувствуюсь, уроню слезу и скажу: «Ладно уж, так и быть, прощаю тебя!»
Он пожал плечами. Конечно же, у него и в мыслях такого не было. Просто Виталий чувствовал, что должен был все это сделать, пока жив…
— Нет! — перебила она его мысли. — Здесь ты, дорогой, снова сам перед собой лукавишь. Вы, люди, вообще мастера сами себя обманывать, но уж тебе в этом деле просто нет равных! Ты ухитряешься не замечать самых очевидных вещей. Вроде бы я об этом не думаю — значит, этого как бы и нет.
— О чем ты говоришь? — не понял он.
— Да у тебя все в жизни так… — отмахнулась она. — Но сейчас я говорю именно о последних двух днях. Знаешь, почему ты как ошпаренный побежал дела свои в порядок приводить, чужие компакты возвращать и могилки родственников убирать? Из-за того, что ты такой совестливый и у тебя чувство долга не в меру развито? Да черта с два! Ты просто хотел убежать сам от себя. Загрузиться, как это сейчас у вас говорят, по полной, чтобы не оставаться наедине со своими мыслями, с осознанием того, что я тебе в прошлый раз сказала… Что — скажешь, не так?
Малахову оставалось только промолчать. Она была права.
— Помнишь, какое я тебе дала задание, а? — дама лукаво взглянула на него. — Помнишь, конечно. Только вместо того, чтобы сделать выбор, о котором я говорила, ты думал о чем угодно другом… Ломал голову, перебирал кандидатуры, даже на одной из них остановился…
— Я угадал? Я прав? — быстро спросил он. В ответ она только едва пожала плечами.
— По-моему, я уже сказала тебе, что это ваши дела. И меня они никак не касаются…
— А мы тебя вообще никак не касаемся! — вдруг разозлился он. — Мы живем, радуемся, страдаем, сомневаемся, пытаемся постичь истину… Работаем, влюбляемся, рожаем и растим детей… А ты приходишь — и хладнокровно все обрубаешь, точно палач топором.
— Ну — опять двадцать пять! — вздохнула она. — Сколько мы с тобой прошлый раз говорили о том, что это не конец, а просто переход в иное состояние — все впустую… Впрочем, меня это нисколько не удивляет. Вам почему-то свойственно до последнего упорствовать в своих заблуждениях. Видно, вас так специально устроили, не знаю уж зачем. А что касается палача… Знаешь, мы с ним оба просто выполняем свою работу. Как, впрочем, и ты свою.
В какой-то степени мы коллеги… Тебе ведь не приходит в голову жалеть телят или поросят, чьим мясом ты торгуешь? А у них ведь тоже мамы есть, и они тоже горюют, когда их детишек пускают на котлеты… Ну да ладно, не будем ссориться. Я так поняла, что ответить на мой вопрос ты сегодня не готов?
Малахов только кивнул в ответ. Действительно, все эти долгие часы, разделившие их встречи, он только и говорил себе, что должен принять решение. Но никуда дальше его рассуждения не продвигались. Заявление: «Забери с собой меня вместо моего убийцы», — было бы нелепо и совершенно неоправданно. Но и произнести, пусть даже мысленно: «Хочу, чтобы Джозеф умер, а я остался жить», — Виталий тоже не мог. Просто не мог, и все.
Дама кокетливо отбросила волосы назад и ехидно проговорила:
— Какой же ты все-таки нерешительный. Робкий, трусливый, безвольный… — она окинула его словно бы оценивающим взглядом. — И за что тебя женщины любят, не понимаю…
— Что ты плетешь… — отмахнулся он.
При чем тут женщины? Он думает о Джозефе, о своем убийце, а она — женщины… И вообще, о каких женщинах идет речь? Кто это его любит? Супруга, то есть жена? Но вроде бы он не замечал за Ланой даже в лучшие их времена бурного проявления горячих чувств. Безусловно, она, конечно, любила Виталия, но, как бы это выразиться, по-своему… Тогда на кого дама намекает? Не на фарфоровую же статуэтку Анечку из Санкт-Петербурга!
— Ты ничего не путаешь? — уточнил он.
— Я никогда ничего не путаю. — Ему показалось, или она и впрямь подмигнула?
— Тогда, значит, просто несешь какую-то ерунду… Кто это меня любит? И вообще, с чего вдруг меня любить? Что во мне такого особенного?
— Да в тебе-то ничего особенного, — проговорила она, задумчиво покачивая босоножкой на высоченной платформе. — Тут, видимо, дело не в тебе, а в женщинах. Они вообще странные существа… Им только дай волю — обязательно будут кого-нибудь любить. У вас, мужиков, полно других дел: война, бизнес, самоутверждение, изобретения… Для вас любовь — это лишь один из эпизодов, деталь в общем механизме жизни, часто и не очень-то важная деталь. А женщина без любви не существует, она ею переполнена. И если не найдет, на кого ее излить, — на ребенка ли, на мужчину ли, — то будет чувствовать себя моральным уродом… До самой встречи со мной, когда бы я к ней ни пришла.
«Видел бы ее сейчас кто-нибудь… — пронеслось в голове у Малахова. — Подумал бы: вот сидит шикарная девчонка и рассуждает о любви. Ему бы и в голову не пришло, что это — Смерть. Смерть, разглагольствующая о любви. Абсурд».
— Ну почему же? — Она, похоже, даже слегка обиделась на его мысли. — Не так уж я далека от любви, как ты думаешь. Даже наоборот. Мы с ней близки, точно сестры, которые хоть и ссорятся, но существовать друг без друга не могут. Этакие заклятые подруги. Она мне интересна, потому что любовь — самая яркая из ваших страстей. Может быть, и не самая сильная; страх, ненависть, отчаяние… Но с ними мне все ясно, а любовь… Тут совсем другое. Она для меня любопытна. И мы часто сталкиваемся с ней. Бывает, она приводит человека ко мне, бывает, отнимает его у меня. И я могу уступить.
— Как это? — не понял Виталий.
— Как приводит? Да очень просто! Мало ли случаев, да еще у молодых, когда мозгов в голове немного. Ах, он меня не любит, ах, он меня бросил, ах, он нашел другую. И раз бритвой по венам. Или в окно. Или горсть таблеток в рот…
Он слегка поморщился, раздосадованный тем, что она его не понимает. Обычно всегда заглядывает в его мысли — не успел он подумать, а она уже тут как тут. А сейчас отвечает не на тот вопрос. Или это специально?
— То, что можно, как в книгах пишут, умереть от любви, для меня не новость. Правда, я всегда считал это глупостью, а уж сейчас… Я говорю совсем о другом. Как может любовь спасать от смерти? Разве это не поэтический оборот?
Она рассмеялась, снова тряхнула густыми темно-рыжими волосами.
— Да нет, мой милый, это как раз и самая что ни на есть реальность… Вот возьми для примера хоть своего знакомца писателя. Если бы не его жена, я бы сразу его забрала, когда у него приступ был. А она не дала. Соседку-врача среди ночи разбудила, «Скорую» вызвала, всех на ноги подняла… И я ей уступила. Пока.
— А, вот, значит, как…
Новость о том, что писатель Дмитрий Россихин пока оставался жив, пожалуй, Малахова даже обрадовала. Но все-таки в данный момент его гораздо больше занимала собственная судьба.
— Ладно, так уж и быть, — проговорила дама после небольшой паузы. — Я не буду сегодня требовать от тебя, чтобы ты принял решение сию минуту. И более того — я даже скажу тебе, кто должен тебя убить.
Виталий так и подскочил на жесткой лавке:
— Ты назовешь мне имя этого человека? Того, из-за кого мы с тобой встретились? Того, на чью жизнь я мог бы обменять свою?
Она усмехнулась:
— Нет, милый, это было бы слишком просто. Этого имени я тебе не назову.
— Тогда, прости, я тебя не понимаю…
— А что же тут непонятного? Уж не думаешь ли ты, что тот, кто задумал тебя убрать, намерен сделать это лично, своими руками?
— А-а, ясно. Он нанял киллера, да?
— Не киллера. На киллера этот парень явно не тянет… Это не профессиональный убийца.
— А кто он, этот парень? — с жадностью выспрашивал Малахов. — Я его знаю?
— Знаешь. И, думаю, скоро вспомнишь. Его зовут Сергей Псарев.
— Псарев… Псарев… — он сосредоточился, пытаясь вызвать в памяти образ, но ничего не получалось. — Нет, что-то не припо…
— Он работал у тебя водителем в прошлом году, — перебила дама. — Высокий, сутулый, с седыми висками…
— Да, вспомнил. Такой мрачный, никогда не шутил, не улыбался. И еще от него вечно пахло дешевым табаком. Работал-то он неплохо… Но был какой-то странный, точно погруженный в себя. И постоянно то опаздывал, то отпрашивался…
— И ты его уволил. Помнишь этот момент?
Да, Виталий помнил, хотя это был и не самый приятный эпизод в его жизни. Тогда по вине водителя у него вышли неприятности. Тот, видите ли, позвонил в последний момент перед тем, как надо было выезжать на важную встречу, и в очередной раз сказал, что не сможет быть в этот день на работе. Малахов опоздал, встреча прошла неудачно, выгодный контракт сорвался. Раздосадованный Виталий тут же позвонил Васильичу, своему директору по персоналу, и наорал на него за то, что он берет в штат неизвестно кого. Больше Сергей на работе не появлялся.
— Да, вспомнил. Такой мрачный, никогда не шутил, не улыбался. И еще от него вечно пахло дешевым табаком. Работал-то он неплохо… Но был какой-то странный, точно погруженный в себя. И постоянно то опаздывал, то отпрашивался…
— И ты его уволил. Помнишь этот момент?
Да, Виталий помнил, хотя это был и не самый приятный эпизод в его жизни. Тогда по вине водителя у него вышли неприятности. Тот, видите ли, позвонил в последний момент перед тем, как надо было выезжать на важную встречу, и в очередной раз сказал, что не сможет быть в этот день на работе. Малахов опоздал, встреча прошла неудачно, выгодный контракт сорвался. Раздосадованный Виталий тут же позвонил Васильичу, своему директору по персоналу, и наорал на него за то, что он берет в штат неизвестно кого. Больше Сергей на работе не появлялся.
— И что? Прошло уже много времени, больше полугода. Неужели этот Сергей до сих пор зол на меня? Да чушь собачья!
— Ты так думаешь? — она слегка прищурилась. — А хочешь знать, почему он был таким, как ты выразился, странным? И как сложилась его дальнейшая судьба?
Малахов промолчал. На самом деле он, конечно, не хотел этого знать, поскольку не сомневался, что ничего хорошего сейчас не услышит. Но не заявлять же об этом вслух?
— У твоего бывшего водителя Сергея есть дочь Наденька, — продолжала дама. — Девочка тяжело больна. Можно сказать, больна смертельно, — она чуть усмехнулась. — Спасти ее может только дорогостоящая операция. Твой водитель опаздывал и отпрашивался как раз в те дни, когда Наде становилось плохо…
— Я этого не знал! Клянусь, не знал! — воскликнул Малахов. — Он ни разу не сказал об этом!
— После того, как ты его уволил, семья Сергея осталась без средств, — она словно не слышала его слов. — Жена его не работает, сидит с дочкой, дедушек-бабушек у них нет. Конечно, Сергей постоянно пытается снова устроиться на работу. Но в тех местах, куда он приходит, обязательно звонят на предыдущее место службы — и твой директор по кадрам каждый раз не ленится сообщать, что уволил бывшего сотрудника за прогулы и опоздания.
— Вот оно что… — тихо проговорил Виталий, но дама снова не обратила на него внимания.
— Тот, кто задумал тебя убрать, — продолжала она, — рассчитал все очень точно. Бывший водитель обижен на тебя — ведь ты испортил ему жизнь. Теперь появилась возможность отомстить… А той суммы, которая предложена за твое устранение, как раз хватит на Надину операцию. Ну, а если еще принять в расчет, что Сергей спортсмен, мастер спорта по стрельбе, в армии был снайпером, и разобраться с тобой ему ничего не стоит, то он — ну просто-таки идеальная кандидатура на роль твоего убийцы.
— Когда он убьет меня? — хмуро спросил Виталий после долгого молчания.
Она слегка улыбнулась в ответ:
— Он еще не решил, убивать тебя или нет.
— То есть моя смерть зависит от него?
— Только в некоторой степени. Не забывай, что последнее слово все-таки остается за мной. Всегда.
— Я это помню…
— Ну, вот и молодец.
— Послушай, а зачем тебе это все? — вдруг спросил он. — Зачем ты рассказала мне сейчас о Сергее? Зачем вообще встречаешься, разговариваешь со мной? Зачем это тебе нужно?
Она рассмеялась в ответ — низко, гортанно, кокетливо:
— Надеюсь, ты довольно скоро это поймешь… А сейчас тебе пора. Скоро будет дождь.
— Дождь? — удивился он. — Небо ведь абсолютно чистое!
— А ты посмотри вон туда, — она указала красивым длинным пальцем с дизайнерским маникюром куда-то ему за спину.
Он обернулся и поглядел в ту сторону. Действительно, где-то вдали уже начали скапливаться облака.
Когда же Виталий вновь повернулся, в кресле перед ним никого не было. Дама исчезла.
Часа через два с половиной он уже был у себя в офисе. Шел по огромному залу, разделенному на секции пластиковыми перегородками, и поражался тому, насколько чужим он вдруг стал чувствовать себя здесь. Конечно, за несколько дней в конторе ничего не изменилось. Так же кипела работа, звонили телефоны и суетились сотрудники. Но теперь он, Малахов, был уже совершенно другим. За какие-то несколько недель такие вечные мужские ценности, как «дело», «бизнес», «успех», совершенно потеряли для него свою значимость, более того, стали просто неинтересны. Увидев его, секретарша Полинка встрепенулась, дернулась было из-за стола, хотела что-то сказать, но он остановил ее движением руки.
— Я уже сказал: пусть все вопросы решает Аркадий. Или Николай. Меня сейчас не трогать. Вообще. Нет меня, я вроде как в отпуске. Поняла?
Секретарша испуганно закивала хорошенькой головкой.
— Ну и умница. Тогда вызови ко мне Васильича.
Малахов вошел в свой кабинет и уселся в любимое кресло под портретом Рокфеллера. Тело рефлекторно приняло обычную, столь знакомую ему позу, но привычного ощущения комфорта за этим не последовало.
— Виталь, я с тобой поговорить хотел, — заглянул в кабинет Коля Тихомиров. Но Малахов только головой покачал:
— Извини, не сейчас. Я занят.
— Звали, Виталий Палыч? — Одного взгляда на директора по персоналу было достаточно, чтобы понять — это бывший офицер. И выправка, и походка, и интонации, и стрижка, и даже почему-то усы с проседью — все в нем было военным.
Малахов кивком указал ему на стул.
— Ты помнишь Сергея Псарева? — спросил он без всяких предисловий.
Мужественное лицо Васильича отразило напряженную умственную работу.
— Псарев… Сергей… Менеджер?
— Водитель.
— Водитель… Ваш? Да, конечно, помню. Месяца четыре он проработал… Мы его в ноябре уволили за прогулы.
Виталий посмотрел на своего заместителя в упор:
— Скажи, ты знал о том, что у него смертельно больна дочь? Директор по персоналу ответил удивленным взглядом:
— Да, конечно. Девочки говорили, они у меня все про всех знают.
— А почему ты мне об этом ничего не сказал?
Взгляд Васильича из удивленного сделался недоуменным.
— Дык зачем это вам было надо? На то мы, ваши заместители, и существуем, чтобы руководства не касались проблемы подчиненных.
Малахов мог бы многое сказать в ответ, но не стал этого делать. Последние дни он все сильнее чувствовал, насколько остро стал ценить каждый оставшийся миг жизни. Ему было просто жаль тратить драгоценные минуты на такую чепуху, как бестолковые споры, бессмысленные объяснения и прочий бисер перед свиньями. Он лишь спросил:
— У тебя остались его координаты? Телефон, адрес? Васильич весь подобрался:
— Найдем!
— Только поскорее, ладно? У меня совсем времени нет. Директор по персоналу понимающе кивнул, но на самом деле, ему, конечно, и в голову не могло прийти, что имеет в виду его начальник…
— Да, кстати, Виталий Павлович, новые водители, — Васильич раскрыл принесенную с собой папку. — У меня вот тут резюме…
— Не нужно, — отмахнулся его шеф. — Можешь идти, только про координаты Псарева не забудь.
Координаты действительно быстро нашлись в компьютерной базе данных, но в телефонный номер вкралась ошибка — девочки пропустили одну цифру. И Виталий опять вспомнил свою мудрую бабушку Веру Кузьминичну — все, что Господь ни делает, к лучшему. Теперь ему не оставалось ничего другого, как отправиться на поиски 10-й улицы Текстильщиков. До этого Малахов и знать не знал, что в его любимом городе есть улица с таким дурацким названием…
Центр, как обычно в будни, был забит, и у Виталия нашлось немало времени на то, чтобы обдумать происходящее. Итак, Сергей Псарев, водитель и снайпер, нанят для убийства своего бывшего шефа. Подтверждает этот факт догадку, что заказчиком является Джозеф Коллуэй, или опровергает? Пожалуй, подтверждает. Время работы Сергея на Малахова как раз совпало со временем предыдущего визита американца. Сергей неоднократно их возил, Виталий это отлично помнит. А Джо постоянно бывал у них в конторе и запросто мог услышать какой-нибудь разговор…
Он долго кружил на своем «Лексусе» по безликой рабочей окраине среди одинаковых хрущовских пятиэтажек, пока не отыскал наконец нужный дом. Свободно вошел в подъезд — в центре незапирающихся парадных уже давным-давно не осталось, все они много лет как обзавелись кодовыми замками, домофонами и прочими охранными системами, а здесь дверь просто была распахнута, и только из стены торчали обрывки проводов. Внутри было грязно, пахло кошками, мочой и кислой капустой, прямо на ступеньках валялись окурки, пустые бутылки и даже использованный шприц — не иначе, вечером тут «отрывались» подростки. Брезгливо переступая через следы тусовки, Виталий поднялся на пятый этаж и не без труда вычислил нужную квартиру — номеров на дверях почти не было, у многих звонки были вырваны «с мясом». Звонок около квартиры Псаревых был цел, но, видимо, не работал, — во всяком случае, при нажатии на пуговку он не издал ни звука. Малахов осторожно постучал костяшками пальцев в обитую облезлым дерматином дверь.