Разговаривать больше ужъ не приходилось. Акулина печально покачала головой и отправилась въ избу надѣвать котомку, чтобы тронуться въ путь. Арина послѣдовала за ней.
— Что жъ за хлѣбъ-то за соль хозяина не бладарите? Неотесы! крикнулъ имъ въ слѣдъ Ардальонъ Сергѣевъ.
Акулина и Арина обернулись и отвѣтили на слова хозяина низкимъ поклономъ.
— Благодаримъ покорно за хлѣбъ, за соль, господинъ хозяинъ, сказала Арина:
Акулина сказала тоже самое и прибавила:
— Не поминай лихомъ, Ардальонъ Сергѣичъ. Прощайте, землячки, прощайте, товарки! прощайте, мужички! крикнула она рабочимъ на огородѣ.
— Прощайте! Счастливо! Съ Богомъ! привѣтствовали тѣ отъ парниковъ Акулину и Арину.
Надѣвъ душегрѣи, привязавъ на спины котомки, Акулина и Арина вышли изъ воротъ огорода на улицу и остановились въ нерѣшимости, куда имъ идти, направо или налѣво. Улица или, лучше сказать, переулокъ, на который выходилъ огородъ, былъ хоть и замощенный, но пустынный, ибо находился на окраинѣ города. Кой-гдѣ только виднѣлись ветхія деревянныя строенія.
— Куда идти? задала Акулина вопросъ Аринѣ. — Вотъ мы и не спросили у новоладожской-то бабы: на Никольскій рынокъ направо иль налѣво?
— Да вѣдь мы порѣшили, Акулинушка, прежде по огородамъ походить.
— И по огородамъ, милая, тоже надо знать направо или налѣво. Вѣдь вотъ третьяго дня мы тутъ гдѣ-то по близости были на огородѣ.
— Да пойдемъ направо на счастье. Вонъ тамъ у воротъ дома мужикъ стоитъ, у него и спросимъ.
— Постой… Прежде надо помолиться, сказала Акулина, увидавъ въ дали блестящій крестъ какой-то церкви.
И Акулина, и Арина начали набожно креститься на церковь. Покрестившись, онѣ отправились направо. У покосившихся воротъ ветхаго дома дѣйствительно стоялъ мужикъ въ полосатой шерстяной фуфайкѣ и курилъ самодѣльную папироску, свернутую изъ газетной бумаги. Акулина поклонилась ему и спросила:
— Голубчикъ! Гдѣ тутъ огороды есть по близости, окромя Ардальона Сергѣева огорода?
Мужикъ, затянувшись папироской, сплюнулъ длинной слюной и отвѣчалъ:
— Да тутъ повсюду огороды, а только еще не вездѣ работаютъ, потому рано еще. Вамъ наниматься, что-ли?
— Вотъ, вотъ… Работки ищемъ. День проработали вонъ на томъ огородѣ у Ардальона Сергѣева, да не поладили малость, такъ ушли.
— Знаю Ардальона Сергѣева. Пятый годъ онъ этотъ огородъ снимаетъ. Мужикъ основательный. Мы съ нимъ въ одинъ и тотъ-же трактиръ чай пить ходимъ.
— Да что-жъ подѣлаешь, коли не поладили!
— Нонѣ съ хозяевами вообще ладить надо. Заработка-то поискать, да поискать. Вы ступайте все прямо и поверните направо въ другой переулокъ. Тамъ тоже есть огородъ и навозъ ужъ возятъ. Такъ, вотъ и толкнитесь туда.
— Спасибо, голубчикъ, спасибо тебѣ.
Арина и Акулина поплелись по указанному направленію. Вотъ и ворота на огородъ, распахнутыя настежъ съ приставшимъ къ столбамъ ихъ соломистымъ навозомъ. Въ воротахъ виднѣлись вдали три воза и три мужика, сбрасывающіе съ возовъ навозъ. Арина и Акулина. потоптались около воротъ и вошли въ нихъ, направляяся къ мужикамъ. Мужики завидя ихъ, еще издали крикнули:
— Чего вамъ, тетки?
— А работки ищемъ, голубчики, по огородамъ. Понанятися-бы намъ… въ свою очередь крикнула имъ въ отвѣтъ Акулина.
— У насъ наймы только послѣ Пасхи, а тепери пока еще не работаютъ. Послѣ Пасхи приходите. Теперь наймы по огородамъ только у тѣхъ, кто парниковое дѣло водитъ.
— Да вѣдь вонъ и у васъ парнички есть.
— Велики-ли эти парники! Тутъ только подъ капустную разсаду. Насъ трое работниковъ есть для возки навоза — вотъ мы за парниками и присматриваемъ. А огурцоваго и салатнаго дѣла у насъ нѣтъ въ парникахъ. У насъ толико грядное дѣло.
— А гдѣ-жъ тутъ парниковое дѣло?
— А вотъ тутъ за угломъ налѣво, у Ардальона Сергѣева.
— Да у Ардалиона Сергѣева мы были и не поладили.
— Ну такъ долго придется искать. У Кокоркина были?
— Нѣтъ. А это гдѣ?
— А вотъ какъ изъ нашихъ воротъ выйдешь, такъ возьми налѣво, пройдешь переулокъ и будетъ большая улица, такъ сверни въ эту улицу налѣво и тутъ желтый заборъ будетъ. Вы каковскія будете? Изъ какихъ мѣстъ? — спросилъ другой мужикъ, опираясь на вилы.
— Боровичскія, отвѣчала Акулина.
— Не думаю, чтобы Кокоринъ взялъ боровичскихъ. Онъ гдовскихъ обожаетъ. Я у него работалъ лѣтось. Говоритъ, что гдовская баба крѣпче и работящѣе.
— Господи Іисусе! Да ужъ баба все баба. Конечно съ лошадь не вынесетъ, а ужъ мы постарались-бы ему.
— Поди вотъ, поговори съ нимъ. Мужикъ нравный. Обожаетъ гдовскую бабу и шабашъ. Впрочемъ, толкнитесь къ нему. Лѣтось у него и три лугскія бабенки работали. Кокоркинъ, Иванъ Семеновъ Кокоркинъ. Желтый заборъ.
— Спасибо тебѣ, голубчикъ, спасибо. Пойдемъ и толкнемся. Надо искать работы. Безъ работы да безъ денегъ въ Питерѣ жить нельзя, а мы въ дорогѣ страсть какъ проѣлись.
Акулина и Арина поклонились мужикамъ и стали уходить съ огорода.
Акулина шла и твердила:
— Кокоркинъ, Кокоркинъ, Иванъ Семеновъ. Какъ-бы не забыть.
XIV
Акулина и Арина шли по указанному пути. Было уже около одиннадцати часовъ утра. Рабочему человѣку, встающему въ пять часовъ утра, въ эту пору всегда хочется ѣсть, такъ было и съ Акулиной и Ариной. Маленькая горбушка черстваго чернаго хлѣба, которую онѣ съѣли, вставъ отъ сна, не могла считаться настоящимъ завтракомъ и потому, естественное дѣло, что имъ очень захотѣлось ѣсть. Вопросъ о ѣдѣ всегда соединяется съ вопросомъ о деньгахъ, и Акулина рѣшила сообразить, сколько у нихъ есть денегъ.
— Вѣдь вотъ надо будетъ пообѣдать, а капиталовъ-то у насъ не завалило, сказала она Аринѣ. — У меня всего шесть копѣекъ; какъ хочешь, такъ и расправляйся. У тебя, Ариша, сколько денегъ-то съ тѣмъ пятіалтыннымъ, что тебѣ хозяинъ далъ?
— Тридцать семь копѣекъ, отвѣчала Арина.
— Ну, вотъ видишь. Надо порасчитать, да и порасчитать. Здѣсь въ Питерѣ хлѣбъ-то двѣ съ половиной копѣйки. Не найдемъ работы сегодня, такъ нужно, чтобы и на ужинъ и на ночлегъ хватило. Охъ, Мать Пресвятая Богородица, какъ трудно въ Питерѣ! Ежели, къ примѣру, на обѣдъ мы возьмемъ себѣ по два фунта хлѣба — то вотъ ужъ два пятака вонъ… начала расчитывать Акулина. — А у насъ у обѣихъ сорокъ три копѣйки… Ежели теперича гривенникъ вычесть на обѣдъ, да потомъ на ужинъ…
Арина молчала.
Свернули въ большую улицу и показался желтый заборъ, виднѣлись распахнутыя ворота.
— Вотъ онъ желтый-то заборъ, Акулинушка, вотъ тотъ огородъ, о которомъ намъ сказывали, заговорила Арина.
— Да, да, да… отвѣчала Акулина. — Надо сворачивать въ ворота.
Онѣ вошли на огородъ. На огородѣ было топко. Очевидно, тутъ зимой была свалка снѣга. И по сейчасъ еще кой-гдѣ виднѣлись темныя труды навозной земли и въ ней бѣлѣлись комья снѣга. Къ раздѣлкѣ огорода еще и не приступали. Изъ прошлогоднихъ грядъ торчали черныя капустныя кочерыжки. Впрочемъ, вдали виднѣлись парники, около нихъ сложеныя груды соломистаго навоза и бродили два мужика и нѣсколько бабъ. Одинъ мужикъ былъ въ полосатой фуфайкѣ, другой въ синемъ суконномъ кафтанѣ на распашку и полы кафтана держалъ перекинутыми черезъ лѣвую руку. Яркимъ пятномъ краснѣла кумачевая рубаха, выпущенная изъ подъ жилетки. Мужикъ въ кафтанѣ, завидя Акулину и Арину, тотчасъ же приложилъ къ козырьку правую ладонь зонтикомъ и сталъ смотрѣть на нихъ.
— Вамъ кого? — крикнулъ онъ наконецъ.
— Кокоркина, Ивана Семеныча, милостивецъ, — сказала Акулина. — Насъ къ нему послали.
— Я Кокоркинъ. Вы наниматься, что-ли?
— Наниматься, наниматься, голубчикъ. Пріѣхали вотъ изъ деревни…
— Рано пріѣхали на огородную работу. На огородную работу надо послѣ Пасхи пріѣзжать. Вы изъ какихъ мѣстъ будете?
— Боровичскія.
Кокоркинъ помолчалъ, покрутилъ головой и сказалъ:
— Изъ Боровичскаго уѣзда — баба не важнецъ. Я только гдовскихъ бабъ къ себѣ беру.
— Возьми и насъ, голубчикъ. Стараться будемъ, — поклонилась Акулина.
— Возьми!.. Своихъ гдовскихъ у меня послѣ Пасхи ступа не протолченная ненаѣдеть. Боревичскую бабу я вообще не люблю.
— Заслужимъ, кормилецъ.
— Работы на огородѣ теперь самая малость. Какъ тутъ брать-то? Я и гдовскимъ отказывалъ. Положимъ, у меня теперь бабы только изъ харчей работаютъ, которыя ежели…
Хозяинъ замолчалъ. Молчали и Акулина съ Ариной.
— У Ардальона Сергѣева вонъ по пятіалтынному работаютъ, — сказала наконецъ Акулина.
— А нешто ужъ были тамъ? — спросилъ Кокоркинъ.
— Проработали день у него, да началъ вотъ онъ къ дѣвушкѣ приставать, такъ мы и ушли. Хозяинъ-то есть… Вотъ къ ней…
Акулина кивнула на Арину.
— На это его взять. Онъ таковскій. Онъ молодую дѣвку не пропуститъ. Отъ него рѣдкая дѣвка или баба увернется. Ну, а вотъ я съ женой живу. У меня своя законница на каменномъ фундаментѣ изъ деревни привезена. Она и хозяйство водитъ. У меня огородъ большой. Лѣтомъ бабья артель до пятидесяти штукъ доходитъ.
— Къ тебѣ-то насъ и послали. Положи на первыхъ порахъ по двутривенному и оставь насъ при себѣ, кланялась Акулина.
— Какъ? По двугривенному?! воскликнулъ Кокоркинъ. — Да ты хлебала-ли щи-то сегодня? По двугривенному…
— По пятіалтынному мы, Истинный Христосъ, у Ардальона Сергѣева нанявшись были.
— Ардальонъ Сергѣевъ мнѣ не указъ. У него свои порядки, у меня — свои. Вообще я съ гдовской бабой дѣла дѣлаю, ну, а ежели хотите оставаться, то оставайтесь до Фомина воскресенья изъ харчей, а съ Фомина воскресенья, которая ежели будетъ старательная да работящая, я по шести рублей въ мѣсяцъ положу. У меня работа до Покрова. Даже и послѣ Покрова все еще капусту прибираемъ. Вонъ у меня подвалы-то понастроены… И по сейчасъ еще въ нихъ прошлогодняя капуста виситъ. Такъ вотъ… До Фомина воскресенья изъ харчей, а тамъ ряда будетъ. Ну, по субботамъ на баню давать буду. Къ Пасхѣ двугривенничкомъ порадую. Хотите, что-ли, изъ харчей-то? Тогда оставайтесь.
— Да какъ-же это такъ только изъ харчей, милостивецъ? недоумѣвала Акулина.
— Очень просто. Работы теперь мало. Гряды начнемъ копать только съ Фомина понедѣльника, а теперь работа только около парниковъ, отвѣчалъ Кокоркинъ.
— Положь по пятіалтынному, благодѣтель.
— Нельзя, тетка. По пятіалтынному я теперь только своимъ гдовскимъ даю, говорю прямо, а постороннюю бабу я принимаю покуда изъ харчей, чтобы приглядѣться къ ней, какова она въ работѣ, и потомъ выбрать. Которую ежели отберу, то у меня съ Фомина воскресенья шесть рублей ей въ мѣсяцъ, какъ по писанному. На Троицынъ день платкомъ дарю. А поденной бабы у меня лѣтомъ нѣтъ. Развѣ въ засуху когда — для поливки принанимаю. Ну, что-жъ, думайте….
Акулина переглянулась съ Ариной и сказала:
— Не расчетъ изъ однихъ харчей оставаться.
— Ну, какъ знаете. Скатертью дорога отъ нашего огорода. главная статья, что мнѣ баба-то не особенно нужна.
Кокоркинъ кивнулъ въ знакъ прощанья. Акулина и Арина стали уходить съ огорода. Минуту погодя Кокоркинъ крикнулъ имъ вслѣдъ:
— Хлѣба то вѣдь теперь по огородамъ наищитесь!
— Въ другую какую-нибудь работу пойдемъ, отвѣчала Акулина, обернувшись.
— И другой бабьей работы повсюду умаленіе. Вотъ послѣ Пасхи — другой разговоръ.
Акулина и Арина направлялись къ воротамъ. Кокоркинъ еще разъ крикнулъ имъ вслѣдъ:
— Слоновъ-то по Питеру поводите, да какъ брюхо съ голодухи подводить начнетъ, то приходите ко мнѣ. Изъ харчей я приму. Все-таки харчи и квартира. А тамъ послѣ Пасхи и жалованье. Слышите?
— Слышимъ, слышимъ, голубчикъ. Спасибо тебѣ, проговорила Акулина, на этотъ разъ уже не оборачиваясь.
Арина и Акулина вышли на улицу, посмотрѣли другъ другу въ глаза и остановились въ раздумьи.
XV
— Ой, дѣвушка, какъ плохо на счетъ заработковъ-то! печально сказала Акулина Аринѣ. — Чѣмъ дальше, тѣмъ хуже. Еще у Ардальона-то Сергѣева былъ, стало быть, рай.
Арина хоть и видѣла неудачу, но бодрилась.
— Надо, Акулинушка, къ Никольскому рынку идти. Всѣ говорили, что къ Никольскому рынку. Вѣдь новоладожскія-то бабы знаютъ. Онѣ бывалыя, отвѣчала она. — Надо поспрошать, гдѣ этотъ Никольскій рынокъ, да и идти туда.
— А вдругъ какъ и на Никольскомъ рынкѣ ничего? Что тогда?
— Ну, вотъ… Въ Питерѣ работы много. Да, можетъ быть, по дорогѣ и еще огородъ попадется, такъ тамъ наймутъ. Вонъ на углу солдатъ стоитъ. Пойдемъ и спросимъ его — нѣтъ-ли тутъ еще огорода?
На углу улицы стоялъ городовой. Акулина и Арина подошли къ нему.
— Миленькій! землячекъ! Не укажешь-ли намъ огородъ, гдѣ женскаго полу въ работу требуется? начала Акулина.
— Вамъ въ полольщицы, что-ли? спросилъ городовой.
— Да, въ полольщицы. Да и вообще на всякую работу. Деревенскія мы. Работы ищемъ.
Городовой сталъ указывать на тѣ огороды, на которыхъ женщины уже побывали.
— Были мы туточка, землячекъ, были, да все не ладно. Нѣтъ-ли еще гдѣ огородовъ? задала вопросъ Акулина.
— Какъ не быть. Есть. Надо будетъ вамъ только на большую дорогу, на шоссе выдти и дальше идти. Тамъ ягодные огороды пойдутъ.
— А къ Никольскому рынку отъ тѣхъ огородовъ далеко?
— Никольскій рынокъ совсѣмъ въ другой сторонѣ. Никольскій рынокъ въ городѣ, а ежели вы на ягодные огороды пойдете, то выйдете за городъ.
— За городъ?
— Да, за городъ.
— А куда лучше-то идти для найма: на Никольскій рынокъ или на ягодные огороды?
— Никольскій рынокъ будетъ отсюда далече, а ягодные огороды — версты двѣ пройдете, такъ тутъ они и будутъ. Толкнитесь прежде на ягодные огороды.
Городовой указалъ путь. Акулина и Арина отправились къ ягоднымъ огородамъ, то и дѣло спрашивая у встрѣчныхъ прохожихъ, гдѣ тутъ ягодные огороды. Пришлось идти съ полъ-часа. Наконецъ онѣ пришли къ одному ягодному огороду. Огородъ былъ обнесенъ крашеной рѣшеткой. Сквозь рѣшетку виднѣлись гряды съ начинавшей уже зеленѣть клубникой, но на огородѣ никого не было. Даже шалашъ, стоявшій у запертыхъ воротъ огорода, былъ заколоченъ досками.
— Поди-жъ ты, какая незадача! Не работаютъ еще на ягодномъ-то огородѣ, покачала головой Акулина. — Да и мы-то, дуры, передъ Пасхой сунулись на клубничный огородъ. Ну, какія теперь ягоды!
— Я, говорила, Акулинушка, что надо было къ этому самому Никольскому рынку идти, — отвѣчала Арина. — Пойдемъ назадъ. Спросимъ у кого-нибудь, какъ къ Никольскому рынку пройти.
— Шагай… У меня, дѣвушка, животъ подвело. Хлѣбца поѣсть надо. Вотъ даве мимо лавочки-то шли… Розыщемъ эту лавочку, купимъ себѣ хлѣбца, поѣдимъ и пойдемъ на Никольскій рынокъ.
Лавочка вскорѣ была найдена, хоть и не та, которую Акулина и Арина видѣли раньше. Она была на шоссе въ деревянномъ росписномъ домѣ. Въ окна лавочки виднѣлись чайныя чашки, разставленныя на подоконникахъ, апельсины и лимоны, положенные на рюмки. Тутъ-же лежали большіе ситные бѣлые хлѣбы.
— Эхъ, ситники-то важные! — слегка облизнулась Арина при видѣ ситныхъ хлѣбовъ.
— До ситниковъ-ли намъ, милая, теперь! — оборвала ее Акулина. — Дай-Богъ и чернымъ-то хлѣбомъ зобы набить.
— Да вѣдь я, Акулинушка, только такъ… Я знаю, я понимаю. Такіе-ли наши капиталы, чтобы ситный хлѣбъ ѣсть! Быть-бы живу.
У крыльца лавочки стояли двѣ крестьянскія телѣги, изъ которыхъ торчало что-то увязанное въ рогожи. Разнузданныя лохматыя лошаденки ѣли сѣно, положенное прямо на землю. Сами владѣльцы этихъ телѣгъ — мужикъ и баба сидѣли на крыльцѣ и уписывали съ бумаги изрѣзанную на куски астраханскую селедку, заѣдая ее хлѣбомъ. Акулина и Арина зашли въ лавку и, купивъ себѣ три фунта хлѣба, усѣлись тутъ-же на крыльцѣ и стали жадно пожирать хлѣбъ. Проѣзжіе мужикъ и баба, съѣвъ селедку, принялись пить квасъ, который имъ вынесъ въ жестяномъ ковшѣ лавочный мальчишка. Арина соблазнилась квасомъ и спросила бабу:
— А почемъ здѣсь, тетенька, квасъ? Мы не здѣшнія, такъ не знаемъ.
— Да вотъ на копѣйку-то даже не полный ковшъ дали. Здѣсь все дорого, отвѣчала баба.
— Кваску-то, Акулинушка, на копѣйку все-таки купимъ, шепнула Арина Акулинѣ.
— Эка ты, дѣвка, лакомка, посмотрю я на тебя, пробормотала Акулина. — Ну, да ужъ ладно, купимъ. Вотъ только хлѣбъ дожуемъ.
Проѣзжая баба, посмотрѣвъ на Акулину и Арину, спросила ихъ, откуда онѣ, куда идутъ и, узнавъ всю подноготную, сказала:
— Трудно нонѣ въ Питерѣ насчетъ заработковъ. Да и рано вы пришли въ Питеръ насчетъ заработковъ. Надо-бы позже, такъ къ началу мая мѣсяца. Конечно, вы отъ голодухи, но все-же лучше было-бы до Еремѣя-то запрягальника промаячить.
— Намъ-бы хоть какую-нибудь работу, проговорила Арина. — Мы вотъ на Никольскій рынокъ пойдемъ, такъ зарываться не станемъ. — На огородъ, такъ на огородъ, поломойничать, такъ поломойничать, на фабрику, такъ на фабрику.
— Отъ Никольскаго рынка, милая, на фабрики не берутъ. Тамъ либо на огородъ рядятъ, либо въ прислуги.
— Ну, въ прислуги.
— А ты дѣлать-то что-либо по домашеству умѣешь-ли? Вѣдь въ прислуги берутъ, такъ тоже спрашиваютъ, чтобъ все умѣла, что около господъ требуется.
Уѣзжая отъ лавочки, мужикъ и баба разсказали Акулинѣ и Аринѣ, какъ пройти къ Никольскому рынку. Напившись квасу, Акулина и Арина отправились въ путь. По дорогѣ имъ попались еще два-три огорода. Онѣ заходили на нихъ, но тамъ жили только хозяева съ двумя-тремя работниками, которые и исполняли первоначальныя весеннія огородныя работы. Женщинъ-же работницъ покуда еще не требовалось.
Только часу въ четвертомъ дня пришли Акулина и Арина къ Никольскому рынку и расположились подъ навѣсомъ на скамейкѣ среди десятка бабъ и мужиковъ, также какъ и онѣ ожидающихъ найма. Акулина и Арина были сильно уставши. Сегодня имъ пришлось пробродить болѣе десяти верстъ.
XVI
Какъ только Акулина съ Ариной появились подъ навѣсомъ около никольскаго рынка, на нихъ тотчасъ-же было обращено вниманіе всѣхъ присутствовавшихъ тамъ мужчинъ и женщинъ. Всѣ начали коситься на нихъ и осматривать ихъ съ ногъ до головы.