– Я в управление. Все изменения ситуации докладывайте мне на «сотовик».
Во двор вслед за Николаевым вышли Владилен Афанасьевич с Александром Дмитриевичем. Мочилов постарался не встретиться взглядом с последним. Невыносимый взгляд, душу леденящий. Даже спецназовцы, смеясь, жаловались, что не могут равнодушно смотреть на человека с глазами акулы, им выстрелить хочется, рука сама к пистолету тянется.
– Что будем с нашим голландцем делать? – со вздохом спросил полковник.
– Пока в камеру. Распечатку допроса пришлите мне в управление сразу, как приготовят. В регистрации не проводить.
– А те документы, что для него приготовили? На служащего вооруженных сил из Таджикистана...
– Пусть пока лежат. Дальше будет видно. Может, еще и сгодятся. Я к себе поехал.
Машина умудрилась проскочить самые оживленные участки дороги в тот промежуток времени, когда еще нет затяжных пробок. Но полковник постоянно подгонял водителя. Казалось, что сейчас очень много зависит от скорости, с которой он будет действовать. И чем быстрее они ехали, тем быстрее хотелось действовать. В управлении Мочилов сразу, даже не заходя в свой кабинет, направился к заместителю начальника отдела, санкционировавшему операцию. Доложил.
– Я слышал, что у Спиридонова есть люди в аэропорту Жуковский. Наши как-то раз пользовались их услугами. Может быть, рискнем?
– Рискнуть можно... – Генерал вертел в пальцах авторучку с золотым пером и не замечал, что чернила капают на стол.
– Чернила капают, товарищ генерал.
– Что? А... Черт! Как сам думаешь? Что тебе интуиция подсказывает?
– Мне кажется, со Спиридоновым следует связаться. И этот голландец... Мы не в состоянии самостоятельно его разрабатывать. Нет средств. Это дело отдела Спиридонова. Пора ставить на кон!
– Иди! – Генерал решился. – Я сейчас позвоню, попрошу, чтобы принял без очереди.
Из коридора полковник позвонил с «сотовика» и распорядился о немедленном снятии постов, но «прослушку» попросил оставить еще на пару часов. Хотелось проверить, что генерал-лейтенант никуда не станет звонить после его визита. В оперативности спецназа он был уверен – это не простая армия, знал, что здесь команда «немедленно» означает именно то, что она всегда и означает в русском языке. И когда он поднялся на два этажа, встретил на лестнице офицеров, ведущих слежение. Они пост уже сняли. С «прослушкой», очевидно, произойдет то же самое через два часа. Следует только проконтролировать снятие «жучков» вечером. Тогда никто не подкопается к рискованной акции. Два «жучка» в кабинете утром установил майор-секретчик, когда принес генералу Спиридонову специально для такого случая отписанный документ. Впрочем, материал срочности никакой не имел, может быть, даже отношения к отделу Спиридонова не имел, и визит майора вызвал у генерала раздражение. Это могло по инерции перенестись и на Мочилова. Однако адъютант немедленно по появлении полковника доложил о его приходе.
– Спецназовцы ваши нашлись? – сразу спросил Спиридонов, возвращаясь к утреннему разговору.
– Нашлись, товарищ генерал. Извините за откровенность, утром без санкции своего руководства я не имел права доложить вам...
– Понимаю. Докладывай сейчас.
– Капитана Ангелова и капитана Пулатова захватили и вывезли в неизвестном направлении.
Спиридонов в первую секунду просто оторопел от сообщения. А потом обозлился.
– Хороши у нас спецназовцы, которые позволяют себя захватить и вывезти! – стукнул он кулаком по столу. – Но меня больше интересует другой вопрос. Ими интересуется иностранная резидентура. Почему? Чем эти два офицера отличаются от других? Какие такие великие секреты они знают, что ради них кто-то не стесняется внутри нашей страны проводить откровенную силовую акцию?
– Оба капитана отправлены на пенсию по инвалидности, но им присвоена шестая пенсионная категория. То есть по осведомленности они приравнены к начальникам отделов разведуправления и разведчикам-нелегальщикам, вернувшимся из-за рубежа, товарищ генерал.
– Шестая категория у капитанов? – Генерал-лейтенант даже вставную челюсть вперед выставил, того и гляди уронит.
– Так точно.
– На основании чего?
– Мы подозреваем, что покойный профессор Радян производил с ними опыты по внедрению в организм или активизации в организме какого-то генетического кода. Он пытался сделать из двух капитанов суперсолдат. Но все документы, касающиеся этого, уничтожены. Свидетелей, способных прояснить ситуацию, в живых не осталось.
– И что же? За границей своих суперсолдат не хватает? К тому же что это за суперсолдаты, которых захватывают на своей территории...
– Извините, товарищ генерал, я еще не все доложил. – Мочилов понизил голос и говорить стал тише: – Их захватили с нашего ведома. Более того, Ангелов и Пулатов по нашей просьбе позволили себя захватить. Правда, при этом Пулатов уничтожил шестерых противников и еще троих взял в плен накануне. Ангелов успел уничтожить только одного. Что касается качеств суперсолдата, то Ангелов иногда демонстрирует их, но не всегда. С Пулатовым опытные испытания не проводились. Но даже не это главное. Профессор Радян, перед тем как сбежать за границу, куда-то спрятал все свои наработки. Есть основания думать, что он во время сеанса восстановительного гипноза заложил основные данные в головы Ангелова и Пулатова. И именно поэтому им была присвоена шестая пенсионная категория. Этими данными интересуется, насколько я знаю, ФСБ – отдел, возглавляемый генералом Легкоступовым. Они провели большую и дорогостоящую операцию, чтобы заполучить Ангелова в свои руки. И успешно с ней не справились. В самый критический момент генералу Легкоступову приказали прекратить операцию. Следующий виток внимания к нашим офицерам: некая серьезная организация, называющая себя Структурой, решила их попросту похитить. С тем же, замечу, интересом...
– Что за Структура?
– Этого мы не знаем, этого не знает и ФСБ. Генерал Легкоступов рассказал мне, что в Структуру входят многие высокопоставленные офицеры ФСБ и, возможно, ГРУ. Здесь, в Москве, работой Структуры руководит некий Решетов. Сейчас Решетов едет на аэродром в Жуковский. Наши люди и там его встречают, и сопровождают издали на дороге. С кем он связан напрямую и кто руководит им, нам пока неизвестно. Когда вы показали мне фотографии Ангелова и Пулатова, я подумал, честно говоря, что вы, товарищ генерал, тоже входите в Структуру. Я и сейчас допускаю это процентов на пятьдесят. Но мне ничего не остается, как к вам обратиться, потому что средства нашего отдела слишком скудны.
– Спасибо за доверие, – сердито проворчал Спиридонов.
– Генерал Легкоступов обратился ко мне. На него оказали очень сильное давление изнутри ФСБ и заставили работать на Структуру. Он сейчас вылетел куда-то. Очевидно, туда же вывезли Ангелова и Пулатова. Вообще, Структура – очень могущественная негласная организация, и мы сейчас занимаемся ее разработкой совместно с генералом Легкоступовым. Он видит интерес Структуры к Ангелову и Пулатову в том же, в чем видел собственный интерес. Иначе его не стали бы привлекать так активно и даже агрессивно. Утерянные разработки Радяна волнуют многих. Думаю, это может волновать и тех людей, которых вы разыскиваете.
– Может быть... – задумчиво протянул Спиридонов. – Подготовьте мне все документы, что у вас есть по Структуре. У вас все?
– Никак нет, товарищ генерал. Последовало и продолжение, которое вынудило меня обратиться напрямую к вам, чтобы наш разговор не распространился во все стороны. Нам в ходе этой операции, при которой мы позволили захват наших двух офицеров, попал в руки простой водитель из гаража Государственной думы. Водитель, который обслуживал именно Решетова. В ходе допросов с применением спецсредств наш специалист-переводчик однозначно определил, что этот водитель по национальности голландец, высокообразованный человек, маскирующийся под малограмотного водителя, по национальности – смеси эстонца, испанца и русского. Привязка, конечно, к разыскиваемым вами людям пока чисто гипотетическая. Но все же...
– Где этот голландец? – Генерал даже встал, грозно уперев кулаки в столешницу.
– В разведцентре. Можете его забрать. Он сейчас спит в камере после укола скополамина. Владеет технологией устойчивости, и препарат не помог нам выудить достаточно полезные сведения. Мы бы применили другие средства – из арсенала военных действий, но он может вам живым понадобиться больше.
– Я сейчас же его забираю, – решил генерал. – Что касается аэродрома, во втором кабинете вам дадут связь. Я распоряжусь. Обратитесь. Капитан Яблочкин. Все?
– Так точно, товарищ генерал. – В заговорщики меня записали... Ишь ты... Идите. Что новое будет, докладывайте.
Вид у Спиридонова был грозный, но совсем не злобный. Он, похоже, понял ситуацию и не обиделся. Это давало шанс на сотрудничество.
Вид у Спиридонова был грозный, но совсем не злобный. Он, похоже, понял ситуацию и не обиделся. Это давало шанс на сотрудничество.
Но выйти из кабинета генерала полковник не успел. В кармане заверещал «сотовик». Зная, что на сотовый ему могут передать срочное сообщение, Мочилов посмотрел на Спиридонова.
– Разрешите, товарищ генерал?
– Разговаривайте.
Полковник достал трубку:
– Да. Я. Так. Так. Так. Понял. Предпримите поиск. Срочно. Всеми возможными силами.
Он посмотрел на генерала несколько растерянно.
– Что-то случилось? Это по нашему делу?
– Решетов не доехал до Жуковского. Первая наша машина ждала его уже там, вторая следовала в отдалении, чтобы объект не заметил слежку. Со второй машины видели, что на выезде из города какие-то люди подскочили к машине Решетова в тот момент, когда он стоял в дорожной пробке. Решетова увели, похоже, силой, на боковую улицу, где, очевидно, похитителей ждала другая машина. Наши люди не успели подоспеть вовремя. Водитель Решетова застрелен...
Генерал думал недолго.
– Я иду на доклад к начальнику управления. Дело, похоже, разворачивается серьезнее, чем можно было бы предположить. Пора включаться всем силам. В том числе и военной контрразведке, если уж на ФСБ положиться нельзя. Будьте на месте, возможно, начальник пожелает вас выслушать. Поставьте в известность руководителей своего отдела. Я надеюсь, будет объявлена тревога... по нашим частям. По всем нашим частям.
2
Охранники вели генерала Легкоступова шаг в шаг, пристроившись по обе стороны и на полметра сзади. Так, чтобы он их из виду не терял, но и не видел полностью, а сами они контролировали каждое его движение. Из-за этого Геннадий Рудольфович чувствовал себя неуютно. Словно арестованный. «Кто-то хорошо обучал парней, – отметил генерал. – Так обычно ходят только профессионалы».
По лестнице они поднялись на второй этаж. Один из охранников открыл своим ключом дверь в небольшой, похожий планировкой на комнату в гостинице кабинет. Но этот кабинет – явно специального назначения. Никакой мебели. В центре комнаты привинченный к полу стул, что сразу Легкоступову не понравилось – без причин стулья к полу не привинчивают. В углу маленькая серая тумбочка, тоже привинченная, как в камере для заключенных, осужденных на пожизненный срок. Стены, потолок и дверь обиты звукоизолирующим материалом. Пол высокий, до уровня порога. Очевидно, тоже со звукоизоляцией. На окне, по внутреннюю сторону обычной рамы, дополнительный стеклопакет. Видимо, вакуумный. В центре одной из стен – странного вида пульт, напоминающий что-то из техники звукорежиссера. По центру пульта, прямо против стула – миниатюрная компьютерная видеокамера. Стоит откровенно, не замаскирована.
Вот как, разговор ему предстоит заочный, догадался генерал. Вообще это совсем и не комната для бесед, опыт подсказывал, что это, скорее, комната для психологического воздействия. Члены совета, похоже, не желают раскрывать инкогнито. Едва ли у них есть манера стоять вокруг сидящего на королевский манер гостя. Сюда они не зайдут. Это слегка расстроило, потому что Геннадий Рудольфович очень рассчитывал встретить какое-то знакомое лицо, которое встречал или в коридорах своего управления, или просто видел по телевизору при трансляции политических передач. Знакомое лицо, несомненно, слегка прояснило бы ситуацию. Любая организация, ставящая перед собой политические цели, – а Структура ставит именно такие, как понял Геннадий Рудольфович из разговора с Андреем, – должна иметь знамя, вывеску. Это вовсе необязательно должна быть умная личность. Но это должна быть личность заметная, примелькавшаяся. Пусть даже на клоуна похожая, но – узнаваемая. Ею могут негласно руководить другие, предпочитающие оставаться в тени, что, впрочем, сейчас и происходит, по сути дела, со всей властью в стране. Но вывеска должна быть обязательно. Эту вывеску и хотелось увидеть в первую очередь.
– Садитесь. Скоро с вами начнут беседу, – скомандовал охранник. Этот, в отличие от Андрея, даже не прибавлял уставное «товарищ генерал». Впрочем, для охранника Легкоступов, может быть, и не был генералом. Их никто не представлял друг другу. – Постарайтесь отвечать на вопросы четко и громко. Микрофон вмонтирован в пульт перед вами. Настоятельная просьба: не задавать встречных вопросов. Если возникнет непонимание, вам даст ответ на любой допустимый вопрос закрепленный за вами сопровождающий. Ожидайте. Скоро начнется...
Текст звучит автоматически. Заучен. Следовательно, генерал не первый, кого приводят в этот кабинет. Может быть, другого такого кабинета, подходящего для ответственного разговора, просто не нашлось. И кабинет может быть использован и в других целях. В целях интенсивной обработки человека. Об этом же говорило присутствие пульта. Не сам же сидящий на стуле пультом управляет. Значит, в других условиях здесь присутствует еще кто-то, кроме охранников. Человек, работающий с техникой. Техника сложная, требующая определенных знаний и умения. Поэтому возможно присутствие и третьего человека, командующего технарем.
Так накапливалась информация, но пока она с трудом складывалась в общую картину. Но уже складывалась. Профессор-гипнотизер... Кабинет для психологической обработки... Звукоизоляция... Это соответствует одно другому. Что же предстоит пройти ему? Как его будут обрабатывать?
Легкоступов устроился поудобнее на стуле, хотя очень хотелось подойти привычно к окну и некоторое время посмотреть на улицу, сцепив руки за спиной, – привычка, помогающая ему думать. Эту привычку генерала знали все сотрудники его отдела и в такие моменты не прерывали разговора или доклада, понимая, что генерал их слушает. Знали и другую его привычку – класть ладони на столешницу, словно прилежный первоклассник. Так генерал сосредотачивался. За долгие годы у Геннадия Рудольфовича уже выработался своеобразный условный рефлекс на положение тела, и он, зная это, в нужные моменты помогал мозгу, таким образом направляя его. Сейчас же предстояло не стоять, повернувшись к окну, а сидеть посреди комнаты на не очень удобном стуле. И даже стола перед ним не было, чтобы положить на него руки. И из-за этого сосредоточиться будет сложнее.
Генерал нашел выход. Он сел прямо и ладони положил на колени. Некоторая напряженность позы все же помогла усилием воли совместить ее с привычным положением. И стал ждать. Ждать пришлось минут пять. Это утомляло уже само по себе, потому что, как известно, ждать и догонять – это самые неприятные вещи. Но терпения генералу было не занимать. И он даже не вздрогнул, когда откуда-то сверху, из звукоизоляционной обшивки потолка, раздался голос:
– Добрый день вам, Геннадий Рудольфович.
Говорил явно профессор Тихомиров. Впрочем, генерал был готов к такому и не удивился. Однако еще больше насторожился, потому что способностей профессора он опасался. Войти в трансовое состояние и остаться там беспомощным – это значит провалить свою миссию и обречь на гибель двух капитанов-спецназовцев.
– Здравствуйте, – ответил он спокойно и с достоинством, как и полагается отвечать человеку его звания и должности.
– Вас, господин генерал, должно быть, уже несколько подготовили к этому разговору...
Голос профессора лился ровно, плавно, словно ручеек журчал, и сохранял какой-то строгий определенный ритм. Настоящая ли это речь Тихомирова, сказать было трудно, потому что до этого Легкоступов слышал от профессора только несколько фраз после его освобождения.
– Мне сообщили, что такой разговор состоится.
– Поймите нас правильно: мы хотим знать, что за человека привлекаем к своей деятельности. Поэтому вопросы будут совершенно разные и не всегда следующие в логической цепочке так, как вы привыкли говорить о себе. Ответы следует давать обстоятельные, с деталями и подробностями.
То ли кошка мурлычет под рукой ласкового хозяина, то ли мать колыбельную поет грудному младенцу. Это и называется – раппорт? Совершенно очевидно, что в громкоговорителе слышится речь гипнотизера. Внушающая речь!
– Прошу меня извинить за непонимание ситуации. Или ваше непонимание моего положения. Я не напрашивался на такой разговор. Более того, я не напрашивался на поездку сюда. Все это инициатива, идущая с одной стороны. Поэтому во избежание дальнейшего непонимания давайте сразу договоримся, что я буду отвечать только тогда, когда сочту нужным, и буду говорить только то, что сочту нужным. Иного вы от меня не услышите.
Если это в самом деле идет гипнотический сеанс, то ему следует упорно сопротивляться. Разрывать раппорт... Разрывать! Сказки о всемогуществе гипнотизеров придумываются самими гипнотизерами точно так же, как сказки о могуществе мафии придумываются представителями мафии. И те, и другие пользуются этими сказками одинаково для своей же пользы.
– Вы зря пытаетесь встать в позу обиженного, – продолжал профессор тем же ласковым размеренным тоном. – Мы сюда пришли не для выяснения отношений. Сегодня вы находитесь на нашей территории. Я согласен, что вас, мягко скажем, принудили приехать. Но иначе нам было трудно найти с вами общий язык. А мы обязательно найдем его, уверяю вас, господин генерал. Чтобы прекратить споры, я предлагаю провести эксперимент. От этого вы ничего не теряете. Суть его проста. Играйте по нашим правилам хотя бы до того времени, пока вам это не надоест. Не нам, а именно вам. Как надоест, вы прекратите.