Светлана. Конкретнее?
Ольга. Что именно ты хочешь знать?
Светлана. Что произошло? Подлежащее – сказуемое! Ну!
Ольга. Я не виновата, что он оказался жадным тормозом, и меня от него тошнит.
Светлана. Раньше тебя от нас с отцом тошнило!
Ольга. Ой, только не лечи меня! От вас и сейчас тошнит, но от него сильнее. Козел на мотоцикле. Ну, серьезно, где отец? Ты же говорила, он из дому никуда не выходит – ему нельзя.
Светлана. В квартире стало опасно. Они снова звонили. Угрожали. Он уехал, спрятался…
Ольга. Куда?
Светлана. Не скажу. Тебе лучше не знать.
Ольга. Не надо было бабки у бандюков брать! Как дети, честное слово! Что теперь делать-то будете, ботаники?
Светлана. Не знаю. Может, достану денег. А ты как догадалась, что я здесь?
Ольга. Я, конечно, не такая дочь, о какой ты мечтала, но, когда надо, соображаю. Где же ты еще можешь быть в та-акой день? Конечно у тела! Вам же, совкам, обязательно надо на какую-нибудь мумию молиться…
Светлана. Замолчи! Что ты понимаешь?
Ольга. Я? Больше, чем ты думаешь. Ключи!
Незаметно появляется Черметов с изысканным букетом цветов. За ним два телохранителя. Он прикладывает палец к губам и взмахом руки отпускает охранников. Стоит, слушает объяснения матери и дочери.
Светлана (отдает ключи). На, возьми – и убирайся!
Ольга. А деньги?
Светлана. Денег нет. Ты же знаешь!
Ольга. Ни тебе родительской ласки, ни денег. Полный отстой! Может, мне тут остаться, а? У вас, я чувствую, сегодня круто будет!
Светлана. Почему?
Ольга. Та м внизу аппаратуру разгружают.
Светлана. Какую еще аппаратуру?
Черметов. Скоро узнаете!
Светлана (испуганно оборачивается). Чермет!
Черметов. Счастливые люди, живете с незапертыми дверями. А сколько нужно денег юной леди?
Ольга. А сколько пожилому джентльмену не жалко?
Черметов (оценивает Ольгу взглядом, сравнивает с матерью). Для такой красивой девушки ничего не жалко! (Протягивает купюру.)
Светлана. Виктор, не надо! Ольга, не смей брать! (Смотрит на Чермета, потом на дочь.)
Ольга. Щас! И не мечтай! (Хватает деньги, показывает матери язык и убегает.)
Черметов теперь с интересом рассматривает Светлану. Она явно смущена.
Черметов. Ну, здравствуй, Светлячок! Сколько же мы не виделись? А ты все такая же строгая!
Светлана. Здравствуй… Ты зря ей дал деньги.
Черметов. Почему?
Светлана. Ветер в голове. Живет, как вздумается. Не знаю, что с ней делать! Мы такими не были!
Черметов. А какими мы были? Ты помнишь?
Светлана. Помню…
Черметов. Хорошо помнишь?
Светлана. Чермет, может, сейчас не самое удачное время, но я хотела…
Черметов. Погоди! Успеем еще! Надо сначала со всеми поздороваться! (Во весь голос.) Это квартира героя-афганца Ивана Костромитина?!
На его крик все высыпают из «запроходной» комнаты.
Евгения Петровна. Витенька, заждались! (Обнимает его, он протягивает ей букет.)
Евгения Петровна. Ой, спасибо, родной! Я сейчас, мы сейчас… (Уходит в боковую комнату.)
Черметов смотрит на Фаликову, заслоняясь рукой, как от яркого света.
Черметов. Королева, это ты?
Анна (с тревогой). Я. А что такое? Меня трудно узнать?
Черметов. Наоборот. Ты нисколько не изменилась!
Анна (подходя к нему.) А вы, Виктор Семенович, наверное, думали, женщины в сорок лет уже старухи? В сорок женщина стоит двух двадцатилетних! Вы это знаете?
Черметов. Ну, какой я тебе «Виктор Семенович»? Зови, как раньше! Здравствуй, королева! (Обнимает ее.)
Федя. Ты, Фаликова, стоишь не двух, а трех двадцатилетних!
Черметов. А, Федя! (Пожимает ему руку.) Как жизнь?
Федя. Как в вагине у богини!
Черметов. Неплохо, надо запомнить. Что-то ты давно не возникал?
Федя. Возникал. Охрана не пустила. Недобрые они у тебя!
Черметов (с улыбкой). Ну, ничего – я им скажу. (Замечает Тяблова.) О, и батюшка тут! Отец Михаил, рад тебя видеть! Благослови чадо недостойное!
Отец Михаил. Во имя Отца и Сына и Святого Духа… (Тихо.) Вить, трубы совсем никакие. Разморожу храм по зиме, прихожане благочинному нажалуются. Снимет меня прихода. Вить, обещал же помочь!
Анна (подслушав). А у вас, я смотрю, в церкви дисциплина. Как армии!
Черметов. Если бы в армии была такая дисциплина, как в церкви, королева, мы бы жили в другой стране! Отец Михаил, не журись, в понедельник перечислю. Честное капиталистическое!
Отец Михаил. Спаси тебя Бог!
Черметов. Слушай, Миш, а давай я лучше владыке позвоню! Даст тебе нормальный приход. Я как раз новый храм достраиваю. В центре города. А?
Отец Михаил. Не стоит. У каждого свой крест. А что-то ты давно не исповедовался и к причастию не ходил?
Черметов. Зайду, зайду… (Отстраняет батюшку и вглядывается в Липовецкого, который с изумлением наблюдает за происходящим.)
Черметов. Липа, ты, что ли?
Борис. Узнал!
Черметов. Ты откуда такой?
Борис. Из Австралии.
Черметов. Хороший островок. У меня там пара гостиниц. А у тебя?
Борис. Сеть ресторанов. Газетный холдинг «Русский австралиец». Ну и еще кое-что по мелочам.
Черметов. Газетный холдинг? Значит, в пиаре соображаешь!
Борис. Оф кос! Большой опыт работы на двух континентах!
Черметов. Это хорошо! Мне сейчас нужны свои, надежные люди с таким опытом! В мэры иду.
Борис. Я вообще-то отдохнуть прилетел. Сам понимаешь: родина, релакс, ностальжия…
Черметов. Поговорим. Не обижу!
Федя (торжественно и пьяно). Внимание, господа! Кавалер ордена «Красной Звезды» гвардии сержант Иван Алексеевич Костромитин!
Все замирают. Евгения Петровна из спальни вывозит коляску с Ванечкой. На нем китель с наградами, тельняшка, голубой берет. Борис торопливо достает видеокамеру и начинает снимать. Ванечка полностью парализован и, на первый взгляд, безучастен. Однако на его лице все-таки отражаются некие тени эмоций.
Евгения Петровна (как маленькому). Вот, Ванечка, твои друзья, одноклассники! Они пришли поздравить тебя с сорокалетием. Даже Витя Черметов пришел! (Кивая на сына.) Вот, видите – улыбнулся!
Светлана. Вам показалось…
Продолжительная пауза. Все вглядываются в лицо героя. Вдруг Фаликова глупым голосом запевает: «Happy birthday to you!» Борис, продолжая снимать на камеру, подхватывает. Но все остальные на них смотрят как-то странно – и они смущенно замолкают. Липовецкий даже убирает камеру.
Черметов. Эх, Ванька, прости, что давно не был! Дела, знаешь всякие… А ты почти не изменился. Только похудел.
Светлана. И поседел.
Анна. Морщины появились.
Борис. Он постарел. А что, так ничего и нельзя было сделать?
Евгения Петровна. Ничего. Каким только врачам ни показывали. В Москве лежал. Экстрасенсы брались. Последнее им отдала. Даже в Германию возили. Спасибо Витеньке! (Целует его в плечо.) Посмотрели и отказались. Необратимые процессы. Медицина бессильна. Зато я рейхстаг увидела…
Борис. А он хоть что-то слышит или чувствует все-таки?
Евгения Петровна. Одни доктора сказали: совсем ничего. Другие считают, он вроде только на прием работает, а выразить ничего не может. Разве только улыбнется, нахмурится… Плачет иногда. От шума. Особенно на Новый год, когда петарды запускают. Но большинство докторов говорят: сознание утрачено. Одно тело осталось…
Федя. Эх, Ваня, Ваня… Был человек, а стал те-ло-век.
Светлана. Как ты сказал?
Федя. Теловек. Человек без души.
Отец Михаил. Человека без души не бывает. Господь душу дарует. Душа бессмертна.
Анна. Лучше бы тело было бессмертно.
Евгения Петровна. А я вот с Ванечкой все равно разговариваю, рассказываю, что происходит у нас во дворе, в городе, в России, ну и вообще в международном масштабе. Знаете, мне иногда кажется: все, что я сыночку говорю, прямо к Богу уходит…
Отец Михаил. А куда ж еще? Конечно, к Нему. Господь всеведущ.
Евгения Петровна. Нет, серьезно! Рассказывала я Ванечке, какой у нас губернатор хапуга. Рассказывала, рассказывала… Услышал! Губернатора нашего сняли!
Светлана. В Москву министром перевели. Если Господь всеведущ, как же он такое позволяет?
Отец Михаил. Не позволяет, а попущает. И не будем о суетном. Вспомним, зачем мы собрались!
Федя. Вот именно! Разрешите стихи прочесть!
Светлана. Федя, не надо! Слышали уже.
Черметов. Я не слышал. Читай!
Федя (встает в свою позу).
По мрачным скалам Кандагара,
Шли танки и броневики,
Ты с автоматом и гитарой
Нес свет и счастье в кишлаки…
Был август. В бой шагнул ты смело.
И пал на землю, как герой,
Приняв и в голову, и в тело
Душманских пуль смертельный рой…
(Произнеся последние строки, с достоинством смотрит на Светлану.)
Борис. Какую свободу он нес? Ты чего, Федя? Это же всё имперские амбиции…
Федя. Липа, не пыли!
Черметов. Нет, ребята, все не так было. Они в засаду попали – в ущелье. Его взрывом на камни бросило и переломало. А через пять минут наши вертушки прилетели и спасли. Мне рассказывали…
Федя. Жаль. «Душманских пуль смертельный рой» – хороший образ. Правда, Свет?
Светлана. Хороший.
Евгения Петровна. Ну, и пусть остается. Смерть должна быть красивой. Иначе зачем человек живет? Господи, если бы Ванечку тогда из отпуска не отозвали, может, и обошлось бы…
Отец Михаил. Не нам судить Промысел Божий.
Федя. Миш, давно хотел спросить: а чем Божий Промысел от попущения отличается?
Отец Михаил. Как бы тебе объяснить, сын мой… Прямо не знаю…
Федя. Да уж постарайся, отче!
Отец Михаил. Вот, например, ты большой талант, стихи сочиняешь. Это Промысел. А то, что пьешь до самоизумления, – это попущение. Понял?
Федя. Понял. Но лучше б – наоборот было.
Евгения Петровна. Ладно, богословы, давайте уж к столу!
Федя (радостно катит коляску с Ванечкой). К столу-у!..
Евгения Петровна. Не надо, Феденька! Он от шума расстраивается. Пусть лучше здесь побудет. Один.
Все уходят в «запроходную» комнату. Остается только Ванечка в кресле. Слышен сначала голос Тяблова, читающего молитву, потом звон бокалов. Шум застолья. В это время появляются два телохранителя. Они что-то проверяют, заглядывают в углы, проходят на балкон, попутно с удивлением осматривают Ванечку. Затем покидают квартиру, бессловесно объясняясь характерными для службы безопасности жестами. Тем временем выходит обиженный Федя, пошатывается, замечает удаляющихся телохранителей и грозит им пальцем. Один из охранников показывает ему кулак. Поэт устало садится у ног Ванечки.
Федя. Вань, представляешь, они сказали, что мне уже хватит! Мне!! Да я могу выпить бочку и сохранить абсолютную ясность ума. Вань, как тебе мои стихи? (Словно ждет ответа, вглядывается в лицо героя.) Хмуришься? Мне тоже не очень. Но, чтоб ты знал: даже Пушкин писал на случай, а Державин вообще был лютый конъюнктурщик. Тебе-то хорошо: сидишь там у себя внутри, а мы живем снаружи! Знаешь, как тут дерьмово? Особенно по утрам. Да, кстати, спасибо за «олимпийку». Теплая! Это правильно, Вань, что ты не пьешь. И не начинай! Хочешь спросить, почему я пью? Объясняю: у меня после первого стакана в голове такие метафоры, такие гиперболы! Маяковский отдыхает. Если бы я на первом стакане, ну, в крайнем случае, на втором, остановился, давно бы Нобелевку взял. Но не могу остановиться. Не могу! А «душманских пуль смертельный рой» – хорошо! Скажи, хорошо?! Ну, хоть улыбнись! (Вглядывается в лицо.) Спасибо! Эх, Ванька, Ванька, теловек ты мой любимый! (Целует его.) Поехали к столу. С тобой они меня не прогонят. Ты же у нас герой!
В это время раздается звонок. На шум выходят гости.
Евгения Петровна идет открывать. Федя, воспользовавшись этим, увозит Ванечку к столу.
Евгения Петровна. Кто же это еще может быть?
Входят офицер и рядовой в сопровождении двух телохранителей.
Окопов. Майор Окопов. Из военкомата. Где наш герой?
Борис. А что – на переподготовку хотите забрать?
Черметов. Майор, в чем дело?
Окопов. Хочу поздравить с заслуженным сорокалетием и вручить подарок от некоммерческого фонда «Сын Отечества».
Евгения Петровна. Мой сын не может… Он…
Окопов. Понимаю. Устал. Юбилей. Тогда прошу ему передать! Боец!
Солдат пытается передать коробку, перевитую георгиевскими лентами. Черметов кивает – телохранители забирают коробку.
Евгения Петровна. Что это?
Черметов снова кивает, телохранители осторожно открывают коробку – там протез руки.
Окопов. То, что доктор прописал! Протез правой руки. Новейшая модель. Облегченный каркас. Сенсорное управление. Современные крепления. Голландия. Родина помнит ваш подвиг!
Евгения Петровна. Нам не нужен протез правой руки.
Окопов. Минуточку! Разве ваш сын не инвалид войны?
Евгения Петровна. Инвалид. Но руки у него целы…
Окопов. Не может быть! (Заглядывает в какие-то бумаги.) Как ваша фамилия?
Евгения Петровна. Костромитин Иван.
Окопов. Виноват! В канцелярии что-то напутали! Честь имею! Боец!
Телохранители по кивку шефа возвращают напрасный дар. Солдатик укладывает протез в коробку, и все четверо уходят. Гости некоторое время стоят молча. Появляется Федя с рюмкой, которую тут же выпивает, и с коляской, в которой сидит безучастный Иван.
Федя. Это кто был?
Анна. Идиот какой-то! Протез Ванечке приносил.
Борис. Дикая страна!
Федя. Что ж ты, австралопитек, в нашу дикую страну притащился? Сидел бы в своей цивилизованной Австралии.
Борис. Соскучился. По дикости.
Светлана. Ладно тебе, Борь, перепутали – бывает! Ведь не забыли же!
Борис. Лучше б забыли!
Федя. Слушай, Липа, и за что ты так нашу Россию не любишь?
Борис. А ты любишь?
Федя. А то! Проснусь зимой среди ночи в подвале и чувствую: не могу жить без Родины. Аж, трясусь! Пошли, Борька, выпьем за Россию!
Евгения Петровна. Федя, тебе хватит!
Федя (строго). За Родину мне никогда не хватит! Ясно?
Евгения Петровна. Уж куда ясней! (Отбирает у него коляску с сыном и ставит на прежнее место.)
Все снова отправляются к столу. В последний момент Черметов задерживается, достает мобильный, набирает номер. Аня, Светлана тоже останавливаются. Дамы явно хотят поговорить с олигархом.
Черметов (в трубку). Ну что, мне тебя вместе с твоим долбаным фондом закопать?.. Ты что прислал, баран?!..Кому? Однокласснику моему, Ваньке Костромитину! (Дамы неловко переглядываются.) Час тебе даю! И не серди меня больше! (Прячет телефон и замечает одноклассниц.) При социализме, по-моему, дураков было меньше!
Светлана. Просто у них не было денег – и они не так бросались в глаза.
Черметов. Возможно. А что вы обе на меня так смотрите?
Светлана. Да нет… ничего…
Анна. А что, теперь на тебя и смотреть нельзя?
Светлана пожимает плечами и оставляет их наедине. Точнее, в присутствии безучастного Ванечки.
Черметов. Как жизнь королевская?
Анна. Нормально. А у тебя?
Черметов. Тоже нормально.
Анна. Ты, говорят, развелся?
Черметов. Да, так получилось…
Анна. Разлюбил?
Черметов. Да, очень сильно разлюбил.
Анна. Я тоже развелась.
Черметов. Что так?
Анна. Измена. Простить невозможно. Понимаешь?
Черметов. Понимаю. Дети есть?
Анна. Нет.
Черметов. А у меня парень. Володька…
Анна. Он с тобой живет?
Черметов. Нет, с матерью. Отсудила. Вижусь с ним два раза в неделю. Ну, ничего. Еще не вечер! После выборов посмотрим!
Анна. В мэры, значит, собрался?
Черметов. Да, так спокойнее.
Анна. А ничего, что ты в разводе?
Черметов. Не критично. Но и хорошего тоже мало. Конкуренты могут на этом сыграть.
Анна. А сколько лет Володеньке?
Черметов. Двенадцать.
Анна. Замечательно!
Черметов. Конным спортом увлекается.