– У меня чувство, что я сплю, – пожаловалась Марушка.
– У меня уже давно такое чувство. С тех пор, как я с отцом твоим познакомилась.
– И что? Ты сейчас всерьез все это мне говоришь?
– Да! Я всю ночь не спала. И думала, думала. Я тебе так скажу: я не исключаю. Все может быть. Нет ничего невозможного. Мы с тобой по скайпу говорим, когда ты в Австралии, а я в Мюнхене, например? Идем себе по улице и говорим, и видим друг друга. И ничего. В обморок от чуда не падаем. Да? А если бы мне в детстве про это сказали, я бы что подумала? Что это просто фантазии. Или сумасшествие такое. Ясно тебе? Все возможно! Я убедилась. Но – какая разница? Я, собственно, просто хотела тебе сообщить, что твоего папы больше нет. И все. Это то, что я знаю наверняка. Не больше. И не меньше.
Мама говорила так убежденно, что Марико поневоле с ней согласилась. Да, все возможно. Факт. Только что ей до этого? Что это изменит? Ничего.
– Его уже похоронили? – задала она наконец самый резонный вопрос.
Ей очень захотелось попрощаться с отцом.
– Да.
Мать сообщила, на каком кладбище нашел последний приют отец Марико.
– Больше я ничего не знаю, не спрашивай меня больше ни о чем, – велела она категорически. – Он ушел туда, откуда возврата нет. И мне жаль, что когда-то я с ним связалась. Хотя… Ты появилась. И ты – самая лучшая дочь на свете. Значит, и о той встрече жалеть не надо. Только не заговаривай со мной о нем, ладно?
Марушка, разумеется, согласилась.
Оставшись одна, она все думала, думала. Вспоминала встречи с отцом, собственные попытки поговорить, его ответы невпопад. Она чувствовала, что он все еще живет, пока она жива. И потому все говорила ему что-то, говорила. К утру ей даже стало казаться, что он пытается что-то сказать ей в ответ. Потом ее все-таки сморил сон. Проснулась она уже в послеобеденное время. Не успела еще подумать о том, что будет делать сегодня, как раздался звонок. Знакомый парень прилетел из Калифорнии, предлагал побродить по Праге.
– Давай побродим, – согласилась, не раздумывая, Марико.
Ей всегда было весело с этим американским парнем. Он шутил, нес всякую околесицу, но не напрягал. И всегда легко соглашался на участие в любых дурацких авантюрах.
– Слушай, Стив, пойдем на кладбище, – предложила Марико, когда они встретились.
– Ого! – восхитился приятель. – Класс! Пойдем! А чего ты решила? Ради романтики?
– Нет, – просто ответила девушка, – у меня папа умер. Совсем недавно. Родители разошлись, когда мне всего год был. Мы редко виделись, особенно в последние годы. И вот сейчас… Короче, я знаю, на каком кладбище его похоронили. Не знаю только, где именно находится его могила. Хочу найти.
Понятное дело, они отправились на кладбище! По пути Марико ответила на все вопросы своего спутника. Ну, почти на все. Про развод родителей – конечно, да. Про голема – конечно, нет.
Старинное кладбище поражало разнообразием памятников и оград, покоем и величиной.
– Ничего! Найдем, – оптимистично заявил Стив. – Я профи в кладбищенских делах. А тут наверняка до фига денег нужно, чтобы место купить. Отец-то у тебя не из бедных. Или всю жизнь только на то и копил, чтобы такую могилу себе обеспечить. У нас всех кремируют. Дешево, удобно. Такое, чтоб целиком в землю лечь, это удел избранных.
Марико промолчала, но впервые удивилась: неужели папа и правда заранее озаботился этим, подыскал себе кладбище, место на нем? Наверное, да. Кто же еще, как не он сам? Странный все-таки у нее отец!
Они пошли бездумно шататься среди могил.
– А еще у нас мода пошла, – принялся развивать тему захоронений Стив, – не просто кремировать, а потом еще и прах над океаном развеивать.
– Ну правильно, – заметила Марико, – это – дешевле не придумаешь. Никаких затрат, кроме как на крематорий.
– Ха-ха-ха! – с едкой иронией произнес ее спутник. – Ты что? Это знаешь какое дорогое удовольствие? Если все делать по закону, а у нас боятся его нарушать, потому что такой штраф заплатишь, себе дороже, так вот – по закону надо после того, как тебе всучат урну с прахом, купить место на специальном корабле. На нем собирается много скорбящих со своими урнами, венками. И все плывут, где поглубже. Музыка звучит траурная, речи произносят. А потом по очереди высыпают из урн прах своих почивших в воду. Настоящий спектакль. Трагедию разыгрывают, как в Древней Греции. И стоит это удовольствие несколько штук баксов, а ты говоришь – дешевле не придумаешь. Потом многие еще каждый год на том же корабле плавают в океан, туда, где нашел последний приют их дорогой покойник. Венки в воду кидают, разговаривают с их душами. Утешаются, в общем, кто как может. Но все равно, конечно, это подешевле обходится, чем купить местечко на таком кладбище.
Стив болтал, не умолкая ни на миг. Он вдруг вспомнил о своей тете, у которой муж болел раком, а потом, перед тем как отдать Богу душу, завещал, чтобы прах его развеяли в горах. Тоже – удовольствие не малобюджетное. Бедная женщина сгоряча, конечно же, пообещала. Ну а потом, ознакомившись с расценками, чуть не отправилась вслед за покойным мужем. Она получила на руки урну с прахом и некоторое время держала ее в гостиной на камине. Однако присутствие урны нервировало и ее, и гостей, заходивших ее проведать. Каждому гостю принималась она рассказывать о последней воле своего бедного страдальца и о том, сколько ей придется потратить, чтобы волю эту осуществить. Ряды гостей редели. В какой-то момент, словно очнувшись от страшного сна, тетушка огляделась вокруг и подвела реалистичные итоги: давненько что-то никто ее не навещал. Она пораскинула мозгами и догадалась о причине. Ей стало ясно, что гостей отгонял муж. Он был сердит на жену за то, что она до сих пор не упокоила его прах. И тогда она приняла волевое решение. Поздно ночью загрузила она урну в автомобиль, поехала к зданию городского театра, которое располагалось на невысоком холме, и высыпала прах из урны под пальму в самом начале пальмовой аллеи. Прекрасное место! Практически в горах! Муж же не обязал развеивать свой прах в высокогорье. Как он себе это представлял? Она уже немолода, чтобы начать заниматься альпинизмом. А тут – достаточно высоко, красиво, бывает многолюдно. Ночами тишина. То есть все условия. И главное – бесплатно! Всех знакомых она оповестила, что последняя воля мужа наконец исполнена. И они теперь без опаски посещали ее дом. А сама она тоже обрела покой. Иной раз приезжает, садится на травку у той самой пальмы и разговаривает с мужем, докладывает ему городские новости и как вообще она живет в своем вдовьем одиночестве. Похоже, муж доволен, потому что жизнь ее с тех пор ничем особо не осложняется.
Рассказы Стива, можно сказать, открыли девушке иную сторону жизни, с которой она, как выяснилось, совсем не была знакома. И еще. Хоть темы он затрагивал очень даже печальные, ей почему-то делалось все веселее и веселее.
Стив, как оказалось, детство провел в Европе. Во Франции он жил в доме совсем близко от кладбища. Сколько приключений он пережил на этом кладбище, не передать!
– Представь, вечерами от некоторых могил синеватое свечение исходит. Мы с ребятами думали – призраки из могил встают. Палками в это свечение тыкали, сражались с ними.
– Кошмар, – поражалась Марико.
– А недавно я книгу читал. Про мертвецов. Что сразу после смерти с ними происходит. Там пять тысяч литров газа выделяется! Ты только представь! Наверное, этот газ и светился. А мы думали – ду́хи.
– Жуть, – машинально реагировала Марико.
Она все вглядывалась в имена на могильных камнях, упрямо надеялась найти последнее пристанище отца.
Наконец Стив отвлекся от своих приятных воспоминаний.
– Слушай, а чего мы тут ходим? Тут старая часть. Давно уже никого не хоронят. Ты же должна свежую могилу искать!
– Точно! – Марушка очень обрадовалась, что взяла с собой в провожатые настоящего знатока похоронных дел.
Они быстро перешли в современную часть кладбища. Постепенно надвигался вечер. Очень выразительно запели и закопошились птицы, видимо устраиваясь на ночь. В воздухе особенно почувствовался аромат цветов, травы и земли.
– А еще мне ужасно венки нравились на могилах. Бывают такие венки – глаз не оторвать, – наслаждался памятью о счастливых детских днях Стив. – Я все мечтал маме такой венок подарить. Ждал повода. И вот – дождался. Перед днем ее рождения пошел на кладбище, нашел самый красивый, пышный, богатый венок, даже страшно подумать, сколько он мог стоить. Еле до дома дотащил. Спрятал в саду. Там еще ленты на венке были – ну просто невозможно прекрасные! Широкие, яркие! Я взял аэрозольные краски, закрасил на лентах надписи, дождался, пока подсохнет, а потом вывел: «Дорогой мамочке с любовью!» И сердечек красных налепил. Полночи не спал, все представлял, как мама будет мной гордиться, перед гостями хвастаться станет, какой роскошный презент ей сынок сделал. Утром встал раньше всех, сбегал в сад за подарком. Стучу в дверь родительской спальни: «Тук-тук-тук! Мамочка! Мамочка! Можно к тебе?» Мама радостно так отвечает: «Заходи, Стиви, милый!» Ну я и зашел! Венок больше меня был, представь! И вот – вплывает в спальню могильный венок! Красивый, конечно! Ничего не скажешь! До сих пор помню. Не венок, а произведение искусства. Я его кое-как дотянул до кровати, встал сбоку. Смотрю – родители на кровати застыли как каменные. Ну просто как в кино. Потом мама как завопит: «Что это?! Что это?!» Никогда не слышал, чтобы она так орала. А я молча ей ленту с надписью и сердечками разворачиваю: смотри, типа, как я тебя люблю! Для тебя постарался, любимая мамуля! А мама как закричит: «Выброси это немедленно! Отнеси, откуда взял! Вынеси это сейчас же из дома!» У меня прямо руки-ноги от страха отнялись. Папа встал, помог мне венок на кладбище оттащить. По дороге он очень смеялся. Советовал никогда не брать чужое. Даже если тебя никто не видит. И уж тем более – не дарить чужое любимым людям. Даже такое красивое чужое, как этот кладбищенский венок.
Марико не выдержала и расхохоталась. Но вскоре к сердцу снова подступила тоска.
На кладбище почти уже не осталось посетителей. Что будет, когда совсем стемнеет? Неужели она так и не найдет папу?
Сумерки вдохновили Стива на новые истории, теперь уже с мистическим оттенком.
– Ой, я как раз анекдот вспомнил. Слушай, – велел он, радуясь грядущей шутке. – Однажды одной женщине надо было попасть в дом, дорога к которому лежала через кладбище. Она очень боялась идти через кладбище в сумерках. Вдруг видит – мужчина стоит, приятный такой, неагрессивный, тихий. Она его и просит: «Сэр, не могли бы вы, пожалуйста, провести меня через кладбище? А то мне одной очень страшно». Он, конечно, любезно согласился и всю дорогу ее веселил, анекдоты рассказывал. Так незаметно все кладбище и прошли. Дама и говорит на прощание: «Ах, как я вам благодарна! Мне было совсем не страшно с вами! Вы такой остроумный!» – «Это что, мадам! Видели бы вы меня при жизни!»
Марушка улыбалась милой болтовне, внимательно вглядываясь в свежие холмики с деревянными табличками, на которых значились имена и совсем недавние даты погребения. Нет, нет, нет – папы среди них не было!
«Папа! – позвала она мысленно. – Папа! Укажи мне дорогу к тебе! Пожалуйста! Я же пришла! Как мне уйти, не навестив тебя?»
Она прислушивалась к себе, надеясь, что знание пути к отцу возникнет где-то в глубине ее души. Но внутри все молчало. И снаружи тоже. Стив почему-то перестал болтать. Ей казалось, что воцарилась полная тишина, даже птиц стало не слышно. Могильные холмики теперь едва виднелись. Освещение имелось только на центральных аллеях. В глубине кладбища сгустился мрак.
– Надо идти туда, к самой стене, – вдруг решила она и зашагала, уже ни на что не надеясь, в указанном ею же самой направлении.
Когда она останавливалась у очередного свежего холмика, Стив щелкал зажигалкой, они читали надпись на табличке и шли дальше. В конце концов в зажигалке закончился газ. Ну что теперь делать?
– Подожди, – сказал Стив, – еще есть надежда. У меня где-то в карманах спички были. В отеле на всякий случай прихватил. Если только не потерял по дороге. Вечно я что-то теряю.
Марушка молча ждала.
Стив порылся в карманах и действительно нашел маленький кокетливый коробок спичек.
Они берегли их, эти счастливо найденные спички, как самое главное сокровище! Но все равно – половина сломалась, даже не сумев зажечься.
– Ну все! Осталось только две! – печально провозгласил Стив.
Марушка чувствовала, что он уже совершенно не верит в то, что поиски их увенчаются успехом.
– Подожди-ка, – попросила она, – давай чуть-чуть просто так постоим.
Она снова принялась вслушиваться в тишину. И вновь ей показалось, что она ничего не слышит. Однако ей захотелось напоследок пройти еще немного по короткой узкой тропе, которая вела к двум могилам.
Стив безропотно шел за ней.
– Вот здесь, – остановилась Марико, – здесь попробуй зажечь спичку, пожалуйста.
Спичка зажглась сразу же, осветив табличку на свежем холмике. На табличке значилось имя отца и годы его жизни.
– Папа! – сказала Марико.
– У нас осталась еще одна спичка! – воскликнул Стив. – Хочешь, я зажгу?
– Нет. Не надо. Выходи на центральную аллею и жди меня там, – попросила девушка.
Главная аллея, как оказалось, была совсем близко. Если б знать, разве плутали бы они столько!
Стив послушно ушел и встал под фонарем. Хорошие ориентиры: фонарь и Стив.
Марико повернулась к отцовской могиле.
– Папа, вот я пришла к тебе, – громко сказала она.
Ей очень хотелось, чтобы он ее услышал.
– Ты мне нужен был живой, а тебя никогда рядом не было! И вот видишь, что теперь! А ведь я – твоя дочь! Я имела на тебя право!
Ей вдруг показалось, что внутри ее зазвучал голос отца:
– Ты имела на меня право. И имеешь. Я остался. Я передал себя тебе. Разве не так?
– Так, – согласилась дочь, – это так. Но ты никогда ничего мне не рассказывал. А теперь уже поздно.
– Я все тебе рассказывал, – послышался ответ. – Все рассказывал, только ты не хотела слушать.
– Ты рассказывал только о своих фантазиях. О Големе. Что тут было слушать, папа?
– Это и была моя жизнь. Вот и все. Больше мне и сказать нечего.
Марико почувствовала мучительную боль там, где, как ей казалось, помещалась ее душа.
– Кто с тобой это сделал, папа? – спросила она вслух, стараясь, чтобы голос ее не дрожал.
– Я ничего не знаю об этом. Я упал. И наступила тьма.
– Почему ты там оказался? Ночью? У реки? Ты был один?
– Я не помню.
– Ты нашел людей, чтобы сотворить голема?
– Я не помню. И это теперь не важно.
– Да. Теперь все не важно. Важно, что я тебя больше никогда не увижу. А ты мне был так нужен!
– Я теперь всегда тут. И никуда не денусь.
– Это не то, – заплакала дочь. – У меня нет воспоминаний! Мне нечего вспомнить о тебе. Почти нечего!
– Ты – мое продолжение. Ты – моя наследница. Тебе достанется моя квартира.
– Зачем мне твоя квартира? Я могла бы тебе купить десять таких квартир! – не унималась Марико.
– Она тебе нужна, потому что она – моя. Там вся моя жизнь. Там все о големе. Найди и изучи. Ты смышленая. Ты сможешь. И там – мои мысли, все, чем я жил.
– Ах, папа, папа! О чем ты сейчас!
– О том, что я с тобой.
– Да, это – да. Теперь ты со мной, верно.
– Я всю жизнь учился. И кое-что постиг.
Марушка не стала говорить, что ей жаль, что папа так и не постиг главное: как любить живых людей.
– Я люблю тебя, – сказал отец. – И кое-что могу.
Может быть, подумала Марико. Может быть, и так.
Ведь она все-таки нашла эту могилу. Кто-то ее привел именно сюда?
– Я же тебя позвал, – отозвался папа, – и ты услышала. Значит, что-то я умею.
– Я буду к тебе приходить, папа, – сказала Марушка.
– Не грусти обо мне, – велел отец.
– Я все равно грущу. Как можно не грустить? – вздохнула дочь.
– Я теперь всегда здесь.
– Да. Теперь здесь. Я буду приходить, – пообещала Марико.
– И мы много еще друг другу скажем, – отозвался из глубины ее души голос отца.
Оказывается, он все-таки научился творить чудеса. Так подумала дочь об отце. Она наклонилась и погладила мягкую землю могилы. Земля показалась ей живой, теплой.
Марико выпрямилась, помахала рукой отцу:
– Я вернусь. Покойся с миром.
Стив терпеливо ждал ее у фонаря.
– Хорошо поговорили? – с пониманием спросил он.
– Мне правда казалось, что папа отвечал мне, – словно возвращаясь из сна, поделилась Марико.
– Конечно! Еще бы не отвечал! Ты же часть его, ты его всегда услышишь.
Стив сказал то, что почудилось ей только что у могилы.
– Раньше не слышала, – удивилась девушка.
– Значит, не хотела. Не время было, понимаешь?
– Откуда ты все знаешь? – спросила Марико.
Они шли по центральной аллее к выходу. Даже слегка слышался уже вечерний городской шум.
– О! Это что! Видела бы ты меня при жизни! – выразительно произнес Стив.
– Видела, – засмеялась Марико. – И еще увижу.
– И как тебе? – Стив заглянул ей в глаза.
– Мне – отлично.
– И мне. Мне кажется, я твоему папе понравился.
– Наверное, да. Иначе спичка ни за что бы не зажглась.
И дальше они пошли в обнимку.
Жизнь продолжалась. И продолжалась хорошо, правильно.
Часть третья
Наташа, Варя и все, все, все…
Окончательное решение
Только в самолете, летевшем в Москву, Наташа, оставшись наедине со своими мыслями, испытала некое подобие ужаса. С того самого момента, как обнаружила она у мужа билеты в Прагу и все остальное-прочее, она ощущала себя как, наверное, воин на поле битвы. Ей было не до глубокомысленных размышлений и приятных воспоминаний. Она действовала, потому что видела в действии спасение.
Теперь, сидя в полупустом салоне железной птицы, она вдруг ужаснулась ледяной правде: жизнь ее сломана. Даже если бы она, например, вернулась сейчас домой и сделала вид, что ничегошеньки не случилось, внутри-то все равно осталось бы ощущение катастрофы и полной погибели. И самой себе не скажешь:
«Знаешь что, дорогуша? Тебе все просто показалось. Считай, что ты увидела дурной сон. Живи, как положено. Семья есть, муж есть – и радуйся. А все остальное забудь».
Ну нет! Как это – забудь? Не получится у нее забыть. И доверять больше не получится, и чувствовать себя защищенной, как бывает защищена маленькая девочка, когда рядом любящие родители. Или женщина рядом с верным спутником жизни. Это чувство беззащитности заставляло ее испытывать настоящую физическую боль. Она застонала, и слезы сами полились из глаз. Рядом с ней никого не было, огромное ее везение. И еще здорово, что муж вернется только на следующий день ранним утром. У нее будет время подумать и принять окончательное решение.
Решение! Как его примешь? Столько всего у них было вместе! Она вспомнила одно важное свое переживание. Как на лыжах однажды в лесу заблудились, и началась метель. Не стало видно лыжных следов и даже макушек деревьев. Такая настала тишина, что, казалось, последний рубеж уже перейден, никогда им не выбраться из этого леса. Они вышли на какую-то опушку, поле перед ними расстилалось, дерево огромное виднелось. Дуб, наверное. Это дубы любят стоять «среди долины ровныя». Они почему-то молча направились к этому дубу, утоптали лыжами снег вокруг него, встали, прислонившись к мощному стволу, и муж тогда сказал: