Шумно ступая, Прилепов поднялся по лестнице на второй этаж. Мягким шагом я последовал за ним, но только до межэтажной лестничной площадки, где в кадке росла карликовая, но с пышной кроной пальма. Я не стал прятаться за деревом, но встал так, будто был его продолжением.
Пол второго этажа находился на уровне моих глаз. Свет в холле не горел, все двери были закрыты, поэтому там было довольно сумрачно. Но Прилепова я видел, глядя на него снизу вверх. Впрочем, великаном он мне совсем не казался.
Он толкнул дверь в комнату, но та была закрыта, и ему пришлось постучаться.
Дверь открылась, и на Прилепова плеснуло светом из комнаты. И тут же послышался недовольный мычащий голос.
– Тебе чего? – спросил Гарик.
– Ты что себе позволяешь? – гневно спросил Давид Юльевич.
– А чего?
– Почему ты Ольгу обидел?
– А ты чего?.. Ты не можешь с ней… Она не моя мама!
– Ольга – всего лишь экономка.
– Надя тоже экономка. Но ты не спал с ней. Надю я люблю… А Ольга плохая. Ты спишь с ней. А так нельзя… Я на тебя очень-очень обиделся…
Я не видел Гарика, но судя по тому, как дрогнул его голос, он вот-вот мог опять расплакаться. И Прилепов-старший размяк от жалости к своему неразумному отпрыску.
– Я тебе сейчас все объясню…
Давид Юльевич зашел в комнату и плотно закрыл за собой дверь. Я не сплетник и не склочник. Я – хуже. Я – мент, взявший на прицел преступника. Плевать я хотел на семейные ценности Прилеповых. Мне нужен был Гарик, и поскольку я не располагал возможностью его взять, то по крайней мере должен был находиться в курсе семейных событий. Поэтому я и подошел к двери, за которой отец объяснялся с сыном.
Впрочем, их слов уже не было. Я слышал только всхлипы и рыдания. Как маленький ребенок, Гарик плакал на груди у отца. Казалось бы, трогательная сцена, взывающая к пониманию и жалости, но я-то знал, что за чудовище заливается горючими слезами.
– А подслушивать нехорошо, – услышал я вдруг за спиной.
В дверях соседней комнаты, у меня в тылу стоял Серега. В руках все тот же неизменный автомат. И расстояние между нами – метров пять-шесть. С такой дистанции мне до него не дотянуться. Впрочем, если бы я даже смог каким-то чудом обезоружить его, все равно попал бы в серьезный переплет. Уж я-то хорошо знал, на что способен Серега в рукопашном бою: едва-едва в свое время совладал с ним.
– Я не подслушиваю, – покачал я головой. – Просто за Давида Юльевича переживаю.
– Чего за него переживать? – недобро осклабился Серега.
– А вдруг на Гарика найдет? Ты же сам знаешь, чем это может закончиться.
– Ну, на родного отца он руку не поднимет, – сказал Серега таким тоном, будто соглашался со мной, что Гарик опасен для общества.
– А на Ольгу?
– А это меня не касается. Мое дело – Гарика охранять.
– Ты его уже охранял. В Черногайске. Ты его искал, а он человека убил.
– А мне того козла не жалко… И все равно – нашел я Гарика. С ним сюда пришел. На катере, по реке. А ты, мент, в пролете.
– Нет, я здесь.
– Если бы в седле, – презрительно скривился Серега. – А так – под хвостом… Не воняет?
– Воняет. От тебя.
– Не знаю, чего Давид Юльевич с тобой цацкается? Давно бы камень на шею и в озеро. Знаешь, какие там раки? В метр длиной. Посмотришь, как они зимуют…
– Только после вас.
– Да со мной-то все в порядке будет. Это наша земля, а ты здесь, извини, лишний. Я думаю, босс это скоро поймет… Ну, чего стоишь? Пошли!
– Куда?
– А я покажу!
Стволом автомата Серега повел в сторону лестницы. Но прежде чем направиться вслед за мной, вынул из кармана рацию, на ходу вызвал своих коллег, которые находились во дворе.
Мы спустились в холл, куда вскоре зашел косолапый громила с глубоким шрамом на щеке, пугающим своей багровостью на фоне белой кожи лица. Если бы не темные волосы и карие глаза, я бы решил, что этот парень альбинос.
Но вместе с ним, правда, с другой стороны появилась и Ольга.
– Что здесь происходит? – строго спросила она, с недовольством глядя на Серегу.
– Так это, гостя нашего в баньку отведем, там у нас подвал хороший, – похабно глянув на нее, развязно ответил тот. – Пусть немного попарится.
– Давид Юльевич распорядился?
– Ну да.
Я мог сказать, что Серега врет, но тогда могло бы показаться, будто я прячусь за женскую спину. А гордость у меня имелась.
Впрочем, от Ольги не укрылась некоторая неуверенность в голосе парня.
– А если я сейчас пойду и спрошу?
– Он там сопли Гарику вытирает, – Серега спесиво ухмыльнулся, но глаза в сторону приниженно отвел. – Там ему не до тебя…
– Не до вас, – сурово поправила его Ольга.
– Ой, да ладно, – неловко отмахнулся он.
– Не ладно! – отрезала она.
И немного подумав, спросила, нужно ей идти к Прилепову или нет.
– Говорю же, не до вас ему… – сдался Серега. И косо глянул на меня. – Этот подслушивал, о чем они там говорят. Ходит тут, шатается, в подвал его надо, не место ему здесь.
– А это Давид Юльевич пусть решает, кому место, а кому нет.
– Ну, потом выпустим, если что… Давай, пошел!
Серега ткнул меня в спину стволом автомата, но Ольга перегородила нам путь к выходу.
– А я сказала, никуда он не пойдет!
– Босс мне потом спасибо скажет.
– А если я ему скажу? – спросила она с таким видом, с каким выкладывают на стол козырную карту. – Ты знаешь, о чем я могу ему сказать.
– Ольга, ну чего вы? Я же как лучше хотел, – смутился парень. – Сами потом жалеть будете, если этот с цепи сорвется.
Он снова ткнул меня стволом автомата, но не для того, чтобы я продолжал путь. Просто хотел сделать мне больно, и это, надо сказать, ему вполне удалось. Дульный компенсатор у автомата острый, и когда он под тяжестью оружия впился в точку под правой лопаткой, мне пришлось сжать губы, чтобы сдержать стон.
– Когда Давид Юльевич скажет, тогда за ним и придешь. А пока попрошу освободить помещение!
– Ну, смотри!
Серега вспылил, но требование женщины исполнил – забрав с собой бледнолицего, вышел во двор.
– Круто вы с ним! – сказал я с поощрительно-признательной улыбкой.
– С ними по-другому нельзя, иначе на голову сядут, – снисходительно и холодно глянула на меня женщина.
– Чем-то вы напугали Серегу, – осторожно заметил я.
– Чем? – хлестко спросила Ольга.
– Что-то вы знаете о нем такое, чего не должен знать Прилепов.
– О чем это вы? – Ни одна черточка не дрогнула на ее лице, но щеки стыдливо зарумянились.
– Ну, женщина вы красивая… – польстил я.
– И что дальше?
– Серега любит красивых женщин. Однажды мы с ним даже подрались. Он приставал к моей девушке, это мне, само собой, не понравилось… Он и к вам, наверное, приставал…
– Ну что вы все время лезете не в свои дела? – окончательно смутилась и раскраснелась женщина.
– Работа у меня такая тараканья, во все щели приходится лезть. Потому что преступники по щелям прячутся.
– Какие преступники? – заламывая руки, нервно вопросила женщина.
– Ольга, давайте не будем делать из меня дурака. И вы сами не будьте дурой. Давид Юльевич знает, что его сын убил, как минимум, трех человек. И вам об этом рассказал… Можете со мной не соглашаться, но я-то знаю, что вы в курсе. И знаете, какая опасность угрожает именно вам. Гарик может зарубить вас!
– Хватит! – предобморочно закатив глаза, потребовала она.
– И Серега хорош. Он у меня на глазах человека убил, причем своего друга… И он, и Гарик – это очень опасные люди. Пока они здесь, вы не сможете жить спокойно.
– Я вас умоляю, оставьте меня в покое!
Ольга обессиленно приложила руку к груди, но это меня не остановило.
– Вы должны мне помочь.
– Я сейчас позову людей, и вас отведут в подвал.
– Что ж, пусть отводят, – кивнул я. – Но тогда вас некому будет защитить…
– Как же вы мне все надоели! – голосом, похожим на стон, протянула женщина и, разочарованно махнув на меня рукой, скрылась в своей комнате.
Но я недолго оставался в одиночестве. Сначала ко мне спустился Давид Юльевич, а потом появился Серега. Он шепнул что-то на ухо своему боссу, и тот, свирепо глянув на меня, распорядился отвести меня в подвал.
Глава 16
Мне приходилось париться в бане. Но чтобы под баней!.. Я изнывал от жары в сырой духоте подвального отсека, потолком и железобетонными стенами отгороженного от внешнего мира. Здесь не было ни окошка, ни вытяжки, воздух поступал только через щель между полом и тяжелой железной дверью, взломать которую не было никакой возможности.
И потолок здесь был таким низким, что порой казалось, будто он не стоит на месте, а с каждой минутой опускается все ниже и ниже. Но смотрел я на него не только поэтому. Лежа на кушетке, я рассматривал чьей-то небрежной рукой вычерченную схему – кривые линии образовывали контуры сооружений, заполняли их помещениями, соединенными меж собой коридорами и проходами. Более того, эти постройки соединялись меж собой жирно выделенными ходами… Видно, я был не первым узником в этом погребе, и кто-то из моих предшественников сходил от безделья с ума, фантазировал, вычерчивая эти несуразные, как мне казалось, замки. У меня и у самого от жары в голове плавились предохранители, и будь чем рисовать, я бы, пожалуй, взялся за такое бестолковое творчество. Хоть какое-то, но занятие. А так мне приходилось рассматривать схемы, мысленно бродить по коридорам, заходить в помещения, непонятно какого назначения. Видно, автор этой отсебятины и сам не знал, что и для чего нужно, иначе бы он ввел какие-то обозначения или хотя бы пронумеровал сооружения и отсеки в них…
От жары мне постоянно хотелось пить. А духота в камере была такой, что влага на стенах выступала каплями – бери да слизывай. Но вода у меня была и без того, также сюда регулярно доставляли и еду – с барского стола, но вовсе не объедки, а очень даже сытные и вкусные куски. Иногда мне виделась в этом заботливая рука Ольги. Хоть и не поддалась она на мои уговоры, но поняла, что я волнуюсь за нее. Ведь и сама она понимала, какая опасность ей угрожает…
Я заканчивал очередной обход изображенных на потолке сооружений, когда в настоящем коридоре за реальной дверью послышался топот ног и голоса. Обычно бледнолицый приносил мне воду и пищу без всякого шума. А тут столпотворение и ругань.
Все стало ясно, когда дверь открылась и в помещение втолкнули рыдающего Гарика. Появившийся вслед за ним Серега обозленно глянул на меня и кивком головы показал на выход. Заставлять упрашивать я себя не стал и быстро покинул свое узилище, уступив, как оказалось, место Гарику.
Оказавшись на свежем воздухе, я едва удержался от соблазна упасть на мягкую травку и лежать, наслаждаясь сухим, но прохладным, как мне казалось, дыханием степного ветра.
– Что стряслось? – спросил я, обращаясь к Сереге, хотя помимо него за мной следовали еще два охранника.
– Заткнись, мент поганый! Из-за тебя все! Накаркал, падла! Пристрелить бы тебя прямо здесь!
Но стрелять в меня никто не стал. Потому что я нужен был Давиду Юльевичу, который ждал меня, в своем кабинете на втором этаже. За весь путь, что проделал я под конвоем, Серега два раза очень больно ткнул меня в спину автоматом, а однажды двинул прикладом между лопаток, но мне приходилось терпеть, чтобы не усугублять и без того напряженную ситуацию. Мой час еще не наступил, хотя мне казалось, что он уже близок.
Давид Юльевич сидел в кресле, локтями упершись в стол и склонив голову. Увидев меня, он растянул губы в озлобленной ухмылке.
– Что, накаркал, мент?
– Это я уже слышал, – сказал я, кивком головы показав на Серегу, стоящего у меня за спиной. – Но так ничего и не понял.
– Уйди! – Прилепов махнул рукой, прогоняя конвой.
И когда за мной закрылась дверь, показал мне на стул перед столом.
– Спасибо, насиделся, – с угрюмой насмешкой сказал я.
Но приглашение все же принял.
– Ольги больше нет, – скривившись, как от зубной боли, изрек Прилепов.
– Совсем?
– Совсем!
– Гарик?
– Он, – обреченно кивнул Давид Юльевич.
Теперь я понимал, почему Гарика заперли в подвале вместо меня.
– Примите мои соболезнования.
– По какому поводу? – пронзительно посмотрел на меня Прилепов.
– Ну, Ольга была хорошей женщиной. Мне искренне жаль…
– А Гарик – мой сын. И он умер для меня. Разве это не прискорбно?
– Может, и прискорбно… Прискорбно, что ваш Гарик…. Но ведь он сам во всем виноват…
– Я его уговаривал, он соглашался со мной, а сегодня…
– Я могу взглянуть на труп?
– Да, пожалуй…
Мы поднялись наверх, в мансарду, где размещалась комната отдыха – бильярдный стол, барная стойка с целой батареей напитков. Ольга лежала на мягком персидском ковре…
Она лежала примерно на таком же ковре и в той же позе, что и первая известная мне жертва Гарика – Ирина. И кровь на ковре, и окровавленные волосы разметаны по лицу.
– У вас был роман с Ольгой? – спросил я у Прилепова.
– Да. Мы даже собирались пожениться. Но какое теперь это имеет значение? Этот ирод надругался над моей святыней!
– Мне очень жаль.
Ирину Гарик убил потому, что она – верней, Арина не хотела принимать его любовь. Костю он зарубил из мести. С Ольгой он свел счеты, потому что она могла выйти замуж за его отца.
– Мне тоже, – нехорошо глянув на меня, сказал Прилепов.
Он вышел из комнаты, но его место тут же занял Серега.
– Пошли! – злорадно оскалился он.
– Куда?
– В расход пора. Много знаешь, мало живешь…
Я и хотел бы позвать Давида Юльевича. Может, Серега не так все понял. Но гордость не позволила мне громко крикнуть, что могло быть расценено как мольба о помощи.
Но Прилепов появился сам.
– Да, Иван, забыл сказать. Мы решили от тебя избавиться, – как о чем-то будничном сообщил он. – Поверь, так и тебе будет легче, и мне.
– И вам совсем неинтересно знать правду? – спросил я, чтобы заинтриговать человека, от которого зависела моя жизнь.
– Мы все знаем правду. И ты, Иван, ее знаешь, и мы… Гарик умственно нездоров и действительно очень опасен для общества. Но он мой сын, и я не хочу, чтобы он попал в руки закона. Я накажу его сам, по своему усмотрению. Поверь, мало ему не покажется… Ну а тебя отсюда я выпустить не могу. Сам должен понимать, почему…
– И все-таки вы должны знать, что в смерти Ольги виноват не только Гарик.
Я заметил, как у Сереги дернулась щека.
– В ее смерти виноват и я, – кивнул Прилепов. – Должен был уберечь ее, но не смог… Ольга наводила порядок в мансарде, Гарик ворвался к ней, закрыл за собой дверь…
– Ольга могла кричать. Неужели никто не слышал, как она кричала?
– Я ничего не слышал, – качнул головой Серега.
– А ты находился в доме в тот момент?
– Да.
– Где?
– А какая тебе разница?
– Сергей, ну зачем ты так грубо с человеком? – пожурил своего подчиненного Прилепов. – Он, между прочим, из уголовного розыска.
– А ты – преступник! – добавил я с гордо поднятой головой.
– Если Давид Юльевич признает меня преступником, тогда я и буду преступником. А так – я выполнял его инструкцию…
– То есть Давид Юльевич хотел избавиться от Ольги?
– При чем здесь Ольга? – окрысился Серега. – Я про Юрку говорю!
– Да, но приставал-то ты к Ольге.
– Я приставал к Ольге?! Ты что, хрен огородный, травы нанюхался?
– Ты приставал к Ольге. А она обещала пожаловаться Давиду Юльевичу.
– Не, ну вы посмотрите на него! – в растерянности воззвал к своему боссу парень. – Валит с больной головы на здоровую!
– А может, ты, в самом деле, к ней приставал? – сквозь хищный прищур посмотрел на него Прилепов.
– Я?! Да вы что, Давид Юльевич! Как я мог? Да и кому вы верите? Его ж хлебом не корми, дай только наклепать на меня!
– Что скажешь, мент? – так же хищно посмотрел на меня Прилепов.
– Я скажу, что Гарик у вас пластилиновый. Сила есть, а ума нет. Вот и лепят из него… Сначала Костя использовал его в своих целях. Костя Северьянов. Он натравил Гарика на девушку, которую любил и ненавидел… И Гарик убил Ирину… А сегодня Гарик снова стал жертвой. Сергей боялся, что тайное станет явным, и вы, Давид Юльевич, накажете его за то, что он приставал к Ольге. Она мешала ему, он должен был от нее избавиться, но сам убить побоялся. Тогда он натравил Гарика. Так же как и Костя, вылепил из него кровожадного убийцу…
Ничто не звучит так складно и правдоподобно, как самая откровенная ложь. И хотя в действительности все могло быть в точности так, как я говорил, все равно я чувствовал себя обманщиком. Хотя бы потому, что меня совершенно не трогали за живое оправдательные мотивы в поведении Гарика.
Но как эти мотивы зазвучали в душе у Прилепова! Ведь он обожал своего сына и готов был простить ему все, что угодно. А тут оказывается, что Гарик и не виновен вовсе.
– А ведь я видел, как ты смотрел на мою Ольгу! – в обличительном порыве надвинулся он на Серегу.
– Давид Юльевич, вы чего! – отступая ко мне, потерянно протянул парень.
– И в доме ты был, когда Гарик ее убивал.
– Ну кому вы верите!
Серега обернулся ко мне, но не учел, что расстояние между нами опасно сократилось. Опасно для него.
Вот когда мне пригодилось благородство, которое Прилепов проявил к моей скромной персоне. Из уважения к гостю, он не побоялся закрыть меня в подвале на три дня. Но постыдился заковать меня в наручники. И сейчас мои руки были свободны. Левой я схватил автомат за ствол, а правой, костяшками пальцев рубанул Серегу в кадык. Я бил от всей души, поэтому такой удар парень выдержать не смог. Бесчувственно или даже бездыханно он рухнул на пол, а его автомат остался у меня в руках. Разумеется, я направил его на Прилепова.
– Спокойно, Давид Юльевич, спокойно.
Я передернул затвор автомата и увидел, как, кувыркаясь, на пол падает патрон. Значит, оружие изначально было готово к стрельбе. Ну а теперь тем более…
Не снимая Прилепова с прицела, я присел на корточки, двумя пальцами нащупал вену на шее Сереги. Мертвый штиль. Мертвый в прямом смысле этого слова…
Не хотел я убивать Серегу. Вернее, не было у меня таких намерений. И удар я наносил с расчетом лишь временно вывести противника из игры, но, как порой случается, хотел одно, а вышло другое. Вот если бы я изначально хотел его гибели, то, пожалуй, не смог бы достигнуть своей цели, тогда бы парень остался жив… Впрочем, раз уж так вышло, его смерть меня вполне устраивала. Ведь, по идее, я должен был доставить его в Черногайск, но, как говорится, чем меньше дыма, тем легче для глаз. Возни меньше будет.